Для чего на флоте нужен личный состав?

 

Для любви. Вызываешь к себе личный состав и спрашиваешь его:

– Ну‑у, голубь мой сизокрылый, когда же мы будем любить друг друга? Когда? Когда в наших отношениях наступит взаимность. Не могу же я любить только в одну сторону. Должна же быть хоть какая‑то отдача. Я иду к вам навстречу днем и ночью, стирая ноги до отростка, а вы все удаляетесь и удаляетесь. Когда это прекратится?

У моего старпома вопросы любви к личному составу имели временные ограничители.

– Значить, так! – объявлял он. – Командирам подразделений с семнадцати тридцати и до восемнадцати заниматься с личным составом любовью.

При взгляде на моего старпома из глубин памяти всегда всплывал огромный фанерный чемодан с надписью: «Привет из Фрунзе». И еще он говорил:

– Инструкция – это дополнение к Конституции, – а потом добавлял перед строем: – Кос‑ми‑чес‑кие ко‑раб‑ли вовсю… (секундочка, приличный аналог подберу) вовсю сношаются на орбите, а у нас до сих пор личный состав спит на вахте! Захмуддинов!

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!

– Полезай на кнехт!

Полез.

– Сделай ласточку.

– Ну, товарищ капитан второго ранга…

– Не «ну», а ласточку я сказал.

Захмуддинов делает ласточку. Старпом любуется.

– Спинку дай!

Дал спинку. Ласточка – это такая поза, когда, стоя на кнехте на одной ноге, наклоняешься вперед, спина и еще одна нога, поднятая в заднюю сторону, должны быть параллельны линии горизонта, а руки нужно расставить. Получается ласточка.

– Так вот, товарищи, – говорит старпом, отлюбовавшись, – вот эта ласточка обгадила нам всю малину!

 

Как‑то у нас не было корабля, все шлялись без дела, и вот старпом решил с утра всех занять, решил провести занятие. Вызвал меня и говорит:

– Химик, проведешь завтра лекцию «Оружие массового поражения». Договоришься с кабинетом. С восьми и до восемнадцати.

Десять часов подряд.

– Так… товарищ капитан второго ранга, они ж за десять часов обалдеют.

– Ни‑че‑го, не обалдеют! Так, ладно, завтра я сам проведу занятие. На тему «Воспитание личного состава». С восьми и до восемнадцати. Учись, химик, пока я жив, как надо проводить занятия.

С утра собрались в кабинете. Входит старпом.

– Встать! Смирно! Вольно! Сесть!

– Дежурный! Приготовить доску.

Дежурный готовит доску, протирает ее и кладет мел.

– Так! Командирам подразделений доложить о наличии личного состава и о наличии у личного состава конспектов и ручек.

Командиры подразделений встали и доложили. Старпом берет мел и пишет на доске печатными буквами:

– МАТРОСА НАДО ЗАДОЛБАТЬ! – и со стуком ставит восклицательный знак, отчего мел разлетается.

– Дежурный! Мел!

Дежурный подает еще один кусок мела.

– Вы все не читаете классиков, – обращается старпом к аудитории. – А что говорят классики? Классики говорят: если вы матроса не поставите раком, то он вас поставит раком! Кто это написал и где? Кто знает? Командир бэче один? Кто это написал? Не знаете? Сядьте! Так, командир бэче два, тот же вопрос: кто это написал? Не знаете? Сядьте! Никто не знает? Это написал Леонид Соболев в «Капитальном ремонте»! Так, всем законспектировать.

Какой‑то лейтенант в глубине хихикнул. Старпом заметил.

– Лий‑ти‑нант! Встаньте! Я вам, вам говорю! Да, вам! Представляться надо, когда к вам обращаются. Вот, товарищи, лейтенант! Он, может, только вчера из сперматозоида вылупился, а уже хихикает! Запомните, лейтенант, я в сто, нет, я в тысячу раз умнее вас. И поэтому я ваш начальник, и поэтому вы должны выполнять мои распоряжения. Вот где ваш конспект? Чей это лейтенант? Командир подразделения! А‑а, вот чей это лейтенант. Тогда понятно…

И до восемнадцати часов старпом ни разу не запнулся.

Теперь самое время сказать,

 

 

Что же такое у нас офицер?

 

Офицер у нас – это двуногое, лишенное совести и памяти. Офицер врет. И врет он не как все люди: он непрерывно врет. И вообще у офицера есть только два состояния: он либо врет, либо оправдывается. Но и оправдываясь, он все равно врет.

– И что это за офицер пошел? – говорил при мне один адмирал.

И мне тогда хотелось ему возразить, мне хотелось ему сказать, что сам офицер «пойти» никуда не может. Несмотря на то, что офицер живет ногами, переставляет он их только по приказанию и только по подразделениям: делай – раз! делай – два!

Может, это кому‑то напоминает деревянных солдатиков? Кому хочешь, может, и напоминает, но только не мне. Наше офицерство я люблю. Я сам к нему принадлежу. Поэтому офицерство я понимаю. И если офицер говорит: «Я служу Родине бескорыстно, то есть за деньги», – я понимаю, о чем он говорит. Остальные не понимают, и это их возмущает. Возмутившись, они начинают орать и плескать руками, как бакланы над мусорной кучей. Ублюдки, одним словом, клюв бы им загнуть!