Что ореховый куст сказал зайчонку

 

— Стой, Зайчонок, не беги

По тропинке узенькой,

Лучше ты побереги

Хвостик свой кургузенький.

Лис крадётся вдоль тропы.

Вряд ли ищет он грибы!

 

РАЗГОВОР СИНИЦЫ И ДЯТЛА

 

— Вынь - вынь,

Вынь, вынь, вынь

Червячка из глубины,

Кинь - кинь,

Кинь, кинь, кинь

На дорожку у сосны.

Накорми подруг!

— Тук - тук - тук!

Тук!

 

РАЗГОВОР ТРОПИНКИ И РЕЧКИ

 

— Речка, речка, где тут брод?

— Вот!

 

РАЗГОВОР СТАРОЙ ИВЫ С ДОЖДЁМ

 

— Восемь — у дороги,

Девять — на лугу…

— Что ты, Дождь, считаешь?

Может, помогу?

— Две — под старой елью,

Возле стога — шесть…

— Что ты, Дождь, считаешь?

Да не можешь счесть?

— Тороплюсь ромашки

Все пересчитать,

Десять — на опушке,

Под осиной — пять…

Ну как просчитаюсь,

Долго ль до беды!

Вдруг на всех не хватит

У меня воды!

 

РАЗГОВОР БОЛЬШОЙ ЕЛИ И МУШКИ

 

— Ты кому, большая Ёлка,

В небе пасмурном киваешь?

И не ты ли втихомолку

Тучи с тучами сшиваешь?

— Что ты, глупенькая Мушка,

Я не шью и не тачаю,

Я тихонько на верхушке

Ветер маленький качаю.

 

РАЗГОВОР ТАТАРНИКА И СПОРЫША

 

— Твой цветочек, братец Спорыш,-

Недомерок и заморыш.

То ли дело я цвету,-

Людям видно за версту!

— Я не спорю, брат Татарник,

Ты большой, почти кустарник,

Ты — богач,

А я — бедняк…

Я — целебный,

Ты — сорняк!

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ЛОСЁНКУ

 

Спи, Лосёнок тонконогий,

Ночь уже пришла.

На пригорке у дороги

Дрёма расцвела.

От гнилушек — слабый свет,

На траве — медвежий след.

Сонно сосны повторяют

Песенку одну.

Звёзды с облака ныряют

Прямо в глубину.

Сено смётано в стога.

У тебя растут рога.

Месяц прятки затевает,

Выглянул — исчез…

Здесь зверей не убивают,

Это добрый лес!

Завтра утром рано - рано

Встанешь — и иди.

Ни ловушек, ни капканов

Нету на пути.

Будет так, как повелось.

Спи, мой мальчик. Спи, мой Лось.

 

ПЕСЕНКА ДУБОВЫХ СЕЯНЦЕВ

 

Ты росток

И я росток.

Раз — листок,

И два — листок.

Подрастём ещё чуток,

И — чего же проще! -

Ты — дубок,

И я — дубок,

Я — дубок,

И ты — дубок,

Станем рядом бок о бок,

Вот и будет роща!

 

РАЗГОВОР ВЕТРА И ОСИНОК

 

— Здравствуй, Ветер!

Ветер, здравствуй,

Ты куда летишь, вихрастый,

Что поднялся до зари?

Погоди, поговори!

— Я спешу, осинки, в город,

Я несу приветов ворох,

Должен их сегодня сам

Разнести по адресам.

Площадям и переулкам,

Фонарям, тоннелям гулким,

Перекрёсткам и домам

Я приветы передам

От тропинок и дорожек,

От рябинок - тонконожек,

От калиновых кустов,

От малиновок, дроздов,

Чтобы город стал весенним,

Чтоб пришло туда веселье,

Чтоб запахло там весной,

Светлой радостью лесной!

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ РЕКЕ

 

Гаснет в небе зорька алая:

Приготовилась ко сну.

Спи - усни, речушка малая,

Не гони вперёд волну.

Укроти воды движение,

Бег бессонный прекрати.

Звёзд небесных отражение

Ты не путай — не мути.

Укачай икринки - бусинки,

Сом усатый пусть уснёт.

Пусть рачок совсем малюсенький

В мягком иле прикорнёт.

Спит цветок душистой таволги,

Спит кузнечик — не куёт.

Месяц, вниз сойдя ненадолго,

Возле брода воду пьёт.

 

РАЗГОВОР ЛЮТИКА И ЖУЧКА

 

— Лютик, Лютик, что хохочешь?

— Да ведь ты меня щекочешь,

Так листочки мне щекочешь,

Что не хочешь — захохочешь!

 

* * *

 

Тихо - тихо. Ни словечка.

Сонно гнутся травы,

Да ворчит устало речка

Возле переправы.

Голос филина во мраке

Прозвучал над бором.

Сколько разных, сколько всяких

В мире разговоров!

К ночи — глуше, к утру — звонче,

То слышней, то тише…

Завтра наш магнитофончик

Снова их запишет.

 

ТИХО-ТИХО

 

Тихо - тихо - тихо - тихо,

В наши двери входит Тихон,

Не аукать, не кричать,

А баюкать и качать.

Тихон песенку поёт,

Сны ребятам раздаёт:

«В этом сне — воздушный шарик,

В этом сне — собака Шарик,

В этом голуби летят,

В этом — дети спать хотят».

Тихо - тихо - тихо - тихо,

Сумрак, дрёма и покой.

Дети спят. Уходит Тихон

В тихий домик за рекой.

 

ВЕСНА

 

К нам весна шагает

Быстрыми шагами,

И сугробы тают

Под её ногами.

Чёрные проталины

На полях видны.

Верно, очень тёплые

Ноги у весны.

 

РУЧЕЙ

 

Бежал ручей по камешкам,

Бежал, бежал, бежал…

Потом в глубокой лужице

Лежал, лежал, лежал…

 

То снова он пустился вскачь,

То будто бы уснул…

Увидел речку — прыг туда

И сразу утонул!

 

ВЕТРЕНО!

 

Ветрено,

Ветрено,

Вся земля

Проветрена!

Ветер листья с веток

Разогнал по свету:

Липовый,

Берёзовый,

Жёлтый лист

И розовый,

Красный,

Разноцветный,

Старый лист газетный…

Солнечно,

Ведренно…

Ветрено!

Ветрено!

 

ПАРАШЮТИСТЫ

 

Из шариков пушистых

Над пёстрым летним лугом

Летят парашютисты

Вдогонку друг за другом.

Едва земли коснутся -

Уснут, как на диванчике.

А по весне проснутся…

И будут — одуванчики!

 

СЕНОКОС

 

Сенокос, сенокос!

Луг остался без волос!

Он пострижен косами,

Он побрызган росами.

Как причёска эта

Хороша для лета!

 

СЕНТЯБРЬ

 

Кончается лето,

Кончается лето,

И солнце не светит,

А прячется где - то.

И дождь - первоклассник,

Робея немножко,

В косую линейку

Линует окошко.

 

ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ

 

Опустел скворечник,

Улетели птицы,

Листьям на деревьях

Тоже не сидится.

Целый день сегодня

Всё летят, летят…

Видно, тоже в Африку

Улететь хотят.

 

ТУМАН

 

Кто - то ночью утащил лес.

Был он вечером, а утром исчез!

Не осталось ни пенька, ни куста,

Только белая кругом пустота.

Где же прячутся птица и зверь?

И куда ж за грибами теперь?

 

Октябрятский сад

 

За окошком зимний сад.

Там листочки в почках спят.

И листочки те во сне

Размечтались о весне.

А у нас, у октябрят,

На окне — зелёный сад.

Тут листочкам не до сна,

Тут уже пришла весна.

 

НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Предание

 

Россы победили. Тишина над лугом.

Воины расселись по смолёным стругам.

С неба ночь спускалась

Утицею серой,

Песня расплескалась

Над рекою Мерой:

— Не летай к нам издалёка, чёрный ворон,

Не топчи земли родимой, злобный ворог,

На тебя у нас мечи да стрелы.

И не быть тебе живым да целым.

 

И поплыли струги по волнам, по волнам

В городище, что звалося Холохолна.

И луна, сестрица солнца Ярилы,

Скатный жемчуг им дорогой дарила.

 

Лунный жемчуг не тонул — качался,

Светлый путь по реке намечался.

Только воин Доброгост победе не радуется,

Он вперёд не глядит, всё назад оглядывается,

Меч булатный сжимает рука.

Чем победа для него горька?

О своей он и не думает ране:

Братья не вернулись с поля брани.

«Ой ты, брат мой Бушуй, брат мой Ждан,

Я напрасно вас искал да напрасно ждал.

Нету вас ни на юру, ни во сыром бору,

Нет на берегу да на речном ветру.

Где - то вас настигли вражьи меч и стрела?

Но могли мы вас найти, да, видно, смерть нашла.

Знаю я, враги над вами не смеются,

Россы в плен живыми не сдаются.

Ой ты, лес, лес, тёмный лес, бор сырой,

Ты от чёрного воронья братьев скрой.

Вы, четыре ветра, братьев не оставьте,

Вместо нас над ними тризну справьте».

 

Взмахи вёсел — раз, два! — друг за другом

Движется по светлой Мере струг за стругом.

Соловей умолк. Дрозд прокричал.

Вон и Холохолны крепкий причал.

 

Соловей уснул. Проснулась кукушка.

Заалела боровая опушка.

Дунул ветер.

Дуб шагнул из тумана.

Тяжело глаза открылись у Ждана.

Боль в ногах, ноют грудь и плечо.

Голове, что в огне, горячо.

Меч лежит с перебитым клинком.

Рядом шлем, мятый шлем с шишаком.

А под ним постель не постель — ой жестка!

А над ним ель — ель высока.

Прилетел ветерок, правнук Стрибога - ветра, сел на ель.

Перепутал у ели ветки, как у пряхи кудель.

Говорит: — Ты послушай, ель, смоляная сестра,

Как разбили злобных ворогов россы вчера,

Да остался на поле воин раненый Ждан,

Да Бушуй, меньший брат его, погибает от ран.-

И услышал Ждан тихий шёпот, словно сквозь сон,

Точно кто зовёт его, чей - то вздох, чей - то стон.

И увидел он: поодаль среди горьких трав

Брат Бушуй белый лежит, словно выпил отрав.

И со лба сбегает тонкая и багряная нить,

Еле слышно шепчут губы бледные: «Пить!»

Ой, как берег крут, ой, как Ждан ослаб.

Если б Мера сама да испить дала б!

 

— Государыня быстра река,

Что торопишь волну,

И зачем ты, быстра река.

Камни катишь по дну?

 

Долгий век тебе, река,

Берег к берегу шить,

Что бежать тебе, река,

Да куда спешить?

 

Ты поишь волка серого

И медведя поишь,

Государыня река Мера,

Ты меня услышь!

 

Как бежит твоя волна,

Словно конь без узды.

Государыня быстра реченька,

Дай для брата воды!

 

И взметнулась волна в реке, точно конь гнедой,

До краёв Жданов шлем налила водой.

 

Прилетают ветры — улетают,

Жар по лугу кубарем катают.

Кузнецы - зеленцы звенят в мураве.

Братья Ждан и Бушуй лежат на траве.

Вышел из лесу Лось, как выплыл.

Воздух носом втянул, как выпил.

Глаз у Лося приветлив, взгляд светел.

Он под елью братьев приметил.

Говорит он: — Горько вам досталось,

Вы еще потерпите малость,

Вот вам свежие ветки еловьи,

Постелите себе в изголовье.

Я пройдусь по травам ни росным.

Поклонюсь цветам живоносным.

 

Выходил Лось на луга, на угоры.

Наклонясь, говорил слова - уговоры:

— Упади, тень, тень от дубравы.

Укажи, тень, тень,

На цветы, на травы.

Добрый ветер, дохни,

Прогони за леса

Ветер чёрный.

Шевельнись, листок,

Распустись, цветок

Животворный.

 

Возвратился Лось

И принёс цветы братьям.

Говорит: — Без них

Вам не жить — не быть

И не встать вам,

Как первый цветок

Золотой кружок,

Золотой круг -

Да не сам - друг.

Лепестки вокруг.

Лепесточки малы.

Как зубочки целы.

Белою каймой.

Будто снег зимой.

 

Говорил братьям Лось:

— Вот найти довелось

Золотой кружок,

Милу солнцу дружок.

Вы ромашкой его назовите,

Из него густо зелье сварите.-

Научал он Бушуя со Жданом: -

Приложите вы зелье к ранам,

В теле жар понемногу остынет,

Злая боль ваши раны покинет.

У второго цветка

Ножка тонка.

Как стрела в небеса,

Вот и вся краса.

Да листочки - плошки

Толеньки, плоски,

Светлой строчкой строчены,

Пушком оторочены.

 

Говорил он Бушую со Жданом:

— Приложите вы листья к ранам.

Лист целебный не скоро вянет.

Он глубокие раны затянет.

Тот цветок растёт в придорожье,

И зовётся он подорожник.

 

Ходит солнце синею тропкой.

Продолжает Лось неторопко:

— Вот и третий цвет.

От Ярилы привет,

На тоненькой дудочке

Солнышка чуточка.

Листья сборчатые,

Узорчатые.

А из листьев отвар

Остудит жар,

На сон укачает.

Голове полегчает.

Всю болезнь как рукою снимет,

А цветку — одуванчик имя.

 

Сладким мёдом пахнуло с луга.

Братьям любо глядеть на друга.

Лось повёл костяными рогами,

Перебрал тростяными ногами,

То ль ушёл в тёмный бор, то ль уплыл,

Лёгкий след свой росой запылил.

 

А в Холохолне россы тризну правят по братьям.

Пенный мёд и хмельную брагу пьют из кованых братин,

Ложки стучат, гудочки гудят, жалейки плачут.

Да горят костры, да храбрецы над пламенем скачут.

Только Доброгосту ни куска не съесть, не сглотнуть глотка.

Так печаль его темна, так утрата его горька.

Вышел он к Мере на берег, на дубовый причал.

Говорит: — Речной ветер, ты б хоть весть мне домчал,

Где да как погибли братья, где покой обрели,

Да могло ли быть, что вороги их в полон увели? -

Но молчит речной ветер, только волны морщит

Да на водах колеблет золотой лунный щит.

Доброгост снова просит: — Сизый сокол мой,

Облети леса - поля да вернись домой,

Ты высмотри, сизый сокол, братья где полегли.

На лугу ль, во сыром ли бору, на краю ль земли.

Да притомился сокол, никуда не летит.

На осинушке горькой молчком сидит.

 

И сошёл Доброгост к Мере, прямо к самой воде.

Рассказал реке Мере о своей беде:

 

— Государыня быстра река,

Что торопишь волну,

И зачем ты, быстра река,

Камни катишь по дну?

 

Ты постой, быстра река.

Не беги, не спеши.

Ты о братьях родимых

Мне, река, расскажи.

 

И взметнулась вода в реке, точно конь гнедой.

— Жив твой брат Бушуй, да и Ждан живой.

Ты садись - ка в чёлн да греби, я тебе помогу.

И увидишь ты братьев своих на моём берегу.

 

Ель взмахнула ветвями,

Точно крыльями птица.

У Бушуя и Ждана

Стали светлыми лица.

В небе зори погасли.

День с собой увели.

И луна показалась

Из - за края земли.

В рощах дробным раскатом

Кличет дятел - желна.

Луг оделся туманом.

Плещет в речке волна.

А на волне в челне — Доброгост,

Добрый гость.

Чёлн в осоке шуршит,

Доброгост на берег спешит.

А перед ним Ждан и Бушуй, как у орла два крыла.

— Здравствуй, брат! Нам родная земля умереть не дала!

Помогли нам река и трава, и помог нам зверь лесной.

Не тревожься, брат! Снова мы сильны, как дубы весной.-

Уплывает чёлн, и во тьме уже не видать челна,

Только бор шумит, над рекой только песнь слышна:

— Не ярись ты, враг, и на россов ты не ходи войной.

Непокорен росс. Не отдаст тебе он земли родной.

Верен меч в руке, и надёжен щит, и стрела остра.

Духом крепок росс. И земля к нему, словно мать, добра.

Животворны цветы на родном лугу, там, где он родился и рос.

И в родном краю, на родной земле вечно жив и бессмертен росс!

 

СОСНЫ ШУМЯТ

Повесть

 

НОЧЬ

 

Сейчас ночь. Тамара не спит. Тетя Нюра, которая дежурит сегодня, сидит в уголке. Там на маленьком столике горит коптилка — баночка с керосином, а в ней фитилёк. Ребята спят. А Тамара не спит. Тамара плачет. Ридом стоит Валина кроватка. Вале три года. Он ещё очень маленький. Он ничего не понимает и не помнит. Он спит спокойно. А Тамара — большая. Ей уже шесть. Тамара знает, что сейчас война. Что её привезла в деревню Сосновку. «в глубокий тыл», из Минска. В Сосновке она живёт с ребятами в светлом деревянном доме, который раньше был школой, а теперь он называется «Дом ребёнка». В Минске осталась Тамарина мама. Тамара всё время ждёт маму. Ночью она не может спать. Она слушает, как шумят за окном сосны. В открытую форточку пахнет дождём. Ночью Тамаре кажется, что мама никогда не приедет. И она тихонько плачет, чтобы не услышала тётя Нюра. Потом она засыпает.

 

ОЛЕСЯ

 

А утром в большое незанавешенное окно весело светит солнце. Тётя Нюра кричит: «Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!» В школу никто не ходит, это просто у тети Нюры такая будилка.

Прибегает Олеся. Олеся — большая девочка, дочка Веры Александровны — заведующей.

— Ребята! — говорит она. — Тётя Нюра отпускает вас после завтрака со мной гулять. Собирайтесь скорее.

Она помогает тёте Нюре принести с кухни кашу. Ребята старательно выскребают кашу из глиняных мисок. Добавки не будет. Тётя Нюра говорит, вздыхая: «Война».

Собрались. Построились парами. Тамара, как всегда, в паре с Инночкой-красавицей. Её так зовут, потому что так её называет папа. Инночкин папа на фронте. Он пишет ей письма, а тётя Нюра читает их два раза: один раз Инночке, а потом всем ребятам. Инночкин папа написал: «Всё будет хорошо, Инночка-красавица, мы обязательно победим фашистов».

Тамара думает: «Какие они — фашисты? Наверно, толстые, красномордые и косоглазые». Из-за них мама не едет за Тамарой…

Олеся выводит ребят во двор. Высокие сосны окружили дом, как будто играют в каравай. Кажется, сейчас запоют: «Каравай, каравай, кого любишь — выбирай!» Но у них получается только бесконечное «ш-ш-ш-ш», и они с досады размахивают ветками и сыплют на землю сухую хвою.

Олеся говорит:

— Тамара, ты будешь за старшую. Построй ребят полукругом, а я сбегаю за Альфой.

Альфа — это Олесина овчарка. Сейчас они будут её дрессировать. Ребячий круг смыкается. Олеся и Альфа — в середине. Ушки у Альфы — торчком, шерсть серебристо-серая. Она виляет хвостом и дрессироваться не хочет. Олеся кричит ей:

— Альфа, сидеть, сидеть!

Альфа нехотя садится. Олеся гладит её по голове. Надо бы дать ей сахару, но сахару у Олеси нет. Утром она сама пила противный сладковатый чай с сахарином.

— Альфа, лежать! — командует Олеся.

Альфа и не думает ловиться. Она увидела Кашлатика — рыжего важного кота, который эвакуировался из Москвы вместе с Олесей и Верой Александровной.

Альфа бежит по кругу, потом прорывает его там, где стоит маленький Валя, и кидается за котом. Кашлатик, не хуже белки, одним махом взлетает на сосну. Альфа на него громко лает, ребята хохочут. На этом дрессировка кончается.

 

РОЯЛЬ И СМЕТАН СМЕТАНЫЧ

 

Как-то раз в коридоре шёл странный разговор. Заведующая Вера Александровна и завхоз Исаак Маркович разговаривали друг с другом сердито и непонятно.

Тамара ходила в бельевую за наволочками и всё слышала.

— Я знаю, что война. Ну и что же? — говорила заведующая. — Нам ведь не только их растить, нам их и воспитывать надо. Вкус им прививать. Развивать чувство прекрасного.

— Вы фантазёрка! — кричал завхоз, размахивая левой, единственной рукой. — Это нереально. У нас нет на это денег. Мне нужны лошади. Лошади, а не фигли-мигли! Мне нужно возить, дрова со сплава. Я же не могу навозить дров на всю зиму на одном нашем дохлом Мишке! Мне нужно платить за лошадей. Я должен их а-рен-до-вать!

Так они покричали и ушли.

А на следующий день шуму в коридоре было ещё больше. Ходили какие-то чужие дядьки. Открывали двери. Вторая половинка, которая была на крючке, открываться не хотела. Её колотили топором. Кто-то говорил: «Снимите с петель, снимите же её с петель!» И наконец много людей сразу внесли в коридор через кухню {ребятам ходить в эту дверь запрещалось) большущий рояль. Его поставили в коридоре, в углу, и он стоял там, как испуганный чёрный слон. Ребята подходили к нему, гладили его и ждали, что же будет дальше.

А дальше было вот что. После полдника к ребятам пришла Вера Александровна и сказала:

— Возьмёте каждый свой стульчик и пойдёте в коридор.

В коридоре за роялем сидел высокий, очень худой старик.

— Это Степан Степанович, — сказала Вера Александровна. — Ваш учитель. Садитесь все возле рояля.

Ребята пошумели, повозили стульчиками и наконец расположились и затихли. Степан Степанович сказал:

— Мы сейчас выучим песенку, — И заиграл. И запел. Он пел тихим голосом смешную песенку:

 

— Мой маленький ослик на рынок пошёл,

Мой маленький ослик сто крынок нашел.

Ни красных, ни белых,

Ни битых, ни целых,

Мой маленький ослик сто крынок нашёл!

 

Ребята быстро выучили песенку про ослика. А потом Степан Степанович рассказал им, что у него есть сын и что его сын — лётчик, он воюет с фашистами и с фронта прислал Степану Степановичу песню, которую любят петь лётчики. Это была взрослая, серьёзная песня. Но Степан Степанович спел её ребятам, и они запомнили припев и подпевали:

 

Петлицы голубые,

Петлицы боевые,

Я вижу вас при свете и во мгле.

Лети, мой милый сокол,

Лети, мой друг высоко,

Чтоб было больше счастья,

Счастья на земле!

 

А вечером, когда все легли спать и тётя Нюра вышла из комнаты, был такой разговор.

— Тамара, а Тамара… — шептал Валя. — Это что — сокол?

— Птица такая.

— Тамара, а про какой же тогда самолёт мы пели? Ведь про него поют, что он сокол, а как это — самолёт и сокол?

— Наверно, такой волшебный самолёт, — шепчет в ответ Тамара. — Как птица. У него белые железные крылья.

— И он ими машет, да?

— Машет. И на них красные звёзды.

— И он убьёт всех фашистов?

— Убьёт. И тогда приедет моя мама.

— И моя?

— И твоя…

Степан Степанович стал приходить к ребятам часто. Ребята полюбили его. Им всё правилось в старом учителе: и как тихо и мягко он разговаривает, и как красиво поёт, и как прямо и ровно ходит — как военный. Только маленький Вала никак не мог выговорить его имени и отчества правильно. У него получалось что-то вроде «Сметан Сметаныч». Ребята так и стали звать своего учителя — Сметан Сметаныч. За глаза, конечно. А то ещё обидится. Они ведь ив со зла, а просто передразнивают Валю.

 

РЕПЕРТУАР

 

Однажды, когда Сметан Сметаныч пришел на урок, с ним вместе появилось непонятное слово: «репертуар».

— Нужен же репертуар, — говорил он тёте Нюре и Вере Александровне. — Помилуйте, как же так — просто взять и выступать?

Потом на урок прибежала Олеся и тоже говорила: «Репертуар, репертуар».

Ребята толком ничего не поняли. Но с этого урока стали не просто все хором петь песни, но каждый ещё дополнительно разучивал свою песенку или стишок.

Инночка-красавица выходила на середину коридора и объявляла:

— Моцарт. «Колыбельная». — И начинала петь тоненько-тоненько:

 

Спи, моя радость, усни…

 

Валя тоже выходил на середину. Он читал стихи. У него получалось так:

 

Взяй баясик

Каяндасик.

То есть «взял барашек карандашик». Смешно, конечно, но над ним не смеялись. Хвалили даже. Валя ведь маленький.

А Тамара танцевала под музыку.

Когда Степан Степанович играл что-нибудь красивое и медленное, ей так и хотелось медленно поднимать руки и кружиться. Олеся как-то случайно увидела, как Тамара в уголке, в коридоре, кружится и приседает.

— Степан Степанович, — сказала она, — а Тамара-то у нас настоящая балерина. Не поставить ли нам ещё и балетный номер?

— Превосходная мысль, — обрадовался он. — Она будет танцевать «Сентиментальный вальс». Неплохо, а?

И он заиграл красивую музыку, а Олеся показывала, что надо делать, и Тамара плавно поднимала руки, и ходила по кругу на цыпочках, и у неё было очень радостно на душе.

 

ГОСПИТАЛЬ

 

Скоро выяснилось, что «репертуар» — это всё вместе: и песня лётчиков, и Инночкин Моцарт, и «Баясик», и Тамарин вальс, и всё-всё, что ребята выучили со Сметан Сметанычем. А учили они это всё не просто так, а потому что их пригласили в гости раненые из госпиталя; а чтобы раненым было интересно, ребята и приготовили «репертуар».

Олеся сшила Тамаре белое платьице из марли с коротенькой юбочкой и множеством оборок. Это называлось «пачка». Всем ребятам починили ботинка.

И вот наконец Вера Александровна пришла и сказала:

— Завтра едем.

Утром после завтрака в телегу запрягли Мишку. На дно телеги положили сено и байковые одеяла. Взяли с собой хлеб. Тётя Нюра сказала:

— Мало ли что…

И ещё взяли с собой горшок — тоже «мало ли что». И ещё два бидона е водой.

Потом нарядились. Потом пришёл Степан Степанович. И Вера Александровна. И Олеся. И все поехали. Мишка шел медленно. Его погоняли, но он всё равно шёл медленно, потому что ему было тяжело. Все нервничали и боялись опоздать.

Потом у Мишки порвался какой-то чересседельник.

Потом Тамара захотела пить, и все захотели пить, и тётя Нюра всех поила и ругалась.

Наконец проехали большое поле и въехали в город и так затряслись по булыжной мостовой, что языки во рту задрыгали и заныло в животе. Свернули на ту улицу, где был госпиталь. У ворот их дожидалась тётенька. Она была в белом халате, а из-под халата выглядывала военная гимнастёрка. Она кинулась навстречу и закричала:

— Ну что же вы, ну где же вы? Раненые ждут. Обед уже скоро. Ну, скорее, скорее…

Вошли в госпиталь. Там пахло свежей масляной краской, варёной капустой и каким-то знакомым-знакомым лекарством. Прошли белыми гулкими коридорами, поднялись по каменной лестнице, потом протопали по деревянным ступенькам и вдруг очутились на сцене. На сцене стоял такой же рояль, как у ребят дома.

А в зале на стульях и на подоконниках сидели раненые в серых халатах.

Фашисты ранили их на войне, и теперь они лечились в госпитале, чтобы снова поехать на фронт и выгнать фашистов с нашей земли.

Ребята выстроились в два ряда. Степан Степанович заиграл. Ребята запели «Петлицы голубые».

…Тамара танцевала. Она плавно поднимала руки, и опускала их, и вставала на цыпочки, и приседала, и кружилась.

Когда кончился танец, раненые закричали и захлопали в ладоши, а один раненый хлопал ладонью по коленке, потому что у него не было второй руки. Степан Степанович снова заиграл Тамарин вальс, и она танцевала всё сначала. А Валю заставили три раза подряд прочесть «Баясика».

Потом звонил какой-то звонок, приходили тётеньки в белых халатах, говорили:

— Товарищи, ведь обед, идите же, наконец, в столовую! Но никто не двинулся с места до тех пор, пока ребята не исполнили весь свой репертуар до конца.

 

ИНЕЙ

 

Настала зима. Вода в затоне замёрзла, покрылась льдом. Олеся каталась по льду на коньках, а ребят туда не пускали.

Потом затон замело снегом. И всё кругом замело снегом, так что возле дома приходилось самим прокапывать дорожки. Завхоз Исаак Маркович всё-таки достал лошадей и навозил дров, и в доме жарко натапливали печи.

Однажды, когда ребята вышли во двор гулять, они увидели такое, чего раньше никто из них не видел.

Светило солнце. Небо было светло-голубое, как летом. Сосны стояли тихо, не шевелились. Они были белые-белые, каждая веточка, каждая иголочка была покрыта чем-то белым, чем-то сахарным.

— Он, как красиво! — сказала Тамара. — Как в сказочной книжке.

— Это иней, — сказала тётя Нюра.

А ребята даже не галдели, как обычно. Они стали на крыльце и молча смотрели на сосны. Кругом была тишина. И было слышно, как кто-то вдалеке, в деревне, рубит дрова.

 

ВЕЧЕРНЯЯ СКАЗКА

 

И ещё Исаак Маркович достал керосиновые лампы. Не какие-нибудь коптилки, а настоящие, со стеклом. Они горели светло и уютно, И вечером, когда за окнами было темно и тихо, ребята садились вокруг столика с лампой, и тётя Нюра рассказывала им сказку:

— В некотором царстве, в некотором государстве жил старый старик, и было у него три сына: Иван Большой, Иван Меньшой да Иван Средний брат.

Жили они дружно, пахали, сеяли, землю свою лелеяли. Всё было бы хорошо, да напало па их землю злое Чудище.

Днём-то тихо, а ночью — лихо. Только стемнеет — налетает Чудище на города и деревни. Как дохнёт огнём — так дым столбом.

Горит город, горят деревни, люди гибнут, дети остаются сиротами. Ходят дети по дорогам, плачут, убиваются, а Чудище над ними насмехается. Как налетит Чудище на поле, так людям недоля: вытопчет пшеницу, сожжёт рожь — ни колоска не соберёшь.

Говорит старик своим сыновьям:

«Собирайтесь-ка все трое: Иван Большой, Иван Меньшой да Иван Средний брат. Нечего сидеть да горевать, надо с Чудищем воевать. Поешьте посытней да садитесь на коней. В добрый вам час».

Так братья и сделали.

Выехали они в поле, стали темноты дожидаться. Вдруг слышат из-под земли доносится голос:

«Эй, Иван Большой, Иван Меньшой да Иван Средний брат. Это и говорю, ваша Земля. Вы обо мне радели, сил своих не жалели, сеяли, пахали, устали не знали. Теперь настал мой час с вами за добро добром расплатиться. Видите, вон среди поля дуб стоит? В дубе том чудесная сила, а Чудищу — могила. Отломите себе по суку от того дуба да Чудище этими дубинами и бейте».

Дождались братья темноты. Налетело Чудище на поле, стало пшеницу губить. Тут поднял Иван Большой свою дубинку и огрел Чудище по голове. Замахнулся Иван Меньшой дубовым суком — Чудищу в хвост угодил, а Иван Средний брат своей дубинкой Чудищу хребет переломил.

Тут Чудище и сдохло.

Спилили братья дуб, выкорчевали пень, а в яму Чудище свалили да засыпали. Поклонились они родной Земле, поблагодарили за совет и помощь и вернулись к отцу с  победою…

Сказка кончилась. Сначала все молчали. Потом Валя говорит:

— Чудище больше никогда не вернётся?

— Нет, не вернётся, — успокаивает его тетя Нюра.

— А дальше что?

— А дальше будем спать.

Валя капризничает, он просит, чтобы ему рассказали, что было дальше. Но уже поздно. Все ложатся спать и быстро засыпают. Тамара засыпает тоже.

 

ИДЁТ ВОЙНА НАРОДНАЯ

 

Однажды ребят никто не разбудил. Никто не спел им: «Дети в школу собирайтесь». Валя открыл глаза первый. Ребята ещё спали. Разговаривать было не с кем. Оп пощипал паклю из стенки. Потом сунул мизинец в расщелившееся бревно. Мизинец застрял. Валя его подёргал и вытащил. Из щели выбежал и побежал к потолку маленький чёрный паучок. Вале надоело молчать.

Он подёргал Тамарино одеяло.

— Тамара, а я видел во сне мыльную лошадь. Она была вся красивая, как мыльные пузыри.

Тамара посильнее зажмурилась, потом поняла, что она не спит, и открыла глаза.

— Ой, ребята, как светло! — закричала она. — А где же тётя Нюра?

В коридоре радио пело всем известную и почему-то страшную песню «Идёт война народная…». За стеной на кухне тётя Маруся-водоноска громыхала вёдрами. На дворе запрягали Мишку: Исаак Маркович собирался в город за продуктами. А тётя Нюра не приходила.

Потом прибежала Олеся. У неё были красные глаза и какое-то не такое лицо.

— Ребята, быстро одеваться и в умывальную, — сказала она. — Старшие, помогите маленьким застегнуть лифчики. Умоетесь — садитесь за столики. Я сейчас принесу кашу.

— А тётя Нюра?

— Тётя Нюра не придет. Тётя Нюра плохо себя чувствует.

А днём ребята угнали, что тётя Нюра получила «похоронную». Тёте Нюре написали, что её муж отважно сражался за Родину и погиб как герой.

Тётя Нюра пришла на другой день. Была она как обычно. Только бледная. И всё время туго стягивала косынкой голову.

Ребята вели себя тихо. Даже маленький Валя не капризничал совсем.

 

ЛКА-СОСНА

 

Приближался Новый год. Ёлка. Только вот не были ёлочных игрушек. Олеся принесла бумаги. Её выкрасили карандашами в разные цвета и выпросили у Исаака Марковича клей. Олеся разрезала бумагу на узенькие коротенькие полоски и научила ребят клеить из них цепи. Склеиваешь колечко, потом продеваешь полоску в это колечко и склеиваешь концы — получается два колечка вместе. Нанизываешь много-много колечек разного цвета, и получается длинная красивая ёлочная цепь.

Вера Александровна дала немного ваты. Вату смачивали клеем и скатывали в виде морковок. А когда клей засыхал и морковки твердели, их раскрашивали красной краской, приклеивали зелёный бумажный хвостик и ниточку — чтоб вешать. Пока красили и клеили, вес с ног до головы выпачкались краской и клеем. Зато было весело.

Олесю к<