Что ни день, то новые знакомства

 

Был у меня один клиент, так он употреблял порошок унциями, после чего дурел по‑настоящему. Однажды утром он проснулся в ломке и никак не мог вспомнить, куда запихнул спасительную дозу наркоты. И что, выдумаете, предпринял этот гений? Вызвал полицию, чтобы те приехали и помогли ему в поисках. Парню влепили восемнадцать месяцев. Почему это пришло мне в голову? Возможно, пришло и мне время вызывать поддержку. Я ничего не ел с шести часов прошлого вечера, поэтому ощущаю слабость во всем теле, а в животе урчит и мутит. Во рту пересохло, будто я жевал песок. Я чувствую себя игрушкой чревовещателя. Да, в коробке темно, но, возможно, когда меня вынут из нее, мне не понравится еще больше и темное убежище покажется мне милым и уютным.

Я пролежал в ящике около часа. И вдруг слышу, как открывается крышка. Чувствую, как кто‑то разрезает скотч, намотанный вокруг моей шеи, и стягивает с головы пластиковый мешок для мусора. Как хорошо снова наслаждаться прохладой свежего весеннего воздуха. Я жмурюсь, но вижу, что мистер Боец касается кончиком пальца слегка изогнутых в улыбке губ. Куда исчез синий комбинезон, а с ним и бейсболка и темные очки в тяжелой оправе? Теперь на нем рубашка с галстуком и черный кожаный пиджак.

– Перекатись влево, боец, – приказывает он.

Я выполняю. Он перерезает пластиковый кабель.

– Вылезай и оденься, боец. – Он тычет пальцем в пакет из спортивного магазина, в точности такой, какой мы видели у Кинки.

Мы находимся в каком‑то помещении вроде бытовки. Отовсюду доносятся звуки строительных работ, ревут дрели, гудят генераторы. Пол покрыт толстенным слоем пыли. Я выбираюсь из деревянного контейнера и голый направляюсь проверить, что там купил мне добрый мистер Боец. В дверях стоят двое амбалов и переговариваются в лацканы пиджаков. Видимо, они либо скрытые психи, либо телохранители. Думаю, они служили в армии. В пакете нахожу черный тренировочный костюм «Адидас» с золотыми фирменными полосками и черные кроссовки «Найк» как раз моего размера.

– Тебе требуется еще что‑то для физического комфорта? – справляется Боец.

Должно быть, издевается. Может, вступим в половое сношение, миссис Боец? А ты как думаешь, дорогуша?

– Можно мне пописать и попить?

– Вон там, а воды я тебе принесу. – Он указывает на дверь в углу.

Я вхожу в биотуалет и делаю свои дела. Выбираюсь и вижу, что парень уже встречает меня с двухлитровой бутылкой воды, как будто он, словно кролика, вынул ее из шапки.

– Можно вопрос? – смелею я, очевидно, оттого, что до сих пор жив.

– Слушай, боец, любопытство сгубило кошку. Тоска сгубила тарантула, а любопытство – кошку.

Наверное, такой у телохранителей профессиональный юмор, потому что все как один они заливаются смехом. Один, тем не менее, отвлекается. Ему в наушник поступает сообщение.

– Вас понял. Приступаем, – отвечает он в лацкан. – Босс ждет нас внизу. – Это уже Бойцу.

Мне протягивают желтую каску. Боец занимает позицию ведущего. Мы быстро выходим из комнаты, шагаем вдоль строительных лесов, потом по коридору со старой кирпичной кладкой. Минуем рабочих, похожих на инженеров‑строителей. Нас ведет Боец, временами переходя на бег рысцой. Наконец мы добираемся до грузоподъемника. Боец сообщает обслуживающему его рабочему, что нам необходимо спуститься к самому основанию фундамента. Кабина скрипит и повизгивает. Интересно, насколько безопасно нам всем, этим громилам и мне, здесь находиться. Но, судя по невозмутимым лицам, их это ничуть не беспокоит. На дне шахты лифт медленно притормаживает и останавливается. Дверь поднимается, мы покидаем кабину и снова следуем за Бойцом. Теперь мы движемся по дощатому настилу, уложенному поверх бугристого глинозема. Внезапно он выводит нас к огромному котловану размером с целое футбольное поле. Хоть он и расположен под открытым небом, его все равно освещают прожектора. Мы углубились где‑то на семь этажей. Тут повсюду стоит тяжелая техника, экскаваторы, бульдозеры с оранжевыми фарами, но совершенно нет людей. Все тихо и пустынно, словно все в спешке покинули это место. «Боец» подводит меня к двум бытовкам, причем одна располагается на крыше другой, и мы поднимаемся по боковой лестнице в заваленный планами и чертежами офис.

Там, лицом к парням в желтых касках, ботинках со стальными мысами, вельветовых штанах и рабочих рубашках, очень похожих на строителей или технологов, стоит какой‑то мужчина. Руки скрещены на груди, на подбородке – ямка, что придает ему задумчивый вид. У мужчины пронзительные голубые глаза, здоровый загар и серебристо‑серые, аккуратно подстриженные волосы. Его сшитый по индивидуальному заказу костюм из легкой шерсти на Савил‑роу, должно быть, потянет на все две с половиной «штуки». Он внимательно слушает подчиненных, взвешивает каждое их слово, молча кивает. Потом достает из пачки французскую сигарету и закуривает ее, несмотря на развешанные повсюду таблички о запрете курения. На ногах у него шоколадного цвета замшевые мокасины ручной работы, украшенные кисточками и бахромой. Наверное, купил их на Джермин‑стрит. Мужчина не обращает внимания на наше присутствие. И никто из нас не вмешивается.

Мы с этим типом знакомы. Правильнее сказать, он мне знаком. Иногда последняя часть головоломки аккуратно ложится на свое место, но в данном случае вся головоломка целиком падаете неба и прямиком мне на голову. Имя этого джентльмена – Эдвард Райдер. Я и не догадывался, что он имеет отношение к нашему миру. Но до меня наконец дошло, что он – лицо влиятельное, побратим Джимми Прайса, и именно ему я помогаю разыскать дочь Шарли. У нее другая фамилия, поэтому я и не провел между ними никакой параллели. К тому же без смокинга и черной бабочки я его и не узнал. Этот тип и его красавица‑жена, которая моложе мужа на целых двадцать лет, не сходят со страниц глянцевых журналов, каких полно на кассах в супермаркетах. Вот Эдди с женой на благотворительном обеде, вот они на игре в поло, вот они с королевской семьей и иными представителями аристократической мафии. И везде будет подписано: «Благотворитель, бизнесмен и владелец транснациональной компании мистер Эдвард Райдер с женой». Ему, должно быть, пятьдесят пять, но он отлично выглядит.

– Две недели! Им подавай еще две недели? – качает головой. – Черт подери, дай им только палец… Ладно. Мне нужно поговорить с этим парнем. – Кивает в мою сторону. – Пошли.

Эдди проворно марширует мимо меня и сбегает вниз по лестнице. Я следую за ним и догоняю. Боец держится в десяти футах позади. Глинозем хоть и не ровный, но сухой.

– Если это насчет того, что я разыскиваю вашу дочь, то…

Эдди резко останавливается, сверкает на меня глазами‑бусинками и поднимает руку, веля замолчать. Мы возобновляем движение и подходим к краю длинного узкого прохода, выкопанного с одной стороны котлована. Эдакая полость в огромной яме. Я осматриваю отверстие и вижу, что там находится группа людей. Очевидно, это археологические раскопки. Они сметают землю сухими кисточками и собирают ее в мешки. Все перетянуто веревкой, образующей что‑то наподобие сетки. В некоторых местах выкопаны траншеи, другие прикрыты брезентом. Студенты работают небольшими группами, копают маленькими лопатками и просеивают землю. Ребята трудятся с энтузиазмом. Мы стоим над ямой на смотровой площадке, сооруженной из подмостков и дощатого настила. Эдди останавливается, смотрит вниз и снова покачивает головой.

– Вот. – Он подзывает меня кивком головы. – Видишь?

Он показывает на склон котлована. Там видны пласты глины различных оттенков, земли и грязи. Очень похоже на песок в бутылке, что моя бабушка привезла с острова Уайт.

– Посмотри на слои почвы, – рассуждает Эдди. – Разные оттенки и даже цвета. Ты ведь знаешь, что это? Это история. Видишь там человека? – Он показывает на парня в рубашке с короткими рукавами, резиновых сапогах и твидовой охотничьей шляпе. – Так вот он может выделить в них разные исторические эпохи: от римлян, викингов и средневековья вплоть до того момента, когда было построено это здание, которое мы потом снесли.

– Где мы? – спрашиваю я.

– Конечно, ты не знаешь. Лондонский Сити, в пятидесяти ярдах от Темзы. Римляне построили здесь гавань. В те времена на этом месте был залив.

Эдди говорит четко и спокойно, как будто брал уроки ораторского искусства. Карл у Клары украл кораллы. Его речь похожа на речь светского человека, пытающегося произвести впечатление выходца из более низкого сословия. Но в ней вы не найдете ни единой ошибки. Этот парень сохранит свое достоинство в любом месте: и в местной забегаловке, и на благотворительном балу. Человек в охотничьей шляпе замечает нас и машет рукой. Эдди Райдер салютует ему в ответ и одаривает широкой улыбкой.

– Идиот, – бормочет он себе под нос. – Полный придурок. – В его голосе появляются комические нотки. – Погляди на него. Спроси его об абсолютной власти в эпоху средневековья, и он часами будет рассказывать тебе об этом. Задай вопрос об ингредиентах омлета, и он в растерянности разведет руками. Лондонская корпорация попросила меня предоставить этой толпе еще немного времени. Разумеется, я согласился. В противном случае они вернулись бы с решением суда. Это место, видите ли, представляет собой большую историческую ценность. Мне и моим партнерам оно обходится в пятьдесят три тысячи в день. Я хочу, чтобы они убрались, чтобы я смог быстро возвести свое административное здание в двадцать семь этажей. Оно будет великолепным.

– Когда эти люди закончат?

– Если они вообще закончат. Они просто сказали Корпорации, что им нужно еще две недели.

– А вы не могли просто ответить, что вам нужно продолжать работу?

– И выглядеть после этого вандалом? Филистером? Мне приходится быть любезным, притворяться, что меня на самом деле интересуют их раскопки. Они приходят и демонстрируют мне осколки древнего ночного горшка или кость овцы. На днях сюда заезжал лорд‑мэр Лондона. Он стоял там, где сейчас стоишь ты. Нас сфотографировали для газеты. Я улыбался, но в действительности же мне хотелось лишь одного – сбросить чванливого недоумка в эту яму. А теперь им подавай еще две недели… Ты знаешь, кто я такой? – повернувшись ко мне, вопрошает Эдди Райдер.

– Вы Эдвард Райдер, друг Джимми Прайса.

– Это Джимми тебе сказал? – Он тихо смеется.

– Да.

Что‑то подсказывает мне, что у него совсем иная точка зрения.

– Также он попросил тебя разыскать мою дочь Шарлот. Зачем?

– Мистер Райдер, до меня только что дошло, что мистер Прайс меня подставил.

– Но зачем? Ты еще не ответил на мой вопрос.

Я сообщаю ему обо всем, что сказал мне Джимми Прайс в субботу в «Амбаре у Пепи». Нет смысла изображать из себя умника.

– Видишь вон того парня, это мистер Боец. – Эдди одной лишь бровью указывает в сторону телохранителя. – Он за десять минут найдет кого угодно.

– Так вы не желаете, чтобы ее нашли?

– Нет. Не хочу, чтобы этим занимался ты. Если мне надо, я узнаю, где она проводит дни и ночи. Мистер Прайс поимел тебя. А впрочем, не только тебя. В некотором смысле он поимел нас всех. Ничего не поделаешь. Так мы взрослеем. Возможно, я задолжал тебе извинение.

– За что?

– Думаю, мистер Боец довольно грубо обошелся с тобой. По‑моему, ты приторговываешь кокаином. Некоторые наркоторговцы слишком вольно обращаются с автоматическим оружием. Но ты не похож на стрелка, больше на любовника.

– А почему этот парень всех называет «бойцами»?

– Думаю, старые армейские замашки, – шепчет Эдди.

– Контрразведка?

Райдер мотает головой, но пальцем подзывает меня приблизиться.

– Они считают, что о контрразведке знают все. Их же подразделение – совсем другое дело. Я даже сомневаюсь, что их отряд официально существует. Министерство обороны не подозревает о нем даже во время военных действий. Он говорит по‑русски, по‑гэльски и по‑арабски. О, кстати, – восклицает Эдди, как будто его вдруг осенило, – двое твоих друзей были схвачены в Брайтоне одновременно с тобой. Они находились в Севен‑Дайл в доме одного торговца, задавали кучу вопросов под видом офицеров полиции. Двое моих людей, выдав себя за полицейских, арестовали их. Какая ирония! Мистер Боец хотел подкинуть им в номер гостиницы героин. Достаточно, чтобы предъявить обвинение в попытке сбыта…

Всегда под рукой «герыч», да, мистер Боец? Достаточно только раз заглянуть в его глаза, чтобы понять: этот здоровяк способен вломиться в дом и добить обдолбанного наркомана в полубессознательном состоянии. Тот парень был прав. Кто‑то действительно прикончил Кинки зато, что он и бабки взял, и от приза не отказался.

– … но к чему наживать себе врагов? – заканчивает Эдди.

– Так почему же все‑таки Джимми попросил меня найти вашу дочь, мистер Райдер?

– Пожалуйста, зови меня Эдди. Я думал, ты какой‑нибудь уличный мальчишка, которого Джимми привлекает к грязной работе. Но теперь вижу, что ты – одаренная личность.

Надо будет вытатуировать на лбу: «Остерегайся лести».

– Спасибо, Эдди. Но почему?

– В качестве компенсации. У тебя проблемы, но не со мной. Я отпущу тебя. Я знаю Джимми Прайса уже тридцать пять лет. Столько не дают и за убийство. Вся чушь, что он тебе рассказывал, все это в определенной степени правда. Мы действительно провели вместе многие детские годы, но я всегда хотел вырваться оттуда. Дьюи, которого ты не помнишь, потому что тогда еще не родился, бывало, отводил меня в сторону и твердил о том, что я должен выйти из игры, уехать как можно дальше от этого мира. Старик часто повторял: «Джимми – проходимец, но преступником можешь стать ты».

– И что это значило?

– Дьюи любил говорить загадками. Особенно после нескольких стаканчиков. – Эдди смеется. – Я всегда понимал это как: «Завяжи прежде, чем это сделает Джимми» или «Вся ваша деятельность утянет тебя на дно». Я старался держать Джима в поле зрения. Этому научил меня Дьюи. Классный был парень, проницательный, обаятельный. Придешь, было, в паб, которым он владел в начале семидесятых, а там рядом со старшими офицерами полиции сидят и пьют легкий эль закоренелые преступники.

– А чем все это время занимался Джимми?

– Лизал задницу Дьюи. Но до старика ему было далеко. Прайс пытался ему подражать, вплоть до того, что купил после его смерти дом Дьюи. Ты был в нем хоть раз?

– Я всего лишь сбываю для него товар. Мы не общаемся.

– Ты неплохой знаток. Район Хай‑Триз в Тоттеридже. Прекрасный был дом, пока Джимми не приложил к нему руку и не начал украшать его, как будто это публичный дом или притон дешевых бандитов. Я посещал его. Джимми запорол всю красоту.

– Не хочу торопить вас, но почему вы сказали, что у меня проблемы?

– Всему свое время. Надеюсь, ты – здравомыслящий молодой человек и до всего дойдешь сам. Так вот я построю на этом месте административное здание, когда весь этот цирк уберется отсюда. Главные инвесторы – русские.

– Мафия?

– Черт возьми, сынок. Где твои манеры? Ты, как и большинство людей, делаешь поспешные выводы. Почему все считают, что если это русские, то они обязательно являются членами организованной преступной группировки? Многие из них служили в КГБ. Замечательные люди. Хотя многие, опять же, скажут, что КГБ и мафия – это одно и то же. Что касается меня, то их деньги ничем не хуже всех остальных.

Конечно, не хуже. Особенно после того, как их несколько раз прокрутил сам Эдвард Райдер, Я приму это как утверждение о связи с мафией.

– Прошу прощения. Не знаю, что на меня нашло.

– Эти русские – исконно русские, россияне. Сложно, да? Видишь ли, Россия, бывший Советский Союз, – огромная страна. Ее постоянно сопровождают прилипалы или реморы.

– Это какая‑то республика?

– Нет‑нет. Ремора – это такая скользкая рыба, плавающая вместе с акулами. Вот здесь, – он тычет пальцем себе в шею, – акула не может ни добраться до них, ни избавиться от их общества. Реморы держатся к ним вплотную и извлекают из этого выгоду. Они находятся под защитой акулы, и никто их не трогает. К тому же эти рыбки – падальщики. Постоянно подбирают остатки после акульей трапезы. И акула в конечном итоге привыкает к их постоянному присутствию.

Эдди отзывается о своих партнерах как об акулах.

– Так и кого же привезли с собой россияне?

– Чеченцев. Вот кто настоящая проблема. Эти два лагеря друг друга терпеть не могут.

– Кажется, я о них слышал.

– Это возможно. Чечня – маленькая, но весьма опасная область. Можно даже сказать, поселение. Они захотели независимости от Москвы и развязали партизанскую войну. Российская армия, в прошлом могучая Красная, вошла туда и потерпела поражение. Так что чеченцы вернулись обратно в каменный век, хотя сами понесли много потерь.

– Так они – ребята серьезные?

– Очень серьезные. Такие серьезные, что лучше об этом даже не знать. Они прорубят лед на замерзшем озере, бросят в воду какого‑нибудь бедолагу, окружат прорубь и будут пить водку, курить и покатываться со смеху до тех пор, пока тот не замерзнет до смерти. Безжалостные, бессердечные и коварные – такова их ментальность. Другие фирмы в России сторонятся их, потому что знают, на что они способны. Чечня – это русская Сицилия, только в десять раз хуже.

– Они в вас стреляли?

– Пытались. Но в нашем мире нет такого понятия, как легкие деньги. Они заманивают тебя в ловушку, и если ты слишком жаден или слаб, то ты попался. Поначалу деньги сами плывут тебе в карман, но вскоре ты уже не сможешь вырваться из трясины. По крайней мере без… – Эдди проводит пальцем по горлу. – Русские объяснили мне, что у этих людей нет чести, им нельзя доверять, но если я хочу сотрудничать с чеченцами, я вправе сделать это. Только в таком случае они разорвут со мной все связи. Мне не нравится этот ультиматум, но всего не заработаешь, ведь так?

– И они уехали?

– О нет. Ни в коем случае. Они нашли другого партнера.

– Кого? Где?

– Каждый год я устраиваю прием гостей на открытом воздухе. Это значимое событие в жизни города, хоть это и мое личное мнение. Я всегда приглашаю туда Джимми, потому что, если я этого не сделаю, поднимется шум. К моему стыду, некоторых моих друзей забавляют его ужимки.

– Представляю себе Прайса со своими претензиями в кругу аристократов.

– Но для меня стало пыткой разыгрывать перед людьми этот цирк. Вот тебе еще один жизненный урок. Дьюи всегда повторял, что нужно учиться на собственных ошибках. Итак, Джимми познакомился с реморами, тремя обаятельными джентльменами из Грозного, столицы…

– Чечни?

– Точно.

– Проблемы? – спрашиваю я, уже заранее зная ответ.

– Есть немного, – вращая глазами, отзывается Эдди.

 

Достаем атлас

 

– Джимми даже не мог найти Чечню на карте. Джин Молот знал истинное положение дел и посоветовал ему избегать их общества. Я никогда не узнаю, почему Джин не всадил пулю в башку Джимми сразу после похорон Дьюи и не взял на себя руководство делами. Никто бы и слова не сказал, ни Кларки, и Арчеры, никому бы это и в голову не пришло. Знаешь, что случается с такими вот доморощенными донами? Они начинают мнить себя, как говорится, всесильными, всемогущими, богоподобными правителями. Возможно, это и так, но лишь в их собственном мирке.

Я понимающе киваю. Но, по‑моему, если бы у Джимми сложилось с чеченцами, это вполне устроило бы Эдди. Это отвело бы внимание от него самого и московской фирмы. У них появилась бы уйма пространства, чтобы заняться отмыванием долларов, марок и фунтов через эту огромную историческую яму.

– Джимми твердит, что я стал чересчур мягким, общаясь столько времени с этими дворянами. Но я ему отвечаю, что им абсолютно плевать, кто ты и какое положение занимаешь в преступной среде Лондона. Парни пережили Гитлера и Сталина. И где теперь эти двое психопатов?

– Ему не понять.

– Высокомерие. Мне это хорошо известно. Джимми невозможно переубедить. Что они и использовали против него. Он считает, они у него в кармане. Парни же охотно разыгрывают из себя простачков. Любой мало‑мальски умный человек сообразит, что Джимми невероятно глуп. Они развели его, как американского туриста на Оксфорд‑стрит трюком с тремя картами.

– Это еще как?

– О, этот фокус стар, как мир. Вот здесь у них товар. – Он поднимает правую руку. – А здесь – покупатель. – Поднимает правую. – Эти ни за что не отпустят товар, пока не получат за него полную сумму. Заметь, полную. Вот они получают девяносто процентов суммы, но тут покупатель теряет интерес к сделке. Будучи подозрительным, он ни при каких обстоятельствах не собирается выплачивать им больше ни пенса. В итоге товар зависает. Им необходимы деньги, чтобы купить следующую партию, а их нет. Тогда они готовы выплатить заемщику любые дивиденды.

– И Джимми на это купился?

– Парни знают свое дело.

– Что за товар?

– Может, героин, может, оружие или уран. В той части мира полно всякой всячины. Не знаю, но это, впрочем, и не важно.

– Так он что, подсобрал наличные и завязался с этими ребятами?

– Я так и не узнал об этом, потому что они попросили его не говорить мистеру Эдварду. Он и не сказал. С одной стороны, я даже рад, с другой же – жалею, что он этого не сделал. Тогда бы я смог скинуть со своих плеч этот груз.

– О какой сумме идет речь, мистер Райдер?

– А ты угадай, сынок.

– Миллион?

– Чуть больше.

– Два?

– Бери выше.

– Пять?

– Умножь на два.

– Черт. Десять миллионов? Ни хрена себе!

– Приплюсуй еще три.

– Что? Тринадцать миллионов фунтов?!

– Да, – сухо подтверждает Эдди.

– Вот черт! Давайте выражаться прямо. Джимми развели на тринадцать миллионов соверенов какие‑то кидалы из Восточной Европы.

– Ну, он, конечно, не вручил им тринадцать миллионов при первой же встрече. Джимми не тот человек, чтобы, поддавшись первому порыву, нанести визит в банк и снять со счета тринадцать миллионов. Нет, эти ребята работают с долгосрочными проектами. Они привлекли к делу человека, который объявил себя продавцом, потом людей, назвавшихся покупателями, – их собрали со всех концов света. Затем в один прекрасный день объявили Джимми, что они разрывают отношения. Мол, «спасибо, но в ваших инвестициях мы больше не нуждаемся. До свидания, мистер Прайс». Джимми, очевидно, впал в ярость: «Мы, черт вас подери, заключили сделку, гребаные русские ублюдки, а теперь вы пытаетесь меня кинуть!» Думаю, именно так он и отстаивал свою позицию. Но потом с парнем, который собирает деньги, случилось какое‑то несчастье: то ли его арестовывают, то ли убивают, то ли все вместе. Эту басню они и скормили нашему Джимми.

– И что, он поверил?

– Чеченцы умеют убеждать. В вашем бизнесе иногда приходится верить некоторым людям на слово.

– Когда на кону тринадцать миллионов? Нет, вряд ли.

– В защиту Джимми скажу, что на все про все у них ушло восемнадцать месяцев, и мы – я и ты – даже выгадали от того, что узнали об этом так поздно.

– Это точно.

– Все начиналось с первоначального взноса в полтора миллиона и пяти процентов с конечной выручки. Но они разыграли все таким образом, что сумма его вклада увеличивалась день ото дня. Эти умники прикидывались, будто бы в группе возникли разногласия, Джимми поддерживал то одних, то других, метался между ними, в общем, вел себя как истинный Джеймс Прайс. Все было обставлено таким образом, чтобы внушить ему, будто он своим участием милостиво выручает их из затруднительного положения, совершает эдакий акт милосердия и является главой всего предприятия. «А что нам теперь делать, мистер Прайс?»

– Где же, черт возьми, он раздобыл такую уйму денег?

– Человек с положением Джимми мог запросто накопить такую сумму в течение жизни. К тому же у него имеются и резервные варианты, способы пополнить денежные запасы. Подумай сам, Джимми – малый практичный и при деньгах. Это теперь он расслабился и то и дело проветривает бумажник, но несколько лет назад он был очень прижимистым. Если ты пригласил его в кафе и угостил чашкой чая, а у него возникло подозрение, что где‑то, может, в Инвернессе, чай дешевле, то чаепитие уже не при несет ему удовольствия, даже несмотря на то, что его оплачиваешь ты.

– Но тринадцать миллионов. Я бы удавился.

– Сомневаюсь, что он воспринимает это как буддийский монах. Предприятие было задумано масштабное. Оно обещало стать для Джимми финалом чемпионата мира. Как ты думаешь, сколько он успел собрать?

– Если честно, я никогда не задумывался над этим вопросом.

– Уверен, ты сам уже отложил некоторую сумму. Наркотики ведь довольно прибыльный бизнес. Я бы и сам не прочь заняться им. Дождусь только, когда его легализуют.

– Чем же закончилось сотрудничество Джимми с чеченцами?

– В один прекрасный день они смылись, Джеймсу оставалось лишь пыхтеть и краснеть от возмущения. После этого он начал искать виноватых, и ему вдруг взбрело в голову, что всю аферу подстроил я. Еще бы, уязвленная гордость и ущемленное самолюбие играют с людьми злые шутки. Он отказывался верить, что кто‑то кинул его. Проще было подумать, что его просто‑напросто предали. Кто же еще может предать, как не человек из близкого окружения? Тот факт, что все это время его нагло разыгрывали, даже не принимаются во внимание. Слишком уж очевидно. Я знаю Джимми. Он может все перевернуть с ног на голову. Простые факты искажаются в его голове до неприличия, и он начинает верить во всю эту муть. Пораскинув мозгами, он решил, что я намеренно познакомил его с этой бандой головорезов, чтобы избавиться от конкурента. Некоторым трудно смириться с тем, что у всех у нас время от времени случаются провалы.

– Компенсация. Вы что‑то говорили о компенсации.

– Да, говорил. В отчаянии Джимми хотел, чтобы я обсудил со своими московскими партнерами возможность возмещения его фондов. Однако те лишь одарили меня косыми взглядами и с нравоучительным видом развели руками: мол, сам виноват, мы ведь предупреждали. Видишь ли, Джимми не в ладах с географией. Он думает, что все русские приехали на одном маршрутном автобусе. Ему не понять, что от Лондона до Москвы примерно такое же расстояние, как от Москвы до Грозного. Но Джимми ведь ничего не докажешь. Он даже меня обвинил в организации всего этого мошенничества.

– Но ведь это не так, да? – И неизвестно с чего я вдруг подмигиваю ему.

– Сынок, ты мне нравишься. Вокруг тебя хорошая аура, как сказала бы моя жена, но есть в тебе и одна дерзкая нотка, которая может доставить тебе немало хлопот на протяжении жизненного пути.

– Прошу прощения за свою выходку, мистер Райдер. Это было непочтительно с моей стороны.

– Это уж точно, – соглашается он, вытаскивает из пачки сигарету и закуривает.

Кое‑что проясняется.

– Так Джимми решил использовать вашу дочь как заложницу?

Эдди кивает.

– Подлая уловка.

Он снова кивает, но не произносит ни слова.

– Я так понимаю, мистер Прайс меня просто развел.

– Полагаю, это наименьшая из твоих проблем.

Видимо, ему известно о таблетках и о немцах.

– Так Шарли в порядке? Я могу о ней не беспокоиться?

Райдер делает шаг вперед.

– Не смей, мать твою, беспокоиться о моей чертовой дочери, понятно тебе, урод!

Он тычет мне пальцем в грудь, сверкает полными злобы глазами. Старик серьезно рассержен. Он аж трясется от злости. Но внезапно подключает что‑то еще. Эдди делает глубокий вдох и на мгновение закрывает глаза. Похоже на упражнения, рекомендованные к выполнению в моменты эмоциональной перегрузки. Эта неожиданная вспышка гнева сильно озадачила меня.

– Прости, сынок, не сдержался. Спасибо за участие, но моя дочь пребывает в отличном физическом и душевном состоянии.

Звучит как официальная версия.

– Рад слышать это, – натянув улыбку, выдавливаю я.

– Тебе следует беспокоиться о себе самом.

– Откуда вы узнали, что Джимми поручил мне разыскать вашу дочь?

– Вы оставили фотографии Шарлотт на столе в «Амбаре у Пепи».

– Всего‑то на пять секунд.

– Этого оказалось достаточно. Анжело, метрдотель, заметил их и позвонил мне, точнее, Бойцу. Мы с Шарлотт иногда обедаем там, и он узнал ее за тот короткий миг, который вы ему предоставили.

– Значит, вы не спускали с Джимми глаз?

– Я никогда не спускаю глаз с его лилейной задницы. В «Амбаре у Пепи» Джимми ненавидят всеми фибрами души. В несчастный день я привел его в это заведение. Теперь он выкупил места на многие месяцы вперед.

– У меня сложилось впечатление, что он у них самый любимый клиент.

Эдди нравится моя шутка.

– Они не склонны посылать людей подальше. Возможно, тут сыграл роль и тот факт, что привел его все‑таки я.

Потому‑то его и принимают. Но получают удовольствие, доставляя ему кучу хлопот.

– Что‑то в голове не укладывается, как Джин мог иметь отношение к похищению людей, особенно молодых особ.

– Я уверен, он не был в восторге, но Джин слишком предан собственным интересам. Преданность может быть не только благословением, но и проклятием. Думаю, Джимми хотел, чтобы ты допустил промах и попался, пытаясь отыскать Шарлотт.

– Чтобы доказать свою серьезность?

– Возможно. Одному Богу известно, что у некоторых на уме. А теперь ты мне кое‑что расскажешь. О каких таких таблетках говорил сегодня утром по телефону Джимми?

Выходит, кто‑то все же прослушивает мои разговоры. Я мотаю головой и непонимающе гляжу на Эдди. Он выражает неодобрение.

– По‑моему, я проявил сочувствие по отношению к тебе, молодой человек, учитывая тот факт, что ты вступил в заговор с целью похищения моей единственной дочери и намеревался содрать за нее выкуп.

Я открываю рот, чтобы уверить его в своем неведении, но Райдер, приложив к губам палец, успокаивает меня и продолжает.

– Ладно, тебя похитили, доставили сюда в деревянном ящике, но разве я переборщил? Нет. Не думаю. Я бы мог послать к тебе мистера Бойца с сывороткой правды. Ты выболтал бы нам такое, о чем и сам не подозреваешь. Мне уже приходилось это видеть. Отвратительное зрелище. Хотя некоторые находят его забавным. – Он кивает в сторону – сами догадываетесь кого. – Лично мне в высшей степени неприятно наблюдать, как люди впадают в детство.

Я украдкой гляжу через плечо на мистера Бойца, который делает вид, что его абсолютно не интересует содержание нашей беседы, созерцает небо и изучает скопление облаков. Но я‑то знаю, что его занимает каждое слово. Здоровяк расценивает это как поощрение за хорошее поведение в течение дня.

– Ладно, эти таблетки…

И я излагаю подробности истории с пилюлями.

– Так, значит, сегодня утром ты послал на хрен немца?

– Надеюсь, мистер Райдер, эта грубость, высказанная по телефону, не оскорбила слуха нашего деликатного мистера Бойца.

– С твоей стороны слишком самоуверенно посылать на хрен реакционных бандитов, движимых политическими мотивами. О каком количестве таблеток мы говорим, сынок?

– Около двух миллионов плюс‑минус несколько тысяч.

– Черт возьми, это же очень много.

– Хватило бы всей стране, чтобы хорошенько оторваться на выходных. Хоть это и не по моей части, но они, очевидно, чертовски хорошего, просто охрененного качества.

– А покупатель есть на примете?

– Возможно. Думаю, они нас подвесили, так что мы согласимся на любую цену, которую они предложат.

– Подвесили?

– Ну да. Держат в напряжении, заставляют ждать. А сами сидят сложа руки и выжидают удобного момента.

– И сколько за такую вот партию можно выручить на открытом рынке?

– За это количество? Где‑то по полторашке за штуку. Но, учитывая великолепное качество, можно скинуть и по два фунта за порцию. А что, вы заинтересовались?

Я задумывал это как шутку, но Эдди почему‑то не смеется.

– Думаю, ты слишком глубоко влип, чтобы я имел с тобой дело. Но я мог бы продвинуть твой товар. Я знаю подходящих людей. Ты навел меня на мысль.

– Влип? Мне показалось, мы все выяснили, мистер Райдер. Меня развел и подставил Джимми. Вы сами сказали, что нужно учиться на своих ошибках. Именно так я и поступлю. Я наведаюсь к бухгалтеру и разузнаю, как бы мне так извернуться и свалить из города. Никаких больше контактов с гребаным Джимми Прайсом.

– По‑моему, ты заблуждаешься. Ваши судьбы переплетены навеки. Не всегда бывает просто удрать от своей участи.

Готов поспорить, этот Эдди Райдер находится под влиянием своей восторженной жены, увлеченной псевдовосточной мистикой. Все эти разговоры и фразы об аурах, буддийских монахах и судьбах людских тому свидетельство. Думаю, ему стоит оторвать ее от этой ереси, и все у них наладится.

– Ты до сих пор еще не понял, сынок. Я, немцы или эти, как ты говоришь, «деревенщины» на данный момент – наименьшие из твоих проблем.

– Не догоняю.

– Может, у Джимми лучше получится тебе объяснить.

– Вот дерьмо! Вы что, позвали сюда Джимми?

– Я что, совсем спятил? Запасись терпением, сынок. Ты в дерьме, но… – Старик пожимает плечами и щелчком посылает окурок в яму, прямиком в «охотника», но тот чуть не долетает. Археолог продолжает самозабвенно скрести и мести историческую ценность. – Поднимемся наверх, сынок. Вероятно, так будет легче.

 

Дерьмо в глазах

 

Такие тачки, как у Эдди, в детстве мы провожали завистливым взглядом, когда те проносились мимо. В них разъезжали местные мэры или другие крупные шишки. Это отполированный до блеска, черный длинный автомобиль, выпуклый со всех сторон. Когда залезаешь на заднее сиденье, складывается впечатление, что производитель просто взял честерфильдовский диван и построил вокруг него кузов. Черная кожа мягкая, как шелк. От водителя нас отделяет панель из полированного ореха, в которую ловко встроены маленькие дверцы. Но это не нарушило структуру древесины. Волокна дверного фасада и самой панели совпадают, словно их вырезали из одного целого куска дерева. Когда Эдди заканчивает счищать кусочки глины со своих замшевых мокасин, он нажимает кнопку на приборной панели, расположенной сбоку от сиденья, стеклянное окно закрывается, и мы уединяемся.

– Выпить не желаешь? – спрашивает Эдди.

– От воды бы я не отказался.

Он жмет на панель, и дверца отъезжает в сторону. Внутри находится бар с напитками. Райдер заглядывает в него и извлекает две бутылочки содовой.

– Это подойдет?

– Подойдет любая вода, мистер Райдер. Я подыхаю от жажды. Вчера ночью я слегка повеселился.

Он протягивает мне одну бутылку, вторую оставляет себе, запирает бар и открывает еще одну панель. Там оказывается музыкальный центр, серебристый глянцевый корпус которого с матово‑черными деталями совершенно не гармонирует с консервативным салоном автомобиля. Наверное, он хочет включить какой‑нибудь звуковой фон, под который можно спокойно поговорить. Но нет. Эдди залазает в карман своего безупречного костюма и вынимает оттуда кассету. Может, у него есть своя музыкальная группа. Эдди открывает деку и вставляет кассету. Потом берет в руки пульт дистанционного управления и усаживается поудобнее. Запись очень плохого качества. Пленка шипит и свистит даже на такой первоклассной системе. Я слышу голос Джимми Прайса.

– И это все, Альби, всего семь «штук»? Черт подери! Из‑за них и мараться не стоит.

– Что ж, приятель, если тебе они не нужны, оставлю их себе, – отвечает неизвестный мне голос.

– Я этого не говорил. Я просто сказал, что семь «штук» это слишком скромно. Вот и все.

– Ты бы ныл точно так же, если бы речь шла и о семидесяти. Знаю я тебя, старого козла. Все помню. – Человек смеется, смеется и сам Джимми.

– Да, жизнь уже не та, что несколько лет назад. С вашей братией стало трудно договориться.

– Тебе бы мои проблемы. У меня тут полно долбаных ищеек из собственной безопасности. Они постоянно что‑то вынюхивают, подсылают к тебе подставных людей, напичканных микрофонами. Не все же такие осмотрительные, как ты, Джимбо.

Понятно, Джимми разговаривает с коррумпированным легавым. По правилам играешь, мистер Прайс. Собственная безопасность – это практически то же, что и внутреннее полицейское гестапо. Они отлавливают «оборотней», служителей закона с огромными домами, банковскими счетами, на которых лежат огромны