ПРОВОЦИРОВАНИЕ НАБЕГА ВКЛАДЧИКОВ НА БАНКИ

Слабость финансовых систем была гораздо более распространенной в Восточной Азии, чем в Соединенных Штатах, и риторика МВФ постоянно указывала на эту слабость как на причину Восточноазиатского кризиса. МВФ так и не понял, в чем заключаются работа финансовых рынков и их влияние на остальную экономику. Его грубая макромодель никогда не охватывала всю широту картины финансовых рынков на агрегированном уровне и была даже еще более неадекватной на микро-уровне, т.е. на уровне фирм. Фонд не принимал надлежащим образом в расчет корпоративные и финансовые неурядицы. Между тем именно его так называемая стабилизационная политика внесла значительный вклад в их возникновение, в особенности в той части, в которой она включала требование повышения процентных ставок.

При подходе к проблеме реструктуризации группы МВФ, командированные в Восточную Азию, сосредоточили усилия на закрытии слабых банков. Они, видимо, исходили из дарвинской модели естественного отбора ― выживания сильнейших. Слабые банки не должны были выжить. Эта точка зрения имела под собой определенные основания. Известны случаи, когда в другое время и в других регионах разрешение слабым банкам продолжать операции без жесткого надзора побуждало их к выдаче крайне рискованных кредитов. Они играли в игры «высокий риск- высокие прибыли»; если им везло и кредиты возвращались, то высокие процентные ставки восстанавливали их платежеспособность. Если же им не везло, они уходили из бизнеса, предоставляя правительству собирать их наследие из обломков. То же самое произошло бы с ними в любом случае, даже если бы они и отказались от стратегии рискованных кредитов. Однако рискованные кредиты слишком часто оборачиваются плохими кредитами, и, когда приходит день расплаты, государству предстоят гораздо большие расходы на выкуп обязательств банка, чем если бы банк был закрыт раньше. Это один из очередных уроков краха сберегательно-кредитной системы США. Тогда долголетнее нежелание администрации Рейгана заняться ее проблемами привело к тому, что, когда кризис не мог более оставаться без внимания, издержки для налогоплательщика оказались гораздо большими. Но МВФ просмотрел другой важнейший урок: необходимость поддержания непрерывности кредитного потока.

Стратегия финансового реструктурирования МВФ предполагала триаж[36]: отделение больных банков, подлежащих немедленному закрытию, от здоровых банков. Третью группу составляют банки больные, но излечимые. От банков требуется, чтобы они поддерживали определенное соотношение между собственным капиталом, фактически выданными кредитами и другими активами; соотношение это называется коэффициентом достаточности собственного капитала. Неудивительно, что, когда большое число кредитов являются недействующими, многие банки не могут удовлетворить установленному законом требованию коэффициента достаточности. МВФ настаивал, чтобы банки либо закрывались, либо быстро восстанавливали нормативный коэффициент. Но требование быстрого восстановления коэффициента достаточности усугубляло спад. Фонд сделал ошибку, от которой мы предостерегаем студентов-первокурсников и которая называется «ошибка композиции». Когда только у одного банка проблемы, требование восстановления коэффициента достаточности имеет смысл. Но когда много или большинство банков испытывают затруднения, такая политика может привести к катастрофическим результатам. Есть два пути восстановления коэффициента достаточности: увеличение капитала и сокращение кредитов. В разгар спада, особенно такого масштаба, какой был в Восточной Азии, очень трудно собрать новый капитал. Остается альтернатива сокращения выданных кредитов. Но если все банки отзывают кредиты, то все больше и больше фирм попадает в затруднительное положение. Оставшись без адекватного рабочего капитала, фирмы вынуждены сокращать производство, сокращая тем самым и поставки смежников. Нисходящая спираль усугубляется. С увеличением же числа фирм, испытывающих трудности, коэффициент достаточности банков может даже ухудшиться. Попытка улучшить финансовое положение банков дает обратный эффект.

Когда закрывается много банков, а менеджмент оставшихся сталкивается со все большим числом сомнительных кредитов и не хочет заводить новых клиентов, все больше и больше предприятий оказываются лишенными доступа к кредиту. Но без кредита луч надежды на оживление гаснет. Девальвация валюты означает, что экспорт получает толчок в связи с тем, что товары, производимые в регионе, стали дешевле на 30 процентов и более. В то же время, когда экспорт вырос, это увеличение далеко не так велико, как ожидалось, что объясняется достаточно просто: проводя экспортную экспансию, фирмы нуждаются в оборотном капитале для расширения производства. Но по мере того как банки закрываются и снижают кредитование, фирмы не могут получить оборотный капитал даже для поддержания производства, не говоря уже о расширении.

Нигде непонимание МВФ финансовых рынков не проявилось так очевидно, как в его политике закрытия банков в Индонезии. Там было закрыто шестнадцать частных банков и были разосланы извещения о возможности закрытия других банков: при этом вкладчики, за исключением самых мелких, должны будут позаботиться о себе сами. Неудивительно, что это вызвало набег вкладчиков на сохранившиеся частные банки, и депозиты быстро переместились в государственные банки, где, хотя и неявно, подразумевалась их государственная гарантия. Последствия для индонезийской банковской системы и экономики были катастрофическими; вместе с ошибками в фискальной и кредитно-денежной политике, которые мы уже обсуждали, они оказались почти решающими для судьбы страны: депрессия стала неизбежной.

Южная Корея, напротив, проигнорировала внешнюю рекомендацию и увеличила капитализацию своих двух крупнейших банков, вместо того чтобы их закрыть. И это частично объясняет относительно быстрый переход корейской экономики к оживлению.

РЕСТРУКТУРИЗАЦИЯ КОРПОРАЦИЙ

Хотя внимание было сосредоточено на финансовой реструктуризации, ясно было, что проблемы финансового сектора не могут быть урегулированы без эффективного решения проблем корпоративного сектора. Поскольку 75 процентов фирм Индонезии испытывали серьезные трудности, а в Таиланде половина кредитов были недействующими, корпоративный сектор близился к состоянию паралича. Фирмы, стоявшие на грани банкротства, находились в неопределенности: неясно, кто ими на самом деле владеет ― их номинальные собственники или кредиторы. Проблема собственника не решается полностью до тех пор, пока фирма не выйдет из состояния банкротства. Но в отсутствие четко определенных собственников у сегодняшнего менеджмента и прежних собственников всегда есть искушение ободрать активы фирмы, и это обдирание активов фактически происходит. В Соединенных Штатах и других странах, когда компания объявляет о банкротстве, для предотвращения этого суд назначает доверительное управление. Но в Азии нет ни правового регулирования, ни кадров для осуществления доверительного управления. Таким образом, было необходимо, чтобы банкротства и затруднения корпораций решались быстро, до того, как может произойти обдирание активов. К сожалению, МВФ, который привел в расстройство экономики азиатских стран, еще более ухудшив их тяжелое положение путем введения высоких процентных ставок, поставивших в затруднительное положение множество фирм, вступил в сговор с группами специальных интересов и руководствовался идеологическими соображениями. Исходя из этих соображений и узкоэгоистических групповых интересов, он затормозил темп реструктуризации.

Стратегия МВФ в отношении реструктуризации корпораций ― реструктуризации фирм, фактически находившихся в состоянии банкротства,- была не более успешной, чем его стратегия реструктуризации банков. В МВФ перепутали финансовую реструктуризацию корпораций, предполагавшую внесение ясности в права собственности на фирму, расчет по ее долгам или перевод задолженности в акционерную собственность, с реальной реструктуризацией, предполагавшей техно-экономические решения (nuts-and-bolts decisions): что и как фирма должна производить и как она должна быть организована. В условиях массированного экономического спада можно было рассчитывать на реальные макроэкономические результаты от финансовой реструктуризации. Индивидуальные участники переговоров вокруг банкротства, вырабатывая его условия, были склонны упускать из виду системные выгоды. Для них окупалась тактика проволочек ― и переговоры по банкротству часто затягивались на год или два. Если в экономике банкротятся немногие фирмы, такие проволочки не связаны с большими общественными издержками, но если таких фирм много, общественные издержки могут быть огромными, возрастая по мере того, как затягивается макроэкономический спад. Поэтому императивом для правительства является необходимость сделать все от него зависящее для ускорения процесса.

Я стоял на позициях активной роли государства в продвижении финансовой реструктуризации, обеспечивающей установление прав реальных собственников. Моя точка зрения состояла в том, что, как только вопросы собственности будут разрешены, новые собственники возьмут на себя задачу реальной реструктуризации. МВФ держался противоположной точки зрения, утверждая, что государство не должно играть активной роли в финансовой реструктуризации. Однако оно должно продвигать реальную реструктуризацию, продавая активы, с тем чтобы, например, сократить якобы избыточные мощности Южной Кореи по производству чипов, и внедряя на фирмы внешний (обычно иностранный) менеджмент. У меня не было оснований верить в то, что международные бюрократы, имеющие макроэкономическую подготовку, могли дать полезные советы по реструктуризации производства вообще или производства чипов в частности. Хотя реструктуризация обычно является длительным процессом, правительства Кореи и Малайзии взяли на себя активную роль и провели ее в примечательно короткие сроки, за два года закончив финансовую реструктуризацию большинства фирм, испытывавших расстройство дел. Сопоставим это с реструктуризацией в Таиланде, следовавшем стратегии МВФ, где реструктуризация затянулась на долгое время.