Вакцина это наше ВСЕ (5 день после часа Х)

 

– …ну, вот, сейчас смоем физраствором. Взболтаем, и суспензия готова… – голос Павла слегка дрожал, хотя он не хотел показать как нервничает.

– Ага, и можно колоться! Как говориться: кто первый, мальчики‑девочки? А ты уверен, что с нее не окочуришься?

– Ладно, первым буду я сам, Павел набрал в шприц опаловую жидкость, стараясь сохранить маску привычной отстраненности.

– Э‑э! Подожди, Павел! Ты что! – я схватила его за руку. – Димон прав, ты на сто процентов уверен, что все получилось как надо?

– Я делал ее тысячу раз, а лаборатория здесь прекрасная. Режимы выдержаны. Не вижу причин…

– Нет. Катрин дело говорит. Ты не должен рисковать, мало ли что… Если ты… Ну, то есть, если что‑то не так, мы ведь даже исправить ошибку не сумеем… Давайте, лучше уж я, – пробурчал Глеб.

– Да подожди ты, «я»… Куда «я»? Ты у нас единственный механик. Очумел?

– Ну, тогда давайте испытаем на мне…

– Мишаня, гений ты наш компьютерный, ты соображаешь, что на тебе все банки данных? Кто будет виндозу чинить? Пушкин? Отойди подальше и сядь. Испытатель…

– Жан‑Клод автоматом мимо, он у нас единственный турко‑говорящий, кто будет дипломатические переговоры вести? Ну чё ж, так и знал, быть мне подопытной свинкой, – скривился Димон. – Если помру, хе‑хе, запишите меня в комуняки!

– Нет‑нет, ты тоже отойди!

– Катрин, так больше у нас никого нет. Остается твой кот и ты!

– Кот сразу отпадает: животные к данному штамму бактерий индифферентны. В этом вся сложность, испытания могут быть только на людях. И хотя обычно я пропускаю женщин вперед, но не в этом случае…

Я смотрела на их лица, как сквозь увеличительное стекло. Павел: аристократичный профиль, высокомерный взгляд, губы твердо сжаты. Глеб: насупленные брови, впалые щеки, бородка с седыми проблесками. Мишаня: толстый лоснящийся пупсик, пока не разозлится. Димон: глубоко посаженные глаза искрятся юмором, упрямая челюсть, подбородок с ямочкой. Жан‑Клод: только сейчас вижу, как он похож на Сэмюэля Джексона из «Криминального чтива». Они, что, не понимают? Нельзя, не то что пожертвовать, но даже под самую незначительную опасность подставить ни одного из них. Сейчас, когда установилось какое‑то подобие равновесия в нашем убежище, если хоть с одним из этих пятерых мужчин что‑то случится, будет уже не кулак, а культя… все рухнет, развалится.

– Никто ничего сказать не хочет? Ладно. Один у нас кандидат, два дня уже взаперти сидит. Заждался, видать…

– А, вот ты о ком подумала… Я твою позицию в принципе не одобряю, но понимаю. Мне придется выступить в роли «убийцы в белом халате». Так, со мной двое добровольцев. Катрин, останься. ЖанКлод, ты за переводчика, и береги голову!

– Я карате занимался, пусть лучше он бережется…

Мы остались с Мишаней, и несколько минут избегали встречаться взглядами.

– Клаус назвал Жан‑Клода нашим рабом и черномазой скотиной, если перевести с немецкого… – произнес он.

Таким образом, ты хочешь мне намекнуть, что я предложила правильную кандидатуру для опытов?

– Ну… Жан‑Клод очень разозлился…

– Да ладно. Я его сто лет знаю, он на такие вещи внимания вообще не обращает.

– Раньше может, и не обращал, а здесь, знаешь, нервы у всех завинчены. Эх, да что говорить!.. Ну, замнем… А что, правда, Паша сказал, то вы с ним каким‑то секретным образом переписывались?

– Ничего особенно секретного. У нас был общий почтовый ящик на майл. ру, и всю переписку мы оставляли в папке черновики, чтобы исключить момент перехвата сообщений.

– И кого же вы так стремались?

– Самое смешное, Мишань, что в точности мы и сами не знали кого. То есть, эти люди, слава Богу, на нас не вышли. Разве что у посольства мы могли с ними встретиться…

– Это шутка такая? Боимся того, не знаем кого! Не круто.

– Ах, тебе не круто? А то, что лаборатория в Перми была как сверхсекретный объект оформлена? А пропускная система, забор глухой, колючка, охрана с собаками на территории, камеры везде понатыканы. И это в центре города. Нормально? Не говоря уже о том, сколько вся эта упаковка могла в деньгах стоить… Машина, в которой перевозили вакцину, знаешь, что это за машина была? Бронированный автобусик, для инкассаторских денег. А знаешь куда ее возили? На частный аэродром, где ее забирал частный самолетик. Как тебе? Прикинь, кто мог это под себя подгрести?? – я даже поежилась, вспомнив свою оторопь, когда узнала о внезапной смерти изобретательницы вакцины – Агнессы Максимовны. Абсолютно здоровая, несмотря на возраст, (естественно, ведь себе‑то она колола вакцину, как минимум два‑три раза в год), активная, как могла она умереть от смешного воспаления легких? Вот если бы дорожно‑транспортное инсценировали… И то, правдоподобней. Хотя, кто там пекся о правдоподобии. Убили, да и закопали. Хорошо, что на кладбище.

– Фигасе! Что, неужели ФСБ? – Мишанин рот непроизвольно раскрылся.

– Да что ж ты думаешь, кроме них больше некому, что ли? А вояки? А служба президента? А любой олигарх, если уж на то пошло!.. Сам знаешь, эту бородатую банальность: все, чего нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги.

– А она правда так помогает? Ну, Паша сказал, что прям с того света вытаскивает, в буквальном смысле.

– Да. Могу гарантировать. Сама была свидетельницей настоящего чуда.

И что, мы ее всем тут давать будем?

И не только тут. Везде и всем, кому только сможем. Ты понимаешь, дурья твоя башка, что это единственный шанс выжить для человечества, вернее, для его остатков…

А нам самим‑то хватит?

Господи, да мы ж планировали клинику открывать. В сундуке агара на десять тысяч доз. Хватит тебе?

О, что ж ты раньше не сказала, прям от сердца отлегло. Так, можно сказать, повезло нам?

Скоро увидим. Как там Клаус отреагирует…

Клаус отреагировал нормально. На пол градуса поднялась температура, но на другой день была в норме, гиперемия на месте укола держалась два дня.

На восьмой день нашей подземной жизни стало ясно: Господь в очередной раз явил нам свое милосердие. У нас была вакцина и мы получили реальный шанс выжить. Именно этими словами Павел завершил маленький доклад для жителей бункера.

 

Глава 4