П риводят ли у чреждения, обеспечиваю щие больш ую экономическ ую свобод у, к более быстрому росту?

Позвольте нам сначала исследовать суждение о том, что институты, гарантирующие самую высокую степень экономической свободы, будут лучшими для продвижения экономического роста и развития.

4. Я не буду участвовать в этом длительном споре относительно отношений между экономическим ростом и экономическим развитием. Достаточно и того, чтобы сказать здесь, что экономический рост, по крайней мере, когда он достигнут через преобразование производительной структуры экономики, является ключевым драйвером экономического развития, и потому экономическое развитие невозможно без экономического роста, хотя экономический рост без экономического развития возможен, если он нежелателен или жизнеспособен. Для критического анализа сегодняшнего господствующего понятия «развитие», см. Чана (2010).

Для начала, даже если мы соглашаемся с тем, что самый свободный рынок является лучшим для экономического развития, нет фактически никакого объективного способа определить, что на самом деле является наиболее свободным рынком (для дальнейшего теоретического исследования этого пункта см.Чана, 2002 б; для эмпирических деталей следующих примеров см.Чана, 2002 a).

Если вы хотите видеть самый свободный финансовый рынок, должны ли мы позволять людям устанавливать банки без минимального количества капитала? Последователи свободной американской банковской школы сказали бы так, в то время как другие, включая многих экономистов свободного рынка, скажут, что мы не должны. Должна ли страна, преследующая цель максимальной степени свободы в сфере труда, позволять детский труд? Это то, как рассуждали экономисты свободного рынка 19-ого столетия, но сегодня так скажут лишь некоторые защитники свободного рынка труда в богатых странах. До начала 20-ого столетия многие считали, что для правительства недопустимо создавать какие-либо правовые ограничения в рабочие часы, по крайней мере, для взрослых мужчин, например, в 1905 г. американский Верховный Суд занимался законом штата Нью-Йорк, ограничивающим рабочие часы пекарейв 10 часов, потому что это «лишало пекаря свободы работы, пока он хотел работать» (Гаррати и Карнэс, 2000: 607).

 Сегодня большинство людей приняло бы такое ограничение, как совершенно нормальное. В 19-ом столетии большинство экономистов свободного рынка думало, что патенты, ограничивая соревнование на рынках для идей, идут против принципов свободного рынка. Сегодня многие, хотя не все из них, защищают патенты.

 Эти примеры показывают, что само определение свободного рынка зависит от того, принимает ли наблюдатель политические и этические ценности, воплощенные в учреждениях, которые формирует рынок. Другими словами, различные люди с различными ценностями будут видеть различные степени свободы на том же самом рынке. Если невозможно объективно определить границу свободного рынка, мы не можем знать, какие установленные меры максимизируют экономическую свободу (независимо от ее воздействия на экономический рост и, быть может, развития).

 Во-вторых, даже игнорируя невозможность объективного определения свободного рынка, различные теории говорят, что институциональная структура, которая дает максимальную бизнес-свободу, вряд ли будет самой эффективной с социальной точки зрения. Это сказано не только неортодоксальными экономистами, но также и неоклассическими экономистами в традиции отказа от рынка. Для классического примера, принятого многими господствующими неоклассическими экономистами, позволение бизнесу приобрести любую компанию может привести к монополии, которая может быть благоприятной для заинтересованной компании, но при этом она же и налагает социальные затраты. Для другого примера: глобальный финансовый кризис-2008 показал, что, предоставление фирмам свободы накопления индивидуального риска без отношения к системному риску является определенно неблагоприятным для глобальной экономики.

В-третьих, дело даже не в том, что предоставление максимальной свободы бизнесу вляется неплохим фактом, по крайней мере, для делового сектора в целом. Есть правила, которые могут вскоре ограничить деловую свободу, но могут продвинуть долгосрочный интерес всех фирм. Например, индивидуальные фирмы могут извлечь выгоду из использования детского труда в краткосрочном периоде (и, таким образом, детское регулирование труда навредит им), но это может вредить всем фирмам в конечном счете, вредя детскому и здоровью, и образованию, и, таким образом, уменьшая качество будущей рабочей силы. В данном случае это будет фактически бизнес для правительства для отрегулирования детского труда, и многие капиталисты поддержали бы это - они не возражают против принятия подобного регулирования, поскольку правительство гарантирует, что каждая компания примет это. Другими словами, ограничение индивидуальной деловой свободы может быть благоприятным для делового сектора непосредственно, особенно в конечном счете, независимо от его воздействия на остальную часть экономики.

В-четвертых, это очень спорный вопрос по поводу того, хороша ли большая рыночная свобода для экономического развития? Для начала, как демонстрирует вторая замечательная теорема Липси-Ланкастера, мы не можем судить априорно, принесет ли более высокая степень либерализации рынка эффективный результат, если все рынки не будут полностью либерализованы (Липси и Ланкастер, 1956). Кроме того, даже если более либерализованная экономика является более эффективной, нельзя утверждать, что такая экономика будет расти быстрее, как даже некоторые именитые неоклассические экономисты допускают (например, Круэгер, 1980). Вдобавок ко всему, есть много ненеоклассических теорий, которые говорят, что свободные рынки могут быть менее хорошими при увеличении роста, чем рынки, зависящие от защищенности, регулирования, управления или монополизации – это подтверждают работы Александра Гамильтона (1789) и Фридриха Листа (1841;Лист, 1885),теория инноваций Джозефа Шумпетера (1987) и более свежая литература по экономике технологии (см. Фримен, 1982; Нельсон и Винтер, 1982; Ландвол, 1992; Лол иТеубол, 1998; Ким и Нельсон, 2000; Цимоли и др., 2009).