Сколько женщин положено иметь мужчине?

 

Известно, что любой состоятельный мужчина на Ближнем и Среднем Востоке мог иметь несколько жен – это было знаком его благосостояния. Для того чтобы позволить себе такую роскошь, он должен был только обеспечить каждой жене собственный дом, или хотя бы отдельный этаж, или, по меньшей мере, свой особый очаг.

 

^{Летний императорский дворец – летняя резиденция императоров Цинской династии на окраине Пекина}

 

Гомер называл многоженство восточным обычаем. У греческих царей и героев было лишь по одной жене, но у Приама, царя малоазийской Трои, было множество жен, хотя его главная жена Гекуба не чувствовала себя при этом ущемленной:

 

Пятьдесят сыновей я имел при нашествии Рати ахейской,

Их девятнадцать от матери было единой;

Прочих родили другие любезные жены в чертогах.

 

(Перевод Н. Гнедича)

Царь Соломон (Х в. до н. э.) имел, по приданию, от трехсот до тысячи жен родом из разных стран, среди них была и египетская царевна, взятая, впрочем, лишь по политическим мотивам. Когда этот царь заключал союз с какой‑либо соседней страной, он брал в жены дочь соответствующего царя. Каждая из жен‑цариц имела собственный дом. Как следует из исторических материалов, такой дом существенно отличался от «классического» восточного гарема, тип которого сложился лишь позднее в Персии.

Ислам ограничил количество жен: их у мужчины могло быть не более четырех. «Ваши жены – нива для вас, ходите на вашу ниву, когда пожелаете, и уготовывайте для самих себя», – говорится в Коране. Хотя сам пророк Магомет этих ограничений не соблюдал – у него было девять жен. А как с этим обстояло дело в Поднебесной?

По преданиям, сын прародителя китайской цивилизации Желтого Владыки имел одну официальную супругу и трех наложниц. Наличие у правителя Древнего Китая четырех жен было (как и в странах исламского мира) нормой дворцовой жизни. Как отмечает российский китаист В. Малявин, четыре жены императора символизировали, по мысли придворных книжников, четыре стороны света и четыре времени года, а вместе с Сыном Неба они составляли священное число пять: пять стихий, пять цветов, пять вкусовых ощущений и т. д. «С этой точки зрения, – отмечает В. Малявин, – императорский гарем являл собой прообраз универсума. Согласно более позднему и более экстравагантному разъяснению, императорская семья должна напоминать чайный сервиз, где одному чайнику сопутствуют несколько чашек». Впрочем, по данным китайского историка Ван Япина, мудрый царь Шунь имел только трех жен, а трижды три образуют девятку – пик мужской силы ян.

 

^{Девушка в саду. Художник Сюй Пэн Лянь}

 

Число же императорских жен при династии Ся должно было составлять 12 (тройка, взятая четыре раза). При династиях Шан‑Инь государю были приданы еще 27 (то есть трижды девять) наложниц, так что теперь император обладал 39 женами и наложницами. Такое число объяснялось еще и тем соображением, что женский век заканчивается в сорок лет. При династии Чжоу число обитательниц императорского гарема возросло уже до 120. Наконец, более‑менее окончательный вид организация императорского гарема приобрела при династии Тан.

Женщины и девушки, живущие во дворце Сына Неба, составляли две категории: жены, наложницы и дворцовые служащие. Все женщины императорского дворца разделялись на несколько разрядов. В разные эпохи их число менялось. При династии Цинь (221–207 гг. до н. э.) их было 7 рангов. Ко времени правления императора Юань‑ди (48–32 гг. до н. э.), по данным российского историка Р. Вяткина, насчитывалось 14 категорий наложниц. Поэт Цюй Юань (340–278 до н. э.) в «Призывании души» писал:

 

Шестнадцать молодых служанок

Придут, чтоб угождать тебе,

Наскучат – замени другими, –

Немало есть невинных дев,

Подобных тем, которых иньский

Когда‑то Чжоу Синь любил!

 

(Перевод Н. Т. Федоренко)

В позднеханьский период, по данным С. В. Волкова, для наложниц было установлено только четыре ранга.

А вот какую градацию жен и наложниц приводит историк Ван Япин. Главной среди женщин во дворце была императрица, или главная жена Сына Неба (хуань хоу), далее шли четыре дополнительные «жены» (фу жэнь) – каждая из них имела особый титул: драгоценной (гуйфэй), добродетельной (шуфэй), нравственной (дэфэй) и талантливой (сяньфэй) наложницы.

 

 

По данным трактата «Ли Ци» или других авторов, было также три дамы‑фаворитки, занимавшие первую высшую ступень, девять «старших наложниц» или «конкубинок» (цзю бинь), занимавших вторую ступень; 27 «младших наложниц» (шифу), которые, в свою очередь, делились на: девять цзе юй (фрейлин), девять мэй жэнь (красавиц) и девять цай жэнь (талантов), занимавших третью, четвертую и пятую ступень, еще 81 так называемая «гаремная девушка» (юй ци). Они также делились на три категории: 27 девушек бао линь (драгоценный лес), 27 – юй нюй (императорские женщины) и 27 – сай нюй (женщины‑сборщицы), составляя шестую, седьмую и восьмую ступени.

При последней династии Цин, по данным российского историка О. Непомнина, наложницы императора делились следующим образом: хуангуйфэй – наложница первого ранга, гуй‑фэй – второго ранга, фэй – третьего, бинь – четвертого, гуй‑жэнь – пятого, даинь – старшая фрейлина, чанцзай – младшая фрейлина, наконец, прислужницы – шинюй.

Согласно числовой символике, нечетные числа, кратные 3, символизируя положительные силы природы, мужское начало и мужскую потенцию, были строго регламентированы. Четные числа символизировали женское (отрицательное) начало и женское плодородие. Число три является первым нечетным после единицы: оно означает мощную мужскую потенцию. Девятка – это три раза по три, что означает изобилие. Если перемножить эти числа, получится соответственно 27 и 81.

По некоторым материалам сунского времени, император должен был официально иметь двенадцать жен и наложниц, по числу месяцев в году (три жены и девять наложниц); князьям положено было девять женщин (одна жена и восемь наложниц), а крупным чиновникам – одна жена и две наложницы.

 

 

Помимо вышеперечисленных наложниц во дворце Сына Неба еще имелись нюй гун (дворцовые девушки), которые стояли на последней ступени, и гун нюй (дворцовые служанки), которые были за пределами всех ступеней и являлись самыми низшими существами во дворце. В XV в. многие женские функции взяли на себя евнухи, и осталась только одна непосредственная обязанность дворцовых служанок – служба одежды (шанфучжу ).

Однако, несмотря на строгое подчинение в организации дворцовой жизни определенным числам, в гареме могло быть и больше женщин. Как утверждают китайские авторы Дянь Дэнго и Ван Япин, в период династий Тан (618–907 гг.) и Мин (1368–1644 гг.) во дворцах императора было больше всего наложниц – цифра их доходила до 40 тысяч человек и более. Известно, что император Сюань‑цзун (712–756), отличавшийся крайним любвеобилием и подпавший уже в шестидесятилетнем возрасте под чары молодой и очаровательной наложницы собственного сына, Ян Гуйфэй, держал в своих дворцах около 40 тысяч женщин.

На основе исторических материалов Ван Япин приводит такие данные по количеству женщин во дворцах Сына Неба в разные исторические эпохи. Во дворцах Цинь Шихуана (246–210 гг. до н. э.) их насчитывалось 10 тысяч, У‑ди ханьского (140–87 гг. до н. э.) – 20 тысяч, У‑ди цзиньского (265–290) – 15 тысяч, Ян‑ди суйского (605–617) – несколько десятков тысяч, и, как мы уже упоминали, у Сюань‑цзуна в танское время – около 40 тысяч женщин.

Во времена других династий в Китае, по данным Дянь Дэн‑го, количество наложниц было значительно меньшим. Например, у императора Гуансюя последней династии Цин было всего две наложницы.

Жен и наложниц во дворце обслуживали евнухи и женщины‑служанки. Количество тех и других в разные периоды варьировалось. Так, в последнюю половину династии Цин, по данным Дянь Дэнго, у вдовствующей императрицы было 12 служанок, у императрицы – 10, у наложниц первой категории – 8, второй – 6, третьей – 4, у обычных наложниц – 3 служанки.

 

^{Китайская свадьба. Художник Ф. Буше}

 

Правом иметь наложниц в древнем Китае, кроме Сына Неба, обладали также князья императорской крови. Однако постепенно мужчины с достатком, имевшие возможность обеспечить содержание наложниц, стали брать их в свой дом. При династии Хань даже мужчины среднего достатка могли позволить себе содержать наложниц. Они нередко выкупали понравившихся им девушек из публичных домов, и этот обычай сохранялся на протяжении последующих династий.

В танское время, да и позже, как считает известный российский историк А. А. Бокшанин, вплоть до ХVI века, число наложниц не лимитировалось. Брак с наложницей в те годы оформлялся официально. Наложниц или «брали в жены» (цюй ), или «покупали» (май ). «Когда вступают в брак с наложницей, то следует оформлять контракт, – говорилось в танских уложениях. – Если покупают наложницу и не знают ее фамилии, последнюю следует определять посредством гадания». Запрещалось брать в наложницы бывших наложниц родственников старших поколений, а также женщин, носящих одинаковую с будущим мужем фамилию.

«Всем мужчинам разрешается иметь наложниц, – писал знаменитый миссионер Маттео Риччи, побывав в Китае. – И здесь ни социальное положение, ни состоятельность не принимаются во внимание, единственным условием являются исключительно женские прелести. Наложницу можно купить за сто золотых. А иногда и того меньше. Среди низших сословий женщин продают и покупают за серебро и делают это столь часто, как мужчина того пожелает».

 

^{На территории императорского дворца Гугун}

 

В танское время, по данным В. М. Рыбакова, было 8 рангов наложниц. Владыке полагалось четыре наложницы 1‑го ранга. Они назывались: драгоценная почтенная подруга (гуйфэй), благая почтенная подруга (хуйфэй), прекрасная почтенная подруга (лифэй) и изящная почтенная подруга (хуафэй). Наложниц рангом ниже называли «образцами» (и), их было шесть: образец чистоты (шуи) образец добродетели (дэи), образец достоинства (сяньи), образец кротости (шуньи), образец прелести (ваньи) и образец благоухания (фанъи). Эти наложницы обязаны были наставлять наложниц более низких рангов в четырех добродетелях: добропорядочности, искусстве поддерживать разговор, умении выглядеть прекрасной и трудолюбии. Наложницы третьего ранга назывались «красавицами», их было четыре. Они должны были руководить имеющим чиновничьи ранги придворными дамами (нюйгуань) при устроении жертвенных церемоний, а также ведали делами, связанными с приемом гостей.

Наложниц 4‑го ранга полагалось семь, и именовались они «талантами» (цайжэнь). Они отвечали за содержание в порядке личных покоев императрицы.

Наложниц 6‑го ранга было 27, они именовались «лес драгоценностей» (баолинь) , наложниц 7‑го ранга было также 27, они назывались «державными девами» (юйнюй), наложницы 8‑го разряда именовались «отборными девами» (цайнюй).

В «Законах великой династии Мин» было строго расписано – кому, в зависимости от ранга, и сколько полагается наложниц. «Наложниц для находящихся в различных местах цинь‑ванов (родственников царственной фамилии – В. У. ) разрешается по подаче доклада императору выбирать один раз, самое большое 10 человек, – говорилось в документе. – Старшим сыновьям… по достижении после женитьбы 25 лет, если их жены не родили сыновей, разрешается выбрать двух наложниц. Впоследствии, если родится сын, независимо, от жены или наложницы, ограничиться двумя наложницами. Если и по достижении 30 лет не родится сын, то только тогда разрешается взять всех четырех наложниц.

 

^{„Есть цена у золота, а нефрит – бесценен“. Китайская поговорка}

 

Старшим сыновьям цзюнь‑ванов, а также цзянцзюням и чжунвэям, достигшим после женитьбы 30 лет, если их жены не родили сыновей, разрешается выбрать одну наложницу. Впоследствии, если родится сын, независимо, от жены или наложницы, ограничиться одной наложницей. Если и по достижении 35 лет не родится сын, то только тогда старшим сыновьям цзюнь‑ванов и цзянцзюням разрешается взять всех трех наложниц, чжунвэям – двух наложниц.

Простолюдинам сорока лет и старше, не имеющим сыновей, разрешается выбрать и взять одну наложницу».

У китайцев в обиходе существовало такое выражение: «Хорошая жена сумеет подобрать мужу хороших наложниц».

Но иногда жены противились тому, чтобы муж брал наложнцу. Примером может быть выдающийся поэт ханьского Китая Сыма Сянчжу (179–117 гг. до н. э.). Он происходил из аристократического, но обедневшего рода в Чэнду (современная провинции Сычуань), с малых лет «любил учиться и фехтовать». Его биография – пожалуй, единственная в древнем Китае, в которой сохранилась не только официальная сторона, но и житейская, интимная – история его любви и женитьбы. Романтическая история произошла в период между очередным падением и взлетом в его карьере. После смерти лянского князя поэту пришлось расстаться с близким ему кружком единомышленников, который был собран этим правителем‑меценатом, любившим стихи, и отправиться на родину. Здесь он оказался в крайне бедственном положении, но все же нашел себе покровителя – начальника уезда, который пригласил Сянчжу к себе и вместе с ним ездил в гости к именитым людям.

 

 

Так, однажды Сыма Сянчжу попал на пир к известному богачу, у которого была рано овдовевшая дочь Чжо Вэньцзюнь. Красота этой юной затворницы при случайной встрече вдохновила поэта, и он стал импровизировать, аккомпанируя себе на цине , вложив в песню свое душевное чувство к ней. От этой песни пошел жанр тяоцинь , сходный с испанской серенадой. Изысканная внешность, манеры придворного, его зажигательная песня очаровали Чжо Вэньцзюнь, и она бежала с поэтом из отцовского дома. Отец же в гневе пообещал убить ее и «не дать ей ни гроша». Жизнь «в четырех голых стенах» в родном доме Сыма Сянчжу заставила Чжо Вэньцзюнь пойти на хитрость. Супруги вернулись в Линьцюн, продали коня и колесницу поэта и открыли на эти деньги кабачок. Чжо стала хозяйничать у жаровни, а Сыма Сянчжу в одной набедренной повязке, словно раб, мыл посуду. От такого позора отец Чжо не смел «показаться на улицу» и в конце концов, чтобы не «потерять лицо», вынужден был дать дочери в приданое «сто рабов и миллион монет». А когда Сыма Сянчжу стал сановником, «выделил ей в наследство долю, равную с сыновьями».

Однако эта любовь поэта не была последней. Уже стариком он захотел взять себе наложницу и, как полагалось, сообщил об этом своей первой жене. По обычаю, Чжо Вэнь‑цзюнь не имела права возражать против новой женитьбы мужа. Однако она это сделала, презрев все устои, как свидетельствовала сложенная ею песня «Плач о сединах».

 

Словно в облачке луна – светла,

Словно шапка снежная – бела…

Раз вы тайной мыслью смущены,

Значит, разлучиться мы должны.

В брачных чашах есть еще вино,

Но уйти от вас мне суждено.

Я пойду, куда ведет поток,

Уносящий воды на восток.

Стынет сердце, стынет, как мороз.

Шла я замуж без обрядных слез

И мечтала, что одной душой

Доживем до головы седой.

 

(Перевод С. Торопцева)

Чжо Вэньцзюнь напомнила мужу, что выбрали они друг друга сами, не через сватов, и потому должны вместе пройти всю жизнь. Она объявила изменой желание Сыма Сянжу ввести в семью еще одну жену. Мириться с соперницей она не хотела и заявила, что их пути разойдутся так же, как речной поток делится на два рукава. И такова была сила ее убеждения, что Сыма Сянчжу отказался от наложницы.

 

^{Резьба китайских мастеров. Слоновая кость}

 

Все бездетные мужья, даже простолюдины, имели официально право взять себе наложницу. Вот как происходило такого рода бракосочетание, по воспоминаниям современников: «В самый день брака с нею муж вместе с законной женой испрашивают благословения от умерших предков, выставляя причиною этого брака продолжение своего рода. Затем муж и жена занимают почетные места в одной из зал своего дома и приказывают наложнице сделать им должные коленопреклонения. Потом муж вместе с наложницей пьет сочетальную чашу и назначает ей имя, которым должны называть ее все остальные члены дома».

Если муж брал в свой дом наложницу и жена к ней хорошо относилась, то и муж относился к такой наложнице с большим уважением.

Мужчина брал себе наложниц, согласуясь не только со своим желанием, но и со своим карманом. В небогатых семьях все наложницы жили в одном доме, сидели за одним столом. Они исполняли всю домашнюю работу, готовили пищу, мыли посуду, словом, вели домашнее хозяйство.

При этом замужней женщине, сколько бы у ее мужа не было жен, предписывалась строжайшая верность супругу. «Идеальная женщина должна быть благорасположена к другим женщинам, которых может взять в свой дом ее повелитель, сама же она может выйти замуж лишь однажды», – говорится в конфуцианском трактате «Нюйцзе» («Идеальная женщина»).

 

^{Розовые лотосы. Китайская вышивка}

 

Некоторые считают, что китайские женщины не очень ревнивы. Но это не так. Их ревность обострялась по мере развития конкубината. Ревность стала одним из немногих способов их самозащиты. Ревнивая женщина могла только благодаря силе своей сексуальности заставить мужа отказаться от намерения завести наложницу. Чиновники‑подкаблучники частенько появлялись в присутственном месте с синяками на лице, что заставило одного из императоров даже издать специальный указ о наказании ревнивых жен. Известна одна история. Некто по имени Лю Боюй часто любил читать вслух древнюю «Оду о фее реки Ло» (ода написана поэтом Цао Чжи (192–232), поэт воспевает божественную красавицу‑фею, у которой явственно проступают черты земной женщины). Однажды он со вздохом произнес так, чтобы его услышала жена: «Какая красавица, вот бы ее в жены!». Жена ему парировала: «Почему ты восхваляешь фею реки Ло и пренебрегаешь мной? Когда я умру, я стану духом воды». В ту же ночь она утопилась в реке. Через неделю жена появилась перед Лю Боюем во сне и сказала: «Ты хотел жениться на фее, теперь я фея». Всю оставшуюся жизнь Лю не осмеливался перебраться через реку. Каждый раз, когда женщины переправлялись через реку на пароме, который назывался «Паром ревнивой жены» (в Шаньдуне), они прятали или укрывали свои красивые одежды и уродовали гримом лицо, чтобы не разыгралась буря. Если женщина была некрасивой, богиня реки ее не ревновала. Женщины, которые перебирались через реку, не вызывая бури, наверняка считали себя уродливыми.

 

«Личные танцовщицы» нюйюэ

 

Помимо гаремов у князей и высокопоставленных чиновников еще издревле, в эпоху Чжоу, имелись собственные труппы из нюйюэ – обученных танцам и музыке девушек, которые показывали перед гостями свое искусство во время официальных банкетов, трапез и частных пирушек. Эти нюйюэ («нюй» – женщина, девица) вступали в беспорядочные сексуальные отношения не только со своим хозяином, но и его свитой и гостями. Как свидетельствуют китайские хроники, они часто переходили из рук в руки, их продавали и перепродавали или просто преподносили в виде подарка.

Дарить красивых танцовщиц стало нормой дипломатического этикета при княжеских дворах. Известно, что в 515 г. до н. э. один вовлеченный в тяжбу крупный чиновник предложил судье в качестве взятки труппу таких девушек. Как считает Роберт ван Гулик, нюйюэ явились предшественницами «официальных проституток» (гуаньцзи).

 

^{Мраморный раскрашенный рельеф из гробницы Ван Чучжи. На рельефе представлен придворный ансамбль из 12 музыкантов. Все музыканты – дамы}

 

Наличие подобных трупп танцовщиц и певичек считалось определенным показателем социального статуса их хозяина. Однако со временем изменившаяся ситуация в обществе привела к тому, что только правящие семейства могли позволить себе иметь частные труппы, хотя публичные дома предоставляли профессионалок, умеющих петь и танцевать, всем, кто был в состоянии за это заплатить.

Старые привычки сохранились, а может быть, возродились и в средневековом Китае. Так, в танское время стало считаться правилом хорошего тона, чтобы у каждого процветающего чиновника или писателя, наряду с женами и наложницами, всегда имелись одна или несколько танцовщиц. В то время как жены и наложницы оставались дома, эти девушки сопровождали его повсюду, чтобы украшать и оживлять вечеринки, танцуя, исполняя песни и стихи, подавая вино и поддерживая светскую беседу. У знаменитого поэта Ли Тайбо было две подруги, а у Бо Цзюйи в разные периоды его жизни имелось по несколько девушек. Может быть, как раз об одной из них он сочинил это стихотворение.

 

Цветок не цветок,

Туман не туман,

В полночь пришла, исчезла с рассветом.

Как сон весенний, пришла… И вдруг

Легким облачком поутру

Сокрылась бесследно где‑то…

 

(Перевод М. Басманова)

И даже строгому конфуцианскому ученому Хань Юю (768–824) не претило содержать танцовщицу, которая являлась его бессменной спутницей. Сохранилось множество стихотворений, в которых описываются пирушки с друзьями, где присутствовали танцовщицы (сицзи ).

 

^{О, хризантема, осени цветок…}

 

Многие поэты и писатели эпохи Тан были не прочь переспать с молоденькими девушками вдали от дома и семьи. Это красочно описано Ли Бо в одном из стихотворений.

 

Попивая вино у горной тропы,

Приветственно махнул рукой всаднице,

Обворожительной девчонке,

Ей едва ли минуло пятнадцать.

«Выпить хочешь?» – спросил,

И она спешилась и подошла,

Обворожительная девчонка,

Ей едва ли минуло пятнадцать.

Посадил на колени, захмелел от ее взгляда,

И она, опьянев, согласилась отдаться.

О, утро у горной тропы

И вино, прогретое солнцем

И неистовый жар объятий

Обворожительной девчонки,

Ей едва ли минуло пятнадцать.

 

(Перевод Ю. Сорокина)

Если на танцовщицах женились, то они обязаны были, разумеется, забыть о своей прежней жизни и развлечениях, во всем подчиняясь своему мужу, храня ему верность и преданность. Не всегда эти перемены было легко переносить. В одном из стихотворений того времени описывается глубокая печаль девушки из публичного дома, которую богатый ловелас взял к себе в наложницы, а потом бросил.

 

Зеленеет трава на берегу речном,

Заполнили сад густые ивы.

Молодая хозяйка сидит пред окном,

Танцовщица.

Она на диво красива.

Нежны ее щеки в румянах и пудре,

Тонки и длинны пальцы прелестных рук.

Когда‑то ее называли гулящей и распутной,

Теперь она замужем, хотя гуляка‑супруг

Как уйдет – так на целую вечность.

Тяжело ожидать и хранить ему верность.

 

(Перевод Ю. Сорокина)

^{Из глубины веков дошло до нас прекрасное китайское искусство вырезания узоров из бумаги «цзяньчжи»}

 

С древних времен в Китае военным чиновникам часто приходилось длительно отсутствовать, занимая временные должности в разных провинциальных центрах или в приграничных с Поднебесной районах. У большинства из них не было средств (да, видимо, и желания), чтобы забрать с собой всех жен и свою семью, и обычно их оставляли дома под присмотром главной жены, а с собой брали только одну или двух «походных» наложниц, как правило, наиболее артистичных. Подобная практика сохранялась и в последующие века. Это часто являлось причиной острых конфликтов, которые описываются в романах танской, сунской и более поздних эпох.

В последние годы существования Маньчжурской империи, когда правительство, предпринимая попытки модернизации страны, пыталось организовать современную дипломатическую службу, послам и представителям за границей полагалось иметь при себе жен, но старомодные главные жены высокопоставленных китайских чиновников не знали иностранных языков и были совершенно не подготовлены к западному образу жизни; то же касалось дополнительных жен и наложниц. Поэтому многие китайские дипломаты того времени в отчаянии направлялись в портовые города, где выбирали себе певичку, знакомую с западными манерами, чтобы потом взять ее в качестве особой наложницы в иностранную столицу и представить ее там как единственную законную супругу.

 

^{Любовная сцена}

 

«Смотрины» будущих наложниц

 

Состав гарема Сына Неба регулярно обновлялся, чтобы во дворце появлялись новые молоденькие наложницы. Для этого раз в несколько лет устраивались специальные «смотрины».

В древности смена женщин во дворце происходила один раз в 10 лет. Позже, во времена династии Цин, каждые три года сменялось больше половины жительниц гарема.

«Смотрины» происходили в несколько туров. Так, в 1599 г. император послал специальных людей по всей стране отобрать лучших претенденток. Как пишет Ван Япин, были отобраны и привезены в столицу 5 тысяч красивых девушек. После первых туров осталось около тысячи, которых и доставили во дворец Сына Неба.

В заключительных «смотринах» обычно участвовал сам император, его мать и ближайшее окружение. Более сотни конкурсанток выстраивались перед очами Сына Неба. Он отбирал из претенденток несколько десятков лучших, которые оставались во дворце.

 

О, несравненная красота изысканных дев дворца!..

В них обаяние, сладость в них!

Пудра нравится и сурьма – черных бровей черта…

Строен, и статен, и тонок стан, –

Так миловидны черты лица, грация так проста!

В платье коротком летом она, – тонкого шелка ткань,

Тело чуть светится сквозь шелка, а сквозь него – луна…

Танец взвивает края одежд, – благоуханный ток,

Зубы в улыбке ее сверкнут, поступь ее легка!

Полуоткрыла она уста и взор устремила вдаль…

Душу захочешь отдать ей в дар – если душа чиста!

 

(Перевод А. Адалис)

^{Китайские дамы}

 

Так писал о девушках императорского дворца знаменитый поэт Сыма Сянчжу.

«Смотрины» кандидаток в наложницы обычно устраивали императрицы‑матери в Императорском саду Юйхуаюань Запретного города. В одном из дворцов комплекса – дворце Куньнингун (Земного спокойствия) были устроены жилые покои императрицы. Кстати, в Куньнигуне в 1644 г. при штурме Пекина крестьянской повстанческой армией совершила самоубийство императрица Чжоу, не пожелавшая попасть в плен к повстанцам.

Такие же «смотрины» устраивались, когда император искал себе невесту. В период маньчжурского господства в Китае в упомянутой процедуре, по обычаю цинского двора, участвовали исключительно маньчжурки – дочери военных чиновников высших рангов. В маньчжурском Китае существовало девять чиновничьих рангов, среди которых девятый считался самым низшим. На «смотрины» приглашали дочерей чиновников высших рангов «восьмизнаменных войск». Все маньчжуры входили в состав этих войск; в мирное время они должны были заниматься производством, в военное время – сражаться.

 

 

Дочери маньчжурских сановников и военных с детского возраста переписывались чиновниками Департамента императорского двора. И по определенному указанию сверху отцы должны были доставлять своих дочерей в возрасте от 12 до 16 лет на императорские «смотрины». Уже упоминавшаяся дочь посла маньчжурского правителя во Франции Ю Гэна Дерлин подтверждала, что «дочери всех маньчжурских чиновников второго ранга и выше… должны поехать во дворец, чтобы император из числа их мог избрать себе второстепенных жен, если он пожелает».

Родственницы императорской фамилии не должны были выставлять своих дочерей на смотрины по случаю выбора невесты Сына Неба – вероятно, потому, что это создавало опасность кровосмешения. Китаянок при манчжурском правлении, в отличие от прошлых династий, тоже, как правило, не принимали, но по иной причине: маньчжурские императоры боялись покушений со стороны представительниц порабощенного народа. Но в качестве служанок и в роли наложниц китаянки могли допускаться во дворец.

Некоторые маньчжурские аристократы не желали, чтобы их дочери попадали во дворец императора, поскольку жизнь во дворце Сына Неба была далеко не всегда сладка и безоблачна. Поэтому они иногда даже слегка уродовали своих дочерей, чтобы тех не забрали во дворец, или представляли вместо своих дочерей непривлекательных бедных молодых маньчжурок или китаянок, купленных специально для этого.

Император в сопровождении императрицы‑матери устраивал «смотрины» этим девицам и выбирал из них для своего гарема тех, которые ему особенно приглянутся. Так, 14 июня 1852 г. состоялся один из туров смотрин маньчжурских девушек из аристократических семей, на котором отбор проводила вдова покойного императора Даогуана. Из 60 девушек в императорский гарем были выбраны 28 наиболее достойных. Среди них: младшая сестра покойной жены императора Сяньфэна по имени Нюхулу (будущая Цыань) и шестнадцатилетняя девушка Ниласы (будущая Цыси). После строгого отбора девушек отпускали домой на два месяца: те, кто удачно прошел смотрины, должны были обзавестись соответствующими одеяниями, достойными императорских наложниц. Затем их вновь собирали во дворце Сына Неба.

После Синьхайской революции 1911 г. выборы невест для императора, который продолжал жить в Запретном городе, намного упростились. Вот как он сам описывал это событие.

«Когда князья и сановники, выполняя волю императорских наложниц, напомнили мне, что я уже достиг возраста „великой свадьбы“, если я к этому и проявил какой‑то интерес, то только потому, что женитьба – символ того, что человек стал взрослым, – вспоминал Пу И. – После нее уже никто не мог обращаться со мной, как с ребенком.

 

^{Из этих девочек будут выбраны наложницы для императора… Фото конца XIX века}

 

Больше всего эти вопросы беспокоили моих старых тетушек. В начале десятого года республики (1921 г. – В. У. ), то есть когда мне только‑только исполнилось пятнадцать лет, императорские наложницы несколько раз приглашали на консультации моего отца, а затем созвали десятерых князей для обсуждения вопроса о женитьбе. После этого до свадьбы прошло два года. Сначала смерть наложницы Чжуан Хэ, а затем моей матери задержали приготовления. Кроме того, политическая обстановка в стране была крайне неясной; к тому же существовали серьезные разногласия в выборе невесты. В связи с этим моя женитьба несколько раз откладывалась.

Кого выбрать себе в жены, в конце концов, разумеется, решал император. При императорах Тунчжи и Гуансюе девушек‑кандидаток выстраивали в ряд, и жених тут же выбирал себе невесту. Избранницу на месте отмечали, вручая ей яшмовый скипетр, либо привязывая к пуговице кисет. В мое же время князья после проведенного совещания посчитали, что выстраивать напоказ любимых дочерей почтенных особ не совсем удобно, и решили выбирать невесту по фотографиям. На фотографии приглянувшейся мне девушки я должен был сделать пометку карандашом.

В дворцовую палату Янсиньдянь были доставлены четыре фотографии. Мне показалось, что все четыре девушки были одинаковы… Лица на фотографиях были очень мелкими, и трудно было различить, красивы они или уродливы. Можно было сравнить лишь цвет и узоры на халатах – у кого более необычный. В то время мне не приходило в голову, что наступает одно из важнейших событий моей жизни. У меня не было какого‑либо идеала, поэтому, недолго думая, я взял и поставил карандашом кружочек на одной фотографии, которая почему‑то вдруг мне пришлась более по душе.

Это была дочь Дуань Гуна, маньчжурка по национальности. Ее звали Вэнь Сю (второе имя Хуэй‑синь) и она была на три года моложе меня – ей исполнилось всего двенадцать. Это была избранница Цзин И. (Цзин И считалась старшей наложницей, она имела большой вес во дворце. Но были еще три наложницы первого ранга, с мнением которых требовалось считаться.

 

^{Император Пу И}

 

Одна из них, Дуань Кан, официально считалась „первой матерью“ усыновленного Пу И. – В. У. ). Когда мой выбор стал известен наложницам, Дуань Кан была очень недовольна. Не обращая внимания на протесты Цзин И, она настаивала на том, чтобы князья уговорили меня заново сделать выбор, причем, той невесты, которая нравилась ей. Она считала семью Вэнь Сю бедной, а девушку некрасивой, тогда как ее протеже была из богатой семьи и хороша собой. Это была дочь Жун Юаня, маньчжура из корпуса белого знамени. Звали ее Ван Жун (второе имя Му‑хун). Она была на год старше меня – ей было шестнадцать. Слушая уговоры князей, я подумал, почему они не сказали мне об этом раньше, тем более что мне ничего не стоило поставить карандашом кружочек. И вот теперь я поставил его на фотографии Ван Жун.

Однако недовольными на этот раз оказались наложницы Цзин И и Жун Хуэй. Не знаю, о чем спорили наложницы и князья, – вспоминал Пу И, – но Жун Хуэй предложила следующее:

Поскольку его величество сделал отметку на фотографии Вэнь Сю, она теперь уже не может выйти замуж за простого смертного, поэтому ее можно взять в качестве наложницы.

Я подумал, что и в одной‑то жене не вижу особой необходимости, а тут вдруг сразу две! Мне не очень хотелось соглашаться с таким предложением, однако возражать против доводов князей я не мог. Согласно традициям предков, император должен иметь и императрицу, и наложницу. Я подумал, что раз это дозволено только императору, то я, конечно, должен быть к этому готов, и согласился».

 

От служанки до главной жены

 

В семейной иерархии у каждой женщины было строго определенное место: служанки подчинялись наложницам, наложницы – женам, жены – главным женам, и все без исключения – первой госпоже, главной жене отца, а в случае его смерти – главной жене старшего сына. А в гареме Сына Неба императрица заведовала всеми второстепенными женами.

 

^{Ван Жун – жена императора Пу И}

 

Второстепенные жены, а также наложницы не имели права сидеть при первой или главной жене. Это выразилось даже в написании иероглифа «це» – наложница, который состоит из двух частей: сверху иерогиф «ли» – «стоять», а снизу «нюй» – «женщина, девица». Как вспоминал последний китайский император Пу И, в детстве, когда его ввели во дворец в качестве приемного сына императоров Тунчжи и Гуансюя (так как у них не было детей), все их жены и наложницы высших рангов стали «матерями» Пу И. Но главной среди них была вдова Гуансюя императрица Лун Юй, которая постоянно вела «холодную войну» с наложницами третьего ранга Юй, Сюнь и Цзянь за главенство во дворце. И когда восьмилетний император встречался за обедом с Лун Юй и тремя налож