О городе Уфе и о всей Уфимской провинции

В описании «Оренбургской истории» в примечании на 24 параграф, стран. 113, показано уже, что «Город Уфа построен в государствование царя и великого князя Иоанна Васильевича, спустя немногое время после того, как Казань российскому скипетру совершенно покорена, по прошению башкирскаго народа»; а в первой частия сей «Топографии» в 4 главе и о том народе, елико возможность допустила собрать известного и достоверного, тогда объявлено. Здесь остается упомянуть одно то, что может служить к изъяснению и дополнению оного.

По достоверным выправкам нашлось, что башкирцы о построении сего города челобитье свое имели в 7081 году (то есть от Рождества Христова 1573) не только для того одного, чтоб им положенный на них ясак тут, как внутри их жилиц, платить было льготнее, но и от неприятелей бы иметь им здесь убежище и защиту. Построен он при реке Белой, по течению ее с правой стороны, на таком месте, кое со всех сторон окружено высокими горами, а притом все его жительство лежит между восьми великих и глубоких буераков, из которых в одном, кой идет поперек города, течет речка, именуемая Сутолокой. О звании города Уфы можно догадываться, что оно не вновь ему придано, но паче возобновлено прежнее, и сущее то, которым нагайские ханы, исстари живучи в здешних местах, город свой именовали, ибо никакого резона не видно, чтоб городу, построенному над самою рекою Белою, коя величиною против реки Уфы вдвое больше, именоваться по реке Уфе, которая в реку Белую впадает с правой же стороны по течению ее, версты с три выше города, где никакого городового строения нет. К тому ж над самой рекою Уфою от города верстах в пяти, на весьма высоком и прекрасном месте, поныне видно татарское городище, где, как сказывают, нагайские ханы живали. И так могло быть, что оное городище на реке Уфе, текущей подле его, прежде нынешнего города Уфы, Уфой именовано, а тому последуя и российского построения город Уфа ж названа. Башкирцы реку Уфу называют Уфа-Идель, что значит Уфа-река, а Белую — Ак-Идель, то есть белая река.

Знатный башкирский старшина Нагайской дороги Каратабынской волости Кедряс Муллакаев в изъяснение сего объявил, аки бы задолго до покорения российскому скипетру Казанского царства и башкирцев на самом том месте, где ныне город Уфа, был великий город, который простирался вверх по реке Белой до устья реки Уфы, и до Уфимских, то есть при реке находящихся, гор, так что жительство его распространялось по длине верст на десять. Последний владетель сего города был нагайский хан именем Тиря-Бабату-Клюсов, кой жил в нем в одни только зимние времена, а летом жил он около Демы реки, от города Уфы верстах в 50, в двух местах, а именно: при озере большом Азирате, да на речке Ислаке, где были немалые ж жительства; да и поныне на том озере мечеть, а на речке Ислаке мечеть же и дом каменные видны, только уже обвалились. В подданстве его, Тиряхановом, были нагайцы и 12 минских волостей башкирцев, и платили ему, хану, ясак куницами и медом; но понеже де на том уфимском месте, кое тогда Туратов именовали (а ныне Казаньтав называют), оказался великий змей и, приходя в город, многих людей ядом своим заражал и умерщвлял: то оттого со всеми своими нагайцами вышел он на реку Дему, где несколько времени жил, уведал о взятии российскими людьми города Касимова, и о намерении их на Казань, и для того, боялся их, ушел на Кубань; а в тогдашнее ж время якобы и оный ядовитый змей спрятался в находящуюся при реке Уфе гору и исчез, так что более уже никакого вреда от него не было.

В вышеозначенных окружающих город высоких горах, к стороне Белой-реки, лежит множество алебастрового и известного камня; также с обеих сторон в утесах к реке Белой находятся пещеры, где в прежние времена, как обыватели объявляют, живали пустынники, но ныне по большей части они осыпались.

Примечается, что оное неровное и горами окруженное место под строение города Уфы избрано для того наипаче, что течение рек Уфы и Белой оные горы окружает и делает великий мыс, наподобие полуострова, где немалые пашни, и при первом случае едва не все городские извороты тут быть могли; ибо для безопасности жителей от противных башкирцев, от калмыцких и киргиз-кайсацких набегов, от реки Уфы до реки Белой верст на десять сделан был ров, и по нем стоял палисад, о средине которого для проезда была одна башня, при которой содержан караул, и от нее во все стороны чинены разъезды, и называлось то засекой, чрез что не только город Уфа, но и все оное окружение помянутых рек (что верст 30 или более сочинит) оставались под защитою; но ныне того палисада и оных разъездов уже нет, и ров заростает, однако ж башня на средине того расстояния поныне еще видима, хотя уже весьма обветшала.

Настоящего города укрепление состоит из деревянной рубленой стены, а в некоторых местах и палисада, где для въезда и выезда шестеро ворот, из коих одни с приезда из Казани называются Казанские, да по сторонам: с правой, первые Ильинские, вторые Фроловские, а с левой Сибирские, Спасские и Успенские; к реке ж Белой сделан был палисадом с высокими деревянными башнями замок, или кремль, внутри которого каменная соборная церковь во имя Пресвятой Богородицы Смоленской, с приделами верховных апостолов Петра и Павла и Чудотворца Николая. Тут же были провинциальная канцелярия, гауптвахта, цейхгауз, воеводский дом и тюремный острог; но в прошлом, 1759 году в случившийся от молнии пожар все оное выгорело, да и соборной церкви причинилось немалое повреждение. Жительства внутри и вне города 651 двор, приходских церквей с приделами 6, да два монастыря: первый Успенский, в коем архимандрит с монахами; за оным монастырем жалованных от царя Михаила Феодоровича крестьян поблизости от Уфы в двух селах, а именно в Дуванеях и в Чесноковке, 271 душа. Другой, девичий, монастырь именуется Рождественским; в нем игуменья и 40 монахинь, из которых игуменья и 27 монахинь получают окладное жалованье, а прочие без жалованья на морском подаянии.

Купечества и цеховых по ревизии состоит 230 душ; за переведением в Оренбург осталось и имеется здесь служивых людей регулярных пехотных 1 рота, драгун 2 роты, да казаков, за взятием из них в Оренбург на житье половины, еще сто пятьдесят человек.

При первом заведении сего пригорода поселены были здесь переведенцы из разных великороссийских городов, которые по старинному обыкновению служили конные и пешие стрелецкие службы, потом из пеших учреждены солдатские полки; конные ж названы сперва стрельцами, а потом служивыми казаками. Затем сюда ж переведено было из верховых городов несколько дворян и из польской шляхты, из коих учреждены 2 роты драгунские да третья иноземческая, коим из башкирских земель даны были дачи вокруг на все стороны верст до тридцати, где от них поселены деревни, в которых у всех тамошних помещиков по последней ревизии считается 636 душ; наконец же из оных дворян и из детей их, явившихся годными в службу, от Оренбургской экспедиции учреждены два полка регулярные, а именно Оренбургский и Уфимский, которые ныне в крепостях на Уйской линии расположены и комплектуются оставшимися в Уфе, Бирске и Мензелинске. Расстояния от Уфы до Оренбурга 333, до Казани 520, до Москвы 1255 верст.

Подчиненные Уфимской провинциальной канцелярии жительства, старинные пригороды: Бирск, Оса, Мензелинск, да вновь по Оренбургской экспедиции строенные крепости: Нагайбак, Та- бынск, Ельдяк и Красноуфимск, из которых о каждом месте известное ныне объявляется.

 

Пригороды

Бирск, над рекою Белою по течению ее с правой стороны, ниже города Уфы сухим путем 89 верст, а рекою Белою для великих ее излучин с 250, от Оренбурга ж 422 версты. Нынешнее укрепление оного состоит в одном замке, кой срублен из бревен, на высоком месте. В нем соборная церковь деревянная во имя архистратига Михаила. Старожилы по преданиям сказывают, якобы сей город прежде именован был Архангельским городом, может быть, по церкви. В том же замке воеводский дом и канцелярия, цейхгауз и провиантские магазины. Во время бывших башкирских бунтов и вокруг всего жила бывал оплот, рогатки и надолбы, а при начале оного видно, что ров и вал делан; но ныне все оное развалилось, и видны малые токмо знаки. Жительства в нем прежде было до семисот домов. Половина по старине служивых городовых людей, а другая дворцовых крестьян; но умалилось тем, что служивых людей определено много в новоучрежденные Оренбургский и Уфимский драгунские полки, которые и ныне из остающихся тут недорослей комплектуются. А из крестьян пожиточные по большей части выехали на житье в близ лежащие от города деревни: и так ныне во всем городе более 400 дворов нет. На посаде оного, кроме вышеозначенной соборной церкви, еще две церкви: одна во имя Покрова Богородицы, а другая святого Пророка Илии. Звание сего города происходит от речки, называемой Бирь. Татары и башкирцы именуют ее Бюрсу, то есть «волчья вода», ибо «бюр» на их языке значит «волк». Она впадает в реку Белую по течению ее с правой стороны, пониже города верст девять, шириной хотя не больше 20 сажен, а инде и меньше, но глубиной свыше той пропорции; ибо весьма много таких омутов, где от 6 до 10 сажен глубины. К устью ее имеются камни и пороги, где вода с великим шумом и стремлением течет, а в некоторых местах от натуры так как бы нарочно сделанные ворота есть, сквозь кои вода весьма упорно и стремительно течет, и оттого сия река никогда не мерзнет, чего ради лебеди, утки и другие зимние птицы по ней зимуют. Тут же водятся небольшие птички, о коих обыватели сказывают, что они живут под водою в норах, и называют их водяными воробьями.

Неподалеку от сего пригорода на горах видны поныне старые городища, о коих обыватели говорят, что тут живала чудь: первое повыше города верстах в двух и называется Чертовым городищем, а с чего, никто того не знает; второе вверху ж от города верст с 40, на весьма высоком и крутом бугре, кой именуется Айбашевым; третье вниз по Белой реке верстах в 30 от города на горе, кою называют Сокольей горой. При всех оных местах видны рвы, валы и кладбища, но строений никаких уже не знать, а и рвы и валы по большей части заросли кустарником и большою травою.

Покойный тайный советник Василий Никитич Татищев мнил, якобы город Бирск прежде Уфы построен, но на чем он сие свое мнение утверждал, то мне неизвестно; а жители уверяют, что он гораздо после Уфы построен.

Оса, близ реки Камы, по течению ее с левой стороны, на речке Осинке, от которой он звание свое имеет. Расстояние до него от Уфы 298, от Оренбурга 631, от Казани 461, от Кунгура 120 верст. Укрепление оного состоит из одного деревянного замка, в коем церковь во имя Успения Богородицы, с приделом святителя Николая, канцелярия и воеводский дом. До состояния Оренбургской экспедиции был сей пригород в Казанском уезде под ведением Казанской губернской канцелярии, а в 1737 году, по причине бывшего тогда башкирского замешательства, причислен он к Уфимской провинции, в том рассуждении, чтоб Осинской дороги башкирцев для лучшего над ними смотрения и наблюдения подчинить здешнему воеводе, чего ради и воеводы определяемы бывают сюда от Правительствующего сената; однако из Казанского уезда никаких жительств в ведомстве его не приписано; да и те самые обыватели, кои в оном пригороде живут, состоят не в его, но в Казанском ведомстве. Жительства в нем дворов до 80, из оных обыватели все употребляются в службу, в ландмилицкие полки, по нарядам от Казанской губернской канцелярии.

Мензелинск, на реке Мензеле по течению ее с левой стороны, которая ниже города верстах в пяти впадает в реку Ик, а сия в Каму, коя от Мензелинска сухим путем близ пятнадцати верст; от Уфы 219, от Оренбурга 552, а от Казани 280 верст. Имеющаяся здесь воеводская канцелярия, следственно и воевода, состоят в ведении Казанской губернской канцелярии, потому и суд производится здесь над жителями Казанского уезда. Что принадлежит до Мензелин- ских обывателей, то почти все оные состояли прежде из городовых служивых людей, из коих так, как из уфимских и бирских, учреждены вновь помянутые два полка драгунские, Оренбургский и Уфимский, и оставшимися в домах оные полки, а не сборными с государства рекрутами, от Оренбургской губернии, когда сколько потребно, комплектуются. Потому здешний воевода, определяемый от Казанской губернской канцелярии, никакой команды над ними не имеет, а состоят все они под командою особых офицеров, определенных от Оренбургской губернской канцелярии, которые, будучи тут, и между башкирцами, не далее 30 верст живущими, в их делах суд и расправу производят. Укрепление сего пригорода состоит в том, что снаружи поставлен палисад, а внутри сделан деревянный замок, в коем воеводская канцелярия и воеводский дом. Жила во всем пригороде дворов до 700. Церквей две, первая во имя святых апостолов Петра и Павла, другая — Смоленской Богородицы. Во время башкирского замешательства, продолжавшегося с 1735 по 1741 год, Башкирская комиссия, при которой разные генералы находились, кроме походов, всегда имелась здесь.

У сего пригорода начинается или паче оканчивается, оный старинный вал и ров, а по нынешнему линия, с которой в «Истории Оренбургской» на стран. 136, в примечании 8, описание учинено, чего здесь повторять уже кажется непотребно.

 

Крепости

Табынск, в Башкирии Нагайской дороги, на реке Белой по течению ее с правой стороны, где в нее текущая из близ лежащих гор речка Усолка впадает, от города Уфы вверх по той реке сухим путем 85, а от Оренбурга 248 верст. Укреплен он по определению статского советника Кирилова в 1735 году чрез находившегося тут при прежде бывших соляных варницах балахонского купца Ивана Утятникова, который потом за то, что он от воров башкирцев, кои во время их бунта к сему месту неоднократно неприятельские приступы чинили, сильно оборонялся, и ни к какому их авантажу не допустил, по именному указу блаженной памяти государыни императрицы Анны Иоанновны пожалован был комиссарским чином. Он же и главного бунтовщика Кильмяка-абыза, который жительство свое имел в Юрматынской волости, от Табынска верстах в 20, подружась с ним притворно и хитрым образом залуча его к себе в крепость, поймал и под крепким караулом в Башкирскую комиссию отослал, но наконец он, Утятников, впал в явный раскол, в коем и жизнь свою несчастно окончил. Звание ж Табынска происходит, как мнится, от Табынской башкирской волости, в которой он построен. Укрепление его регулярное, нарочным рвом и земляным валом, и в некоторых местах поставлен и палисад, снабжен артиллериею и гарнизоном, которого в нем ныне состоит полроты пехотной да казаков 100 человек. Посадских по переписи 37 душ; жительства всего дворов с 200; церковь во имя Вознесения Господня, с приделом Богородицы Казанской. Покойный генерал-лейтенант Соймонов, имея на время команду Оренбургской комиссии, любя сие место, которое подлинно имеет весьма хорошие и привольные места, и окружено лучшими и почти богатейшими башкирскими деревнями, намеревался, чтоб здесь иметь ему свое пребывание, а в Оренбург бы токмо летними временами ездить, или б когда особливая нужда востребовала. По его ж определению заводим был здесь для Оренбурга казенный стеклянный завод, к чему хотя и разные приготовления были учинены, но понеже требованные от главной дворцовой канцелярии мастера не присланы, то сие его намерение осталось без действа, а заготовленные для сего завода леса и всякие припасы на Другие надобности употреблены. Верстах в 8 и в 10 от сей крепости под горами имеются соляные ключи, которые в одно место стекаясь, сочиняют вышеозначенную речку Усолку, коя в вершинах своих от тех ключей имеет соленую воду; но к устью, коим она в реку Белую впадает, большой солености уже не имеет, однако не так пресна и приятна, как в реке Белой. На оных ключах издавна был городок и соляные варницы, кои наконец принадлежали балахонским купцам Осокиным, и вываренная тут соль отправлялась судами вниз по реке Белой в города Уфу, Бирск и далее; но все оные варницы еще прежде прибытия статского советника Кирилова в Уфу от противных башкирцев разорены, и все имевшееся тут строение и немалое число заготовленных дров сожжено. У оных Осокиных был компанейщиком в сих заводах вышеупомянутый комиссар Утятников.

Вверх по реке Белой, от Табынска сухим путем по большой к Оренбургу дороге верст с 50, против Ашкадарского яму, на той стороне помянутой реки, имеется высокий курган, или гора, именуемая Ак-Тау (Белая), где на самом верху сказывают, что есть озеро, воду имеет теплую, в нем щуки и другая мелкая рыба есть; но вся оная рыба в пищу не годна и вредительна. Уверяют разными примерами, якобы те, кои поймав в сем озере щук варили и ели, сбесясь от той пищи, умирали. На том же озере водятся утки, у коих будто ни на крыльях, ни на хвостах перьев нет, но по всему корпусу только один пух, зачем они и летать не могут, а живут на том озере поверх воды и в норах береговых между каменьев. Сия гора с дороги, коя лежит из Оренбурга к Уфе, видна, и выше ее по всей дороге нет. Оные ее обстоятельства весьма достойны испытания; но понеже она за рекою Белою от дороги не близко, то заезжать на нее не спопутно; разве кто для одного любопытства нарочно съездить туда пожелает летнею порою, ибо в зимнее время и взъехать на нее, надеюсь, неудобно.

Елдятская крепость, в Башкирии Сибирской дороги на реке Уфе, между гор, от города Уфы 160, а от Оренбурга 493 версты. Она построена при статском советнике Кирилове в 1735 году. Звание ее происходит от башкирской Елдятской волости, ибо стоит на земле той волости башкирцев. Гарнизону в ней ныне половина роты пехотной да служивых казаков 100 человек, жительства дворов со 100; церковь во имя Нерукотворенного образа Спаса; укреплена с наружной стороны оплотом.

Красноуфимская крепость, на Сибирской же дороге в вершинах реки Уфы, по течению ее с левой стороны, смежно к Кунгурскому уезду и к Екатеринбургскому ведомству: от Елдятской 194, от города Уфы 354, от Оренбурга 687, от Кунгура 100, а от Екатеринбурга 184 версты. Гарнизон ее состоит из одной роты пехотной да из 300 человек служивых казаков. Жительства в ней дворов до трехсот. Для укрепления снаружи сделан палисад, а внутри рубленый замок, в котором церковь во имя Живоначальной Троицы, с приделом святителя и Чудотворца Николая, канцелярия и воеводский дом. Она так же, как и предозначенная Елдятская крепость, построена в 1735 и в 1736 годах, для всяких наблюдений за башкирцами Сибирской дороги, и чтоб требующиеся из Екатеринбурга железные припасы, получая сухим путем, отправлять отсель до города Уфы водою.

Кроме оных крепостей в Уфимском уезде знатнейшими жилами почитаются старинные дворцовые села, которые для безопасности от башкирцев наподобие острогов укреплены оплотом, в некоторых же и рубленые стены с башнями были сделаны. Из оных Каракулино, на реке Каме, от города Уфы 210, Калинники 60, Дуваней 53 версты.

Впрочем, что до окружности всей оной провинции принадлежит, то со стороны внутренних мест смежна она с Казанскою и Пермскою провинциями, а потом с Екатеринбургским ведомством и с Исетскою провинциею, от которой, тако ж и от Оренбургского ведомства, со внешней стороны, ежели к Зилаирской крепости (описанной в первой главе) назначенный дистрикт почесть, отделяют ее Уральские горы, и по сю сторону тех гор имеющиеся башкирские волости, которая окружность, не считая заяицких мест, где киргиз-кайсаки кочуют, Оренбургской губернии наибольшую часть сочиняет. Главные в Уфимской провинции реки суть следующие. 1. Часть Камы реки, впадающей в Волгу. 2. Белая от вершин ее до устья, коим по долгом течении впадает в Каму. 3. Уфа, впадающая в Белую в близости города Уфы. 4. Дема, коя тако ж неподалеку от города в ту ж реку впала. 5. Ик, впадающий в Каму; да внутрь Башкирии. 6. Сим. 7. Юрюзань и другие многие, на которых, особливо же по Белой и по Симу рекам, весьма превысокие горы удивительной крутости и утесы натуральные, так как бы искусством сделанные, находятся, из коих один в вершинах Симских в Кудейской волости на Сибирской дороге, называемый Шайтан-Юрт, или чертово жилище (ибо башкирцы баснословят, якобы тут бывали и поныне случаются разные привидения), для редкости стоит сего, чтоб срисован был искуссным мастерством. В 1757 году, едучи по оной реке в зимнее время и видя сие чудо натуры, принужден я был остановиться и смотреть на него долго с удивлением, но сожалею, что бывший тогда прежестокий мороз препятствовал столь странный вид и все околичности скопировать. Директор горных заводов Яков Твердышев, зная сие место, сказывал мне, что в вершинах реки Юрюзеня, от новозаводимого их молотового железного завода, названного по сей реке Юрюзенским, не весьма далеко есть еще утес вышеписанного гораздо больше и куриознее. А такие ж утесы и удивительные пещеры и по реке Белой, недалеко от медиплавильного Вознесенского завода, принадлежащего ее императорского величества обер-гофмаршалу действительному камергеру и разных орденов кавалеру графу Карлу Ефимовичу фон Сиверсу, имеются, из коих об одной удивительной пещере особое описание от меня учинено и напечатано в «Ежемесячных сочинениях» 1760 года в марте месяце. Что касается до довольства сей провинции, то во всей Российской империи едва сыщется ль другая, которая б всем нужным к житию человеческому толико избыточествовали, как Уфимская; ибо к хлебопашеству самая лучшая земля повсемственно, повсюду ж леса, в коих множество бортевых пчел, реки судовые и рыбные, озер рыбных и пажитных мест везде довольно, но надлежит сожалеть весьма, что за неимением в Уфе и в прочих местах пожиточных жителей, в торгах и промыслах великое оскудение; да и хлебопашество за малоимением жительств не везде в хорошем состоянии. Главная экономия уездных обывателей, особливо ж башкирцев, состоит в конских заводах, в содержании скота и бортевых пчел. Что ж до медных и железных заводов принадлежит, в Башкирии имеющихся, то о сих в следующей 12 главе особо упомянуто.

В первой части, в главе четвертой, при описании русских, татар и башкирцев по древнему состоянию, из разных писателей показано, что в тех самых местах, из которых ныне по большей части Уфимская провинция состоит, до нашествия татар, кое в исходе 12 и в начале 13 столетия после Спасителя нашего произошло, болгары, угры или венгры, и команы жительствовали, и назывались оные места и иногда Угориею, Венгриею, Булгариею, Команиею, иногда ж Паскатирскою и Баскирдскою землями, чего не повторяя здесь, ссылаюсь на все оное. Потому можно вероятным образом заключить, что во всех оных местах издревле были многие тех народов города и жительства, и усмариваемые ныне в разных здешних местах руины и признаки старинных городищ, хотя и не все, но по меньшей мере некоторые из них, могут признаваемы быть за остатки тех к славянам принадлежащих народов, что и горных заводов древние ж признаки поныне во многих местах внутри Башкирии находимые довольно уверяют; ибо от скифских и татарских народов, кои по большей части были в здешних местах кочующими, оные заводы конечно быть не могли; и так, ежели б все оные места, которые и по канцелярским токмо справкам, а несколько и по сказкам простолюдин, здесь описал, от людей сведущих народную и натуральную историю, хотя б не нарочно и не вдруг, но от времени до времени были осматриваны и описываны, то б всемерно здесь открылися многие вещи, кои б нас в тех древних и весьма темных сказаниях совершенно удостоверить могли, к великому изъяснению древней и всех частей нашей российской истории.

К награждению нынешних сих недостатков, по мнению моему, не видно ныне иного средства и способа, как токмо тот, о котором я выше сего в заключении первой главы объявил, а именно: содержат от времени до времени всему тому записку, что когда и от кого уведано будет в здешних местах достойное примечания и описания; а с того, когда время и случая допустит, нетрудно будет осмотры и поверки чинить, остерегаясь токмо, дабы не предать в публику ничего несправедливого и невероятного, чему последуя и я многое о разных местах сказыванное то, что невероятно мне казалось, в сию вторую часть ныне не вносил, оставляя оное впредь до рассмотрения, и довольствуясь тем одним, что мною в первой части уже описано, с тем желанием, дабы из таких будущих записок со временем «Оренбургской топографии» третья часть возросла, к исправлению и дополнению нынешних моих недостатков.

О КРАПИВНОЙ КУДЕЛИ

И О УПОТРЕБЛЕНИИ В ПРЯЖУ

И В ДРУГИЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАДОБНОСТИ

 

Представляя Вольному экономическому обществу, о сбережении лесов, между прочего донес уже я оному обществу, что башкирцы в некоторых жительствах, вместо пеньки и поскони употребляют крапиву, которая во многих местах сама от себя растет. Башкирские женщины и ребята, приготовляя оную, прядут и делают из сей пряжи холстины добротою против посконных. Веревки и сети рыболовные из той же пряжи у них делаются и проч.

В декабре месяце прошлого 1769 года, во врученной мне комиссией случилось ехать из Оренбурга чрез разные башкирские жилища до города Уфы, причем нарочно примечал я пряжу и тканье оной кудели и осведомлялся о собирании и приготовлении той крапивы чтоб о сем, по мнению моему, и в нашем домостроительстве не беспотребном деле, получа достовернейшее сведение, представить на рассуждение вышеупомянутого общества высокопочтенному собранию, почему ныне и доношу. Крапива оная в великом множестве растет у них на лугах и в займищах, около кустарников и где у башкирцев хмелевые места, а хотя случается она и инде, но не столь высока и толста. Вышина ее бывает аршина в три иногда ж и выше. Поспевает в сенокосное время и в августе месяце. Башкирские бабы и ребята вырывают ее из земли с кореньями и связывают в снопы, ставят около тех же кустов, где она росла, чтоб тут просохла (мочить и слать так, как у нас со льном и посконью поступают, нет у них обыкновения), после перевозят ее в домы и кладут под повети. Когда понадобится ко употреблению, то, завастривая кость из говяжьих ребер, оною костью ствол ее разрезывают и сдирают с него кожу, почти так же, как у нас в деревнях дягилья очищают и едят. Оная кожа имеет в себе волокно или куделю, и для того наперед толкут ее в ступах, чтоб имеющуюся в ней кострику разбить. Потом вытрясают оную кострику руками, и так по очистке, делают из ней кудели, кои, привязывая к простым палкам, прядут из них нитки для тканья и для другого надобного им употребления. Башкирцы называет сию крапиву по наречию своему ксиркан, а татары кчыткан. На опыте при сем прилагаю несколько оной крапивы с ее кожею и волокнами и кудель, какую башкирки употребляют в пряжу, также лоскут холстины суровой и беленой, вытканной из той пряжи башкирскими бабами.

Есть еще в Башкирии род диких или самородных коноплей, но сия растут больше на пустырях, где прежде бывало жило и называют их тарпан, с обыкновенными коноплями имеют они много сходства. Сию траву, сбирая, башкирцы мочат, стелют и учреждают подобно льну и коноплям, также употребляют в пряжу и в тканье; но крапиву признают они за лучшую, потому якобы она в пряже и в тканье бывает гораздо крепче, для чего больше и запасают. В предбудущее лето, ежели случай допустит, не оставлю я о сих самородных коноплях обстоятельнее разведать и, рассмотря, их представить на рассуждение оного ж общества.

По моему мнению, нет кажется сомнения, чтоб и наша крапива (коя большой рост имеет), как самородный продукт, не могла у нас с пользою употребляема быть. Крапива башкирская, когда еще молода, от обыкновенной у нас ничем не разнится, а что рост ее на конец выше, и в отводу бывает она толще, происходит без сомнения от климата и тучности башкирских земель; но сие, не учиня опытов над нашею обыкновенною крапивою, уважать еще не следует. Волокны нашей крапивы, хотя и короче будут башкирской, но добротою иногда не хуже, как то и со льном и посконью случается, ибо не всегда тот лен за самый лучший почитается, кой длинен, но больше тот, который в волокнах своих тоне и крепче. Чего ради не бесполезно б было присоветовать, дабы находящиеся в деревнях искусные помещики и любопытные хозяева обыкновенную у нас крапиву для того ж употребления опытами изведали, что и я с моей стороны предбудущим летом учиню, да и башкирской крапиве, достав потребное количество, против башкирского обыкновения лучшею пряжею, и тканьем из ней тонкой и толстой холстины, опыты сделаю, и во свое время представлю их экономическому собранию. Между тем же посылаю ныне опыт башкирской кудели по нашему деревенскому обыкновению вычесанной, и несколько сученых ниток в селе моем из оной пряденных (кои казались мне крепче обыкновенных у нас льняных и посконных), да и хлопков, оставших от той кудели, которые, по мнению моему, на конопать речных судов (получаемую в Оренбург из дальних мест не дешевою ценою) и в дело картузной бумаги весьма способно употребляемы быть могут.

 

О КРАПИВНОМ ХОЛСТЕ

 

Крапиву, как всем известную, и везде почти в огородах, в полях и в лесах растущую траву, описывать здесь никакой нужды нет. Все наши крестьяне об ней и что есть между оной разные роды довольно знают. На немецком языке один ее род называется пеньковым может быть потому, что и в Германии в некоторых местах употребляют ее в разные рукоделия вместо пеньки и поскони. В экстракте из Савариева лексикона, на наш язык переведенном, на странице 267 упоминается, что те голландцы, кои по реке Гальбии ездят для коммерции в Яловское королевство, между прочими товарами берут с собой на продажу крапивные полотна, но как и где их заготовляют, того из оного описания не видно. В самых древних наших деяниях крапивные или крапинные паруса точно упомянуты. Ведая ж из разных коммерческих описаний, что самые тонкие индийские и европейские кисеи делаются из наилучшей хлопчатой бумаги, не понимаю я, почему кисейное полотно на немецком языке крапивным, то есть Rebeltuch называют. Сие рассудилось мне предписать, не вступая в нижеследующую материю, для того только, дабы видно было, что я представляю теперь не вновь изобретенное, но старое дело, служащее в пользу общества.

Башкирцы, в Оренбургской губернии живущие, за недостатком льну, пеньки и поскони, каким самым простым, скорым и легким образом готовят у себя крапиву для пряжи и вязанья из нее холстин и на другие свои надобности, о том представил уже я Вольного экономического общества высопочтенному собранию от 23 числа января 1770 года. А при сем прилагаю я два лоскутка, один суровый, а другой беленый, отрезанные от той крапивной холстины, коя по приказу моему в селе моем Спасском выткана в простое бердо, из одних крапивных ниток, в том же моем селе дворовыми девками пряденых[†].

За отлучкою моею оттуда с домашними нитки не столь тонко прядены, и не так тщательно выткали оный холст как надлежало, но и по сему первому еще опыту без сушения уже можно видеть и заключить, что крапивная куделя и холстина хотя и не может быть столь хороша, как льняная, но по самой меньшей мере во все те надобности годится, во что у нас обыкновенный крестьянский из поскони делаемой употребляется. В носке ж по крепости сих ниток может быть гораздо прочнее^**. А когда дело сие приведено будет в общее обыкновение, то со временем может статься, что из сей везде находящейся травы и лучшей доброты холст, да и другие для общества полезнейшие вещи деланы будут. На первый случай и того уже довольно, что вышла из ней такая холстина, которой аршин здесь по меньшей мере четыре или пять копеек стоит.

Кто совершенно знает, с какою различною и долговременною работою сопряжено у нас приготовление льну, поскони и пеньки, и сколь много подвержено оно бывает вредностям и неудачам, тот, сравнивая оное с тем простым, легким и скорым способом, как крапива в пряже приготовляется у башкирцев, почитает употребление ее у нас по крайней мере вместо поскони довольно выгодным и полезным. А размножать ее сеянием на сродных ей местах, и еще на таких, кои везде почти остаются праздными, никакой труд не надобен. Следовательно и употребление ее в пряжу, в тканье и в другие дела, во всех местах, а еще больше в тех, где лен, пенька и посконь не родятся, по мнению моему, может произвесть немалую пользу и выгоду. Между тем же льну и пеньки прибавится у нас для внутренней и внешней коммерции.

И хотя я довольно уже сведом, что такие ж сему подобные новые дела не только у нас, но и везде подвержены бывают критикам и возражениям. Многие при начале их толкуют трудности, другие, ничего не зная, сказывают невозможность, иные ж, не поняв, признают ненадобность, как-то и в рассуждении крапивной пряхи и холстины говорили уже мне, якобы крапивную куделю за жесткостью ее волокна прясть трудно. Другие сказывали, будто вытканная из нее холстина будет жечь и беспокоить тело, (чего я по собственным моим опытам не нашел), иные рассуждали, что у нас в империи на дело полотен и холстин родится довольно льну, пеньки и поскони, а в крапиве де никакой нужды нет, но истинные патриоты несмотря на такие не рассудные возражения, полезных своих предприятий никогда не оставляют. А потому и надеюсь я, что Вольное экономическое общество о народных пользах и надобностях непрестанно старающееся, сие мое представление благосклонно примет, и ежель признает оное полезным, то не оставит употребить от себя такие меры и средства, чрез которые б оно время от времени*, могло приходить у нас не только в знаемость, но и в самое употребление. Чего я как член оного общества всеусердно желаю.

 

ТРЕТЬЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ О ПЧЕЛАХ

 

Намеряясь собирать известия о содержании у нас пчел и примечать сию часть экономии, обещал я о бортевых и земляных пчелах, тако ж и о тех, кои в дуплявых деревьях в каменных и в других расщелинах живут, и, разведав, особое описание учинить. И потому прежде нежели сообщу я примечании мои, нынешним летом учиненные, и записки собранные мною в 1768 году, рассудилось мне объявить теперь о бортевом содержании, сколько я сам сведом и по сие время известиться об нем мог.

Бортем называется у нас то на кореню стоячее и растущее дерево, в котором выдолблен улей или жилище для пчел. Вышиною от корня бывает оно сажени на полторы и на две, а иногда и многим выше: к чему у нас в России обыкновенно употребляют сосновые, дубовые, липовые и вязовые деревья, а больше бывают сосновые. В Башкирии видел я такие высокие сосны, на коих по два и по три бортя сделаны. Борть мнится мне древним званием славенским, либо сарматским. Древность сего промысла у нас в России из древних наших летописцев доказывается. Рачение о сбережении бортей подтверждается самыми древнейшими законами, данными от Ярослава (в лето 1016) и Изъяслава новогородцам, ибо в них за кражу и пожег бортей наказание значится. Да и в уложенье блаженной памяти государя царя Алексия Михайловича в 10 главе, в статьях 218 и 219 особые на то законы положены. Башкирцы и татары борти свои так уважают, как мы почитаем недвижимое свое имение.

Из башкирцев очень много таких семейств, у коих бортей по пяти сот, а у иных и более тысячи есть, от которых они медом и воском немалый себе доход получают. Некоторые, а больше убогие из них, и тем еще промышляют, что выделывают борти, имея у себя потребные на то инструменты, чистят и закрывают их весною и осенью, получая за то от хозяев плату. За одно выделывание получают по три и по четыре копейки с дерева, а иногда и больше. Один человек бортей ста два отправляет, то есть, выделывает, чистит, закрывает, лазит и выламывает борти, но большая часть башкирцев, не нанимая к тому работников, сами все то поправляют, выключая одних престарелых людей: словом сказать, главная их экономия состоит в содержании конских заводов и бортевых пчел, и в том они весьма прилежны и искусны.

Не видавшему сии работы очень удивительно и ужасно покажется, когда смотрит на поднимающегося в немалую высоту человека, который не по сучьям дерева, но способом одного ременного плетня, закидывая оный вверх, иногда сажен на десять и выше взлазит, и так, упершись ногами в ступеньки, вырубленные в коре дерева, а спиною опустившись на закинутый им вокруг дерева плетень, отправляет свое дело со всякою способностию. Таблица четвертая, изображение под № 1 и 2, представляет бортевые сосновые деревья и взлезших на них бортников с их инструментами, из которых один под № 1, опущая на тоненькой веревке кадушку, или кожаный турсук с выломанным из бортя медом, подает его другому, внизу дерева стоящему, а сей, принимая мед, выкладывает в большую кадь либо в большой кожаный мешок (по-башкирски турсук). Бывают такие б