Принуждение или подстрекание совершить убийство и согласие или несогласие это сделать

Есть так же и еще один грех убийства, это – подстрекательство или принуждение другого его совершить. Как правило, они происходят от жестокости и злых намерений.

Нравственное Богословие (Грехи против 6-ой заповеди, грех: подстрекательство кого к убийству или самоубийству): «Здесь же видим пособие или сообщество нравственное, умственное. Так дочь Иродиады выразила сильное и твердое желание пред Иродом, чтобы отсечена была голова Крестителя, и царь совершил убийство, о котором вовсе не думал (Мрк.6,22,25,26). Подстрекатель к убийству или самоубийству есть непременно умышленный виновник этих грехов. А главное: здесь он зачинщик (умственный), и в этом-то смысле бывает виновнее самого убийцы, потому что насилуя чужую волю и совесть, он вовлекает другого в страшный грех. Так, например, подстрекают иного совершить убийство в решительные минуты именем «труса» или же представляют в глазах его нанесенную ему обиду столько тяжкою, что эта обида будто бы стоит мести до крови. Дьявол, соблазнивший наших прародителей ко греху, в котором заключается вина и самоубийства и человекоубийства («смертию умрете» - вот последствие греха), виновнее же согрешил, чем сами Адам и Ева. К числу подстрекателей на убийство и самоубийство принадлежат и те, которые доставляют сведения о том человеке, которого предположено убить, а также дают другому совет, как вернее совершить убийство над эти человеком или над самим собою; еще – похвалять задуманное дело или упрашивать другое лицо (и это сильное побуждение) совершить грех. Но и после совершения убийства или самоубийства могут быть виновные в подстрекательстве. Кто же это? Это те люди, которые защищают на словах или печатно убийц и самоубийц, завиняют исключительного убитого (например, начальника учебного заведения), оправдывают же убийцу (воспитанника в том заведении), а особенно говорят о самоубийцах, которые ныне столько умножились, что в смерти их могут быть побуждения не только низкие (пошлые), но и «благородные». Подобными-то защитами подстрекают и на будущее время убийц и самоубийц к их злодеяниям. (О страшной вине начинателя войн, или тех, которые подают повод к кровопролитной битве, и говорить нечего)».

Далее, в нижеприведенном учении будет рассмотрен вопрос о тех случаях, при которых предлагают или приказывают убить. Вообще, этот вопрос относится к грехам малодушия, но мы все же скажем о нем по связи с контекстом. 

Нравственное Богословие (Грехи против 6-ой заповеди, грех: Убийство по научению, по приказанию, угрозе и принуждению со стороны другого): ««И сотвориша отроцы (слуги), якоже заповеда им Авессалом» (2Цар.13,28-29).Авессалом же научал слуг убить Амнона. Как в убийстве такого рода, так и в остальных внешних побуждениях к этому преступлению, на которые мы указали,—не достает только личной злости убийцы. А может быть в нем еще было сожаление к личности несчастного, которому он подал отраву или нанес оружием смертельный удар. За то все остальное в его деянии носит характер вольного убийства. «Решается ли ктоубить ближнего из-за подкупа деньгами, которые обещаны или уже даны»? Но это показывает еще особенную низость, или подлость, поступка: здесь повторяется пример Иуды, который за деньги продал неповинную кровь. «Склоняется ли иной на преступление таким убеждением своего подговор­щика или возбудителя, что последний принимает на себя одного ответственность греха? Но никто не волен освободить другого от ответственности пред Ботом за его преступление: тот же Иуда не оправдался тем, что выполнял не собственную волю, а желание иудейских начальников, когда предал им на смерть своего Учителя. «Встре­тил ли другой с убеждением и приказанием совершить убий­ство? Убеждение, действительно, имеет большую связь с приказанием. Но как бы ни был силен тот, кто приказывает, — силен влиянием или по природе, например, дядя, или по власти, например, начальник: тяжесть поступка, к которому относилось приказание, должна была остановить и от мысли на него; потому что жизнь человека, не жизнь малого насекомого, на которую легко можно решиться. Притом, все же это было влияние или принуждение только душевное (психическое), которому в настоящем случае легче было воспротивиться, чемвнешнему. «Угрожал ли подговаривающий к убийству смертью тому самому, которого принуждал совершить преступление?» Угроза здесь не уничтожает вменяемости греха. К кому произносилась она,— тот имел жеразум и волю и в то самое время. Затем, злодеяние, к которому он был принуждаем, было такого рода, что уже не оставалось никакой возможности поправить дело. Таким образом, он должен был бы воспроти­виться этому злодеянию, не смотря ни на какие угрозы. Если б пред ним стоял человек с заряженным ружьем и требовал от него совершить другое какое преступление, например, похитить бы чужого младенца: тогда угрозою ещеможно было бы оправдываться; потому чтов таком случае еще не было бы окончательного злодеяния, еще злодеяние могло бы быть исправлено в последующемвремени. А в требовании убийства был поставляем вопрос или о жизни или о смерти ближнего. В этом-то самая очевидная опасность для собственной жизни не извиняет того, кто, положим, иникак не желал совершить человекоубийство над невинным, но спасая свою жизнь совершил его потому что сказано: «больши сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други» (Ин.15,13). Присоединился ли к угрозе от принудителя исобственный порывдушевный к убийству?» Порыв здесь ни сколько не может затмевать сознания и памяти, как он затмевает сознание в других обстоятельствах. Ведение пре­ступности дела было раньше, до совершения его: лишить человека жизни—это дело такое, которое нечего обдумывать со стороны вопроса: грех ли это и как велик грех? Таким образом, если и совсем не было времени обдумать преступление,—необдуманность его и отсюда порыв душевный ничего не значат в смысле вменяемости его: случается ведь и напротив,—обдумают преступление, а совершают его не хладнокровно, а в порыве.—Наконец, было ли употреблено «принуждение к человекоубийству и внешнее (физическое)?» Принуждение такого рода тогда только уничтожает вину греха, когда сила того человека, который принуждая, превосходнее силы принуждаемого и когда при­нуждаемый был как бы мертвым орудием его; например, если б какой либо силач взял мою руку и моею то рукою ударил до смерти другого, то тут, конечно, не бы­ло бы моей вины. Но где же слышны подобные случаи принуждения к убийству?—Чтоб тебе, читатель, не быть поставленным в таких опасных обстоятельствах к реши­мости на страшный грех человекоубийства,—избегай всякого сближения с людьми злыми и порочными».