Мандат Неба и Путь обмана Теория Власти в Древнем Китае

Теоретик. «Хитрый, как сто китайцев» – вы наверняка слышали эту популярную в конце XX века поговорку. Но почему именно сто китайцев, а не, к примеру, сто татар или сто евреев? Дело в том, что географическое положение Китая – огромной приморской страны с благоприятным климатом, отгороженной от остального мира пустынями и горами, – способствовало формированию на его территории удивительно стабильного общества. В то время как в остальных частях света возникали и гибли целые цивилизации, создавались и разрушались мировые империи, Китай оставался все тем же Китаем – императорским, чиновничьим, аграрным, с вечными традициями беспрекословного подчинения нижестоящих вышестоящим и столь же вечной необходимостью интриговать[364], чтобы продвинуться хоть на одну ступеньку повыше.

Приведем показательный пример стабильности китайского общества. Знаменитая китайская императрица XIX века Цыси начинала свою карьеру простой наложницей, но выбилась в первые лица государства, родив имератору официально признанного наследника. А вот что происходило в том же Китае за две с половиной тысячи лет до этого:

«Имея нескольких жен и от них – старших, уже взрослых сыновей, включая первенца Шэнь Шена, Сянь-гун в 672 г. до н.э. привез из успешного похода на жунов еще двух пленных женщин, красавицу Ли Цзи и ее сестру; каждая из них подарила ему по сыну. Ли Цзи быстро стала любимой наложницей и сумела заставить правителя, хотя и не сразу, объявить наследником ее сына Си Цы. Для этого она прибегла к сложной многоходовой интриге...» [Васильев, 2000, с. 55].

Интрига включала в себя все типовые приемы борьбы с конкурирующими вассалами общего сюзерена: 1) отсылку старших сыновей от двора в пограничные провинции, 2) убеждение правителя, что старшие сыновья готовят против него заговор, 3) организацию и разоблачение покушения (яд), якобы подстроенного действующим наследником, с согласия остальных сыновей. В результате к моменту смерти Сянь-гуна все старшие претенденты на трон были либо убиты, либо вынуждены бежать, и Ли Цзи уже готовилась править от имени малолетнего наследника[365].

Как видите, пара тысячелетий – не срок для китайского искусства интриги!

Тысячелетия жизни по одним и тем же правилам не могли не сформировать соответствующие привычки, и если провести чемпионат мира по политической интриге, его победителем, скорее всего, окажется китаец. Так нужно ли удивляться, что именно сто китайцев являются мерилом хитрости и что первые дошедшие до нас открытия и изобретения в теории Власти были сделаны в Древнем Китае[366]?

Читатель. А Вы не перепутали теорию с практикой? «Изобретения» – это ведь что-то практическое, как лампочка Эдисона. Придумать новый способ интриги (например, притвориться умирающим и предложить вассалам выбрать преемника) – большое достижение для практика Власти. Но какие изобретения могут сделать теоретики?!

Теоретик. На этот вопрос в свое время хорошо ответил Уильям Оккам, обратившись к королю Германии Людвигу IV[367] с известным предложением: «Защищай меня мечом, а я буду защищать тебя пером!» 1330 год, мрачное Средневековье – казалось бы, зачем королю защита какого-то писаки? А дело в том, что с 1322 года Людвиг находился в открытом противостоянии с Римской курией – папа Иоанн XXII требовал от него отречения в пользу конкурента, Фридриха III, а в 1324 году даже отлучил Людвига от церкви[368]. В этих условиях положение Людвига зависело не только от успехов на полях сражений, но и от поддержки тогдашних властителей умов – священников и монахов. Именно на этом фронте и сражался Уильям Оккам, сочиняя один за другим многочисленные трактаты и памфлеты с критикой папской власти. В результате одно из изобретений Оккама (пресловутая «бритва») до сих пор применяется в политических дебатах[369].

С похожей проблемой задолго до Людвига IV столкнулись завоевавшие Китай (царство Шан) захватчики из Чжоу. Победа в войне еще не означала победу в умах – требовалось убедить шанскую знать, что чжоусцы пришли всерьез и надолго. В результате усилий неизвестных нам теоретиков было сделано изобретение, и по сей день успешно работающее на любую власть:

«Одолевшие Шан в 1027 г до н.э. чжоусцы, стремясь легитимизировать свою власть в условиях собственной политической слабости и вынужденного заимствования едва ли не всех цивилизационных достижений и соответствующих традиций у шанцев, отождествили шанских обожествленных предков с Небом, придав ему характер этически нейтральной и религиозно абстрактной божественной силы, и выдвинули идею о мандате Неба. Согласно этой доктрине Небо решает, кому, когда и за что вручить власть над Поднебесной » [Васильев, 2000, с. 45-36].

Мандат Неба стал отличным ответом сразу на два вечных вопроса о Власти – почему в стране правит именно действующий монарх и как следует оценивать его правление? Правитель правит потому, что угоден Небу (а свергают его потому, что Небо передумало); и раз уж само Небо выбрало этого правителя, то существующая Власть всегда наилучшая из возможных.

Конечно же столь выдающееся изобретение (сравнимое по полезности и очевидности разве что с изобретением колеса) было многократно повторено в другие времена и в других странах. Все мы слышали о «священном праве королей», «помазанниках божьих», все мы привыкли к обожествлению первых лиц государства. В наши дни это универсальное объяснение выражается в более циничной форме («Если ты такой умный, почему ты не богатый», «Кто сильнее, тот и прав»), не сильно меняющей основной смысл. Кто более других достоин Власти? Конечно же тот, кто ей реально обладает! Почему же тогда его свергли? Потому что он перестал быть достойным (согрешил перед Небом) – а вовсе не потому, что появилась более сильная группировка.

Практик. Не следует преуменьшать значение этого фактора! У рядового обывателя нет никаких оснований предпочесть одного политика другому – он вообще не знает, чем те занимаются, и знать этого не может. Так что «мандат Неба» – это такая «линейка», которая позволяет сравнивать политиков между собой. И если она удачная – то эффект ее использования может быть очень велик.

Теоретик. Еще бы не велик, Китай уже третье тысячелетие живет с этой «линейкой»![370] Но вот о реальном устройстве Власти «мандат Неба» сообщает даже меньше, чем ничего. Он дезориентирует правителя, создавая иллюзию незаменимости, и смещает фокус внимания историка с состава и сил противоборствующих группировок на всяческие знамения и знаки. Зато «мандат Неба» отлично обосновывает покорность любой существующей власти («Всякая власть – от Бога») и стремление держаться подальше от властных разборок («Небо решает, не я»), для чего, собственно, и был придуман. Как мы увидим в дальнейшем, даже среди выдающихся философов мало кто избежал искушения представить современную ему Власть в качестве абсолютного идеала[371]. Ведь в противном случае правитель всегда мог предъявить свой «мандат Неба» в лице конвоиров.

Читатель. Ну, если все изобретения в теории Власти такие, то невелика цена таким изобретениям. Как самого себя похвалить, уже захвативши Власть, любой может придумать, что Вы, кстати, сами же и признали. Но Вы упомянули еще и некие открытия. Чем они отличаются от изобретений и что же такого открыли во Власти древние китайцы?

Теоретик. Поясню разницу на практическом примере, из близкой к нам области – военного дела. Собрав большое количество людей и вооружив их холодным оружием, невозможно не совершить открытия: солдат, находящийся в строю, защищен лучше, чем оставшийся в одиночестве. Таково объективное, ни от кого не зависящее устройство нашего мира; в каком бы времени и в какой бы стране ни находился военачальник, первое, чему он учит солдат, – держать строй. Но какой именно строй? И вот тут наступает очередь изобретений: кто-то строится в фаланги, другой – в каре, третий предпочитает «клин» или «свинью».

Зная некое свойство окружающего нас мира, можно создать на его основе множество разных изобретений; но сначала это свойство нужно открыть. Некоторые такие свойства (битва в строю) достаточно очевидны; но многие другие запрятаны в нагромождении отдельных фактов, и обнаружить их весьма непросто. Так что вы правы, скептически относясь к изобретениям: открытия намного важнее. Зная устройство Власти, можно легко изобретать все новые способы этим устройством пользоваться. А вот знание самих изобретений, без понимания, как и почему они работают, ограничено: даже самый эффективный «прием» срабатывает не всегда, а только в определенных ситуациях.

Открытие, совершенное древними китайцами в науке о Власти, больше похоже на сражения в строю, нежели на какой-нибудь бозон Хиггса. Оно достаточно очевидно, и многократно переоткрывалось другими исследователями; но вместе с тем оно столь же фундаментально, как и закон всемирного тяготения. Формулировка этого открытия в «Искусстве войны» лаконична, как и большинство древнекитайских мудростей: «Война – это путь обмана (вернее, хитрости)». Все мы сотни раз встречали эту фразу и относимся к ней примерно как к «Волга впадает в каспийское море»; поэтому потратим немного времени, чтобы раскрыть ее пропускаемый мимо ушей смысл.

Почему на войне так важен именно обман? Почему не муштра, новые вооружения, логистика – все то, что позволяет сделать свою армию более сильной? Потому что в условиях Древнего Китая (аграрная страна с сухопутными линиями снабжения) сражающиеся стороны находились в этом отношении в равных условиях: оружие, выучка войск, используемый транспорт были одинаковыми. Начиная с какого-то уровня, дальнейшее улучшение собственной армии оказывалось невозможным. Итог сражения двух примерно равных армий известен – «пиррова победа», военная катастрофа для обеих сторон. Единственный способ одержать настоящую победу заключался в том, чтобы напасть на ослабленного противника – не ожидающего удара, разделившего свои войска или вовлеченного в войну на два фронта. Но противник ведь не дурак и не будет себя ослаблять? Или все-таки будет?

Практика войн в Древнем Китае наглядно показала, что все-таки будет. Выдающиеся полководцы побеждали гораздо чаще, чем бездарные, и вовсе не по причине многочисленности своих армий. Слабым местом бездарных полководцев оказывались их собственные решения, принятые под влиянием ошибочных представлений о ситуации. Раз за разом они теряли врага из виду, разделяли свои силы или втягивались в войну на два фронта. Не потому, что не знали об опасности таких действий, а потому, что считали их ситуационно оправданными. Потому, что действовали исходя из имеющейся у них ошибочной информации.

Дезинформация вражеского полководца всегда намного дешевле (хотя и требует немалых усилий), нежели удвоение собственной армии. И когда по результатам сотен сражений китайским полководцам стало понятно, что обман работает, он сделался основным средством ведения войны. Шпионы, двойные шпионы, распускание слухов, обманные маневры – вот чем большую часть времени должен был заниматься настоящий китайский стратег. Вся эта деятельность имела смысл только потому, что в ее основе лежало объективное свойство Власти: решения во властной группировке принимает один человек, и принимает их на основе имеющейся у него информации, которая может быть неверна и может быть целенаправленно сделана неверной.

Решения сюзеренов могут быть ошибочны, и есть способы сделать их ошибочными, – вот какую особенность Власти впервые открыли и подробно описали древние китайцы. Выраженное в двух словах, это открытие осталось бы совершенно незамеченным (ну да, обман часто полезен, кто же этого не знает); заслуга китайских авторов состоит в том, что они проиллюстрировали свое открытие громадным числом сделанных на его основе изобретений.

Вот и пришла пора сказать похвальное слово изобретениям. Начнем с исторического анекдота, обнаруженного Харро фон Зенгером в предисловии к одной арабской книге:

«Мухаммед Али, или Али-Бей аль-Кабир (1728-1773), мамлюкский правитель Египта [с 1757 (с 1770 султан)], в свое время заказал перевод сочинения Макиавелли „Государь ” (Il Principe) на арабский язык. Когда первые две главы были переведены, Мухаммед Али начал читать перевод. Прочтя главу, он воскликнул: „Я знаю гораздо больше хитростей, чем этот европейский эмир!" [372] И немедленно повелел прекратить перевод Макиавелли» [Зенгер, 2004, т. 2, Введение].

Книга Макиавелли содержит много открытий, но мало изобретений (конкретных примеров интриг и «хитростей», применяемых в борьбе за власть). Для практически мыслящего человека принципы Макиавелли (вроде «опираться на страх, а не на любовь») звучат столь же абстрактно, как и «война – путь обмана». Ну да, полезно обманывать, полезно внушать страх; но как это делать? Не рассказываете на конкретных примерах – так, наверное, и сами не знаете?

В отличие от Макиавелли, китайская литература о Власти посвящена как раз конкретным примерам, благо сама жизнь порождала их в изобилии. В эпоху «Весны и осени» (с 770 по 476 г. до н. э.) в Китае враждовали между собой примерно 140 государств. К последовавшей за ней эпохе «Сражающихся Царств» (с 475 по 221 г. до н. э.) из них уцелело только семь, но это лишь увеличило число и кровопролитность последующих войн. Века непрерывных сражений за полное господство над Китаем[373] содержали тысячи примеров военных хитростей и политических интриг, и сотни из них были перенесены на бумагу[374].

Весь этот громадный материал до конца XX века был мало известен на Западе, да и в самом Китае существовал в виде множества разрозненных текстов. К счастью для нас, в 1972 году Харро фон Зенгер, работая аспирантом права на Тайване, услышал фразу: «Тридцать шестая стратагема самая лучшая – спастись бегством» – и пожелал разузнать, каковы же остальные 35. Сразу ответить на этот вопрос знакомые ему китайцы не смогли, интерес Зенгера перерос в исследовательскую работу, которая спустя 15 лет воплотилась в 1000-страничную книгу (Зенгер, 2004]. «Стратагемы» Зенгера – настоящая энциклопедия приемов интриги, и если вы, уважаемый читатель, предпочитаете общим рассуждениям конкретные примеры – лучшей книги вам не найти.

Что же изобрели древние китайцы, тысячелетиями сражаясь друг с другом за власть? Пройдемся по оглавлению зенгеровской энциклопедии, чтобы составить общее представление о характере этих изобретений. Вот первая группа стратагем, смысл которых (как мы надеемся) понятен из одних названий. «Осадить Вэй, чтобы спасти Чжао» (2)[375], «В покое ждать утомленного врага» (4), «Грабить во время пожара» (5), «Сманить тигра с горы на равнину» (15), «Чтобы поймать разбойников, надо поймать главаря» (18), «Вытаскивать хворост из-под котла» (19), «Подменить колонны, не передвигая дома» (25). За всеми этими цветистыми названиями[376] скрывается, по сути, один и тот же прием – воспользоваться слабым местом противника. Если мы знаем такое место (вот он, пожар, уже горит) – нужно бить, если не знаем – создавать (подменять колонны). Но так ли просто узнать про слабости противника (не говоря уже о выкрадывании колонн из его дома)? Можно с уверенностью сказать, что нет: подобно стадным животным[377], человек Власти скорее умрет, чем покажет свои уязвимые места. Попытка выманить опытного противника «с горы» обычно натыкается на встречное и зачастую более убедительное приглашение на эту самую гору. Удар в слабое место действительно решает исход сражения; но в реальных ситуациях таких мест у противника, как правило, не видно.

Что делать в этом случае, подсказывает второй набор стратагем. Такие слабости нужно создавать. Как? Конечно же путем обмана! «Поднять шум на востоке – напасть на западе» (6), «Для вида чинить деревянные мостки, втайне вступить в Чэньцан» (8), «Скрывать за улыбкой кинжал» (10), «Сливовое дерево засыхает вместо персикового» (11), «Бросить кирпич, получить яшму» (17), «Ловить рыбу в мутной воде» (20), «Цикада сбрасывает золотой кокон» (21), «Потребовать прохода, чтобы напасть на Го» (24), «Притворяться глупцом, не теряя головы» (27), «Украсить засохшее дерево искусственными цветами» (29), «Открыть городские ворота»[378] (32), «Нанести себе увечье» (34). Обман ценен не сам по себе, а лишь как средство спровоцировать противника на ослабление позиции – переброску войск, утрату бдительности, неподготовленную атаку. Если противник поддается на провокацию, возникающее при этом слабое место становится известно, и остальное, как говорят шахматисты, «дело техники». Если не поддается – ничто не мешает устроить другую, более хитрую провокацию.

Однако не будем забывать, что и противник владеет тем же искусством и может ответить на провокацию еще более изощренной провокацией (например, поддавшись на нее только для вида). Получить в борьбе с ним решающее преимущество можно за счет привлечения дополнительных участников, и этому искусству посвящена третья группа стратагем. «Убить чужим ножом» (3), «Наблюдать за огнем с противоположного берега» (9), «Дружить с дальними врагами против ближних» (23), «Сеять раздор» (33). Втравить в борьбу со своим противником другую властную группировку – вот это уже настоящая интрига, «властные шахматы», когда еще вчера самостоятельные игроки сами становятся фигурами на доске. Действуя чужими руками, сюзерен реализует китайский идеал политического «недеяния» – «сидя на горе, смотреть на драку тигров в долине» (нужно лишь заметить, что такое «сидение на горе» требует неустанных хлопот по дезинформированию и провоцированию «тигров»).

Приведем классический пример интриги по стратагеме 33, отличающейся некоторой оригинальностью[379].

«...в романе-эпопее „Троецарствие" министр церемоний Ван Юнь задумывает стратагему, чтобы избавиться от жестокого и распутного военачальника Дун Чжо, стремившегося захватить престол. Ван Юнь договаривается с красавицей певицей и танцовщицей Дяочань о том, что она должна понравиться и Дун Чжо, и его приемному сыну, храброму, но недалекому воину Люй Бу. Ван Юнь обещает отдать Дяочань молодому храбрецу, но отправляет ее к Дун Чжо. Естественно, что Люй Бу взбешен и обвиняет Ван Юня в коварстве, однако тот с невинным видом отвечает, что Дун Чжо лишь поинтересовался подарком и взглянул на красавицу, после чего, уверив, что сам передаст ее Люй Бу, увез артистку к себе. Став наложницей Дун Чжо, Дяочань постоянно стремится столкнуть своего хозяина с его приемным сыном. В конце концов ей это удалось, и Ван Юнь, устроив западню, заманил Дун Чжо во дворец, где тот и был убит Люй Бу» [Мясников, 2004].

Как видите, начав с достаточно очевидных приемов («грабить при пожаре» – чего уж проще), китайские правители постепенно развили искусство интриги до уровня многоходовых комбинаций. Отдельные стратагемы описывают еще более сложные и специализированные приемы, часто встречающиеся в современной политической жизни. Стратагема «Бить по траве, чтобы вспугнуть змею» (13) – изобретение безадресного террора, беспокоящего скрытых врагов и вынуждающего их проявить себя. «Хочешь что-нибудь поймать – сначала отпусти» (16) – изобретение «завоевания сердец» через демонстрацию уважения к побежденному противнику. Как показывает книга Зенгера, иллюстрирующая стратагемы в том числе и современными примерами политической интриги, практически все известные ныне приемы интриги были не просто изобретены, но многократно проверены на практике и записаны в книги в Древнем Китае.

Казалось бы, при такой доступности знаний о сущности Власти и о приемах борьбы в Древнем Китае не должно было существовать наивных и неумелых политиков. Однако в любом примере успешного применения стратагем есть одна выигравшая сторона и одна, а то и несколько проигравших. Книжные знания, не подкрепленные практическими навыками и личными убеждениями, мало чем помогают в реальной жизни. Так, типовым сценарием древнекитайского заговора было назначение правителем в наследники любимого сына вместо старшего, в связи с чем сторонники старшего сына (вокруг которого обычно и формировалась конкурирующая властная группировка) свергали действующего монарха. И как учитывали это обстоятельство сами правители?

«Стоит еще раз обратить внимание, сколь легко и беззаботно чжоуские ваны (Ю-ван, Чжуан-ван, Хуэй-ван) поощряли любимых младших сыновей, регулярно тем самым наступая на одни и те же грабли. Казалось бы, уроки истории, уже всем известные, должны были учить. Но нет, не учили» [Васильев, 2000, с. 64].

Все дело в том, что помимо развитой науки о Власти в Древнем Китае существовала намного более развитая официальная идеология (да-да, тот самый «мандат Неба», который наш уважаемый Читатель подверг уничтожающей критике), диктовавшая совершенно противоположные принципы поведения (верность долгу, верность правителю, следование правильному пути и т. д.). Правители вполне обоснованно рассчитывали на верность своих вассалов. Васильев (с. 75-76) приводит показательный пример из книги Цзо-Чжуань: когда правитель Цзинь Ли-гун решил устранить[380] своего наиболее могущественного вассала, Ци Чжи, и объявил себя оскорбленным каким-то происшествием на охоте, все вассалы Ци Чжи потребовали от своего сюзерена немедленно атаковать Ли-гуна (т. е. использовать уже случившееся событие как часть стратагемы). Однако Ци Чжи заявил, что предан правителю и не сойдет с пути добродетели, после чего был убит, а его группировка – уничтожена. В этом случае, как и во многих других, мандат Неба оказался сильнее стратагем.

Итак, китайский вклад в теорию Власти включает в себя два выдающихся достижения: изобретение официальной идеологии («мандата Неба»), поддерживающей власть сюзерена[381], и открытие искусства интриги («путь обмана»), выразившейся в разработке многочисленных «стратагем». Свое первое законченное воплощение «стратагемы» обрели в книге Лю Сяна[382] «Планы сражающихся царств». В этом тексте, представляющем собой скорее учебник, нежели исторический источник о соответствующей эпохе, в центр внимания было поставлено не умение сражаться, а умение составлять планы (те самые стратагемы), многоходовые интриги, призванные обманом ослабить противника или поставить его в неудобное положение. Тем самым на вопрос об источнике Власти (не прямым текстом, а через множество примеров) был дан однозначный ответ: Власть принадлежит тому, кто лучше других умеет интриговать [383].

Практик. Ну и закончу этот раздел советом практическим: есть прирожденные интриганы, которые интригуют, как дышат. Но даже им нужно еще до начала интриги разобраться – а не есть ли именно такая интрига для данного конкретного сообщества вещь совершенно запрещенная? Одно дело предлагать «понюхать порошок» в богемной среде, совсем другое – в бюрократическом учреждении, дочь руководителя которого умерла от наркомании. Я уже говорил о том, что «общее» и «частное» – это разные понятия и их нужно тщательно разделять!