Эмблема сикхов – их традиционное оружие

Он призывал людей размышлять о боге в предутренние часы, а дни свои отдавать полезному труду. Ритуал, который он выработал для своих сикхов, был прост, понятен и целесообразен.

Нанак ввел обычай совместных трапез – это исключало запреты межкастового общения. Сикхи ели все вместе, и с ними ел их гуру Нанак. Впервые в истории Индии члены высоких каст ели вместе с членами низких, да еще из одной посуды.

И еще одна неоценимая его заслуга состоит в том, что молитвы он стал произносить на народном разговорном языке панджаби. Не древний санскрит брахманов, не персидский язык двора мусульманских правителей и не арабский язык медресе, а простой, для каждого родной язык панджаби.

Допуская к молитве женщин, он открыл своей религии путь в глубины каждой семьи.

Великим человеком был гуру Нанак, которого современные сикхи зовут «гуру Нанак део», то есть «учитель‑Нанак‑бог».

После его смерти сикхизм стал разрастаться, как разгорающееся пламя. Следующий гуру создал особый алфавит языка панджаби, укрепив пенджабскую обособленность. Движение вышло за рамки городов и стало распространяться по деревням.

Третий гуру стал выступать против затворничества женщин и против многоженства, начал призывать к межкастовым бракам и – неслыханное в Индии дело! – к бракам вдов. Строжайшим образом он воспретил сати – издавна распространенный в Индии обычай самосожжения вдов из среды высоких (главным образом воинских) каст.

Последующие гуру поощряли развитие торговли и ремесел, основывали города и строили гурдвáры – сикхские молитвенные дома. Трапезная при гурдваре – лáнгар – стала местом проверки готовности принять равенство и истинного признания равенства. Она приобрела ритуальное и социальное значение: кто ест в лангаре вместе со всеми, тот истинный сикх, тот исповедует правильную веру.

В XVI веке, при пятом гуру, Арджуне, выстроили прославленный храм Харимандúр, известный ныне под названием Золотого Храма, и город вокруг него – знаменитый Амритсáр.

К началу XVII века гуру Арджун собрал все гимны и молитвы, сложенные предшествующими гуру, сам создал много новых и составил таким образом священное писание сикхов – Грантх, или Грантх‑сахáб (т. е. «господин Грантх»), или Гуру‑Грантх‑сахáб. Эта книга была торжественно возложена на престол Харимандира, и с тех пор этот храм стал главной святыней сикхов, оплотом их веры.

Рост сикхской общины и распространение ее влияния стали воспринимать в Дели как угрозу трону Великих Моголов. Джехангúр начал войну против сикхов и захватил в плен гуру Арджуна.

Не выдержав жестоких пыток, гуру попросил у своих тюремщиков разрешения совершить омовение, погрузился с головой в воду реки и оставил этот мир. Это случилось в 1606 году.

Горькая участь гуру Арджуна и нависшая над сикхами военная угроза заставили следующих гуру усиливать военную организацию общины и возводить по всему Пенджабу все новые и новые форты. Появились группы сикхов и в других областях Индии – всюду, где жили пенджабцы.

В XVII веке на трон Великих Моголов взошел Аурангзéб, правитель жестокий и коварный. Он был сыном Шах Джахáна и своей матери Мумтáз‑и‑Махáл – «Жемчужины дворца». О великой любви его родителей друг к другу пели песни и слагали легенды при их жизни. Это именно в память о любимой, в память о своей бессмертной любви воздвиг Шах Джахан мавзолей Тадж‑Махал – одно из чудес света, «белый сон, застывший над водою», – памятник, и сейчас привлекающий в Агру миллионы паломников и туристов.

Кровью был залит путь жестокого Аурангзеба к трону. Он убивал своих братьев, и их детей, и советников своих братьев, и многих придворных и полководцев. Взойдя на престол, он заточил своего отца во дворец‑темницу, окнами выходивший на Тадж‑Махал, и предоставил ему возможность медленно умирать, глядя на мавзолей своей любимой жены, на это сияющее беломраморное чудо.

Аурангзеб был фанатичным мусульманином, нетерпимым ко всякой другой вере, и за свою жизнь разрушил много прекрасных индийских храмов и превратил в прах много сокровищ индийской культуры.

Сикхи заботили его с давних пор. Он наводнил Пенджаб шпионами, посылал свои отряды преследовать сикхов, жестоко казнил их девятого гуру, престарелого Тегх Бахадура, велев заживо распилить его пилой посреди улицы Чандни‑Чоук в Старом Дели.

Привыкнув к мысли о равенстве и братстве в рамках своей общины, сикхи смело поставили вопрос о праве на власть и землю, вопрос о свободе. Они считали, что имеют право поднять оружие на всех своих угнетателей и поработителей‑феодалов.

И вот на эту подготовленную почву, к этой бурлящей, такой разноликой и вместе с тем такой уже однообразной толпе вышел последний наставник, последний живой гуру, настоящий вождь – Говúнд Рáи, или Гобинд Сингх.

Последняя четверть XVII века протекала в Пенджабе под знаком его славных дел. Его лозунгом, смыслом всей его деятельности было – поставить все силы на службу военизации общины. Он ясно понимал, что слабый не устоит перед ударами сильного, что его пенджабцам, его сикхам грозит тройной враг: Великие Моголы, афганские соседи, не раз уже налетавшие на Пенджаб, и собственные феодалы, боявшиеся сикхской вольницы, как огня, презиравшие сикхов за низкокастовость и оберегавшие от них, малоземельных, свои богатые угодья.

Красавец и рыцарь, поэт и дипломат, охотник и воин – таким предстает перед нами Говинд из рукописей и легенд, песен и поэм, таким изображают его тонкие миниатюры и народные лубки.

Почти всегда его рисуют сидящим на коне, и этот конь, горячий, мускулистый, как бы слит с седоком в одном порыве и тоже готов ринуться в бой и победить.

Яркий наряд, сверкающее оружие, сокол, напряженно застывший на руке, – все это неизменно присутствует во всех изображениях Говинда. Его образ так динамичен, что легко представить, как он скачет в клубах горячей пыли во главе своего войска, как рубится с врагом, как он всегда впереди – неукротимый и зовущий вперед. Легко себе представить, как беззаветно была ему предана вся эта пестрая толпа пламенных и фанатичных воинов.