История из жизни антипрыгунов.

Александр Лебедев

История из жизни антипрыгунов.

Я, преподаватель, доцент Кафедры Психологии сурикатов Московского негосударственного Университета имени Лоботрясова. Зовут меня Николай Петрович Косинов и я хочу вам рассказать, что же со мной произошло.

Дело в том, что около года назад в нашем учебном заведении началась странная программа по выработке командного духа. Объединение сотрудников во вне учебных мероприятиях, где преподаватели должны были совместно преодолевать трудности и приобретать опыт решения не стандартных для учебного заведения ситуаций. Говорят, в бизнесе сейчас это модно. Но вот, что получилось у нас.

Меня вызвали в деканат и объявили, что для получения премии в следующем квартале необходимо принести справку о том, что я - парашютист. Справки такого рода выдает местный аэроклуб, и чтобы ее получить, необходимо, как минимум, раз прыгнуть с парашютом.

Я, признаться, очень боюсь высоты, поэтому всячески уклонялся и увиливал от странной инициативы руководства. Наш ректор, пожилой профессор Пугайлов, всегда отличался здравым умом и рассудительностью. Однако на этот раз был исключительно не приклонен и издал приказ: «Обеспечить командный дух МНУ всеми доступными способами, а несогласных отстранить». Правда, на общем собрании он сказал, что участие в программе добровольное. Но в деканате почему-то сложилось иное мнение. Этот конфликт интересов как раз относится к психологии сурикатов, я именно об этом читаю лекции, поэтому расскажу подробно.

Сурикаты очень много общаются, но понять, что они говорят практически не возможно. Это белый шум, на который не стоит обращать внимание. Важно понять, о чем сурикат молчит, и тогда вы сразу его поймете. На примере Пугайлова - если он за добровольные прыжки с парашютом, то должен был сказать деканам: «Вы что ребята охренели, какие отстранения?? - Пусть прыгают те, кто хотят». Но ректор об этом молчит, значит он сам и отдал распоряжение закручивать гайки.

В общем, пострадал я пару деньков, поплакал и отправился в аэроклуб. Страшно мне было, но ничего не поделаешь. Медотвод давали только тем, кто сломал ногу после первого прыжка, а чтобы ее сломать, нужно было прыгать.

Я взял отгул, запасные штаны и поехал. Аэродром находился за городом, и добираться нужно было на электричке.

В клубе меня встретили хорошо, все показали и рассказали. А перед самим прыжком попросили заполнить заявление об отказе от дальнейших претензий.

— Это еще зачем? — возмутился я.

— Понимаете, — ответил работник аэроклуба. — Парашют экспериментальный и всех стадий проверок еще не прошел.

— Вы смеетесь? — удивился я. — Вообще-то речь идет о моей жизни.

— Тут вы можете быть совершенно спокойны, — ответил инструктор, — модель самая современная и срабатывает в девяносто семи процентов случаев.

— А в трех процентах не срабатывает?

— Но ведь это очень маленький процент, — настаивал инструктор, — к тому же у вас будет запасной парашют. Только он не защищает здоровье, а сохраняет жизнь. В крайнем случае, прекращает страдания.

Тут работника аэроклуба отозвали в сторону и что-то шепнули на ухо.

— Так, о чем это мы? — спросил инструктор, вернувшись ко мне. — Ах да. — Восемьдесят процентов надежности основного парашюта и пятьдесят - запасного в целом получается более ста процентов. Избыточно - достаточно.

— Вы только что говорили девяносто семь! — Вновь повысил голос я.

— Данные обновились, — миролюбиво сказал инструктор. — Ну, если очень боитесь, возьмите запасной для запасного.

Я, не долго думая, чиркнул роспись в документе и нацепил снаряжение.

Пилот даже завел и прогрел двигатель, а затем открыл дверцу и скомандовал:

— Пошел!

Прежде чем прыгать, я убедился, что самолет стоит на земле и шагнул в пустоту. Падение было жестким. Прихрамывая, я поплелся в контору, сделанную из строительного вагончика, где все-таки получил долгожданную справку.

В ней было написано, что Николаю Петровичу Косинову присваивается шестой юношеский разряд парашютиста, после первого прыжка с парашютом.

— Вот, — сказал я с достоинством, положив справку на стол в деканате.

И как побежит.

Тут я не понял:

— Кто побежит? — переспросил я. — Генерал? Не могу себе этого представить.

— И правильно, — сказали мне. Потому, что генералы не бегают. Так как в военное время это приводит к панике, а в мирное вызывает смех. И трусам на войне нет места.

— Но ведь сейчас не война. ­— Возмутился я.

— Как это не война? — возразили мне. — А вы приказ видели?

Виной тому были люди с чистыми лбами. Сначала их казалось много, но постепенно маленьких парашютов становилось все больше и больше, а затем ректор запретил выходить из аудиторий антипрыгунам. Их перестали пускать в столовую, на парковку, сократили все надбавки и премии, и человек без татуировки стал редкостью среди нас.

С каким высокомерием и презрением к чистому лбу мы провожали взглядом этих несчастных. Трусы, размазни, тряпки. Как только не обзывали отщепенцев. Но самое странное, мне почему-то это нравилось. Хотелось все время обсуждать тему парашютного спорта, а еще, я желал уклонистам больших унижений. Тогда мы стали собираться на собрания и придумывать, как бы задеть отщепенцев побольней.

Это были лучшие полгода в моей жизни. Но хорошее долгим не бывает, и постепенно с моего лба стала сходить татуировка. Я пришел в деканат, чтобы обновить ее и услышал шокирующую новость. Оказывается, чтобы сделать тату снова, нужно опять принести справку.

Как я уже говорил выше — очень боюсь высоты. В аэроклуб я поехал на негнущихся ногах. Однако прежнего места не обнаружил. Там, где когда-то стоял вагончик, высился дивный небоскреб с офисом парашютного клуба на всех этажах.

— Вам прыжок? — спросили меня учтиво.

Я опешил. Нет, не потому, что инструктор научился коррупции. Она возникает везде, где есть безнаказанность и корысть, а сумме, которая равнялась моей почти годовой доцентской зарплате. Если бы у меня была возможность откладывать на прыжок, наверное, я бы так и сделал. Но в данном случае я этого не предусмотрел.

— Хотите в кредит? — спросил инструктор, теряя терпение.

Я согласился, и следующие полгода относил в аэроклуб почти всю свою зарплату. Сразу скажу, что не жалею об этом до сих пор, потому что мои более жадные и смелые коллеги, ломали ноги и руки, или вообще освобождали место на кафедре. Теория вероятности, она знаете ли, безжалостная стерва, и чем чаще вы посещаете аэроклуб, тем больше вероятности, что вы от туда не вернетесь.

Но, кажется, я отвлекся. Антипрыгуны защитили меня от недорослей пинавших преподавателя на полу в туалете и приняли в сопротивление. Теперь я расклеивал листовки, стоял в пикетах и помогал товарищам по несчастью, как мог. Странно, я гораздо лучше стал их понимать и однажды спросил лидера отщепенцев. Им была невысокая смуглая женщина, преподававшая на кафедре восточной философии.

— Ты знаешь только одну правду, — ответила мне она. — Когда был парашютистом, то думал как прыгун, сейчас ты думаешь как отщепенец, но и эта правда не является истиной. Потому что правда у каждого своя, а истину не знает никто.

Лидер задумалась.

— Ты никогда не замечал, как синхронно летят птицы в стае? Со стороны кажется, будто кто-то руководит ими. Но в стае нет вожака, как нет его и в косяке рыб. Умным людям не нужен руководитель, если они понимают, о чем думает их товарищ слева и справа. Несмотря на внешние различия, все они очень схожи. Потому что любят своих детей, и желают им счастья.

Тольятти - 2021г.

Александр Лебедев

История из жизни антипрыгунов.

Я, преподаватель, доцент Кафедры Психологии сурикатов Московского негосударственного Университета имени Лоботрясова. Зовут меня Николай Петрович Косинов и я хочу вам рассказать, что же со мной произошло.

Дело в том, что около года назад в нашем учебном заведении началась странная программа по выработке командного духа. Объединение сотрудников во вне учебных мероприятиях, где преподаватели должны были совместно преодолевать трудности и приобретать опыт решения не стандартных для учебного заведения ситуаций. Говорят, в бизнесе сейчас это модно. Но вот, что получилось у нас.

Меня вызвали в деканат и объявили, что для получения премии в следующем квартале необходимо принести справку о том, что я - парашютист. Справки такого рода выдает местный аэроклуб, и чтобы ее получить, необходимо, как минимум, раз прыгнуть с парашютом.

Я, признаться, очень боюсь высоты, поэтому всячески уклонялся и увиливал от странной инициативы руководства. Наш ректор, пожилой профессор Пугайлов, всегда отличался здравым умом и рассудительностью. Однако на этот раз был исключительно не приклонен и издал приказ: «Обеспечить командный дух МНУ всеми доступными способами, а несогласных отстранить». Правда, на общем собрании он сказал, что участие в программе добровольное. Но в деканате почему-то сложилось иное мнение. Этот конфликт интересов как раз относится к психологии сурикатов, я именно об этом читаю лекции, поэтому расскажу подробно.

Сурикаты очень много общаются, но понять, что они говорят практически не возможно. Это белый шум, на который не стоит обращать внимание. Важно понять, о чем сурикат молчит, и тогда вы сразу его поймете. На примере Пугайлова - если он за добровольные прыжки с парашютом, то должен был сказать деканам: «Вы что ребята охренели, какие отстранения?? - Пусть прыгают те, кто хотят». Но ректор об этом молчит, значит он сам и отдал распоряжение закручивать гайки.

В общем, пострадал я пару деньков, поплакал и отправился в аэроклуб. Страшно мне было, но ничего не поделаешь. Медотвод давали только тем, кто сломал ногу после первого прыжка, а чтобы ее сломать, нужно было прыгать.