Об опасностях советнической жизни

 

В Афганистане опасность подстерегала советских советников повсюду. За ними шла настоящая охота. Радикально настроенные группировки постоянно организовывали акции устрашения. Во время одной из них взорвали подъезд в доме для семей советского советнического аппарата, в котором среди прочих жила и семья Гарькавого. Сам Владимир в это время уехал по делам в Мазари-Шариф на встречу к Леониду Ерину, бывшему советником одного из подразделения ХАД. О случившемся инциденте он узнал по возвращении в Кабул от встречавшего его в аэропорту товарища. До города долетел на предельно возможной скорости. Сердце бешено колотилось в груди. Оказалось, что взорвали соседний подъезд. Заложили полный «дипломат» взрывчатки и запустили часовой механизм. От верной гибели жильцов спас наш советник, помогавший налаживать работу афганскому министерству внутренних дел «Царандой». Приехав домой на обед, он заметил оставленный в подъезде подозрительный кейс, поднял тревогу и вывел из квартир жильцов. Буквально через 15 минут после того, как все отошли на безопасное расстояние, прогремел взрыв. В тот день взрывы произошли и в других домах. В результате теракта погиб один советский гражданский специалист, помогавший поднимать экономику страны, и два афганца. После этой акции охрана жилых домов советников и других советских объектов была усилена.

 

 

Владимир Гарькавый с семьей и друзьями рядом с жилым домом советских советников в Кабуле

 

Подобные акции были не редкими. Наши советники, особенно те, кто отвечал за организацию борьбы с бандформированиями, постоянно получали угрозы расправы. Подобные предупреждения неоднократно сыпались в адрес нашего специалиста, приехавшего в Кабул по линии советской резидентуры. Видимо, его деятельность доставляла душманам немало хлопот. На виллу, где он жил, постоянно подбрасывали самодельные мины и письма с требованиями убираться вон и недвусмысленными угрозами. На одной из этих мин подорвалась бегавшая по двору сторожевая собака. Однако добраться до него самого духи не смогли. Их кара обрушилась на голову сменившего его Сергея Фатьянова.

В один из теплых, солнечных дней он вместе с семилетним сыном поехал покупать воздушного змея. Настроение было превосходное. Они весело обсуждали предстоящую покупку, шутили, смеялись. Подъехав к рынку, припарковали автомобиль на стоянку. Мальчик остался в машине, а Сергей отправился за подарком. Однако не успел он пройти несколько шагов, как сзади к нему подошел неизвестный, два раза выстрелил в затылок и растворился в толпе. Все произошло очень быстро, на глазах у ребенка. Вокруг моментально образовалась толпа зевак. С пронзительным криком мальчик выскочил из машины и бросился к телу отца. Рыдая, он пытался приподнять его своими хрупкими, измазавшимися в отцовской крови ручонками.

– Папа, ну папочка, вставай, миленький, родной, хороший, встава-а-а-ай…

По щекам струились слезы, худенькие детские плечики сотряслись от рыданий, тело колотила мелкая дрожь. Он отчаянно звал на помощь, отрицая всем своим маленьким, беспомощным существом страшную, очевидную реальность. Однако помочь было невозможно. От полученных ран Фатьянов скончался на месте. Он пробыл в Афганистане всего около двух месяцев, так и не успев что-либо сделать.

Суровая афганская реальность. Страшная, неприглядная, без прикрас. Такое ни забыть, ни стереть из памяти невозможно. Но особой болью в душе Гарькавого отзывается трагическая судьба Виктора Колесникова.

 

Запах смерти

 

Сотрудник военной контрразведки майор Колесников был советником одной из частей афганского спецназа. Информация о неблагоприятной ситуации в этом полку от нашей разведки поступала не раз. Однако непосредственное командование Колесникова не придавало ей серьезного значения. В канун той роковой операции, проводимой афганским спецназом совместно с отделом контрразведки 5-го управления ХАД, советником которого был Гарькавый, наша разведка предупредила о том, что командование подсоветной Колесникову части собирается перейти на сторону духов. А в качестве «вступительного взноса» в стан «борцов за веру» предполагалась передача в руки душманов советских военных специалистов, принимавших участие в этой операции. Руководство Гарькавого категорически запретило ему участие в предстоящей акции. Колесников такой команды от своего командования не получил.

 

 

Сотрудники управления «С» Представительства КГБ СССР в Кабуле. 1982 год

 

– Витя, дорогой, уточни у руководства. Тебе нельзя там находиться, – пытался убедить своего товарища Владимир. – Твой спецназ завтра перейдет на сторону духов. Ты понимаешь, чем это для тебя может закончиться?

Виктор все понимал.

– Я такого приказа не получал. Тема закрыта, – обрубил он.

…Его и переводчика долго и изощренно пытали. В этом деле духи были мастера. Затем обоим отрезали головы и, упаковав истерзанные тела в мешки, выбросили в придорожную пыль на трассе Кабул – Мазари-Шариф, недалеко от советского блокпоста.

У Колесникова осталась молодая жена на восьмом месяце беременности. О произошедшей трагедии ей не сказали, а быстренько отправили в Союз, сославшись на то, что Виктор якобы срочно убыл в долгосрочную командировку в приграничный с Пакистаном район. О смерти мужа она узнала только после рождения ребенка. Все это время его тело находилось в морге военного госпиталя. И только спустя два с половиной месяца его отправили на Родину. На аэродроме вместе с другими его провожал и Гарькавый.

Тяжелая туша Ан-12, которому предстояло забрать «груз-200», увесисто опустилась на серую бетонку взлетно-посадочной полосы, зарулила на стоянку и открыла створки грузового отсека. Щурясь от слепящего афганского солнца, из отворившегося проема выпрыгнул солдат в ушитой, с иголочки форме.

– Дембелек, – подумал Гарькавый, глядя на него.

Было заметно, что он чем-то явно взволнован. Увидев группу, провожавшую Колесникова, солдат поспешил от самолета по направлению к ним.

– Братишки, помогите моих ребят из самолета выгрузить. А потом мы вашего загрузим.

В салоне стоял сладковато-приторный трупный запах. Запах смерти, запах войны. На полу стояло семь медицинских носилок, на которых, укрытое от глаз грязными плащ-палатками, находилось то, что осталось от наших ребят.

– Вишь, как дело обернулось. Месяц до дембеля не дотянули. Всего какой-то гребаный месяц… – словно оправдываясь, причитал сопровождавший их боец. – Это их так под Гератом посекло… Э-э-эх, чего там.

Гарькавый вместе со всеми помогал выносить страшный груз. На носилках, которые он нес вместе с одним нашим советником, из под окровавленной плащ-палатки торчала мертвая нога, обутая в солдатский сапог, которая при каждом шаге пинала Владимира в бедро, словно подгоняя поскорее закончить мытарства своего хозяина.

Наконец все было закончено. Цинковый гроб с Виктором загрузили в грузовой отсек. Солдат, поблагодарив всех за помощь, залез следом. Вскоре экипаж самолета в светло-голубой форме занял свое место в кабине, и «Аннушка», загудев турбинами, медленно начала набирать разбег.

Гарькавый долго следил за удаляющейся точкой «черного тюльпана». На душе скребли кошки. Он так и не смог себе простить, что не нашел тогда нужных слов, не настоял, не убедил, сам не вышел на командование Колесникова, не разъяснил им реальную степень опасности.

«Я такого приказа не получал…» – звучали в ушах его слова.

А ведь должен был получить. Должен! Кто теперь ответит, почему? С кого спросить?

Он был настоящим Офицером. Настоящим. До мозга костей. Офицером он и ушел от нас в туманную безграничную даль, именуемую поэтами Вечностью.