Жду-пожду, а там и будет поздно

Не ему – а мне за ним идти,

И не будет небо тем же звёздным,

Чтоб шагать по Млечному Пути.

 

45

НОЧНОЙ КОСТЁР

Ветер

 

Сильной, но невидимой рукою

Заплетает волосы берёз

И колышет, треплет над землёю

Ленты длинных и зелёных кос.

Редким гребнем вскользь причешет травы,

Быстро рябь прогонит по воде,

Пробежится просто, для забавы

По верёвке, будто по струне,

Бельецом шуршащим поиграет –

Может, где прищепка подведёт, –

Рамой скрипнет, штору колыхая,

И незримый в комнату вспорхнёт.

Не лишён, как видно, любопытства:

Взворошит листочки на столе,

Выясняя, что могло укрыться

От него в укромном уголке.

Закружится, выход выбирая –

В доме тесновато для него –

Стёклышками люстры поиграет

И на волю, вновь через окно.

Улетит и снова, возвращаясь,

Принесёт нам запахи дождя,

Эхо дальних гроз, перемежая

С отголоском трели соловья.

Нет на свете для него преграды,

Ни границ, ни паспорта, ни виз…

С неба нам луну до зорьки ссадит,

Зацепив, как лампу за карниз.

 

 

50

Ручей

 

Блистая первозданной чистотою,

Сродни снегам и льдам высоких гор,

Течёт родник прозрачною слезою

По лику мха, всему наперекор.

Из-под коряги, робко и пугливо

Пробился он, как из земли росток.

Прислушайся! Ах, как нетерпеливо

Звенит его весёлый голосок!

Он, леса тишь нарушив вековую,

Собой украсил этот уголок,

И вот теперь, играя и балуя,

Он вдаль бежит и путь его далёк.

Мечта зовёт, не ведая покоя,

Манит взглянуть за краешек земли,

Спешить туда, куда опять весною

Свой острый клин направят журавли.

Но как он в путь отправиться решился?

Такое не под силу одному!

Не лучше ли по мху, искрясь струиться,

Собой поить деревья на бегу,

С такими же, как он перекликаясь:

«Эй, брат, ты где? Проснулся? Ты не спишь?»

И вековые сосны, улыбаясь,

Шепнут ему: «Беги вперёд, малыш!

Умчавшись вдаль, на голубом просторе,

Собравши силу тысячи ручьёв,

Узнаешь сам, что есть на свете море –

Хоть засмотрись, не видно берегов».

Расступятся седые великаны,

Поднимут небо выше руки гор

И разрешат «лихому мальчугану»

Уйти из леса, распахнут простор.

А хватит сил, терпенья, чаще споря,

(Не все же покоряются судьбе),

То даже ручеёк достигнет моря,

Когда упорно следует мечте!

 

 

51

Старинному другу

 

Кто-то скажет, наверно: «Ошиблась!» Природа,

Увидав, как цветут в сентябре огоньки,

Или в жёлтую шубку, назло непогодам,

Одевается верба, клонясь у реки.

 

Пусть сегодня не ярко горит это пламя,

Хоронясь в стороне от холодных ветров,

Это вызов самой правоте Мирозданья

И безмолвью на смену спешащих снегов.

 

Так душа человека, порой встрепенётся,

Повстречавшись с другою на долгом пути,

И забытая мука вновь сердца коснётся

Робкой вербой осеннею поздней любви.

 

На душе маета и ночами не спится,

Словно вновь восемнадцать и всё впереди…

Память веткой опять в твоё сердце стучится,

Будоражит его, как песок родники.

 

И тревога проснётся: «Зачем это надо?

Всё уже улеглось, ни к чему ворошить.

Ни весны не вернуть, ни улыбки, ни взгляда.

Может лучше, как прежде размеренно жить?»

 

Нет, не надо бояться «ошибок Природы»:

Ошибаемся мы, а Она – никогда!

Усмехаются пусть, торопясь, наши годы.

Значит, сердце живёт и душа молода!

 

Значит, время ещё не пришло собираться,

Отдавая долги и родным и друзьям.

Всё еще впереди: и прощать и прощаться,

Улыбаться весне вопреки сентябрям!

 

Сентябрь 2003 г.

 

52

Семья

 

Семья – это тихая гавань

В большом океане страстей,

И где бы ты нынче не плавал,

Душой возвращаешься к ней.

 

Здесь каждого ждёт пониманье,

Поддержка, участливый взгляд,

Никто не обделен вниманьем,

И каждому искренне рад.

 

Весна на душе или вьюга

Здесь примут таким, какой есть,

Горою стоят друг за друга,

Им чужды и зависть и лесть.

 

Оправдан насущной заботой,

Семьи распорядок простой,

Посильна любая работа

Для «армии» дружной такой.

 

Традиции чтят непременно.

И знает уже малышня,

Кто смотрит с портретов на стенах,

Кого именуют «родня».

 

А мамины добрые руки,

Надёжные плечи отца?

Не раз вспоминаем в разлуке,

Ведь к ним «прикипели» сердца.

 

К родимым, любимым истокам,

Как к влаге губами б приник, –

Течёт от родного порога

Незримый хрустальный родник.

В нём добрая сила струится,

А искренность так глубока…

Омоем усталые лица

«Водицей» того родника!

49

Сосна у обрыва

 

Над бурной речкой, прямо у обрыва,

У края вод качается сосна.

Несутся мимо воды торопливо,

В них, отражаясь, смотрят облака.

 

Корней руками держится за кручу

И стонет от любого ветерка.

Лишь в памяти её ещё живучи

Те, юные, прекрасные года.

 

Среди таких же мощных исполинов –

Природы страж наперекор годам –

В зелёном шеломе, в коре-кольчуге длинной

Грудь подставляла каждый раз ветрам.

 

И янтарём смолы блестели раны,

Оставленные бурей и людьми,

Которые зелёных великанов

Свалить хотели – так и не смогли!

 

Но тихо к ней подкралась злая старость,

Лишая сил противиться судьбе.

И оказалось – время не осталось

Пожить ещё, подумать о себе.

 

Ты поднималась в небо горделиво,

Сломать тебя и буре не с руки,

Но упадёшь когда-нибудь с обрыва,

В корнях с зажатой горсточкой земли.

 

И не поможет ветра состраданье,

Ведь он тебя, беднягу, не жалел.

Излишни его всхлипы, завыванья –

Всему в природе отведён удел.

 

Ты, человек, на ту сосну похожий,

Живи, покуда твой не пробил час!

 

54

И, мимо проходя, всмотрись, прохожий,

Всё это тоже ожидает нас!

 

Недужно будет тело, слабы руки,

Но ими мы уцепимся за жизнь.

Да, рядом будут дети, будут внуки,

Но силы их младые лишь для них.

 

Судьбу читая на Пути на Млечном,

Итоги жизни подводя уже,

Заботиться стараемся о вечном:

О памяти потомков, о душе.

 

Но как бы мысли не были высоки,

Возьмёт своё земное естество, –

Перед лицом беды мы одиноки,

Как каждое живое существо…

 

Души моей тихие плёсы

 

Румяным закатом край неба залит.

И солнце в него осторожно

Войдёт и пуховкою облака лик

Прикроет, насколько возможно.

 

Прошло половодье, изрыв берега

И пеной осев у откоса.

Спустившись к реке, намочив сарафан,

Как в зеркало смотрит берёза.

 

Не слышно ни крика, ни стука окрест,

Сам ветер уснул до рассвета.

Под тонким покровом тумана с небес

На землю спускается лето.

 

Ещё не раскрыта его красота,

Росинки на травах, как слёзы,

И смотрятся в неба высь сквозь облака  

Души моей тихие плёсы.

 

55

Медвежья воля

 

Когда-то веселил людей

Один из цирковых медведей,

Катался по арене всей

Он на своем велосипеде.

Теперь хоть стар, совсем не глуп,

Но всё ж обузой посчитали –

В какой-то загородный клуб

Его охотникам продали.

Кормили вволю, не за так

Его в вагончике катали –

На нём охотничьих собак

Медведя «брать» тренировали.

От них беды он в первый раз

Никак не ждал, но псы напали,

С остервенением, хрипя

И злобно лая, шкуру драли.

Медведь привык, что в цирке всяк,

Кто выступает, сердцем чистый,

Ведь там они – одна семья,

Все звери рядом – все артисты.

Псов отогнали егеря

И кто-то даже засмеялся,

Когда, хромая и скуля,

Он в свой вагончик забирался.

Потом пришел ветеринар

И смазал чем-то неприятным,

А он тихонечко стонал

И прижимал больную лапу.

Сильнее боли жёг вопрос:

«Зачем же так с ним поступили?

Кому обиду он нанёс,

Ведь прежде никогда не били?»

Но время шло и понял он:

Дороги к прежней жизни нету,

Его удел – вольер, загон

И лай собак, бегущих следом.

Не нужно больше выступать,

 

56

Цветы

 

Цветы стояли в вазе, увядая.

Красивые, осенние цветы.

О празднике прошедшем вспоминая,

Стоят они безмолвны и грустны.

 

Цветы дарили, словно торопились

Дань уваженья их красой отдать.

Бездумно жизнью их распорядились,

Оставив в вазе тесной увядать.

 

Одни из них, подняв в надежде глазки,

Ещё мечтают возвратиться в сад,

Где их сестрицы радостно, как в сказке,

До ночи тёмной на небо глядят.

 

Их ветерок ласкает, будто гладит,

И солнце свет дарит своим лучом,

Где облако плывёт в небесной глади…

На воле жизнь, и там всё нипочём.

 

Другие, опустив свои головки,

С судьбой смирились, как живая тень.

Им не понятны хитрости-уловки,

Продлить их жизнь способные на день.

 

Живёт в душе цветка слепая вера:

Хотя б во сне, уйти из хрусталя

И насладиться волею без меры,

Чтоб не жалеть о прожитом зазря.

 

Цветок, как человек судьбу встречает

По-разному: бунтуя иль смиряясь,

Но напоследок всё-таки мечтает

Подняться в небо, а не в грязь упасть.

 

 

53

АВТОГРАФ

Н. К. Рерих

 

Караван через горы шагает:

Путь далёк и не видно конца,

Снег дорогу его заметает,

Подгоняя вперёд храбреца.

 

Впереди, словно витязь былинный:

С бородой и верхом на коне,

Человек в куртке стёганной длинной

И с планшеткой на тонком ремне.

 

Что же вас занесло в эти дали,

Где робеет, порой, проводник?

Сколько вёрст вы уже прошагали,

Сколько вам прошагать предстоит?

 

Почему пограничник суровый,

Охранявший тогда перевал,

Не сказав в оправданье ни слова,

Вас так долго в Тибет не пускал?

 

Где та цель, где конец у дороги,

Той, которой идёт караван,

Через кручи и речек пороги?

Что скрывает соседний курган?

 

Почему ваш начальник в планшетке,

Быстро сверив по карте свой путь,

У костра долго пишет заметки,

Не давая себе отдохнуть?

 

На огромной скале чуть приметны

Знаки выбиты – буквы? Круги?

Кто же сделал здесь эти отметки?

Те, кто раньше когда-то прошли.

Мысли Рериха время пронзали.

Видел он: в придорожной пыли

58

Наши предки вот так же шагали,

Покоряя просторы земли.

 

Выбивали рисунки и знаки,

Словно знали, что он их поймёт

Тайный смысл. Как на древней бумаге

Эту летопись в камне прочтёт.

 

Всё доступно ему, он упорен,

Он стремился сюда столько лет.

Он – философ, художник, историк,

А в глазах древней мудрости свет.

 

Рядом с ним в это трудное время

Верный спутник на все времена,

Его Муза, поддержка – Елена –

И соратник, и друг, и жена.

 

Кто бы раньше когда-то представил

Эту хрупкую женщину – мать

Средь слепящих снегов Гималаев,

Где опасностей не сосчитать!

 

Проводник молчалив и недаром

Долго смотрит, приставив ладонь.

Чем их горы там встретят: обвалом

Или пулей разбойных племён?

 

Может быть, вон за тем перевалом

Ждёт усталых людей Шамбала?

Луч надежды – шагали не даром,

Хоть дорога трудна и длинна.

 

Монастырь, что в заоблачной сини,

На скале, словно горный мираж…

А в газах на стене столько силы –

Это мира, спокойствия страж.

 

Письмена на истёршихся свитках,

Древних-древних, как память земли,

59

И монахи в лиловых накидках,

И печальные звуки трубы…

 

Что глаза его там замечали –

Буйство красок и игры теней –

На картинах потом оживали,

Восхищая собою людей.

 

Шёл вперёд он, других обгоняя,

Проповедник великих идей,

И сверкали над ним Гималаи

Позолотой российских церквей.

 

Его знамя никто не забудет,

Проще нет и понятней знамён:

Всё, что было, что есть и что будет

В бесконечном единстве времён!

Памяти альпинистов

 

Памяти алтайских альпинистов посвящается …

Трудность похода к вершине

Сможешь сполна оценить?

Снежные склоны, лавины,

Следа пунктирная нить…

 

Смотрят безмолвные горы

Сверху на путь смельчаков.

Здесь ни к чему разговоры –

Каждый на подвиг готов.

 

Верен ли друг тот, что в связке

Рядом шагает одной,

Тот, что поймёт без подсказки

Всё, что случится с тобой?

 

Сколько неторной тропою

Здесь прошагало до вас,

Сколько смотрело героев

С этой вершины не раз?!

60

Людей смешить, а надо драться,

Другим удары раздавать,

Тогда есть шанс в живых остаться.

Никто его не баловал,

Не угощал уже печеньем…

И он собак когтями рвал

Со злобой и остервененьем.

Другая жизнь, другой закон!

Он был воспитан добротою,

Но в прах растёрт и изменён

Чужою волей, волей злою!

Злым роком этот стал загон,

Но чтобы до него добраться,

Он каждый раз бежит в фургон,

Лишь ран края начнут срастаться.

Творит наука чудеса

Так, что медведь не чует боли?

Нет, у него есть полчаса,

Чтоб посмотреть на мир, на волю.

До той поры, как будет бой

И кровью злой глаза нальются,

Услышать, как шумят листвой

Деревья, что от ветра гнутся,

Понюхать воздух, в небесах

Увидеть – ветер тучи катит…

Вновь эту волю – полчаса –

Своею кровью он оплатит.

 

Лесной пожар