Обстоятельства сложились так, что мне пришлось здесь задержаться несколько дней. Наступила уже весна, мне прошлось дожидаться еще несколько дней, пока река Хайрюзово очистилась ото льда.

Из Хайрюзово до Усть-Хайрюзово я плыл по реке на бату вниз по течению, вез меня местный житель Заев. Я как сел на этот бат, в течение нескольких часов почти не дышал, боясь задеть борт этой «злосчастной» лодки, чтобы не перевернуться, пока в пятидесяти километрах от Хайрюзово наш бат не причалил к берегу. Если бы бат перевернулся, это было конец всему, потому что выплыть в бурлящей холодной воде реки с десятками воронок не возможно. Но Заев благополучно довез меня до поселка, расположенной на берегу Охотского моря.

       Вскоре, уже почти в конце учебного года на морском катере я отправился на остров Птичий. Этот остров находится в семи километрах от берега в Охотском море, а остров представляет собой не высокая конусообразная сопка. Поселок, состоящих из одних бараков, расположен на восточном склоне острова, и виден из Усть-Хайрюзово. Живут здесь те, кто работает на крабоконсервном заводе и рыбаки, их семьи. Помню, как наш катер причаливал к пирсу, к площадке на нескольких колоннах, выступающих от воды. Катер бросало то вверх, то вниз на три-четыре метра. С верху спустили канатную лестницу, за которую надо было схватиться, пока катер находится на гребне волны, на самом высоком положении. Если в это время сумел схватиться цепко за эту канатную лестницу, то катер сам уйдет от твоих ног, но за время пока снова поднимется на следующей волне, нужно успеть подняться на несколько ступени, чтобы катер не ударил по ногам, может не только по ногам. Удар катера мог привести к печальному исходу. Все мы, кто хотел оказаться на острове, благополучно взошли на берег, несчастий не было. В поселке этого острова была начальная школа. Моя задача была ознакомиться с работой этой школы. В школе меня встретили две молодые учительницы, прибывшие сюда с Запада России, Елена Семкина и Валентина Стурза. Как правило, в таких далеких от центра школах приезда инспектора учителя ждут, надеются, что новый человек в школе своим присутствием, своими словами обогатит их жизнь хоть немного. Причем их отношение к инспектору, в это время ко мне, не зависело от того, смог ли я оказать какую-либо методическую помощь им. Вероятно, эти молодые девушки смотрели на меня как на ровесника, как на коллегу, с которым можно найти общую тему для разговора. Конечно, я посетил их уроки, провел проверочные контрольные работы, проверил выполнение программы, всю документацию, похвалил их за «мужественную» работу в таких необычных условиях. Одну из этих учительниц Елену Семкину через несколько лет я встретил в Хабаровском аэропорту, навсегда уезжающую с Камчатки. Стурза до выхода на пенсию работала на Камчатке. В Тигильской школе, была авторитетной, уважаемой учительницей.

       Еще раз об острове Птичьем. Крабоконсервный завод и бараки, предназначенные для жизни людей, занимали половину острова, на склоне, обращенного в сторону Усть-Хайрюзово. Весь остров по берегу, сделав круг, я обошел за 45 минут. Для приезжающих, командировочных была однокомнатная гостиница-веранда, так называли эту комнату здесь, потому что с окон этой комнаты открывался вид бескрайнего моря. Засыпая, мы слышали гул бушующего моря, а утром просыпались и слышали крики чаек-«мартышек». Охотское море штормило, бушевало. Была путина, и суда, полными трюмами выловленных крабов приставали к причалу. На одном сейнере на берег доставлялось около двух тонн выловленного краба, ежедневно причаливали к пирсу с десяток таких судов с полными трюмами морских деликатесов. На конвейере консервного цеха готовились десятки тысяч банок крабовых консервов. В это время здесь находились первый секретарь Тигильскрго райкома партии Аблов И.И. И председатель райисполкома Изормаков С.Ф., по существу, «хозяева» района. Мы на «веранду» на обед и ужин приносили из котла только что сваренных свежих крабов и разложили их посередине стола так, как будто лучами, исходящими ножками к нам. Каждый из нас разделывал «свою» ножку, ловко орудуя ножами. Кроме этого на столе стояли бутылка коньяка КВВК и наполненные коньяками граненые стаканчики. Слова…Слова…Слова… Казалось все это необычно.

       С острова Птичьего на том же катере мы, не обращая внимание на шторм, бушующий в море, поплыли до Усть-Тигиля. Наш катер шел недалеко от берега, всего в километрах десяти, и нам был виден берег. На этом морском катере вместе со мной были Присс, Аблов и Изормаков. Минуя мыс Утхолокский и мыс Омгон, мы благополучно добрались до Усть-Тигиля, куда я прибыл три года назад. Здесь в это время находилась какая-то бригада рыбаков из Тигиля. Дожидаясь морского прилива, мы несколько дней задержались здесь. Помню, как Изормаков показывал свой маленький бельгийский пистолет, который можно было уместить на ладошке, спрятать в кулаке. Он позволил мне сделать выстрел, прицеливаясь сидящих на берегу уток. После одного выстрела из дробовика, который сделал один из рыбаков, на берегу моря осталось лежать около трех десятков мелких птичек – бекасов, которых мы коллективно ощипали, распотрошили, почистили, вымыли, варили в чайнике и мелкие нежное мясо такой дичи ели с большим аппетитом. Все наши забавы кончились тогда, когда устье реки Тигиль стало полноводной от морской воды во время прилива, и морской катер мог поплыть по реке Тигиль до Яров. Дальше по реке Тигиль, используя привычные для меня виды транспорта, я приехал в Тигиль. Был уже конец учебного года

    

               Остров Птичий. Рисунок художника любителя.

                                          6

                              Порой повеет запах странный,-

                              Его причины не понять.

                              Давно померкнув день туманный

                              Переживается опять.

                                                      Айбек

После того, как я вернулся в Тигиль, в отдел народного образования я представил полный финансовый отчет, справку о выполненной работе, привел в порядок все акты проверки работы школ, все проверочные работы учащихся, начал систематизировать все материалы к августовской конференции учителей. Составил отдельную справку о состоянии школьных интернатов и об условиях, в каких живут в них дети.

       Итак, после командировки в Тигиле я начал жить обычной жизнью. В это время мы жили вдвоем, два холостяка. Со мной вместе жил, ехавший еще на теплоходе «Бородин» Стулов Юрий Дмитриевич. Он выпускник Московского юридического института, работал в районной прокуратуре следователем. В это время Юрий стал для меня самым близким человеком, другом. Был он человеком большой эрудиции, всегда был бодр, весел и остроумен. Каждое утро он просыпался с песней. Он обладал сильным баритоном. Для себя, может и для меня, он исполнял десятки арий из различных опер. Вспоминаю, как он исполнял арию Кончака из оперы «Князь Игорь» Бородина. «Разве пленники так живут? Так ли?» Прекрасно исполнял «Плач Фредерика», «арию Каворадоси» из опер итальянских композиторов. А как он исполнял итальянские песни, которые были популярны в то время в исполнении певцов Александрович и Артура Айдюньяна. С постели поднимает голову и начинает петь: «Спросите, что со мной случилось, милая покинула меня. И все кругом преобразилось, все кругом ликует и звенит. Весел я, теперь смеяться можно, я вечерами снова с друзьями, некуда идти мне больше». Или: «Скажите, девушки, подружке вашей, что я не сплю ночей, о ней мечтая». Еще: «…хороша она да на язык остра, рыбицу неважную ловлю, мол, я…». Все арии из опер, все песни он исполнял с начала до конца. Я привожу отрывки из них те, которые приходят мне на память. Порою, наша квартира напоминала концертный зал, но не было зрителей. Питались мы в столовой, каждый день на обед и ужин ежедневно ходили в столовую. Дома еду готовили редко, приносили домой только консервы, сметану в большом эмалированном тазу, крабовые консервы по половине мешка. Иногда приносили соленную и копченную лососевую рыбу. В это время я очень много читал. Перечитал почти все, что написал А. П. Чехов, Л. Н. Толстой, включая их изданные письма, произведения Драйзера, Бальзака и многое другое. Когда Юрий Дмитриевич выезжал в командировку, я жил один. В это время районное начальство с моего согласия на время в мою квартиру подселяло, прибывших в райцентр командировочных, словно моя «хибарка» была гостиница. Однажды ко мне на квартиру подселили, находящегося здесь в командировке майора КГБ из Паланы Деменченко. Я не знал об его истинных намерениях, почему он попросился ко мне на квартиру, разговаривал с ним свободно, общался с ним как с равным. Впоследствии я узнал о том, что он в то время, когда меня не было дома, копался в моих бумагах, разбирал мои записи. Он хотел в моем лице разоблачить агента иностранной разведки, ведущего активную антисоветскую агитацию среди населения райцентра. Оказываться началось вот с чего. В то время, когда я находился в командировке, в Тигиле состоялась районная партийная конференция. В районной газете «За новую жизнь» была напечатана обзорная статья об этой конференции. Эту статью я прочитал только после возвращения из командировки. На этой конференции выступала учительница, работавшая раньше со мной вместе в педучилище, после закрытия педучилища в средней школе, Алла Ивановна Ротальская (позже Черкашина). Вот строки из газеты, где приведены ее слова из выступления: «В нашем селе есть трое молодых людей, это комсомолец Юрий Дмитриевич Стулов, кандидат в члены партии Петр Леонидович Майоров и врач Заславец. Они любят смотреть фильмы, где есть голые женщины. Если идет Советский фильм, то уходят из зала демонстративно, воскликнув на весь зал: «А, опять идет советский фильм»» (конец цитаты).

       Оказывается, майор КГБ Деменченко открыл дело на нас троих, в основу положив эту вырезку из районной газеты, где были приведенные мной слова. Позже я узнал, что он допрашивал десятков жителей села, работников различных учреждений, пытаясь найти какую-нибудь информацию, компрометирующую нас. Я узнал, что он допрашивал, работающую рядом со мной, бухгалтера районо Надежду Замятину. Именно в это время, находясь у меня на квартире, «что-то» искал. Но было не 1937 год, а 1956 год, уже не было среди живых ни Сталина, ни Берия. Органы КГБ были подчинены партийным органам, работники этих органов, как коммунисты, состояли на учете в местной партийной организации. Ю.Д.Стулов был больше осведомлен в таких «делах». Он рассказал мне о том, что Деменченко завел на нас «дело», узнал первый секретарь Корякского окружного комитета партии Курганов Лаврентий Иванович. Курганов пригласил в свой кабинет Деменченко и предложил принести это «дело». Перелистав страницы, сказал: «Своими грязными руками создал это «дело», сам сожги, уничтожь, чтобы разговор на тему в дальнейшем не было». Спасибо Курганову! Если бы не он, как сложилась бы наша жизнь в дальнейшем представить трудно. Через несколько лет я встретил этого Деменченко в городе Петропавловске. Оказалось, что он разжалован, понижен в звании, я видел его с погонами капитана. Сказал, что он работает в пожарной части, будучи работником МВД. Вспоминая прошлое, распинался передо мной; говорил, что я порядочный человек, что он убедился в этом, чтобы я возбудил «дело» против Ротальской за клевету. Он, мерзавец, опять был на своем «коне».

       Кто только не останавливался у меня на квартире. Часто приезжал в Тигиль корреспондент областной газеты «Камчатская правда» Петр Бирюков, и всегда приходил ко мне и жил вместе со мной как в гостинице. С ним, с человеком очень воспитанным, находили общие темы для разговора. Один раз поселили ко мне четверых геологов, они только что вернулись с «поля», так говорят сами геологи. Когда они зашли в комнату, сели посередине комнаты на свои рюкзаки (у меня в комнате не были мебели) и молча сидели не один час. Первым нарушил молчание самый молодой из них. Он из рюкзака достал какую-то фотокарточку похожую на открытку, это фотоснимок балерины в позе выполнения танца и повесил на стену, сказав: «Элла Бричкина», добавил, что он летел с ней в одном самолете до Магадана. О себе он сказал, что он студент Одесского геологического института. Я в это время готовился к августовской конференции учителей. Писал транспаранты для оформления зала, где должна было проходить совещание учителей. Этот молодой человек помог мне оформить эти лозунги и транспаранты.

       Через много лет в 2002 году, после того, как я побывал на Камчатке, в газете «Абориген Камчатки» была опубликована моя статья «Забытое имя» об одном молодом человеке. Вот эта статья.

       «Когда я работал инспектором Тигильского РОНО по школам, у меня часто останавливались приезжие из сел и поселков. В то время в Тигиле не было гостиницы. В их числе довольно часто останавливался Николай Игокловал, приехавший из Паланы. Это было в 1956 году. В то время он сначала работал председателем Паланского сельского Совета, впоследствии в секторе учета окружкома партии. Я помню, как он по памяти декламировал целые страницы из книги Гоголя «Мертвые души» При этом жестикулировал, старался читать очень выразительно. Потом его направили на учебу в Московский университет, в факультет журналистики. Закончив университет, он работал журналистом в газете «Камчатская правда» и «Корякский коммунист». Я довольно часто читал его публикации. Потом я уехал с Камчатки, работал в Томске. В 1969 году я еду поездом из Томска в Казань, и, вдруг, включив репродуктор в купе вагона, услышал знакомую мне фамилию. По Союзному радио сообщили, что корякский журналист-писатель Николай Игикловал, выполняя задание редакции, находясь в командировке в оленеводческом табуне, замерз. Издана посмертно его книга. Меня ошеломило известие, услышанное по радио. Когда я впоследствии приехал на Камчатку, о нем ничего не слышал. Не знаю, почему-то не вспоминают его совсем. Я не знаю, какую книгу писал и издал он. Мне кажется, что надо вспомнить его имя» (Конец статьи). Позже в этой же газете были опубликованы материалы о последних днях его жизни, о его гибели. Были люди, которые были вместе с ним в эти трагические дни.

       Опять я вернусь к 1956 году. Хочется вспомнить еще кое-кого. В одно время жил со мной Карагодин Дмитрий Александрович, участник Отечественной войны. Он работал в пекарне, был и директором, и пекарем, и сторожем. Они вдвоем вместе с Кремнистым обеспечивали хлебом все село Население не пекло хлеба. Помню, как выразительно с паузой говорил он словами Лермонтова.

                   У врат обители святой

                   Стоял, просящий подаянья,

                   Бедняк иссохший, чуть живой

                   От глада, жажды и страданья.

                   Куска лишь хлеба он просил,      

                   И взор являл живую муку,

                   И кто-то камень положил

                   В его протянутые руки.

       В эти слова он вкладывал свой смысл, не смысл прошения любви, ведь его работа ежедневно было связано с хлебом. Он человек прошедший войну, у кого от обморожения были отняты все пальцы ног. У него был свой смысл жизни, свое отношение к хлебу, как символу жизни, а не как прошения любви. Несмотря на свой возраст, он учился в вечерней школе. Я с ним занимался по математике, он терпеливо вникал в смысл логарифмов, показательных, логарифмических, тригонометрических функций, решений тригонометрических уравнений. Он успешно учился в десятом классе вечерней школы, окончил школу и получил аттестат об окончании средней школы. Потом он переехал жить и работать в Палану, а о его дальнейшей судьбе, к сожалению, я не знаю. Когда в 2000 году я приехал в Тигиле пожилые женщины, молодые в те годы, спрашивали меня о его судьбе, насколько запомнили его те, с кем он общался тогда в пятидесятые годы. Но я ничего не мог сказать им о судьбе Дмитрия Александровича. Такова жизнь: не всегда пересекаются жизненные пути людей.

       С кем же еще приходилось встречаться, с кем проводил время? Из Паланы приезжали молодые люди, работающие в различных организациях. Помню замечательных ребят, умных, добрых, общительных ветеринаров, имеющих высшее образование, осетинов по национальности Епхиева и Дзалаева. Епхиев работал в сельскохозяйственном отделе Корякского окрисполкома, Дзалаев работал в сельхозшколе, где готовили ветеринаров-оленеводов, доярок, специалистов по животноводству. В этой школе учились молодые люди местной национальности. Позже я слышал, что Дзалаев, находясь в командировке, утонул в какой-то Камчатской бурной реке.

       Тигиль… Село моей молодости. Чтобы передать все мысли того периода, какие слова нужно найти? «Как известно с Тигиля начинается Земля». Эти слова, сказанные в те годы одним из моих знакомых, для меня имел большой смысл. Во всех районных учреждениях, в школе, в больнице работали молодые люди, приехавшие по направлению из западной части нашей страны. Большинство из них, приобретая какой-то опыт в работе, уезжали на материк, на свою родину, откуда приехали. Молодые люди – парни и девушки проводили время вместе, отношения между ними были наивны и чисты. Если кто-то и влюблялся, то так, как пели в те годы в студенческой песне: «горячей и сильней, чем Ромео Джульетту». Хорошо работал Дом Культуры. Мы парни: – я, Стулов, Хахулин, Шабалин и еще кто-то пели, стоя на сцене перед публикой:

                   «Солдатушки - браво ребятушки,

                   Где же ваши жены?

                   Наши жены – пушки заряжены.

                   Вот где наши жены».

       Ведь дома не было телевизоров как сейчас, не было даже проводного радио. В Доме Культуры смотрели кинофильмы, устраивали танцы, причем школьникам не разрешалось ходить в Дом Культуры в вечернее время. Был хороший коллектив самодеятельных драматических «артистов». Вспоминаю, каким успехом пользовался, поставленный на сцене пьеса Корнейчука «Платон Кречет». Мне довелось в этой пьесе исполнять маленькую эпизодическую роль. С местным парнем моего возраста Николаем Косыгиным ставили инсценировку по какому-то произведению Чехова. К сожалению, этот Николай рано умер от «желтухи».

   

 

 

   

                                    Я ч Зуев

 

 

Океанский лайнер – корабль «Советский Союз» в порту                  Петропавловска-Камчатского

 

 

 

                                             На берегу Охотского моря. 1955 год

7