Глава XVI Мрачное предостережение

Не могу сказать, что наступившая ночь была для меня безмятежной. Порой мне удавалось позабыть тревоги, погрузившись в мысли и мечты о Норе, о нашем будущем, и я был счастлив. Но заснуть мне удавалось лишь на короткие периоды, и сны мои больше напоминали кошмары.

Центром всех снов, естественно, была гора Ноккалтекрор, однако я сам не понимал до конца, почему она должна была представать исключительно в ужасном свете. Во снах гора появлялась в неблагоприятных или неестественных обстоятельствах. Сперва я оказался там в потоке желтого лунного света, на самой вершине. И рядом со мной был огромный змей — в драгоценной, причудливо сиявшей короне. Лицо змея было похоже на физиономию Мердока.

Сейчас я могу без особого труда оглянуться назад и найти основания для тех снов и мыслей. Змей с бакенбардами, столь отчетливо мне пригрезившийся, служил иллюстрацией к легенде, которую я услышал в первый грозовой вечер в этих краях, свет, исходивший от короны, тоже был частью предания, как и многие другие детали видения. Постепенно в моем сне пространство расширялось — я видел уже всю гору, она дрожала, оттого что гигантский змей обвивал ее кольцами под поверхностью и то сжимал, то ослаблял хватку. Каждое его движение приводило к изменению в очертании болота. Потом из темных теней появились французские солдаты, сопровождавшие установленный на лафет сундук. Они брели в мрачном молчании, а затем исчезли внутри горы. За ними крался Мердок, а когда они окончательно скрылись, к нему присоединился Мойнахан — он возник словно из ниоткуда, самым загадочным образом. Вдвоем они двинулись вдоль кромки болота, как вдруг старик с воплем провалился в трясину и, воздев в отчаянии руки, погрузился в глубину. В следующий момент мы с Норой шли рядом — и тут перед нами возникло перекошенное от злобы лицо Мердока на змеином теле, и кольца гада обвились вокруг нас. Одним рывком змей извлек Нору из моих объятий и уволок в болото, а я беспомощно смотрел ей вслед и ничего не мог поделать.

Затем наступил черед последнего из этих снов: мы с Норой сидели на нашем камне на Полях Утесов, мы были счастливы, смеялись. Сияло солнце, пели птицы, мы держались за руки, сердца наши бились в унисон. Внезапно раздался страшный гул, как при сходе лавины, а вслед за ним шум, как от хлопанья множества крыльев. Мы в испуге невольно прижались друг к другу, оглядываясь в поисках причины. И тут поверх утесов мы увидели надвигающуюся темную массу болота — омерзительно пахнувшую, гадкую, огромную. Она уже почти вплотную надвинулась, когда я прижал Нору, чтобы мы могли умереть вместе, крик ужаса пронзил мой слух, а невероятная мощь потока, наполненного змеями, подхватила нас и понесла к морю!

Я проснулся от собственного возгласа — столь громкого, что переполошил других постояльцев отеля. Первым был Дик, который вбежал в комнату и застал меня стоящим у кровати, белым от страха, еще не понимающим, где и как я оказался.

— Что с тобой, дружище? О, да у тебя, похоже, был настоящий кошмар! Спокойно, все нормально, это всего лишь сон.

По мере того как он говорил, я приходил в себя и осознавал границу между сном и реальностью. Мир возвращался в нормальное состояние. Я зажег свечу, оделся — я сомневался, что смогу снова уснуть. Оставшись один, я взял книгу. Как обычно бывает в такой ситуации, чтение отвлекло и помогло преодолеть волнение. Я почувствовал, как веки тяжелеют, и стал засыпать.

Вдруг в мою дверь постучали. Я очнулся — из окна в комнату лился дневной свет, книга упала на пол, я лежал на кровати одетый. Меня, как выяснилось, разбудил слуга с сообщением, что мистер Сатерленд ждет меня за завтраком. Я передал, что спущусь минут через пять — этого было достаточно, чтобы умыться и привести себя в порядок. Дик дружески приветствовал меня.

Смотрю, ночные кошмары не оставили губительных следов на твоей внешности. Да уж, старина, должно быть, это было нечто по-настоящему ужасное! Просто чемпион среди кошмаров! Этакое, что даже наш Энди не сочинил бы. Ты кричал так, словно живых мертвецов увидел. Я тут размышлял о контрасте между хорошим днем и столь мрачной ночью — вот тебе и равновесие света и тьмы. Слава богу, ясное утро приходит на смену черному ужасу.

Мы принялись за завтрак, и, надо признать, ничто не возбуждает утренний аппетит лучше, чем изрядная доза ночных кошмаров. После трапезы мы отправились к Ноккалтекрору и остановились у подножия горы, как обычно. Энди одарил меня многозначительным взглядом, но ничего не сказал, за что я был весьма признателен.

Я хотел бы осмотреться с другой стороны горы и с той стороны подняться к вершине, — сказал Дик. — Я надеюсь застать тебя у Джойса часа в два.

Хорошо, буду ждать тебя, — ответил я и пошел вверх по склону.

Открыв ворота усадьбы Джойса, я услышал громкий лай, почти сразу прекратившийся. Я вспомнил, что Дик подарил Норе мастифа. Стучать в дверь не понадобилось — Нора открыла ее мне навстречу и буквально бросилась мне в объятия.

Я хотела пойти встретить тебя, но подумала, что лучше дождаться дома! — прошептала она мне в ухо и поцеловала.

Мы устроились в гостиной, взялись за руки и не могли глаз отвести друг от друга.

Тетя вернулась, но сейчас она пошла в лавку, так что мы в доме одни. Ты должен мне обо всем, обо всем рассказать!

И я стал рассказывать по порядку о своей поездке, о Париже, о поисках школы для нее. В какой-то момент волнение ее стало так велико, что она не выдержала, прижала руку к глазам, — я заметил, что по щеке скатилась слеза.

Нора, Нора! Не плачь, милая моя! Ну что ты!

О, Артур! Все так чудесно — я и мечтать не могла о таком счастье! — она взяла меня за руки, посмотрела прямо в лицо — она смеялась и плакала одновременно, щеки порозовели. — Артур, ты просто прекрасный принц из сказки! Ты исполняешь все мои желания, а теперь оказывается, что ты успеваешь позаботиться о всех деталях, даже о моих нарядах! Но ты прав — я должна научиться вести себя и одеваться, как твоя жена. Каждый раз, когда я буду надевать новое платье, стану думать, как это могло бы тебя порадовать. Но я должна что-то делать и сама. Ты знаешь — я ведь теперь и сама располагаю деньгами! Я получила плату за Поля Утесов, отец говорит, что этого хватит, чтобы уверенно чувствовать себя в новом положении, он и слышать не хочет о том, чтобы я тратила их сейчас.

Он совершенно прав, Нора, дорогая. И ты тоже права. Все будет отлично. А теперь расскажи, что тут происходило в мое отсутствие.

Можно я впущу Турка? Он очень спокойный пес, и он должен привыкнуть к тебе и полюбить, иначе он не сможет быть мне другом, — она мило улыбнулась, а потом встала и позвала мастифа — и вправду послушного и спокойного.

День выдался счастливый! Мы обсуждали будущую учебу Норы, строили планы, и между нами не возникало ни малейших противоречий. Когда с наступлением темноты мы с Диком поехали в отель, я думал о том, что, даже если впереди нас подкарауливает зло, по крайней мере, мы точно знаем, что такое быть счастливыми.

Мы условились, что через неделю, 28 октября, Нора отправится в Париж. Отец поедет с ней до Лондона, а мистер Чэпмен отвезет ее в Париж.

Так будет лучше для тебя, милая, поехать дальше без меня, — сказал Джойс. — Ты должна настроиться на новую жизнь, познакомиться с девушками, которые привыкли к другому обществу. Так ты будешь чувствовать себя свободнее.

Но, отец, я ничуть не стесняюсь тебя! И я не хочу притворяться кем-то другим. Я твоя дочь, люблю тебя и горжусь тобой.

Отец погладил ее по голове и ласково сказал:

Нора, дорогая, все так. Ты всегда была доброй и благодарной дочерью. И я ни о чем не жалею. Но я старше и опытнее тебя, я кое-что знаю о мире. И вот что я тебе скажу: сейчас тебе надо сосредоточиться на будущем. Я намерен жить с Юджином, а со временем, полагаю, и я смогу кое в чем измениться. Пообвыкнусь в городе, посмотрю, какие там манеры, как говорят, как одеваются, тогда, глядишь, и к вам приеду. Но не забывай, что девушки в школе тебя не знают, я не хочу, чтобы они перед тобой задирали носы из-за того, что я не то скажу. Я хочу, чтобы тебя там хорошо приняли, дочка. Полагаю, все школы в мире одинаковы: надо высоко держать голову, чтобы произвести правильное впечатление.

Его слова были совершенно справедливы, так что никто из нас ничего и добавить не мог, поэтому вопрос был исчерпан. Сам я обещал проводить их до Лондона, но не далее. Мы решили, что сперва Джойс отвезет Нору в Гэлоуэй, чтобы там купить для нее кое-какую одежду в путешествие, а затем она сможет дополнить гардероб в Париже под руководством мадам Лепешо. Они планировали ехать в пятницу, чтобы провести субботу в Гэлоуэе, в воскресенье Нора рассчитывала повидаться со школьными подругами и монахинями, а в понедельник, 25 октября, они должны были вернуться. Следующим утром Джойс должен был доставить мое письмо к мистеру Кейси, чтобы получить деньги за проданный участок. Я подумал, что ему и Норе понадобятся средства для поездки в Гэлоуэй. Я бы очень хотел поехать вместе с ними, но обстоятельства требовали моего присутствия возле Ноккалтекрора. Мне нужно было также посетить Карнаклиф. Ожидались новые дожди, и Дик сильно беспокоился.

Когда Джойсы уехали, мы с Диком занялись делами. Мой друг очень хотел поговорить с Мердоком о передаче нам земли 27 октября, как было назначено.

Энди, как обычно, остался у подножия горы, а мы пошли к дому Мердока. Дверь была заперта, и, хотя мы стучали несколько раз, ответа не последовало. Тогда мы пошли вверх по склону, Дик хотел взглянуть на место, указанное Мойнаханом. Перевалив за гряду невысоких скал, мы вышли непосредственно к кромке болота, изгибающуюся к югу.

Впереди маячили две фигуры. Это были Мойнахан и Мердок. Дик прошептал:

Они стоят там, куда я перенес отметку Мердока, но в любом случае — на земле Джойса.

Они делали то же, что мы с Диком и Мердоком, когда извлекли из болота лафет, причем ужасно суетились и торопились. Из-за этого они и не увидели, как мы подошли. Они заметили нас, когда мы оказались рядом. Мердок в досаде выругался. Он просто в ярости был, обнаружив, кто его застал на месте преступления, и решил нападать, чтобы не оправдываться. Дик взял меня за руку, призывая к спокойствию; он хотел вести разговор сам. Однако перед буйством ростовщика выстоять было непросто. Судя по всему, Дик дал ему выплеснуть энергию. Когда наконец образовалась пауза, Дик невозмутимо произнес:

Возьмите себя в руки, Мердок! Отвечайте внятно: почему вы нарушили границу участков и зашли на чужую землю? И почему пытаетесь похитить нечто с этой не принадлежащей вам земли?

Мердок не нашелся с ответом, так что Дик продолжил:

Позвольте сообщить, что я действую официально от имени владельца земли, который приобрел ее и совершил оплату. И я требую от вас ответа за ваши действия. Мне не нужна свара, так что если вы немедленно покинете этот участок и дадите слово больше не нарушать границу и ничего не красть, я не стану предпринимать дальнейших шагов. Если нет, я буду подавать иск.

Мердок сплюнул и ответил с типичной для него наглостью:

Вы! Вы будете указывать мне, когда уходить! Да вы тут никто. Эта земля принадлежит моему другу мистеру Джойсу, и он мне сам разрешил приходить сюда, когда угодно. И когда друг скажет мне не приходить, тогда я и буду держаться подальше. А пока я буду делать то, что сочту нужным!

Вы полагаете, что сможете одурачить нас, потому что знаете — Джойс сегодня в отъезде? И вы сможете выиграть время и продолжать поиски на болоте — на участке, который вам не принадлежит? Не стану с вами спорить, но предупреждаю: вам придется отвечать за свое поведение!

И Мердок с Мойнаханом продолжили тянуть веревку. Мы подождали, пока они вытянут на берег то, что подцепили. Это оказался крупный корень. Затем они оба явно устали и уселись отдыхать, а Дик преспокойно достал блокнот и стал делать какие-то заметки. Потом развернулся к Мердоку и спросил:

Итак, мистер Мердок, вы занимаетесь поиском предметов в болоте? Какой необычный пень вам удалось извлечь! Очень любезно с вашей стороны запасать топливо для мистера Джойса и моего друга на зиму. А что еще вы нашли, кроме древесных остатков?

Мердок отозвался сдавленным ворчанием, а старик Мойнахан охотно вступил в разговор:

Я так тебе скажу, Мертаг: мы сильно глубоко закопались, вот что!

Заткнись! — огрызнулся Мердок.

Старик пожал плечами и надулся.

Дик внимательно посмотрел на землю и с нарочитым удивлением воскликнул, словно только что увидел знак из камней:

Вот это да! Какая странная штука! Кто-то крест на берегу выложил. Может, что-то отметить хотели? А смотрите-ка, камни здесь недавно лежат — трава под ними свежая.

Мердок промолчал, но стиснул руки и заскрипел зубами. Потом послал Мойнахана домой принести еще виски. Когда тот отошел достаточно далеко, Мердок развернулся к нам и проговорил:

Вы думаете надуть меня? И не надейтесь! Я свое получу. Мои деньги у меня никто не отнимет! — И он снова разразился ругательствами.

Его прямота была шокирующей. Я был так поражен, что не выдержал и сказал:

Послушайте, если вы что-то хотите здесь найти, потребуется немало времени. По крайней мере, если искать, как следует. Я не желаю терпеть эти оскорбления! Если бы вели себя достойно, как цивилизованный человек, возможно, я дал бы вам еще месяц…

В ответ Мердок опять разразился потомком брани. Ему не нужно было от меня ничего, в том числе и дополнительного времени! Он сам все знает! Ему и Бог не указ — и если я попытаюсь помешать ему, мне же будет хуже. Заодно он покрыл бранными словами и соседей, и всю местную землю. Я с трудом сдержался, чтобы не ударить его.

Ну, довольно, — заявил Дик, а затем внезапно подошел к Мердоку и одним ударом повалил его на землю.

После чего мы пошли прочь.

Прости, — сказал он, когда мы уже отошли подальше, — но этот человек заслужил взбучку. Ему она только на пользу.

И мы отправились в Карнаклиф.

Три дня оказались для меня довольно тяжелыми: большую часть времени мы проводили на горе Ноккалтекрор и в построении планов на будущее. А без Норы все вокруг казалось унылым.

В понедельник мы продолжили работу, так как знали, что Джойс и Нора вернутся только вечером, наверняка усталые. Но утром во вторник мы поспешили к ним. Джойса дома не было, Дик остался в трактире у подножия, а я получил возможность побыть с Норой наедине.

Она с гордостью показала мне новые платья, а потом побежала к себе в комнату, чтобы примерить одно из них и продемонстрировать мне, как оно ей идет. Лицо ее горело румянцем. Я был в восторге — как и ее отец, который как раз вернулся. Когда она ушла снимать платье, Джойс предложил мне выйти на свежий воздух. Перед домом он повернулся ко мне с самым серьезным видом, скорее испуганным, чем сердитым.

Мне тут рассказали кое-что — думаю, вам надо знать.

Слушаю, мистер Джойс.

Тут пошли нехорошие слухи про Нору.

Про Нору? Да никто в здравом уме про нее плохого слова не скажет!

Ну, кое-кто найдется! — он инстинктивно обернулся в сторону дома, где теперь жил Мердок.

Ах, Мердок! И что же он мог сказать?

Ну, я точно не знаю. Насколько я понял, кто-то что-то говорил, но никто напрямую не повторяет, и вообще нечто сомнительное и непроверенное. Со мной поделился один друг, но он и сам толком ничего не знает.

Я не сомневаюсь, что Мердок способен выдумать любую ложь. Но, слава богу, через несколько дней она уедет, и все это не будет иметь никакого значения.

Нет! Для меня это имеет значение! Никто не смеет пачкать имя моего ребенка! Я из него душу вытрясу! Он так просто не уйдет!

Он никуда не уйдет, мистер Джойс. Он вскоре вообще не будет больше вашим соседом. По правде говоря, я выкупил его участок, и с завтрашнего дня вступаю в права собственности. И с этого момента ноги его здесь не будет! Думаю, потом он уже у нас под ногами путаться не будет.

Это правда. Ну посмотрим, что дальше случится. Но все же надо нам быть поосторожнее.

Согласен, — кивнул я. — Лишняя осторожность нам не помешает.

Потом мы вернулись в дом. Нора ждала нас в гостиной — на ней было любимое красное пальто, которое было ей удивительно к лицу. Она приветливо сказала мне:

Думаю, дорогой, тебе приятно будет сегодня взглянуть на свою старую Нору. Мы ведь сегодня последний день вместе перед долгой разлукой.

И мы рука об руку пошли на Поля Утесов, чтобы провести время на любимом месте, предаваясь мечтам о счастливом будущем. Мы вернулись в дом в осенних сумерках. Там нас ждал Дик, и мы оба остались у Джойсов на чай. Я заметил, что другу есть что мне рассказать и что он с нетерпением ждет, пока мы останемся наедине.

Было ужасно грустно расставаться с Норой. Что бы ни ждало нас в будущем, а я надеялся, что много хорошего, мы в последний раз перед разлукой сидели вместе перед камином. Нора тоже была печальна, и когда она поделилась причинами своей грусти, я понял, что мы испытываем одни и те же чувства.

Ах, Артур! Я постараюсь быть достойной выпавшей мне судьбы — и тебя! — сказала она, обнимая меня рукой за шею и пряча лицо на моей груди. Она готова была расплакаться.

Тише, тише, милая! Не надо говорить мне такое. Ты достойна всего самого прекрасного. О, моя дорогая, я так боюсь, что обстоятельства уведут тебя далеко от меня и что какое-нибудь несчастье разлучит нас. Я не обрету счастья, пока мы не выйдем из тени этой заколдованной горы, не начнем новую жизнь!

Еще один день! Завтра отправимся в путь, надо еще многое успеть — и отец, о, бедный папа! Как он мне дорог! Мы должны однажды воздать ему за все, что он для меня сделал.

Мое сердце сладко заныло в ответ на это ее милое «мы». Ах, этот вечер перед серьезными переменами! В такие моменты все чувства обостряются. И я подумал, что никогда уже Нора не будет такой, как сейчас, она изменится. Мне хотелось запомнить каждую черту ее лица, каждый жест. И удивительно — именно такие прекрасные мгновения выбирает Судьба, чтобы послать внезапный поворот событий.

Когда мы поехали в сторону Карнаклифа, Дик сказал мне, что в течение дня анализировал ситуацию. Когда он поднялся к болоту, обнаружилось, что уровень трясины вырос настолько, что влага сочилась тут и там поверх кромки. Дик прошел вдоль берега, к тому месту, где Мердок устроил нечто вроде дамбы, перегородив ручей, который стекал в сторону Полей Утесов. Выяснилось, что крупные камни, уложенные Мердоком, буквально сцементировались жидкой грязью и мусором, и накопившаяся вода насыщала болото. Дик понял, что нужны срочные меры — пробить дамбу, чтобы сбросить воду, расчистить проток. Иначе болото продолжит рост, а значит, на его нижнюю часть станет давить огромный дополнительный вес.

Этот человек — просто самоубийца! — воскликнул Дик. — Арт, он с невероятным упорством делает все, чтобы случилась катастрофа. Я убежден, что при таких дождях и с его активностью быстрое продвижение болота вниз по склону неминуемо. И тогда — помоги ему Бог! Возможно, и другие окажутся в опасности. Я столько раз предупреждал его, столько раз объяснял, чего нельзя делать, но он только смеялся, обзывал меня дураком и предателем, а потом продолжал рубить сук, на котором сидит! Мысль о сокровищах превратила его в натурального безумца. В последнее время он способен только ругаться, совершенно утратив навыки обычного общения. Он человек поконченный, и я не вижу, как его можно остановить.

Я пожал плечами:

На него я уже готов махнуть рукой. Но скажи, Дик, Джойсам ничто не угрожает?

Нет! — решительно заявил он. — Их дом стоит на крупной скале, высоко над местностью и в стороне от возможного направления схода болота.

Мы оба погрузились в молчание, каждый охваченный своими мыслями и тревогами. Дождь усилился. Теперь это был настоящий ливень — такое случается на западном побережье Ирландии. Капли барабанили по железной крыше конюшни рядом с нашим отелем, и в итоге, оставшись один, я быстро заснул под этот неумолчный монотонный ритм дождя.

И снова ночь была наполнена снами — теми же кошмарами, что накануне. Хотя мое воображение было по-прежнему приковано к горе Ноккалтекрор и хотя меня терзали видения руин и катастроф, на этот раз я не разбудил соседей по отелю криками ужаса. Утром Дик пристально взглянул на мое бледное лицо.

Снова дурные сны? — поинтересовался он. — Ну, будем надеяться, скоро все тревоги останутся позади. Еще один день — и Нора покинет Ноккалтекрор. Думаю, тебе станет намного спокойнее, что бы там дальше ни происходило.

Такая мысль и вправду принесла облегчение. Наступит следующий день — утро четверга, 28 октября, и мы поедем в Гэлоуэй и дальше, в Лондон, а Дик вступит от моего имени в управление участком Мердока. Вот все напасти и закончатся! Срок передачи собственности полдень, но мы с другом решили отложить процедуру до отъезда Норы. И, хотя меня ждала долгая разлука с любимой, я мечтал о той части путешествия, которую мы проделаем вместе. Да и конечная цель долгого приключения представлялась в самом радужном свете. Два года пролетят быстро, говорил я себе. А потом мы всегда, всегда будем вместе, в радости и печали.

Увы! Ах, эти мечты! Дневные мечты наяву порой мимолетнее и ненадежнее видений и снов, порожденных призрачным лунным светом и мерцанием звезд, а также угольной чернотой ночи!

Мы договорились не ездить в тот день на Ноккалтекрор, чтобы Нора и Джойс смогли побыть наедине. Тетя Норы, мисс Джойс, вернулась, чтобы помочь со сборами, но и она в этот день постаралась не докучать отцу и дочери. После завтрака мы с Диком устроились перед камином покурить и обсудить текущие дела и планы на период моего отсутствия. Мы говорили под беспрестанный шум дождя — словно уже начался всемирный потоп и хляби небесные разверзлись. Дорога перед отелем превратилась в реку, ветер все гнал и гнал тяжелые тучи, порывы его гнули деревья и швыряли на землю залпы воды. Через окно мы видели, как редкие прохожие спешили, пригибаясь от ветра и тщетно пытаясь защититься от ливня.

Если дождь не прекратится, — мрачно заметил Дик, — Мердоку достанется. Если болото прорвется, его просто смоет. Что за упрямый дурак! Он ни на что не обращает внимания! Я чувствую себя почти преступником, оставляя его там на смерть, каким бы негодяем он ни был. Но мы все бессильны в этом случае, — он помолчал.

Скажи, Дик, есть ли вероятность, что дом Джойса пострадает? Я знаю, ты говорил, что они там в безопасности, но ты можешь быть в этом совершенно уверен?

Ручаюсь, друг мой! Ты можешь быть спокоен. Болото ни Норе, ни ее отцу не угрожает. Единственное, что может поставить их в опасное положение, это прогулка к дому Мердока или по склону горы ниже уровня болота. Но я не думаю, что у них есть на сегодня такие планы.

После этого Дик сел за письма, а я продолжал глядеть в окно на потоки дождя и мечтать о Норе. Потом я заскучал и пошел в бар, где собралось немало местных жителей — мне всегда нравилось слушать их колоритные разговоры. Когда я вошел, один из них как раз что-то рассказывал, а вокруг собралась целая компания. Энди первым заметил меня.

Эй, Майк, щас придется с начала начинать! Тут новый слушатель подоспел, вот ему антересно будет про смерть на болоте слушать, — он широко ухмыльнулся, глядя на меня.

А о чем речь? — спросил я.

— Да так-то ничего особенного. Мы про болото толкуем — что на Нокнакаре. Как вода подымается, так жди беды — выплеснется, точняк, как молоко из кувшина. Но такого, как нынче, никто не упомнит. И что страньше всего, как оно отползает, так должна бы дыра оставаться, где оно лежало-то, так ничего! Тока вода да грязь.

Дика все эти рассуждения, вероятно, могли заинтересовать, так что я решил позвать его. Он и вправду обрадовался и поспешил в бар, он готов был немедленно помчаться на Нокнакар, чтобы увидеть то, о чем говорил Майк. Энди согласился подвезти его, кобылу запрячь — дело недолгое, и вскоре мы уже ехали на Нокнакар сквозь сплошной дождь.

По мере приближения мы видели масштаб катастрофы — и страшную перспективу.

Последние сутки дождя привели к серьезному изменению обстановки. Не только дороги превратились в реки, мощные потоки воды лились по склонам горы, а местами участки дороги были почти непроходимыми из-за скопившейся в ямах грязи, к счастью, мы все отлично знали местность и смогли продвинуться вперед к цели.

Наконец, мы оказались у самой горы и поняли, что рассказ Майка был точным. Болото изливалось по склону с такой скоростью, что буквально сметало все на своем пути грязевыми потоками по всем доступным воде расщелинам. Потом эти отдельные потоки сливались в один, грандиозный и страшный. Буро-коричневая масса с черными включениями покрывала теперь склон, ранее каменистый. Мне эта картина напомнила вид лавовой корки на северном склоне Везувия. Мы осторожно осмотрелись, заходя не далее, чем было безопасно, Дик делал пометки в блокноте. Когда мы пробирались обратно, продрогшие и промокшие, дождь незначительно ослабел. Энди в ожидании нас не терял времени даром и зашел в трактир у подножия горы, где успел отведать немалое количество горячительных напитков. Мы сочли за лучшее тоже подкрепиться пуншем — хотя бы ради того, чтобы выносить его шутки без желания немедленно убить болтливого возницу.

Когда мы поехали к отелю, Энди немедленно пустился в туманные рассуждения, а Дик объяснял мне различные феномены, которые мы наблюдали. Мы добрались до дома уже в темноте. При ясной погоде она наступила бы на пару часов позже, но плотная масса туч и полог мелкого дождя лишали малейшей надежды на естественный свет и поглощали остатки дня.

Мы сразу отправились в постели, тем более что мне предстояло встать рано утром и выехать в дорогу. Некоторое время я лежал и прислушивался к шуму непогоды и размышлял о том, когда же наконец я смогу мирно и спокойно выспаться. Но стоило мне задремать, прежние кошмары вернулись, накладываясь друг на друга. Я буквально затерялся в лабиринте сновидений. Снова и снова передо мной возникала проклятая гора и связанные с ней мистические образы. Снова крутились змеи, менявшие форму. Снова моя возлюбленная подвергалась смертельной опасности! И снова Мердок обретал мистические зловещие формы. И снова утраченные сокровища являлись на свет при драматических обстоятельствах, а я оказывался на знакомом камне рядом с Норой и видел катастрофическую лавину, спускавшуюся по склону прямо к нам, и в массе грязи кипели сотни змей. Нора кричала мне: «Помоги! Артур! Спаси меня!» я внезапно проснулся в своей комнате, на полу — хотя снова сумел сдержать крик, который перепугал всех за две ночи до того. Я был в поту, дрожал от ужаса, и в ушах моих еще звучал приснившийся зов Норы.

Едва проснувшись, я принял решение действовать. Кошмарные сны, чем бы они ни были спровоцированы, наверняка были знаком судьбы! Они были мрачным предостережением, и я не имел права ими пренебречь! Нора в опасности! Я должен немедленно спешить к ней, какие бы препятствия ни стояли у меня на пути! Я торопливо оделся и пошел будить Дика. Когда я сообщил ему о своих намерениях, он мгновенно собрался, и мы поспешили поднимать Энди и выезжать в сторону Ноккалтекрора и усадьбы Джойса.

— Да что же такое? — ворчал Энди. — Снова в путь, да в такую погоду! Я уж не мальчишка, и кости ломит от сырости. Что же я вскакивать-то по свистку должен! Ну, добро, щас буду готов. Вот удумают же! Нет покоя. — И он поплелся в туалет, а потом на конюшню.

В скором времени мы с Диком взяли пару фонарей, фляжку с виски и пошли к экипажу. Едва миновал час ночи, вокруг стояла непроглядная тьма. Дождь так и не прекратился, ветер гудел в деревьях. К счастью, Энди и кобыла знали дорогу и могли продвигаться по ней вслепую, иначе мы бы никак не добрались до цели. Однако ехали мы невероятно медленно.

Я был как в лихорадке. Каждая секунда отсрочки казалась мне часом, я опасался — нет, я был практически убежден, что случилось нечто ужасное, и меня пугала вероятность, что мы уже опоздали.

 

Глава XVII Катастрофа

По малым приметам мы угадали, что приближаемся к горе, моя тревога нарастала. Мне показалось, что непогода мало-помалу утихает, по крайней мере, ветер ослабел, да и дождь стал совсем мелким, моросящим. Даже темнота была теперь не столь беспросветной — как вдруг налетел новый шквал, тем более жестокий, что мы уже ожидали улучшения. Во время просвета мы разглядели гору — совершенно черную на фоне более светлого неба. Однако шквал снова все скрыл, ослепляя нас совершенно. Мы пошли пешком от подножия, мучительно пытаясь понять, куда идти. Трудно было различить небо и землю, не то что найти привычную тропу. Естественно, мы двигались чрезвычайно медленно. В воздухе чувствовалось напряжение — словно вот-вот начнется гроза. Мы опасались молний и грома небесной артиллерии. С моря тянуло туманом, который скопился в расщелинах горы. Как будто целая жизнь прошла с тех пор, как мы оставили Энди возле трактира у подножия горы, я чувствовал, что тону, — мучительно остро переживал я каждое мгновение, каждый мимолетный признак того, где мы находимся. Мрак моего ужаса был продолжением внешней тьмы, наши фонари позволяли видеть не более чем на метр, мы с Диком едва слышали друг друга, хотя были совсем рядом.

Когда мы оказались неподалеку от коттеджа Мердока, Дик схватил меня за руку.

Прислушайся, Артур, — позвал он меня, прокричав почти в ухо, чтобы я мог расслышать его сквозь свирепое завывание ветра, особенно сильное здесь, ближе к вершине горы, где порывы бури перекатывались через Змеиный перевал — Шлинанаэр. — Послушай! Он не останавливается даже в такой час. Это какое-то злодейство и безумие!

Мы прошли еще немного вперед, но я пока не понимал, о чем говорит Дик.

Ближайшая точка, где можно подойти к болоту, здесь, — сказал Дик. — Давай посмотрим, что происходит.

Мы свернули чуть влево, а через несколько минут двинулись вниз по самому краю болота. Казалось, картина сильно переменилась. Трясина заметно поднялась и словно дрожала — по ее поверхности местами прокатывалась рябь. Дик помрачнел и проговорил очень серьезно:

Наступает критический момент. Боюсь, вот-вот произойдет нечто важное.

Поспешим к Джойсу, — предложил я. — Я хочу убедиться, что там все в безопасности.

Сперва надо предупредить Мердока и Мойнахана, — ответил Дик. — Они в любой момент могут оказаться перед лицом гибели.

Мы поспешили вниз, к развилке тропы, а затем — к дому Мердока. Мы отчаянно стучали в дверь, но ответа не было. Буквально колотили — никто не открыл.

Надо убедиться, что их нет дома, — сказал Дик, и я вдруг понял, что смог без особого труда расслышать его, так как под прикрытием дома, на крыльце, мы были защищены от ветра.

Мы распахнули дверь, которая была прикрыта только на щеколду, и вошли. На кухне горела свеча, в очаге тлели дрова, мы поняли, что хозяева покинули дом совсем недавно. Дик вырвал листок из блокнота и написал записку с предупреждением, положил ее на стол, где она сразу бросалась в глаза любому, кто войдет в комнату. После этого мы с чистым сердцем поспешили прочь — к усадьбе Джойса. Приблизившись, мы с удивлением увидели свет в окне. Я перешел с наветренной стороны от Дика и крикнул ему:

Там свет! Что-то странное происходит!

Мы со всех ног бросились к дому. Дверь была открыта, и через мгновение мы услышали голос мисс Джойс, тети Норы:

Нора, это ты?

Нет! — отозвался я.

О, это вы, мистер Артур! Слава богу, вы здесь! Я так боюсь за Фелима и Нору. Такая буря, а их нет дома, я места себе не нахожу от страха.

Внутри мы могли отлично слышать друг друга, хотя даже здесь завывание ветра было впечатляющим, буря вновь усилилась, надвигаясь на гору широким фронтом.

Где Нора? Почему она не дома? — взволнованно воскликнул я.

Но перепуганная женщина издавала лишь возгласы страха и тревоги, словно не способна была взять себя в руки и говорить толком. Мы потратили немало сил на попытки заставить ее объяснить, что случилось, и это было поистине мучительно, ведь каждое мгновение было на вес золота! Но мы не могли сдвинуться с места и поспешить на помощь Норе и ее отцу, пока не узнали все, что произошло, по фрагментам вытаскивая сведения из пребывающей в панике женщины. Наконец, выяснилось, что ранним вечером Джойс пошел присмотреть за скотом и так и не вернулся. Позже зашел старик Мойнахан, сильно пьяный, он сообщил, что Джойс попал в беду и его отнесли в дом Мердока. Он хотел, чтобы Нора пошла с ним к отцу, причем настаивал, чтобы Нора пошла одна. Затем, не дождавшись Норы, он ушел. Девушка заподозрила, что это какая-то ловушка Мердока, у которого явно была дурная цель, но после колебаний решила идти, однако взять с собой мастифа, заверив тетушку, что с этим псом она будет в полной безопасности. Но пес не пошел. Он метался в тревоге и ужасе, рычал и скулил в течение последнего часа, а в момент, когда Нора позвала его, не откликнулся — и тут женщины обнаружили, что мастиф умер! Это подтвердило подозрения Норы в том, что Мердок задумал особую гнусность, и несчастные женщины были в отчаянии, не понимая, что предпринять. В то время как они обсуждали ситуацию, вернулся Мойнахан — пьянее прежнего — и мрачно, явно с неохотой повторил послание. Нора надавила на него, и он признался, что Джойс вовсе не был в доме Мердока и что Мойнахану велели передать это известие, а потом идти в трактир к мамаше Келлиган и оставаться там до ночи, причем о визите в дом Джойса никому не говорить. Признавшись во всем, старик начал стенать и плакать, он был ужасно испуган, твердил, что теперь Мердок убьет его. Нора сказала ему оставаться в их доме, где его никто не тронет, но потребовала ответа, где на самом деле ее отец. Она непременно хотела пойти на поиски. Мойнахан клялся и божился, что понятия не имеет, где Джойс, но Мердок точно знает это, так как обещал, что в доме старик с ним не встретится, что там будут только женщины. Тогда Нора окончательно решила, что пойдет сама искать отца, несмотря на ужасную бурю. Однако Мойнахан не захотел оставаться в доме Джойса, так как мисс Джойс не сможет защитить его, если Мердок придет, чтобы убить его и бросить тело в болото, как он часто угрожал. Так что Мойнахан ушел в ночь один, а Нора вскоре тоже вышла, и с того момента мисс Джойс не находила себе места и опасалась самого худшего, но боялась бежать и звать людей на помощь, так как ждала, что Джойс и Нора в любой момент вернутся.

Бедняжка рассказывала нам все это в такой агонии страха и отчаяния, что у меня сердце разрывалось от жалости, но тянуть дольше было нельзя. Я сам был в панике, воображение рисовало самые кошмарные картины. Было совершенно очевидно, что Мердок окончательно утратил здравый смысл, а моральных границ у него и прежде не было, так что теперь он либо намеревался убить Нору, либо совершить нечто ужасное. Я старался не думать об этом. Мердок явно надеялся не только удовлетворить свою жажду мести, но и получить рычаг воздействия на нас во имя своего безумного поиска сокровищ.

Однако времени для дальнейших размышлений не было — требовались действия, быстрые и решительные. Мы не имели понятия, где находится Джойс и откуда начинать его розыски. Нора была одна где-то на горе или — что еще хуже — в обществе Мердока, способного навредить ей в любой момент. Причем, где теперь Мердок, мы тоже не знали, по крайней мере, не у себя дома.

Не теряя ни минуты, мы снова вышли в бурную ночь. Однако мы не взяли с собой фонарь, рассудив, что его свет больше помешает, чем поможет: его не хватало, чтобы разглядеть местность на значительное расстояние, а вскоре можно было рассчитывать на первый сероватый проблеск рассвета. Мы спустились по западному склону до границы болота, так как решили выбрать его за отправную точку поисков, тем более что именно там находилась основная угроза. Затем мы разделились, Дик пошел вниз, вдоль линии болота, а я на север, намереваясь пересечь гряду вверху и спуститься по дальней стороне. Мы договорились о сигнале, который можно было бы услышать сквозь шум непогоды, выбрав знаменитый австралийский зов «ку-и-и-и».

Я шел так быстро, насколько мог, поскольку иногда оказывался в полной темноте. Хотя предутренний свет и вправду начинал пробиваться сквозь тучи и полог дождя, поднимался туман, который сделал продвижение не только сложным и опасным, но по<