II I . О восстановлении всего

          В своё время я написал так:

          «О восстановлении всего я ничего не знаю, поэтому не могу ничего о том и сказать. Мой свет и моё призвание не простираются на такие вещи – но только на необходимые истины, и на сущностные предметы благочестия и внутренней жизни. Об этом я могу, с помощью Божией благодати, говорить с уверенностью; об экстраординарных же, профетических и прочих второстепенных вещах – нет. Я должен держать себя в своих рамках; впрочем, я ценю и мнения других, коль скоро они истинно и верно жительствуют во Христе. Были святые души, настаивающие на учении о восстановлении всего; другие святые души его решительно отвергали. Где Священное Писание молчит, там молчу и я. Мне известно, что поборники сего учения утверждают, что Писание говорит об этом много и ясно. Может быть; но только я ещё не смог этого увидеть так, как думают видеть они. Кратко сказать, я этого не понимаю. Что ж, подожду; и лишь порекомендую себе и другим, насколько возможно, сосредоточиться на восстановлении себя, пока мы живём здесь, на земле».

          Это моё суждение о восстановлении всего, высказанное в предыдущих изданиях, не удовлетворило ни сторонников, ни противников сего учения. Впрочем, я предполагал это заранее. Но вправе ли кто требовать от меня, чтобы я веровал так, как это кажется истинным другим? или чтобы я говорил то, во что я не верю? От меня можно требовать только то, чтобы я дал отчёт, как верую я сам (1 Петр. 3, 15); именно это я и сделал. Тем не менее обе стороны обвиняют меня, что я как раз этого не сделал, и намеренно утаил своё истинное мнение (вернее сказать, мнение, которое каждая сторона считает за истинное). Однако меня обвиняют напрасно. Непосредственного откровения о восстановлении всего я не получал. Обе партии имеют основания для своих взглядов; но основания эти весьма зыбкие, а взгляды приводят ко многим затруднениям. Бог и Его пути всегда и во всём достопоклоняемы, но не всегда их возможно исследовать. Для меня совершенно очевидно, что это учение нужно отнести к таким вещам, которые вредны для благочестивых душ, пробуждённых для жизни с Богом, ибо сии души начинают, как с куклами, возиться с второстепенными предметами и теряют таким образом время и силы, отвлекая своё сердечное внимание и благоговение от одного того, что только нужно (Лк. 10, 42).

          Я – чадо Отца, но не советник Ему (Рим. 11, 34). Как чадо, я люблю и чту всякую волю и всякое дело моего Отца, которые Он изволит открыть мне – хотя мой детский разум и не сразу может всё вместить. Что же касается неоткрытого – то тут я только с детским почитанием взираю на запечатанные книги Отца (Откр. 5, 1), не проявляя несвоевременного любопытства, чтобы проникнуть в них и узнать Его тайны. Если Он возьмёт меня за руку и поведёт в Своё книгохранилище, то я в простоте последую за Ним. Я настолько уверен в Его высочайшей премудрости, непорочной праведности и совершеннейшей благости, что могу спать спокойно, совсем ни о чём не тревожась. Все Свои слова, дела и пути в конце всего Он оправдает так, что всякий язык исповедует и воскликнет: Всё Он соделал хорошо.

 

Аминь! Аллилуия!

 

Приложение II

_____________________________________

 

Сила любви Христовой

Проповедь, произнесённая 18 октября 1751 года,

В понедельник 19-й седмицы по Троице,

На слова Апостола Павла

«Любовь Христова объемлет нас»

(2 Кор. 5, 14)

Предисловие

          Настоятельная духовная потребность многих людей понудила меня, вопреки моим желаниям и намерениям, в сии последние годы моей жизни вновь проводить публичные духовные беседы. Одну из таких бесед я, движимый пожеланиями слушателей, решил напечатать, дабы сделать её доступной более широкому кругу лиц.

          Многим, кто меня знает, показалось странным, что я выпускаю в свет нечто в такой форме. Но, идя путями Божиими, привыкаешь ко всяким странностям. Я не стыжусь благовествования Христова (Рим. 1, 16) ни в каком виде; тем более, что произнесение сей речи не в углу происходило (Деян. 26, 26) – несколько сот человек, среди коих был и один действующий пастор, слушали её с добрым вниманием; поэтому, я надеюсь, и всеми она будет принята благосклонно.

          Поскольку до произнесения сей речи у меня не было никаких намерений публиковать оную, то я, со страхом Божиим обдумывая тогда, что сказать собравшимся на пользу души, не делал письменных заметок. По окончании же речи многие мои друзья, воодушевлённые ею, пожелали видеть её напечатанной, для дальнейшего размышления над нею и для назидания других. Я не нашёл к сему особенных возражений и сразу записал беглым пером то, что изложено на сих страницах – но, конечно, не так, как я это произносил. Могу уверить читателя, что я говорил всё то, что он прочтёт, и записал в том же порядке, как это было сказано; что же касается слов, то я не мог припомнить их со всею точностью, но выражал мысли так, как они приходили мне во время писания, – что, впрочем, вполне согласно с произнесённым устно.

          Те, кои со столь жёсткою ревностью (это я очень мягко говорю) препятствовали нашим собраниям, могут заключить из сей речи, хорошему или плохому делу они тогда противостояли. Любовь Христова да умягчит их сердца!

          Люди же внешние, слышавшие о духовном пробуждении среди своих сограждан, да получат чрез сей малый труд возможность понять, с какими материями последние имеют дело и убедиться, что ничего, кроме чистой евангельской истины, им не предлагается.

          Господь Иисус да благословит сии страницы для всех, читающих оные! Да распространит Он царство Своей любви, и да исполнится славы Его вся земля (Числ. 14, 21; Ис. 6, 3)!

 

 

Любовь Христова объемлет ^[278] нас.

(2 Кор. 5, 14)

I

          1. Если мы, возлюбленные братия и сестры, захотим увидеть наш образ – каковы мы есть по природе и какими должны быть по благодати; как мы выглядим, пока мы ещё мертвы во грехах (Еф. 2, 1), и какими людьми надлежит нам стать, когда мы приобщимся к жизни Божией (Еф. 4, 18); образ, говорю я, описанный ясно и точно, – тогда нам нужно обратиться к 37-й главе книги Пророка Иезекииля, где Господь показал сему Божию человеку широкое поле, полное весьма сухих мёртвых костей.

           И в самом деле, если бы Господь отверз нам, как Пророку, очи духа, то именно таким предстало бы пред нами широкое поле сего земного мира. И – Господи, помилуй! – не должен ли я сказать: и широкое поле нашего так называемого христианства? Во всех концах земли и во всех состояниях людей мы бы – о, горе! – не увидели почти ничего иного, кроме сплошных мёртвых костей, мёртвых сердец, мёртвых слов, мёртвых дел, мёртвого жительства, мёртвых христиан, мёртвого богослужения. И среди сего множества мёртвых костей мы бы увидели и себя – насколько мы пребываем в падше-природном состоянии.

          2. Сии Иезекиилевы мёртвые кости выглядят ещё не такими сухими и жалкими, как выглядят наши сердца, доколе мы, пустые и чуждые жизни Божией, без сока и силы благочестия, лежим на земле. Кто бы мог, взирая на эти виденные Пророком кости, подумать, что когда-то они были прекрасными человеческими телами? Так и мы в грехопадении стали настолько мерзостными и чудовищными, настолько потеряли свой первоначальный образ, что в нас уже невозможно увидеть его. Никто бы и не сказал, что мы были прекрасным Божиим человеком, исшедшим некогда из рук Творца столь совершенным.

          3. Хотя в падшем человеке есть ещё жизнь, – но это такая жизнь, какая обычно бывает в падали и мёртвых останках. В них обнаруживается не естественная им, но чуждая жизнь; в них живут и кишат черви и насекомые. И в наши умершие для Бога души вторглась такая чуждая, противоестественная жизнь. Не меньше, чем многочисленные скверные насекомые, змеи и скорпионы в падали, кишат в наших сердцах всевозможные страсти, похоти и вожделения, так что мы становимся пред Богом, Ангелами и просвещёнными от Бога людьми поистине мерзостью (Притч. 15, 9); мы отвратительны им, как отвратительна человеку мёртвая падаль. И я уверен, что если бы мы подлинно познали себя в этом нашем противоестественном состоянии, то мы не возгнушались бы ничем иным в мире так, как самими собой, ибо мы стали бы омерзительны самим себе.

 

          4. Сын человеческий! – обратился Господь к Пророку, – как ты думаешь, оживут ли снова кости сии? Господи Боже! – отвечал он, – Ты́ знаешь это (Иез. 37, 3), как если бы он хотел сказать: «я, как сын человеческий, не могу этого знать; это я должен препоручить Твоей премудрости и Твоему всемогуществу». Господь продолжал: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! слушайте слово Господне!» (Иез. 37, 4), и так далее. Что́ Пророк и провозгласил; и се, произошёл шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею; и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них (Иез. 37, 7-8). Подобно сему и у падшего человека, как у этих мёртвых костей, нет никакой возможности, и даже надежды на возможность, самому вновь оживить себя.

          И кто знал нас, которых ныне коснулась благодать, несколько лет назад, год, полгода назад, в нашем тогдашнем безбожном состоянии и жительстве, тот тоже мог спросить: возможно ли, чтобы эти мёртвые кости, эти гниющие трупы вновь стали живыми людьми? Возможно ли, чтобы эти закоренелые, погружённые в суету грешники, эти отвратительные и наглые служители ада превратились в облагодатствованных детей Божиих? О, как мало и сами мы могли тогда предполагать и надеяться на таковое изменение!

          5. Между тем, именно о нас было изречено пророчество о имени Господнем; Господь послал Своё слово и придал Своему слову силу Духа; среди нас, там, где мы живём, произошёл шум и движение. Мир услышал об этом и удивился – «что может выйти из этих мёртвых костей?»; князь тьмы был ошеломлён и устрашён – как это его мёртвое царство покидают столь многие подданные; мёртвые кости стали сближаться, кость с костью своею (Иез. 37, 7) – и вот мы с вами собраны сегодня здесь. Мы выглядим, как люди, как христиане; та́к на нас смотрят и внешние – и действительно, из нас получился некий образ, некое тело. Но есть ли в этом теле подлинная душа, дыхание, свободное движение жизни? Как человек состоит не из одного только тела, так и христианство не заключается в одной только форме и внешности, в том, чтобы говорить и жить, как заведено, в том, чтобы по обычаю что-то делать и от чего-то воздерживаться.

          6. Конечно, да воздастся Богу благодарение и хвала и за то, что в нас вошла хоть какая-то жизнь – ибо иначе откуда происходило бы движение и шум и сближение мёртвых костей (Иез. 37, 7) друг ко другу? ведь в нас самих по падшей природе нет ни малейшего тяготения к добру. Но разве это всеохватывающее, свободное, лёгкое движение жизни? или только половинчатая, ползающая по земле, жалкая жизнь? Нет, так не годится; необходимо что-то большее!

          Да, со многими из нас произошли изменения, и весьма значительные изменения; но, возлюбленные мои, не чувствуем ли мы, не видим ли мы, как многого нам ещё не достаёт? Сердце в нашем христианском теле далеко ещё не стало подлинно христианским; мы ещё не можем истинно любить Бога, доверять Ему, прилепляться к Нему и в Нём и на Его путях обретать свою радость. Человек хочет, но не может; его сердце ещё так вяло, так холодно, так мёртво. Как легко оно теряет силы и падает на землю! Но ведь должно быть по-другому!

          7. Если нужно сдвинуть безжизненное или лежащее в обмороке тело хотя бы на несколько шагов – о, какой труд и хлопоты проходится употреблять! с каким усилием перетаскивается это тело! Но, возлюбленные, не происходит ли так с нами, когда мы почти с такими же усилиями, понуждением и принуждением себя приступаем к делу благочестия? Как долго и с каким трудом мучается человек с сим телом смерти (Рим. 7, 24)! Воздерживается от того и этого – но едва получается; понуждает себя – но какой огромной ценой! Подвизается в том и этом, что́ он считает для себя полезным – но как он должен напрягаться! какое насилие над собой употреблять! Человек и хотел бы всей душой быть верным Богу, постоянным в благочестии и освящении – но, ах! всё это возможно для него только на краткое время. Посмотрите в себя – ведь именно так всё и идёт; и не может идти лучше, пока мы имеем только полужизненное тело христианина. Нам надлежит иметь ещё и душу, дух, который мог бы свободно живить и двигать это тело.

          8. В конце концов, можно поднять безжизненное тело и опереть его на подпорки. Но какой в этом прок, если в него не придёт душа, жизнь? То, что благость Божия даровала нам столь многие благодатные средства для нашего пробуждения, вспоможения и укрепления, мы не должны считать чем-то незначительным, но со смирением исповедовать в этом великую милость и благодеяние Божие. Но только если мы, пользуясь всеми этим средствами и подпорками, не будем главным образом иметь попечение о Христовом духе силы и любви (2 Тим. 1, 7), то хотя нам, может быть, и удастся единократно подвигнуть свою душу и подняться, как вышеописанное тело, – но это продлится не долго; мёртвая колода вновь упадёт на землю, в свою прежнюю апатию и косность.

          Совсем по-другому происходит с людьми, имеющими жизнь духа. И они могут по временам уставать, лишаться сил и как бы засыпать; но чрез церковные собрания и другие благодатные средства они вновь пробуждаются, напитываются и обретают могущественную поддержку на дальнейшем пути. Тому же, кто в своём благочестии не достигает подлинной духовной жизни, не помогут – если говорить о сколько-нибудь длительном времени – никакие, даже самые лучшие, подпорки; без духовной жизни они быстро теряют свою силу. Люди, ограничивающиеся только внешним хождением в церковь и не пекущиеся о внутренней силе благочестия (2 Тим. 3, 5), не удержат надолго своего христианского состояния, и не могут удержать. Прекрасное тело вновь упадёт, начнёт гнить и сделается пристанищем червей, если в него не войдёт душа.

              

          9. Одним словом – о, как важно, чтобы Пророк Иезекииль повторно воззвал во имя Господне и сказал Духу: от четырёх ветров приди, Дух, и дохни на этих убитых, и они оживут! И после сего вошло в них дыхание, и они ожили (Иез. 37, 9-10). Именно это столь необходимо нам, возымевшим в себе начатки духовной жизни – чтобы и о нас ещё раз было проречено во имя Господне, дабы в нас пришёл истинный дух христианства и из нас получилось нечто живое и цельное. «Прииди, Дух», должно взывать наше сердце, «прииди и вселись в меня, мёртвого человека, чтобы вошло в меня дыхание и жизнь!» Эта жизнь, эта душа, эта сила благочестия есть не что иное, как любовь Христова, которая соделывает нас живыми и действенными христианами. Ах! об этой любви мы и должны иметь всё своё попечение!

          10. Такими живыми, действенными, святыми христианами были не только Апостолы, но и вообще все верующие во времена Апостолов. Воззрим на сих первых горящих духом христиан и спросим их: «Как могли вы совершить, что совершили? как могли перенести те страдания, что выпали на вашу долю? как могли жить, как вы жили?» На это от лица всех отвечает нам Апостол Павел словами, которым посвящена наша сегодняшняя беседа: любовь Христова побуждала нас к сему (2 Кор. 5, 14).

          11. По руководству сих изречённых Духом Святым слов мы, с Божией помощью, и рассмотрим по порядку, одно за другим, то, что касается 

          1) любви Иисуса Христа и

          2) её божественной силы.

          О Господи мой Иисусе Христе! я дерзаю свидетельствовать о Твоей чудной любви, несмотря на всё моё недостоинство и неумелость! Приблизься же к моему сердцу и возжги его; коснись моих нечистых уст горящим углем с Твоего алтаря (Ис. 6, 6), дабы я мог говорить о сей Твоей пламенной любви подобающим образом! Аминь.

II

          12. Святому Духу не было угодно указать нам с точностью, ка́к нужно понимать сии слова «любовь Христова»: как любовь, которой Христос любит нас, или же как любовь, которой верующие сердца́ любят Христа. Может быть, так было задумано именно для того, чтобы мы воспринимали и ту, и другую любовь неразрывно. И в самом деле, одно здесь всецело зависит от другого, одно вытекает из другого, и в основе своей и та, и другая любовь едины. Рассудите сами: могли бы мы иметь хоть малую искру любви ко Христу, если бы Он не возлюбил нас прежде (1 Ин. 4, 19)? Любовь, которой мы можем любить Его, есть не в меньшей степени Его любовь, чем та, которой Он возлюбил нас во времени и в вечности. Итак, поскольку Христос полагает начало нашей любви Своей любовью, то и мы начнём наше рассмотрение с Его любви к нам.

 

          13. Христос любит нас величайшей и вернейшей дружеской любовью; Христос любит нас, и хочет нас любить, сострадательнейшей, заботливейшей и никогда не прекращающейся материнской любовью; Христос любит нас, и хочет нас любить, нежнейшей, всеобъемлющей и блаженнейшей любовью Жениха к Своей невесте.

           

          Христос, сказал я, любит нас величайшей и вернейшей дружеской любовью. Дружеская любовь между людьми заключается в обоюдном свободном, внутреннем и сердечном расположении, в силу которого люди желают друг другу всяческого блага и способствуют ему, предупреждают и хранят друг друга от всякого вреда и несчастья и спешат на помощь друг другу во всех надобностях и нуждах. Такую любовь, только в её истинной, предельно высокой мере, являет нам Христос.

          Когда мы говорим о верной дружеской любви, то это должна быть такая любовь, которая сохраняется в бедах и несчастьях; но легко ли найти друга человеку, когда он в беде? Великая же любовь – это такая, когда друг отдаёт свою жизнь за друга; но где мы найдём такого друга, такую дружбу среди людей? Такого Друга мы обретаем только во Христе, и такую дружескую любовь – в Его сердце. Нет больше той любви, говорит Он Сам, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). О, возлюбленный Спаситель! что говоришь Ты о друзьях? ведь мы – враги и разбойники! Но за нас Он отдал Свою жизнь; Христос, как говорит Павел, умер за нечестивых. Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были ещё грешниками (Рим. 5, 6; 8). Поэтому я с полным основанием и называю любовь Христову вернейшей и величайшей дружеской любовью.

          14. О удивительная теплота Христовой любви! Все мы от общения с Богом, от Его света, любви и дружбы отпали в величайшее несчастье, нищету и ад; все мы стали больше не друзьями, но врагами Ему, достойными уже не любви, но ненависти и гнева. Но Бог в вечности сжалился над нашей превосходящей всякую меру нищетой; Он не пожалел для нас ничего; Он послал для нашего спасения Своего Единородного Сына, и в Нём явил нам Своё исполненное любви сердце. Этого не могут ни понять, ни исследовать ни Ангелы, ни человеки; в это можно только веровать, только благоговейно чтить и с Самим Христом восклицать: так возлюбил Бог мир (Ин. 3, 16) – бедный мир! падший мир!

          15. Вернейшая дружеская к нам любовь Христова понудила Его сойти с небес. (Вслушайтесь в эту радостную дивную историю! Это не миф, но истинное событие. Вслушайтесь в это преславное благовестие блаженного Бога (1 Тим. 1, 11), не как во что-то, о чём вы уже и без того знаете, и от юности выучили из Библии и Катехизиса, но как в важнейшую сегодняшнюю новость; вслушайтесь так, как будто вы об этом раньше ничего не слышали!) Вернейшая дружеская к нам любовь Христова, говорю я, понудила Его сойти с небес, дабы нас спасти и нам помочь. Чтобы Ему совершить сие, а нам – чтобы не устрашиться Его, Он облёкся в наше нищетствующее человечество и греховный облик (Рим. 8, 3) и, как наш Жених и самый близкий родственник, взял на Себя наше греховное бремя и вину, как Свои собственные. Тридцать четыре года ради нас Он трудился, молился, вёл бой с князем мира сего; трепетал и скорбел, чувствуя по человечеству величайший страх пред лицом разгневанного на наш грех Бога; проливал кровавый пот, испытывал богооставленность и адский ужас – одним словом, прошёл и перестрадал всё то, чем должны были вечно, вечно мучиться из-за наших грехов все мы. И всё это Он совершил по свободной дружеской любви к нам, дабы бесценною Своею Кровию вновь примирить нас с Богом и, искупив нас, соделать Себе друзьями (Ин. 15, 14). 

          16. Может ли быть мыслима более великая любовь? Не есть ли поистине Христос наш подлинный друг во всякой скорби, даже и до смерти? И всё сие он перестрадал не «вообще» за нас, но за каждого из нас. Та́к понимал это Апостол: Сын Божий возлюбил меня и предал Себя за меня (Гал. 2, 20). Что говоришь ты, Павел? разве Христос умер только для тебя? О да, только для меня – и только для тебя. Ибо, чтобы уразуметь дело правильно и с пользою, мы должны смотреть на вещи именно так – что Христос любит каждого Своей особенной любовью.

           

          17. Второе, о чём я сказал – что Христос любит нас, и хочет нас любить, сострадательнейшей, заботливейшей и никогда не прекращающейся материнской любовью. Если ребёнок болен, если он упал, поранился и лежит, плача от боли, пред глазами своей матери, то она ведь не ненавидит его из-за такого бедственного положения, но смотрит на него с сердечным состраданием и ищет всеми возможными способами помочь ему и утешить его. Такую материнскую переизбыточествующую любовь простирает Христос над нами, падшими и грешными Своими детьми, особенно если мы покаянно чувствуем наше повреждение и оплакиваем его. О, тогда Он взирает на нас с великим состраданием!

          Ты не веришь тому, бедное кающееся дитя, что Христос так любит тебя и так на тебя взирает? Ты думаешь, что раз ты до крайности замарал себя и по собственной воле вверг себя во все сии горести, то Он отвернулся от тебя? Послушай тогда, что Сам Он говорит твоей душе чрез Пророка: Я увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих; и как несомненно то, что Он видит тебя, так же несомненно и то, что Он скажет тебе в своё время: ты будешь жить! ты должна жить (Иез. 16, 6^[279])! Нам нужно лишь взирать на Него верой, как больные дети смотрят полными слёз очами на свою мать.

          18. Часто, когда душа приступает к покаянию, она совсем не может веровать, что Господь внимает её слезам. Но поистине, о душа, Господь слышит, как плачет Ефрем (Иер. 31, 18-19), и отвечает на это: Не дорогой ли у Меня сын Ефрем? не любимое ли дитя? ибо, как только заговорю о нём, всегда с любовью воспоминаю о нём; внутренность Моя возмущается за него; умилосержусь над ним, говорит Господь (Иер. 31, 20). Если это не есть сострадательнейшая материнская любовь, тогда я не знаю, что и назвать таковою! Мы не могли бы и помыслить о сей материнской любви к нам Бога, если бы Он Сам не открыл её нам. Ах, кающиеся ду́ши! если бы мы уверовали, если бы мы только увидели сию любовь, то наши сердца не могли бы не воспламениться детской ответной любовью к нашему Господу!

          19. Христос любит нас, и хочет нас любить, заботливейшей материнской любовью. Земная мать даёт своему ребёнку временную земную жизнь, рождая его в сей исполненный скорби мир; Христос же рождает нас свыше (Ин. 3, 7), в вечный мир, исполненный света и радости, и даёт нам жизнь нетленную (2 Тим. 1, 10). Мать питает дитя от своей груди; Христос же даёт Своему рождённому свыше чаду в пищу Себя Самого, Свою Плоть и Кровь (Ин. 6, 55), что́ невозможно никакой земной матери.

          20. Мать купает своё дитя, лелеет его, носит на руках, заботится о нём, пока оно растёт. Всё время она чем-то занимается с ним, и её материнская любовь не утомляется от сего. Ах! кто из нас не подумает со стыдом и сокрушением о том, ка́к Превечный и Живой Бог – говоря по-человечески – должен возиться и мучиться с нами, дрянными детьми! Как много хлопот доставляем мы Ему своими грехами! Не передать словами, что́ Ему только не приходиться совершать с каждой душой, чтобы воспитать и возрастить^[280] её! Господь Сам говорит о сей Своей деятельной, исполненной заботы материнской любви в 46-й главе Пророка Исаии: Послушайте меня, дом Иаковлев, принятые Мною от чрева, носимые Мною от утробы матерней: и до старости вашей Я буду тот же, и до седины вашей Я буду носить вас; Я создал и буду носить, поддерживать и охранять вас (Ис. 46, 3-4).

          21. Земная мать оберегает своего ребёнка от всякого несчастья и заботится о его благе, насколько это в её силах. Христос, наша вечная Матерь-Любовь, хранит и оберегает тех, кто рождён из Него, несравненно совершеннее и полнее, так что лукавый не может коснуться их (2 Фесс. 3, 3), и даже ни один волос не упадёт с их головы без Его воли (Мф. 10, 30; Лк. 21, 18). Всё, что происходит с сими чадами благодати, в малом и великом, во внутреннем и во внешнем – всё берёт на себя, всем управляет и всё устраивает материнская любовь Христова, так что им всё, без исключения всё, содействует ко благу (Рим. 8, 28).

          22. Как мало земной ребёнок заботится о том, чтобы становиться взрослым, так же мало должно заботиться чадо благодати, как ему расти, укрепляться и спасаться. Обо всём этом печётся материнская любовь Христова; послушному же чаду надлежит только пребывать на руках у матери и, молясь, веруя и любя, вкушать от её благодатной груди силу и сок для жизни и возрастания. И даже самый слабый и бедный ребёнок не должен бояться ни малейшей опасности, коль скоро он покоится в сих объятиях Христовой любви.

          23. Да, любовь порой попускает чадам благодати многоразличные испытания, искушения и страдания – к их пользе; часто эти искушения доходят до такой степени внутренней сухости и помрачения, что человек вопиет с Сионом: оставил меня Господь, и Бог мой забыл меня! (Ис. 49, 14). Но как сильно душа ошибается в таких мыслях! Забудет ли женщина, – вопрошает Сам Господь, – грудное дитя своё, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя (Ис. 49, 15). Вот, братья и сестры, что́ дано нам! Так любит нас Христос, и так хочет Он нас любить! Как нам не почтить сию любовь? как не ввериться нам навеки, и душою, и телом, сей материнской любви Христовой и её попечению о нас?

 

          24. Третье, о чём мы говорили – что Христос любит нас, и хочет нас любить, нежнейшей, всеобъемлющей и блаженнейшей любовью Жениха. Любовь Христова поистине ухаживает за нами, добиваясь ответной любви бедного погибающего грешника. О, как долго Он должен свататься, как долго Он должен уговаривать нас, прежде чем Он получит согласие на брак! Как часто мы, к величайшему стыду и позору для себя, отклоняем и отвергаем Его предложение и любовь – и Он, тем не менее, не перестаёт и не устаёт искать нас! И если Его любовь велика ещё и до́ того, как мы возлюбим Его (1 Ин. 4, 19), – то сколь бесконечно более крепкой и нежной становится она, когда Он достигает цели, обручается с душой, как со Своей невестой, навек (Ос. 2, 19-20) и венчается с ней в праведности! Тогда совершаются драгоценные и блаженные излияния Его любви в душу, нередко ощутимо для неё; тогда Христос дарует ей многие бесценные небесные блага и сокровища и даёт ей вкусить, по её мере, праведность, мир и радость во Святом Духе (Рим. 14, 17). 

          25. Когда Христос только обручается со Своей невестой, Он находит её совсем убогой, нищей и одетой в рубище. Тогда чрез Свою любовь и святой крест Он совлекает с неё уродливые лохмотья и одевает её в Свою праведность, вливая в неё вместе с любовью также и Свой нрав, Свой образ и облик, дабы она всё больше была облачена в Его смирение, Его кротость, Его чистоту, простоту, невинность и все Его божественные добродетели. И после того, как Он соделает её чрез Себя Самого прекрасной, – Он радуется о ней, как жених радуется о невесте (Ис. 62, 5). О, ты прекрасна, возлюбленная Моя, ты прекрасна! – говорит Христос, божественный Жених. Нет, – отвечает невеста, – только Ты прекрасен, возлюбленный мой (Песн. 1, 15-16); вся красота, которую Ты видишь во мне – Твоя.

          И это не пустые слова или обольщение, но великое чудо любви Христовой. О, дал бы Бог, чтобы мы могли не только читать об этом в книге Песни Песней, но и познавать сию любовь в наших сердцах!

          26. Невозможно выразить словами внутренне-глубокое желание и горячее стремление любви Христовой вновь приобрести Себе наши сердца, вновь собрать нас к Себе (Мф. 23, 37) и соединить нас с Собой и Себя с нами навек. Ангелы и человеки не могут уразуметь сего, а могут только во веки веков удивляться и поклоняться Божией любви. Но и до ревности любит нас Дух, живущий в нас (Иак. 4, 5). Господь не переносит того, чтобы сердце, которое столь дорого Ему обошлось (1 Кор. 6, 20), сердце, которое Он так любит, прилеплялось к чему-то другому и не было посвящено только и исключительно Ему. Он любит душу, как Свою единственную (Песн. 6, 9); и она должна любить Его, как своего Единственного. Ибо любовь Христова, то есть внутренне-глубокое расположение Христа к душе, порождает в ней ответное внутренне-глубокое расположение ко Христу. Любовь Христова касается души и привлекает её к себе, и душа следует ей – влеки меня, и я побегу за Тобою! (Песн. 1, 3). Всё, что есть в душе, вся внутренняя ея (Пс. 102, 1) стремится и жаждет изойти из всего, что не есть Бог и Божие, ради всё более полного соединения со своим Возлюбленным. И какие тут происходят и могут происходить внутренние действования любви – приобщение к Богу, единение с Ним, близость к Нему, общение и беседование с Ним и так далее, – то́ чистые, отрешённые от всего сердца́ хотя и испытывают, но не могут выразить словами; ведь всё сие более принадлежит вечности, чем времени. Одним словом, любовь Христова есть великая тайна благочестия и неисчерпаемая бездна подлинного блаженства.

 

          27. Итак, бессмертные ду́ши, сотворённые, искупленные и призванные к любви, и любви к Богу, – смотрите (ах! чтобы только наши очи были отверсты!), ка́к Бог любит нас во Христе, любит глубоко и сердечно! Да постыдятся все те, кто представляет Бога неким тираном и человеконенавистником! В Боге нет никакого гнева, кроме как в отношении зла; Бог сотворил нас не для того, чтобы ненавидеть нас, или чтобы мы ненавидели Его, но только с той целью, чтобы нас любить, и чтобы мы во веки любили Его. Но, увы! где сердца́, которые подлинно отзываются своей любовью на любовь Божию? Не поразительно ли, что такого Бога, такого Христа, столь возлюбившего людей, такую любовь Христову так мало знают, понимают и принимают?

          28. Люди тысячекратно взывают устами: «О мой Бог! о мой возлюбленный Спаситель!» Но, ах! где при этом их сердце? познало ли оно опытно силу любви Христовой? Ибо мы не должны обольщать себя, что Христос любит нас, и обязан нас любить, некоей выдуманной, бессильной и душевредной любовью – как злых детей, не хотящих исправляться. Многие родители питают подобную безрассудную любовь к своим детям: они во всём потакают их злой воле и таким образом способствуют тому, что те ввергают сами себя в погибель. И извращённое земное естество человека желает, чтобы такой была любовь Христова и Божие милосердие: чтобы Христос позволял им наслаждаться похотью и суетой мира сего, во всём по их воле, в полном благополучии. Затем, когда придёт время умирать, чтобы они сказали Богу несколько благочестивых слов – и Он был бы столь всепрощающ, и Христос так бы их любил, чтобы они тут же, мгновенно перенеслись на небо. Но нет, безумный человек! такая любовь Христова и такой путь на небо существуют только в твоих фантазиях: у Бога мы ничего подобного не найдём. Христос, когда Он противостоит твоей воле, любит тебя несравненно больше, чем ты сам любишь себя; Он хочет лучше причинить тебе боль и страдание и исцелить тебя, нежели потакать тебе и попускать, чтобы ты устремлялся в геенну. 

          29. Посему любовь Христова есть отнюдь не безумное обольщение, но животворящая, творческая, могущественная сила Божия, которая действенно помогает нам восстать и не закосневать в наших заблуждениях, грехах, падшести и смерти. Она вливает в нас новую истинную жизнь, даёт нам возможность радостно, от сердца, без принуждения творить добро и соделывает нас подлинно счастливыми и блаженными. Любовь Христова есть начало, основание и душа христианства и настоящего благочестия. У кого нет любви Христовой, у того или вовсе нет никакого благочестия, или же оно выдумано и мёртво. Христос, чтобы нас спасти, должен быть близ нас; мы должны чувствовать силу Его любви у наших сердец, а затем и в них самих, и давать ей в себе место – иначе при всём разглагольствовании о любви Христовой мы останемся мёртвыми и погибшими людьми.

 

          30. Смотрите, как на самом деле любовь Христова действует в начале пути. Она понуждает человека к обращению, обличает его в его неправде, убеждает его в необходимости покаяния и возвращения к Богу, всевает в него чувство беспокойства о грехах и об опасности греховного состояния его души. Это глубоко западает человеку в сердце и принуждает его, чтобы он обратился к Богу, предал себя Ему и изменился. Но слепой человек в великом непонимании принимает всё сие за диавольское искушение, которому считает нужным противостоять; или за свои собственные, случайно пришедшие ему в голову дурные мысли; или за злое уныние, и тому подобное. Он с великой радостью отделался бы от таких мыслей и чувств, но те приходят к нему вновь и вновь, в доказательство того, что их происхождение – не от людей. Дни и годы проходят, увы! для многих в такой внутренней тесноте, и они не понимают, что именно это и есть обличающая любовь Христова, та́к понуждающая их.

          И поистине, здесь стоит пред твоими дверями и стучит в них (Откр. 3, 20) милующий, вечно любящий тебя Иисус. Он ищет тебя, Он умоляет тебя, как будто это Ему, а не тебе крайне необходимо: дай Мне, дай же Мне, сыне, твоё сердце! примирись же с Богом! (Притч. 23, 26; 2 Кор. 5, 20). Смотрите – та́к действует любовь Христова. Как долго она не отступается от нас! как часто она хочет собрать нас, подобно птице, собирающей птенцов своих под крылья (Мф. 23, 37) – а нам нет до этого дела, мы этого не хотим! Мы несёмся во весь опор в нашем закоснелом падше-природном состоянии к погибели – и когда Спаситель останавливает нас, не есть ли это истинная любовь? Мы ходим по краю ада – и Он, пусть и болезненно для нас, хватает нас и оттаскивает назад; не настоящая ли это любовь? Что́ имеет вседовольный и всесовершенный Бог от того, что Он так много возится со мной и с тобой? Нужны ли мы Ему? ждёт ли Он от нас какой-либо выгоды? Не есть ли это чистейшая любовь Христова? Ах, душа! если бы ты познала дар Божий (Ин. 4, 10), и кто есть Тот, Кто с такой настойчивостью взывает к тебе: «стой! только не иди дальше!», – ты больше не сопротивлялась бы Ему и не уклонялась бы от Него, но в тот же момент пала бы к Его стопам и предала бы себя в спасительные руки Его любви.

          31. Если человек, на своё счастье, уступит сей призывающей и уговаривающей его любви, обратит на неё всё своё внимание и даст ей в себе место, то сердце его начнёт умаляться, уничижаться и сокрушаться в истинном покаянии и в поиске Божией благодати. И эти горькие и болезненные состояния сердца, в которые ввергается человек, есть тоже действие любви Христовой. По падшей природе душа очень бы хотела выкинуть всё это из себя и, как прежде, жить день за днём беззаботно, радостно и весело. Но нет, ей даётся в сердце язва, которую она не может из себя исторгнуть; душа чувствует свои грехи, свою беду, опасность своего положения, она видит теперь это на каждом своём шагу. Любовь Христова, говорю я, понуждает её к этим мыслям и чувствам, хотя душа пока ещё ничего не знает о сей любви, а только о гневе и погибели. Она услышала, узнала и восчувствовала, что именно она распяла любящего Христа своими грехами. Это пронизывает ей сердце, причиняет боль (Деян. 2, 36-37). Но то, что она должна испытать сию малую боль здесь, а не мучиться ею в беск