Княжич Всеволод и дружинники.

ЗАМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ.

В основу „сказания” положены: так называемый китежский „летописец”, сообщенный Мелединым и отпечатанный в замечаниях Бессонова к IV выпуску собрания песен Киреевскаго, различные устные предания о невидимом граде, отчасти приведенные там же, а также один эпизод из сказания о Февронии Муромской. Но, как усмотрит всякий, кто знаком с поименованными памятниками, для обширного и сложного сценического произведения рассеянных в этих источниках черт слишком недостаточно. По этой причине были необходимы многочисленный и далеко идущие дополнения, которые, однако, автор рассматривал лишь как попытку по отдельным обрывкам и намекам угадать целое, сокрытое в глубине народного духа, — по одним случайно сохра­нившимся в источниках частностям миросозерцания действующих лиц, подробностям внешней обста­новки и проч. воссоздать другие подробности неизве­стной в целом картины. В итоге, может быть, во всем произведении не найдется ни одной мелочи, которая так или иначе не была навеяна чертою какого-либо сказания, стиха, заговора, или иного плода русского народного творчества.

Нашествие татар на Заволжье и другие внешние события описываются в „сказании” эпическими приемами, — следовательно, не реально, а так как они представлялись в свое время пораженному народному воображению. Поэтому, например, татары являются без определенной этнографической окраски, лишь с теми их обликами, с какими они рисуются в песнях времен татарщины. Сообразно с этим, и язык, тщательной отделке которого автор придавал особое значение, имелось в виду строго выдер­жать не в смысле соответствия его говору XIII столетия, а в стиле того полукнижного-полународного языка, которым выражаются в гораздо позднейшее время духовные стихи перехожих слепцов, старинные христианские легенды и предания, послужившие источником настоящего произведения.

Литературная критика, если бы она когда-либо коснулась этого скромного оперного текста, прежде всего может отметить недостаток драматического действия в большинстве картин оперы. Автор считает во всяком случае нужным оговориться, что отсутствие такого действия допущено им совершенно сознательно в убеждении, что незыблемость требования от сценического представления во что бы то ни стало движения, — частых и решительных перемен положения, — подлежит оспариванию, ибо органическая связность настроена и логичность их смены заявляет не меньше прав на признание.

В заключение, быть может, не лишне упомянуть, что план и текст настоящей оперы, — мысль о кото­рой приходила Н.А.Римскому-Корсакову еще перед сочинением „Салтана” (1899 год), — во всех стадиях своей долгой обработки подвергались совместному с композитором обсуждению. Композитор, поэтому, во всех мелочах продумал и прочувствовал вместе с автором текста не только основную идею, но и все подробности сюжета, и, следовательно, в текст не может быть ни одного намерения, которое не было бы одобрено композитором.

В. Бельский.

1905.

Замечания о постановке и исполнении.

Сказание заключает в себе всего около 3 ч. 10 м. музыки:

I действие — около    40 м.

II              „ „ „ 30 м.

III      „ „ „ 65 м.

IV       „ „  „ 55 м.

1-я и 2-я картины третьего действия, а также 1-я и 2-я картины четвертого, должны идти без перерыва музыки. Каждый из оркестровых переходов от одной картины к другой („Сеча при Керженце” и „Хождение в невидимый град”) дли­тельностью от 5 до 6 минут: — время достаточное для перемены любой декорации, если художник будет иметь это ввиду.

При сценической обстановке сказания никакие сокращения, а также перерывы музыки не могут быть допущены, как искажающие драматический смысл и музыкальную форму.

Пропуск или замена одних оркестровых инструментов другими, за исключением домр во втором действии и других случаев, указанных в оркестро­вой партитуре, — автором не допускаются. Если театр не имеет необходимого набора шести колоколов в глубине сцены, строев С, D, Е, F, А малой октавы и С — первой, то постановка сказания становится невозможной.

Хор должен быть достаточно велик, чтобы выполнить требуемые по сцене (во 2-м действии) подразделения на малые хоры.

При исполнении автор не желает драматических выкриков, шепота и говорка, допуская лишь настоя­щее ариозное и декламационное пение.

В лирических моментах, находящиеся на сцене не поющие артисты не должны отвлекать слушателей от пения излишней игрой и движениями.

Подобно тому, как при издании прежних своих оперных произведений, автор и ныне ставить на вид, что таковые, по его убеждению, прежде всего суть произведения музыкальные.

Н. Римский-Корсаков.

1905.

Сказание
о невидимом граде Китеже и деве Февронии

ЛИЦА.

Князь Юрий Всеволодович            Бас.

Княжич Всеволод Юрьевич           Тенор.

Феврония                                            Сопрано.

Гришка Кутерьма                                        Тенор.

Федор Поярок                              Баритон.

Отрок                                             Меццо-сопрано.

Двое лучших людей                          Тенор, Бас.

Гусляр                                                 Бас.

Медведчик                                          Тенор.

Нищий-запевало                            Баритон.

Бедяй                                                  Бас.

} богатыри татарские

Бурундай                                  Бас.

Сирин                                                  Сопрано.

} райские птицы

Алконост                                       Контральто.

 

Княжьи стрельцы, поезжане, домрачи, лучшие люди, нищая братия и прочий народ. Татары.

I действие — в заволжских лесах близ Малого Китежа;

II действие — в Малом Китеже на Волге; III действие, 1-я картина — в Великом Китеж, 2‑я — у озера Светлого Яра; IV действие, 1-я картина — в керженских лесах, 2-я — в невидимом граде.

Лето от сотворения Mиpa 6751.

ОРКЕСТРОВОЕ ВСТУПЛЕНИЕ:
„Похвала пустыне”.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

В заволжских лесах, близ Малого Китежа, в глухой чаще стоить истопка малая древолоза. Вокруг дубье, вязье да сосны. Поодаль гремящий ключ. Межень лета. Птицы поют. Кукушка кукует. Дело к вечеру.

Феврония вяжет пучками травы и развешивает их на солнце.

Феврония.

Ах, ты лес мой, пустыня прекрасная,

Ты дубравушка — царство зеленое!

Что родимая мати любезная,

Меня с детства растила и пестовала.

Ты ли чадо свое не забавила,

Неразумное ты ли не тешила,

Днем умильные песни играючи,

Сказки чудные ночью нашептывая?

Птиц, зверей мне дала во товарищи,

А как вдоволь я с ними натешуся, —

Нагоняя видения сонные,

Шумом листьев меня угоманивала.

Ах, спасибо пустыня за все, про все:

За красу за твою вековечную,

За прохладу порой полуденною

Да за ночку парную, за вóложную,

За туманы вечерние сизые,

По утрам же за росы жемчужные,

За безмолвье, за думушки долгие,

Думы долгие, тихие, радостные…

(Призадумывается).

Где же вы, дружки любезные, —

Зверь рыскучий, птица вольная?

Ay, ay!!

С мест укромных собирайтеся,

С зыбких мхов, болот да зарослей!

Много яств про вас запáсено, —

Зерен, малыих мурашиков

Ay, ay!!

(Слетает многое множество лесных и болотных птиц и окружает Февронию).

Феврония (журавлю).

Ты журавль, наш знахарь, долгий нос,

Что ступаешь ты не радошен?

Али травки не сбираются?

Не копаются кореньица?

(Вбегает молодой медведь, ласкается и валяется. Медведя Феврония кормит хлебом).

Про тебя, медведя, худо бается, —

Живодер ты по пословице, —

Да не верю я напраслине:

Ты велик да смирен вырастешь,

Будут все медведя чествовать,

По дворам водить богатыим[1]

С домрами да сопелями

На потеху люду вольному.

(Подходит к дальним кустам. Из ветвей высовывает голову рогатый лось).

Ты не бойсь зверька косматого,

Покажись, мой быстроногий тур!

(Осматривает рану на шее лося).

От зубов от песьих острыих

Зажила ли язва лютая?

(Медведь лежит у её ног; рядом журавль и другие птицы. Из кустов появляется, незаметно для Февронии, княжич Всеволод Юрьевич и столбенеет от изумления. — Княжич выхо­дить из кустов. Птицы и звери шарахнулись в разные стороны).

Княжич Всеволод (про себя).

Что за притча, Господи!

Встреча небывалая!

Вот уж право невидаль,

Чудеса воочию!

Феврония (про себя).

Молодец незнаемый,

Объявися, кто таков.

Ловчий по одеже-то;

По белóму личику, —

Будто королевский сын.

Княжич Всеволод (про себя):

То не с неба-ль светлого

К нам спустился на землю

Серафим невидимый

Обернувшись девицей?

Али то болотница

На купавках сидючи,

В тину манит молодца?

Сгинь ты, наваждение,

Разойдися облаком!

Свято место здешнее!

Сгинь, лесное чудище!

(Феврония оправляется от смущения, кланяется, говорить просто и привет­ливо).

Феврония.

Здравствуй, молодец! что-же? гостем будь,

Сядь, отведай-ка меду нашего.

Мед слезы светлей, а уж сладок как:

Горе горькое — да и то пройдет.

(Выносить хлеб и мед на деревянном подносе и воду в кувшине).

Княжич Всеволод (усталый, садясь).

Недосуг, хозяюшка, сидеть:

Приспевают темные потемки.

Феврония.

Все тропы мне ведомы лесные,

Я тебе дорогу покажу,

Скорбен миленький ты что-то. Ай!

Ведь, рукав-то весь в крови. Ты ранен!

Княжич Всеволод.

Стрелся я с медведем заблудившись,

Уложил ножом, а он рванул

По плечу мне.

Феврония.

Полно не кручинься.

От единой смерти зелья не бывает.

Я обмою рану дождевой водою,

Приложу к кровавой травки придорожной,

Алых лепесточков, маковых листочков.

Мигом кровь уймется, лютый жар остынет.

(Княжич пьет воду. Феврония засучивает ему рукав и перевязывает рану).

Княжич Всеволод (любуясь Февронией; про себя).

Ты краса ли девичья,

Ты коса ль, коса ли темная!

Где ж краса сыскалася,

Где ж девичья находилася?

Не во стольном городе,

А в лесах дремучих,          

Да не в соболи одетая,

Смурой посконью покрытая.

Феврония (отрываясь от дела; просебя).

Что-ж ты, рученька, застоялася?

Дело легкое занеладилось?

Али боязно стало молодца,

Соколиных глаз, смелой удали?.

Княжич Всеволод (Февронии).

Чья ты девица, отколь взялася?

Как же ты живешь одна в пустыне?

Феврония.

Звать Февронией, живу при брате;

Он же древолаз и нынче лазит

Где-нибудь за ярой пчелкой.

Нет у нас достатка никакого,

А зимою и нужа бывает.

А зато придет весна в пустыню,

Разольются все лузья, болота,

Разоденутся кусты, деревья,

Запестреет мурава цветами:

Стужу зимнюю и не вспомянешь.

Станет лес наш полон чудесами,

То виденьями, то голосами.

Запоют все пташечки лесные, —

Серый дрозд, да вдовушка кукушка;

Придут думы вешние, да песни,

Дивных снов навеет ветерочек…

А какие сны бывают золотые!

И не знаешь, где живешь взаправду,

Где цветы душмяней да алее,

Ярче день и солнышко теплее, —

В пестрых снах, аль здесь в бобыль­ской
доле.

Княжич Всеволод.

Ай же ты, прекрасная девица!

Люди старые иначе молвят:

„Снов мол, лестных, боронися креп­ко;

Лжа, ведь, сон-то, мы же правды ищем”.

Феврония (смиренно).

Не суди уж молодец пригожий,

Не ученая ведь я, простая.

Что-же ранка-то? Горит гораздо?

Княжич Всеволод (вставая).

Нет, спасибо, красная девица,

Скорбь от раны будто миновала.

Видно ты слова такие знаешь,

Что и зверь придет, и кровь уймется.

(Между тем тени стали длиннее и солнце румянее).

Ты скажи-ка, красна девица, —

Ходишь ли молиться в церковь Божию?

Феврония.

Нет, ходить-то мне далеко, милый…

А и то: ведь Бог-то не везде ли?

Ты вот мыслишь: здесь пустое место,

Ан же нет — великая здесь церковь, —

Оглянися умными очами

(благоговейно, как бы видя себя в церкви).

День и ночь у нас служба воскресная,

Днем и ночью темьяны да ладаны;

Днем сияет нам солнышко ясное,

Ночью звезды, как свечки, затеп­лятся.

День и ночь у нас пенье умильное,

Что на все голоса ликование, —

Птицы, звери, дыхание всякое

Воспввают прекрасен Господень свет.

„Тебе слава во век, небо светлое,

Богу Господу чуден высок престол!

Та же слава тебе, земля-матушка,

Ты для Бога подножие крепкое!”

Княжич Всеволод (смотрит на Февронию с изумлением).

Ай же ты, прекрасная девица!

Дивны мне твои простые речи,

Все о радости, весельи красном.

Люди старые иначе молвят:

„Не зарись на радости земные,

На земле-то нам скорбеть, да пла­кать”.

И уйти бы мне в пустыню вовсе, —

Эх, да удаль-молодость помеха:

Просит молодецкого веселья.

Феврония (очень ласково и проникно­вен­но, взяв его за руку и глядя в очи).

Милый, как без радости прожить,

Без веселья красного пробыть?

Посмотри: играют пташки все,

Веселится, скачет зверь рыскучий.

Верь, не та спасеная слеза

Что с тоски-кручинушки течет,

Только та спасеная слеза,

Что от Божьей радости росится,

И греха мой, милый, ты не бойсь:

Всякого возлюбим, как он есть,

Тяжкий грешник, праведник-ли он;

В каждой душеньке краса Господня.

Всяк, кто стрелся, того Бог прислал;

В скорби он, так нам еще нужнее.

Приласкай, хотя был лиходей,

Радостью небесною обрадуй,

(уносясь мыслью).

А и сбудется небывалое:

Красотою все разукрасится,

Словно дивный сад процветет земля,

И распустятся крины райские.

Прилетят сюда птицы чудные, —

Птицы радости, птицы милости, —

Воспоют в древах гласом ангельским,

А с небес святых звон малиновый,

Из за облаков несказанный свет…

Княжич Всеволод (с восторгом).

Исполать уста сахáрные,

Таковую мудрость рекшие!

Исполать, тебе дубравушка,

Красоты такой кормилица! Гой, еси девица красная,

Отвечай по правде-истине:

Люб ли я тебе, по нраву ли?

Люб так кольцами сменяемся.

Феврония (тихо и сомневаясь).

Милый мой, мне что-то боязно…

(Нерешительно протягивает руки; княжич надевает ей перстень).

Не чета мне ловчи княжеский...

Княжич Всеволод.

Здравствуй, ладушка желанная!

Поцелуемся, обнимемся!

Не стыдися, в том сорома нет, —

К жениху невесте ластиться.

Феврония (простодушно).

Не стыжуся я, мой миленький,

Разгорелась я от счастьица;

Про себя ж все думу думаю:

Явь ли то, аль сон несбыточный?

Кабы сон-то был несбыточный,

То не пела бы кукушечка,

Звонко так не причитала бы,

А и сердце б так не билося…

Княжич Всеволод.

Ты голубушка пташка вольная,

Недостоин я простоты твоей,

Недостоин я чистой твоей.

Ты избавь меня от уныния,

Дай душ моей радость Божию.

Феврони­я.

Ненаглядный мой,

Богом суженый! За тебя, родной, положу живот,

Только вымолви, лягу в гроб жива,

А учить тебя да советовать

Не по силам мне, не по разуму.

(В лесу справа слышится рог. Княжич, откликаясь, трубит в серебряный рожок, что привешен у него за поясом).

Голоса стрельцов (в лесу, слева).

Только вышли стрельцы в поле чистое,

Все-то звери по чащам попрятались,

Улетали все птицы в поднебесье, —

А и некого стало ловить, стрелять.

Княжич Всеволод.

Чу! товарищи мои сыскались.

Расставаться нам пора пришла.

За хлеб соль спасибо, да за ласку!

А по малом сроке сватов жди.

(Прощаются. Княжич уходить направо).

Стрельцы (в лесу).

Да один-то стрелец был догадливый:

Волком, ястребом хищным оберты­вался.

Феврония.

Ой, вернися, милый!

Княжич Всеволод (возвращаясь).

Что, голубка?

Феврония (тихо).

Жутко мне и сладко таково:

Просится душа к тебе и к людям,

И палат лесных, безмолвных жаль,

Жаль, зверей моих, жаль тихих дум.

Княжич Всеволод.

В город престольном водворясь,

О пустыне ты жалеть не будешь.

А зверей твоих стрельцы не тронут,

Будет лес сей на век заповедан.

Будь здорова. Время восвояси.

(Рога справа и слева. Княжич отвечает и уходит направо. Стрельцы и Федор Поярок выходят слева).

Стрельцы.

Выгонял он зверьё в поле чистое,

Из поднебесья птиц всех выпугивал.

Настреляли стрельцы тут, натеши­лись,

А товарища и не вспомянули.

Поярок.

Ты отколь взялася, девица?

Имя как твое, не ведаю.

Не видала ли ты молодца,

Рог серебряный у пояса?

Феврония (указывая вслед княжичу).

Был, да вы его настигнете.

А скажите, люди добрые, —

Как зовут у вас товарища?

Поярок и стрельцы.

Что ты! Аль не знаешь, девица,

Господин то был наш Всеволод,

Князя Юрья чадо милое, —

Вместе, княжат в стольном Китеже.

(Феврония всплескивает руками)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Город Малый Китеж на левом берегу Волги. Площадь с торговыми рядами. Тут же заезжий двор. Повсюду кучками толпится народ в ожидании свадебного поезда. Нищая братия (мужчины и женщины) жмется к сторонке. Около заезжего двора медведчик играет на дудке и показывает ученого медведя. Его обступили мужики, бабы и малые ребята.

Медведчик.

Покажи Михайлушка,

Покажи дурачливый,

Как звонарь Пахомушка

В церковь не спеша идет,

Палкой упирается,

Тихо подвигается,

(Медведь плетется переваливаясь и опираясь на костыль. Народ смеется. Медведчик играет на дудке).

Покажи Михайлушка,

Покажи дурачливый,

Как звонарь Пахомушка

Прочь бежит, торопится,

О колокольни вниз долой,

Поскорей к ceбе домой.

(Медведь резво бежит вокруг мелкими шажками. Народ смеется. Медведчик играет на дудке. Появляется гусляр,— высокий, белый как лунь старик, — и перебирает, струны, собираясь петь).

Народ.

Приумолкните крещеные! —

Призатихните на малый час! —

Дайте песню нам повыслушать

Аль святой Ерусалимский стих!

Гусляр (играет на гуслях и поет).

Из-за озера Яра глубокого

Прибегали туры златорогие,

Всех двенадцать туров без единого;

И встречалась им старая турица:

„Где вы, детки, гуляли, что видели?”

Народ.

Зачиналась песня в Китеже,

Повелась от Яра светлого,

От престола князя Юрия.

Гусляр.

„Мы гуляли вкруг стольного Китежа,

А видали мы там диво дивное,

Что идет по стене красна девица,

Во руках несет книгу чудесную,

А и плачет сама, заливается”.

Народ.

И самим нам плакать хочется!

Песня словно бы не к празднику, —

Ох, сулит она безвременье.

Гусляр.

„Ах, вы детки мои, неразумные!

То ходила Царица небесная,

То заступница дивная плакала,

Что прочла она городу пагубу,

Всей земли сей на век запустение”.

Девушки и бабы.

Господи, спаси нас и помилуй,

Потерпи еще греху людскому!

Старик­и.

И откуда бы напасти взяться?

Тишь да гладь здесь в стороне за­волж­ской.

Молодые.

Не бояться ж чуди белоглазой!

А иного ворога не знаем.

Старики.

Бог спасёт великий славный Китеж

Сирых ради, немощных и нищих.

Народ.

Всех то там напоят и накормят.

Оботрут слезинки, всех утешат.

Нищая братия.

А и тем пристанище бывает, —

На земли Ерусалим небесный,—

Кто душою восскорбя в сем мире,

Сердцем взыщет тишины духовной.

Народ (успокаиваясь).

Нет, не будет пагубы на Китеж,

Бог Господь престольный град не выдаст.

Нищая братия.

Без него нам, сирым, жить неможно,

Не прожить без князя Юрья вовсе.

Голоса из народа.

Братцы! что же свадьба-то не едет?

Не попритчилось бы что в дорой?

Медведчик (вновь выводит медведя).

Покажи Михайлушка,

Покажи дурачливый,

Как невеста моется,

Белится, румянится,

В зеркальце любуется,

Прихорашивается.

Медведчик играет на дудке. Медведь ломается, держа в лапах короткую лопатку. Народ смеется.

Лучшие люди (между собою).

То-то рада голь безродная,

То-то крики, да глумление! —

А и то сказать: ведь, шутка ли?

Все со князем породнилися. —

Уж и свадьба, что лиха беда!

Наши бабы взбеленилися,

Не хотят невесте кланяться:

Мол без роду да без племени.

Из дверей корчмы выталкивают в шею Гришку Кутерьму.

Вот и бражник Гришка празднует,

Сам себя не помнит с радости.

Гришка, оправившись, выступает вперед.

Кутерьма (лучшим людям).

Нам-то что? Мы ведь люди гулящее,

Ни к селу мы не тянем, ни к городу;

Ни кому не служили мы с юных лет,

Никто службы на нас не наметывал.

Кто дал меду корец,

Был родной нам отец;

Кто дал каши котел,

Тот за князя сошел.

Лучшие люди (сговариваясь между собою).

Нам для нищего жалеть казны,

Не жалеть её для бражника!

Ты ступай в корчму заезжую,

Пей вина, пока душа берет,

Чтоб невесту веселей встречать,

По делом ей и честь воздать.

Дают Кутерьме деньги. Кутерьма кланяется.

Нищая братия (к лучшим людям жалобно).

Кормильцы вы милостивые,

Батюшки родные!

Сошлите нам милостыньку

Господа для ради.

Бог даст за ту милостыньку

Дом вам благодатный,

Покойным родителям всем

Царствие небесное.

Кутерьма.

Вы бы нынче мне покланялись:

Я, авось, вас и пожалую.

Нищая братия (Кутерьме).

Отвяжись, уйди ты, пьяница.

Запевало заводить песню, братия подхватывает.

С кем не велено стреваться?

С бражником, с бражником.

Кому всякий посмеется?

Бражнику, бражнику.

Кто его увидит издали,

Отвернется, посторонится.

Кто в вечерню пляшет, скачет?

Бражники, бражники.

Лба перед сном не перекрестит?

Бражники, бражники.

Пономарь с жезлом на паперти

Не пускает в церковь бражников.

А кого бес возмущает?

Бражников, бражников.

К бою, драки подучает?

Бражников, бражников.

На земле не знать им радости,

Царства не видать небесного.

Кутерьма.

Не видать, так и не надобно.

Нам ведь к горю привыкать не стать:

Как в слезах на свет родилися,

Так не знали доли и до поздних лет.

Эх, спасибо хмелю умному!

Надоумил он нас, как на свете жить,

Не велел он нам кручиниться,

В горе жить велел да не кручинну быть.

„Денег нет, мол, перед день­гами,

Завелась полушка перед злыми дни.

Пропивай же все до ниточки:

Не велик сором, мол, и нагу ходить”.

Уходит в корчму. Медведчик играет. Медведь с козою пляшут. Народ тол­пит­ся около них и смеется.

Нищая братия (кланяясь проходящим, не обращающим на них внимания).

Сошлите нам милостыньку

Господа для ради.

(между собой)

Нам до Китежа б Великого добрать­ся;

Там уж нас напоят и накормят.

Из корчмы выходить Кутерьма навеселе, приплясывает и поет. Народ собирается около него. Лучшие люди посмеиваются, держась в стороне.

Кутерьма (поет).

Братцы, праздник у нас,

В сковородки звонят,

В бочки благовестят,

Помелами кадят.

К нам невесту везут,

Из болота тащат;

Рядом челядь бежит

И без рук, и без ног.

А и шуба на ней

Из мышиных хвостов,

Лубяной сарафан

И не шит, и не ткан...

Кутерьму толкают и заставляют замолчать.

Народ.

Уходи ты, окаянный пес!

Пропади, несытый пьяница!

Прогоните в зашей бражника

Со великим со бесчестием.

Слышны бубенчики и наигрыш домр. Народ затихает и прислушивается; некоторые заглядывают в даль. Звон бубенцов и звуки домр мало помалу приближаются.

Эй, ребята! бубенцы звенят;

Поезд свадебный стучит-бренчит.

С горки потиху спускаются,

Изломать боятся дерево,

Деревцо ли кипарисное,

Ту повозку золоченую

Со душою красной девицей.

Выезжают три повозки, запряженные тройками и разукрашенные лентами. В первой гусляры и домрачи, во второй сваты, около них верхом дружко Федор Поярок, в третьей — Феврония с братом. По бокам верхом поезжане; среди них княжий отрок. Все бросились кним. Народ перегораживает дорогу алыми и червонными лентами.

Ну-ка, дружно им заступим путь,

Загородим всю дороженьку!

Есть у них чем свадьбу выкупить,

Заплатить нам дань не малую.

Нищая братия.

Ты Кузьма-Демьян, ты святой кузнец,

Скуй им свадебку вековечную,

Вековечную, неразрывную.

Народ (с притворной угрозой).

А что за народ

В заставу идет?

Незнамых гостей

Не следует пропускать.

Федор Поярок.

“Мы Богом даны

И князем званы;

Княгиню везем,

Гостинцы даем.

Поярок и поезжане раздают и бросают пряники, ленты и деньги. Народ теснится.

Народ.

Здравствуй, здравствуй, свет княги­нюш­ка,

Свет Феврония Васильевна!

Лучшие люди (между собой).

Ох, проста, проста княгиня-то!

Ей ли госпожою нашей быть?

Народ (между собою).

Век гляди, а не насмотришься:

Красота-то ненаглядная.

(Кланяясь княгине).

Здравствуй, здравствуй, свет княгинюшка!

А была досель соседушкой,

Нам ровнею порядовою;

Ныне будь у нас владычицей,

Госпожой садися грозною!

Охмелевший Кутерьма старается пробраться вперед; мужчины не пускают его и выталкивают. Феврония замечает это.

Народ.

Ты отстань да отвяжися, пес!

Сгинь ты, очи бессоромные!

Феврония (указывая на Кутерьму).

А за что его вы гоните?

Народ.

Это Гришка, горький пьяница.

Поярок.

Госпожа, не слушай бражника,

С ним беседовать не велено.

Феврония.

Не грешите, слово доброе

Богом нам дано про всякого.

Подойди поближе, Гришенька.

Кутерьма (нахально).

Здравствуй, здравствуй свет княгинюшка!

Хоть высоко ты взмостилася,

А уж с нами ты не важничай:

Одного ведь поля ягоды.

Кутерьму хотят прогнать, но Феврония останавливает движением.

Феврония (смиренно и искренно).

Где уж мне, девице, важничать?

Свое место крепко знаю я

И сама, как виноватая,

Всему миру низко кланяюсь.

Низко кланяется народу.

Кутерьма (продолжая).

Только больно ты не радуйся:

Человеку радость в пагубу;

Горе лютое завистливо,

Как увидит и привяжется.

Уходи ты в полупире,

Скидывай обряды пышные,

Горю кланяйся нечистому,

И босому и голодному.

Он научит, как на свете жить,

А и в горе припеваючи.

Поярок.

Госпожа, не слушай бражника,

С ним беседовать не велено.

Феврония (кротко).

Помолися, Гриша, Господу

Да Василию угоднику, —

Он ходатай бедных бражников,

Чтоб тебе не пити до пьяна,

Не смешить собой народ честной.

Кутерьма (злобно кричит).

Говорят тебе, не важничай!

Не тебе уж мной гнушатися.

Вот как будешь по миру ходить,

Именем святым Христовым жить, —

Ин сама еще напросишься,

Чтобы взял тебя в зазнобушки.

Кутерьму выталкивают прочь с площади. Замешательство.

Народ.

Замолчи ты, окаянный пес!

Прогоните в зашей бражника!

Поярок.

Вы играйте гусли звонкия,

Заводите песню девушки!

Народ (поет под наигрыш гусляров и домрачей).

Как по мостикам по калино­вым,

Как по сукнам да по малино­вым,

Словно вихорь несутся комо­ни,

Трое санки в стольный град катят.

Играйте же, гусли, играйте, сопели!

В первых саночках гусли звончаты,

В других саночках пчелка ярая,

В третьих саночках душа девица,

Свет Феврония Васильевна.

Играйте же, гусли, играйте, сопели!

Девушки разом подходят к княгини и обсыпают ее хмелем и житом. Отдаленные звуки рогов. Свадебный поезд отъезжает. Народ, провожая, следует за ним.

Вот вам буйный хмель, жито доброе,

Чтоб от жита вам пребогато жить,

Чтоб от хмеля вам веселей пробыть...

Звуки рогов. Песня обрывается. Народ прислушивается.

Тише, братцы, затрубили трубы...

Кони ржут, возы скрипят гораздо...

Что за причта? ровно бабы воют...

Дым столбом встал над концом торговым.

Начинается смятение. Вбегает перепуганная толпа.

Я толпа.

Ой, беда идет, люди,

Ради грех наших тяжких!

И не будет прощения,

До единого сгибнем.

Нам не знамый доселе

И неслыханно лютый

Ныне ворог явился,

Из земли словно вырос.

Попущением Божьим

Расседалися горы

нездешнюю силу

Выпускали на вольный свет.

Вбегает вторая толпа, еще больше перепуганная.

2-я толпа.

Ой, беда идет, люди,

Ради грех наших тяжких!

И не будет прощенья,

До единого сгибнем.

Да то бесы, не люди,

И души не имеют,

Христа Бога не знают

И ругаются церкви.

Все огнем пожигают,

Все под меч свой склоняют,

Красных девок соромят

Малых деток на части рвут.

Вбегает третья толпа в полном отчаянии.

Я толпа.

Ой, беда идет, люди,

Ради грех наших тяжких!

И не будет прощенья,

До единого сгибнем.

Ой, куда же бежать нам?

Ой, и где же схорониться?

Темень темная, спрячь нас,

Горы, горы, сокройте!

Ой, бегут, догоняют,

По пятам наступают…

Ближе, ближе! спасайтесь!

Ой, уж вот они, Господи!

Ой!

Показываются татары в пестрых одеждах. Народ в ужасе разбегается и прячется, где только возможно. Толпа татар с кривыми саблями и шесто­перами прибывает. Татары гонятся, отыскивают перепуганных жителей и убивают их. Несколько татар волокут Февронию. Въезжают богатыри татар­ские, Бедяй и Бурундай.

Бедяй.

Чего жалеть? До смерти бейте!

Бурундай (указывая на Февронию).

А ту живьем хватайте девку!

Богатыри останавливаются и слезают с коней.

Такой красы в степи не будет:

Отвезем в Орду цветок болотный.

Февронию окручивают веревкой.

Бедяй.

Эх, зол народ!

Бурундай.

Хоть жилы тянут,

А он молчит.

Бедяй.

Пути не скажет. Их стольный город не найти нам.

А славен, бают, Больший Китеж!

Бурундай.

Одних церквей там Божьих сорок;

В них сметы нет сребра да злата…

Бедяй.

А жемчуга греби лопатой.

Татары втаскивают обезумевшего от страху Кутерьму.

Бедяй.

Ага! еще один остался.

Кутерьма.

Пощадите, ой, помилуйте,

Вы князья, мурзы татарские!

Ой, на что вам бражник надобен?

Пощадите, ой, помилуйте!

Бурундай.

Так и быть, тебя помилуем.

Бедяй.

Золотой казной пожалуем.

Бурундай и Бедяй.

Сослужи лишь службу верную,

Рать Батыеву тропой веди,

Той тропой лесной незнаемой

Через четыре речки быстрые

В стольный ваш Великий Китеж град.

Феврония (Кутерьме).

Ой, держися крепче, Гришенька!

Бедяй (грозит ей).

Ой, красавица, молчи, молчи!

Кутерьма (в чрезвычайном волнении, про себя).

Горе, горе, мой лукавый бес!

Учишь, горе, как богато жить,

Да не токмо грабить аль убить,

На погибель целый град отдать,

Как Иуде мне Христа продать!

Хоть не верю я ни в сон, ни в чох,—

Не под силу Гришке грех такой.

Бурундай.

Ты что ж молчишь? не разумеешь?

Бедяй.

А не пойдешь, так рад не будешь.

Бурундай и Бедяй (спокойно).

Ясны очи вон повынем,

Твой речист язык отрежем,

Кожу прочь сдерем с живого,

На жару тебя поджарим…

Ну, а там живи, коль хочешь.

Кутерьма (про себя в страшной борьбе).

Смерть моя! Как быть? Что делать мне?

Бедяй.

Он все молчит.

Бурундай.

Берите дурня!

Татары бросаются на Кутерьму гурьбой.

Кутерьма.

Стойте: нехристи безбожные!

(с великой тоской тихо).

Мук боюсь…

(с отчаянием, решительно).

Ин быть по вашему!

Поведу вас лютых ворогов,

Хоть за то мне век проклятым быть,

А и память моя вечная

Со Иудой за одно сойдет.

Радостный смех татар.

Бедяй.

Давно бы так.

Бурундай и Бедяй (татарам).

На Китеж, воеводы!

Садятся на коней и отъезжают. Все уходят понемногу.

Татары.

Лютой казнью мы на Русь идем,

Грады крепкие с землей сравним,

Божьи церкви все огнем спалим,

Старых, малых до смерти убьем,

Кто в поре, того в Орду сведем…

Последними остаются Феврония со стражей. Часть стражи снаряжает повозку, чтобы посадить на нее Февронию.

Феврония (молясь).

Боже! сотвори невидим Китеж град,

А и праведных, живущих в граде том.

Её тащат к повозке.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

Картина I.

Китеж Великий. В самую полночь весь народ от старого до малого с оружием в руках собрался за оградой Успенского собора. На паперти князь Юрий и княжич Всеволод, кругом них дружина. Все обступили Федора Поярка, который стоит опустив голову, об руку с отроком.

Поярок.

Здравы будьте, люди китежане.

Народ.

Будь тебе добро у нас, Поярок.

Поярок.

Где же князь мой господин, где княжич?

Люди добрые, уж покажите.

Народ.

Что ты? здесь стоять перед тобою.

Поярок.

Потемнел Господень свет, не вижу.

Княжич Всеволод (Подходит и вглядывается ему в лицо).

Федор! друже! слеп ты?

Поярок.

Темен, княже.

Народ.

Господи помилуй! Кто же лиходей твой?

Федор! друже! горемыка темный!

Ой, не мешкай, молви, что за вести.

Поярок.

Слушайте, честные христиане! Вы врага не чуяли доселе…

Народ (прерывает).

Нет, не ведали, не знали, Федор.

Поярок.

Ныне же Господним попущеньем

На беду содеялось нам чудо…

(Собирается с духом).

Народ.

Федор! друже! горемыка темный! Ой не мешкай, молви, что за чудо.

Поярок (торжественно).

Раступилась мать-сыра земля,

Расседалась на две стороны,

Выпускала силу вражию:

Бесы, люди ли, неведомо;

Все как есть в булат закованы.

С ними сам их нечестивый царь.

Народ.

Федор! друже! горемыка темный!

Ой, не мешкай, молви поскорее:

Велика-ли рать идет царева?

Поярок.

Много-дь счетом их не ведаю;

А от скрипу их тележного

Да от ржания борзых комоней

За семь верст ручей не вы