Такси паспорта визы ксероксы

ТЕЛЕФОННАЯ СВЯЗЬ

СО ВСЕМИ СТРАНАМИ МИРА

 

– Что скажете, сэр? Лучшее место в городе. – И Зияуддин прижал к сердцу ладонь. – Даю вам слово.

Отель «Хороший» прекрасно ладил с вокзальными носильщиками, «отстегивая» им по две с половиной рупии за каждого клиента, какого они приводили.

Чужеземец спросил, доверительно и негромко:

– Друг мой, а это и вправду хорошее место?

Самое главное слово он подчеркнул особо, произнеся его по‑английски.

– Очень хорошее, – ответил, подмигнув, Зия. – Очень‑очень.

Чужеземец, согнув палец, поманил им Зию к себе. И сказал ему в ухо:

– Я мусульманин, друг мой.

– Знаю, сэр. Я тоже.

– И не просто мусульманин. Я – патан.

Сторонний наблюдатель мог бы, пожалуй, решить, что Зия услышал волшебное заклинание. Он разинул рот и уставился на чужеземца.

– Простите меня, сэр… я… я не… я… Аллах послал вам самого правильного носильщика, сэр! Это совсем не тот отель, какой вам нужен, сэр! Если по правде, это очень плохой отель. Совсем не хороший…

И, перебрасывая чемоданчик чужеземца из одной руки в другую, Зия повел его вокруг вокзала – к мусульманским отелям, которые вообще ничего носильщикам не «отстегивали». А там, остановившись перед одним из них, спросил:

– Вот этот вам подойдет?

 

 

ОТЕЛЬ «ДАРУЛ‑ИСЛАМ» ПИТАНИЕ И ПРОЖИВАНИЕ

 

Чужеземец задумчиво оглядел вывеску, зеленый арочный вход, изображение Великой мечети Мекки над ним, опустил руку в карман своих серых брюк и извлек на свет банкноту в пять рупий.

– Слишком большая плата за один чемодан, сэр. Довольно будет и двух. – И Зия прикусил губу: – Нет, и две – это слишком много.

Чужеземец улыбнулся:

– Какая честность. – И пристукнул двумя пальцами левой руки по правому плечу Зии: – У меня повреждена рука, друг мой. Я не донес бы сюда мой чемодан, не испытав изрядной боли. – И он вложил деньги в ладонь Зии. – Ты заслужил куда больше.

Зияуддин принял деньги. И взглянул в лицо чужеземца:

– А вы и вправду патан, сэр?

Когда же он услышал ответ чужеземца, все тело его затрепетало.

– Я тоже! – вскрикнул он и побежал, точно безумный, вопя: – Я тоже! Я тоже!

В ту ночь Зияуддину снились заснеженные вершины гор и целое племя светлокожих людей, дававших такие чаевые, каких не дают и боги. А поутру он пришел к тому отелю и увидел, что давешний чужеземец сидит на одной из стоящих перед отелем скамеек и попивает из желтой чашки чай.

– Не желаешь ли выпить со мной чая, мой маленький патан?

Зияуддин, засмущавшись, покачал головой, но чужеземец уже прищелкнул пальцами. Хозяин отеля, тучный мужчина с дочиста выбритой верхней губой и пышной, пушистой белой бородкой, напоминавшей формой юный месяц, с неудовольствием оглядел чумазого носильщика, однако, крякнув, махнул рукой, мол, сегодня он, так и быть, может присесть за один из столиков.

– Стало быть, ты тоже патан, мой юный друг? – спросил чужеземец.

Зияуддин кивнул. А следом назвал чужеземцу имя человека, сказавшего ему, что он – патан.

– Это был ученый муж, сэр, он целый год провел в Саудовской Аравии.

– О, – произнес чужеземец и покачал головой. – О, понимаю. Да, теперь понимаю.

Несколько следующих минут прошли в молчании. Потом Зияуддин сказал:

– Надеюсь, вы не задержитесь здесь надолго, сэр. Это плохой город.

Патан изогнул брови.

– Для муслимов, как мы, он плохой. Индусы не дают нам работы, не дают уважения. Говорю это по опыту, сэр.

Чужеземец достал записную книжку и начертал в ней нечто. Зия смотрел на него. Он разглядывал красивое лицо чужеземца, его дорогую одежду, вдыхал ароматы его пальцев и лица.

«Этот человек – твой земляк, Зия, – сказал себе мальчик. – Твой земляк!»

Патан допил свой чай, зевнул. И, словно забыв о Зие, ушел внутрь отеля и захлопнул за собой дверь.

Едва чужеземный гость скрылся за нею, хозяин постоялого двора встретился с Зией взглядом и резко дернул головой, – и грязный работяга понял, что никакого чая он здесь больше не дождется. Зия вернулся на вокзал, занял обычное свое место и стал ждать пассажира с железными сундуками или кожаными чемоданами, которые нужно будет оттащить к поезду. Однако душа его пылала от гордости, и во весь этот день он ни с кем не подрался.

На следующее утро Зию разбудил аромат свежего белья.

– Патан всегда встает на заре, друг мой.

Зияуддин зевнул, потянулся, открыл глаза: пара прекрасных синих глаз, какие бывают только у человека, подолгу смотревшего на снег, взирала на него сверху вниз. Зияуддин, не без труда поднявшись на ноги, извинился перед чужеземцем, пожал ему руку и едва удержался, чтобы не поцеловать его в щеку.

– У тебя есть какая‑нибудь еда? – спросил патан.

Зия покачал головой – он никогда не ел до полудня.

Патан отвел его в привокзальную лавочку, где подавали чай и самсу, – ту самую, в которой когда‑то работал Зия, и тамошние мальчишки изумленно смотрели, как он садится за столик, восклицая:

– Тарелку самого лучшего! Двое патанов желают поесть этим утром!

Чужеземец, склонившись к нему, сказал:

– Не надо так шуметь. Зачем им знать о нас – ведь это наш секрет.

И он быстро вложил в ладонь Зии бумажку. Тот развернул ее и увидел трактор и восходящее солнце. Пять рупий!

– Вы хотите, чтобы я донес ваш чемодан до Бомбея? За такие деньги в Киттуре это устроить можно.

Он откинулся на спинку стула, а мальчик‑слуга поставил перед ними две чашки чая и большую, разрезанную пополам и политую жидким кетчупом самсу. Патан и Зия съели каждый по половинке. А затем патан, выковыряв из зубов кусочек самсы, объяснил, что он хотел бы получить за свои пять рупий.

Через полчаса Зия сидел в одном из углов вокзала, рядом с залом ожидания. И когда клиенты просили его поднести их багаж, он качал головой и отвечал: «У меня нынче другая работа». На вокзал приходили поезда, и Зия считал их. А поскольку держать полное число поездов в уме ему было трудно, он перебрался в тень росшего прямо посреди вокзала дерева и всякий раз, как раздавался свисток паровоза, проводил по земле черту пальцем большой ноги, а когда таких палочек набиралось пять, перечеркивал их. Одни поезда были товарными, другие привозили полные вагоны вооруженных солдат, третьи приходили почти пустыми. «И куда они только едут? – гадал Зия. – Столько поездов, столько людей…» Веки его смыкались, он задремывал, но тут подходил новый состав, и Зия проводил большим пальцем ноги новую черту. Когда же он поднялся с земли, чтобы пойти поесть, то обнаружил, что ухитрился отсидеть часть пометок, смазав их своим телом, и ужаснулся, и постарался хоть как‑то расшифровать их, однако удалось ему это не сразу.

Вечером он пришел к отелю и увидел на скамье перед ним пившего чай патана. Этот большой человек заулыбался, заметив Зияуддина, и три раза прихлопнул ладонью по скамье рядом с собой.

– А мне здесь вчера вечером чаю не дали, – пожаловался Зияуддин и рассказал о случившемся.

Лицо патана потемнело. Чужеземец человек справедливый, понял Зияуддин. И к тому же влиятельный: не произнеся ни слова, он обернулся к хозяину постоялого двора и смерил его гневным взглядом, и через минуту прибежал мальчик с желтой чашкой в руке и поставил ее перед Зией. И Зия, втянув носом ароматы кардамона и сладкого кипяченого молока, сказал:

– Семнадцать поездов прибыли в Киттур. И шестнадцать Киттур покинули. Я сосчитал их все, как вы и просили.

– Хорошо, – отозвался патан. – А теперь скажи мне, во многих ли из этих поездов приехали индийские солдаты?

Зияуддин недоуменно уставился на него.

«Во‑многих‑ли‑из‑этих‑поездов‑приехали‑индийские‑солдаты?»

– Солдаты были во всех… я не знаю…

– Индийские солдаты были в шести поездах, – сказал патан. – Четыре ушли в Кочин, два вернулись обратно.

На следующий день Зияуддин полчаса просидел под деревом, росшим в углу вокзала, прежде чем пришел первый поезд. Он отмечал поезда, проводя большим пальцем ноги по земле, а когда они приходить перестали, пошел в вокзальный буфет.

– Явился! – воскликнул владелец буфета. – Опять наскандалишь! Хватит с меня.

– Я скандалить не собираюсь, – ответил Зия. – Я нынче при деньгах. – И он опустил на столик бумажку в одну рупию: – Положи ее в твой денежный ящик и дай мне самсу с курятиной.

В этот вечер Зия сообщил патану о прибытии одиннадцати составов с солдатами.

– Молодец, – сказал ему большой человек.

И, протянув увечную руку, он слабо потрепал Зияуддина по щеке. А после вытащил из кармана еще пять рупий, и юноша принял их без колебаний.

– Подсчитай завтра, у скольких поездов будут стоять на вагонах красные кресты.

Зияуддин закрыл глаза и повторил про себя: «Красные кресты на вагонах». А после вскочил на ноги, отсалютовал по‑военному и сказал:

– Благодарю вас, сэр!

И патан рассмеялся – тепло, сердечно, по‑чужеземному.

Назавтра Зияуддин снова сидел под деревом, выцарапывая большим пальцем колонки полосок. Первая: число поездов. Вторая: число поездов с солдатами. Третья: число поездов с красными крестами.

Шестнадцать, одиннадцать, восемь.

Подошел еще один поезд. Зия вгляделся в него, прищурясь, и сдвинул ступню к первой из трех колонок.

С мгновение он подержал ее в воздухе, потом опустил на землю, постаравшись не смазать уже сделанные пометки. Поезд ушел, и сразу за ним прибыл еще один, наполненный солдатами, но Зияуддин добавлять его к своему списку не стал. Он сидел и смотрел на прочерченные им полоски так, точно увидел в них нечто новое.

Когда он пришел в четыре часа к отелю, патан был там. Большой человек прохаживался, сцепив за спиною руки, вдоль скамей. И, увидев мальчика, скорым шагом приблизился к нему.

– Ты сосчитал поезда?

Зияуддин кивнул.

Но, когда они оба сели, спросил:

– Для чего вы просили меня об этом?

Патан протянул через столик нездоровую руку и попытался погладить Зияуддина по голове.

– Ты все же спросил. Наконец‑то. – Он улыбнулся.

Лунобородый владелец отеля появился без вызова и напоминания, поставил на столик две чашки и отступил, потирая руки и улыбаясь. Патан отпустил его легким движением головы. Он отпил чаю; Зияуддин к своему не притронулся.

– Знаешь ли ты, сколько поездов с солдатами и красными крестами прошло через вокзал?

Зияуддин покачал головой.

– Прошло в Каликут.

Чужеземец приблизил свое лицо к лицу Зияуддина. И мальчик увидел то, чего не замечал прежде, – шрамы на носу и щеках патана, маленький надрез на мочке его левого уха.

– Индийская армия строит базу где‑то между Киттуром и Каликутом. Для одной и только одной причины… – Он воздел толстый палец. – Чтобы поступить с мусульманами Южной Индии так, как поступили с ними в Кашмире.

Зияуддин уставился в чашку с чаем. Рубчатая молочная пенка покрывала его поверхность.

– Я муслим, – сказал он. – И сын муслима.

– Именно. Именно. – Толстые пальцы чужеземца накрыли чашку. – Теперь послушай: за каждый увиденный тобою поезд ты будешь получать небольшую награду. Не обязательно пять рупий, но что‑нибудь да получишь. Патан обязан заботиться о других патанах. Это простая работа. Сложную исполняю здесь я. Ты же…

– Мне нездоровится, – сказал Зияуддин. – Завтра я это делать не смогу.

Чужеземец обдумал услышанное и сказал:

– Ты лжешь мне. Могу я спросить – почему?

Палец Зии прошелся по обесцвеченным витилиго губам:

– Я муслим. И сын муслима.

– В этом городе пятьдесят тысяч муслимов, – надтреснутым от раздражения голосом произнес чужеземец. – И каждый бурлит от гнева. Каждый готов к действию. Я предложил тебе эту работу из одной только жалости. Потому что понял, как поступили с тобой индусы. Если б не это, я предложил бы ее одному из тех пятидесяти тысяч.

Зияуддин встал и отбросил ногой стул.

– Ну так и предложи ее одному из тех пятидесяти тысяч.

Выйдя с территории отеля, он обернулся. Патан, смотревший ему в спину, негромко спросил:

– Вот, значит, как платишь ты мне за доброту, маленький патан?

Зияуддин не ответил. Он смотрел в землю. Большой палец его ступни медленно нарисовал кружок. Зияуддин набрал в легкие воздуху и испустил хриплое, бессловесное шипение.

Потом он побежал. Он отбежал от гостиницы, обежал вокруг вокзала, устремляясь туда, где жили индусы, добежал до чайной Раманна Шетти и, обогнув ее, влетел в синюю палатку, в которой жили услужающие мальчики. Там он сел между ними, сжав пестрые губы и крепко сплетя на коленях пальцы.

– Что привело тебя к нам? – спросил старший из мальчиков. – Ты не можешь остаться здесь, ты же знаешь. Шетти прогонит тебя.

Они приютили его на ночь – в память о прежних временах. Когда же они проснулись, его среди них уже не было. Попозже, в тот же день, его видели на вокзале железной дороги, он ругался там с клиентами, крича:

– …я фокус‑покус не делаю!

 

 

План города

 

В географическом центре Киттура возвышается дом с облезлым фасадом – это порнографический кинотеатр «Говорящий Ангел»; к сожалению, если вы спросите у кого‑то из жителей города, как вам пройти туда или сюда, он воспользуется в качестве отправного пункта именно этим зданием. Кинотеатр стоит в самой середке Зонтовой улицы, являющейся сердцем торгового района города. Значительную часть экономики Киттура образует производство свертываемых вручную биди, и потому не удивительно, что самым высоким зданием города является «Биди‑Билдинг Инженера», что на Зонтовой улице, принадлежащий Мабруру Инженеру, которого считают богатейшим человеком города. Совсем неподалеку располагаются самое известное в городе кафе‑мороженое – «Продажа Наилучшего Мороженого и Самые Свежие Фруктовые Соки» и звуковой кинотеатр «Белый жеребец» – единственный в городе, показывающий фильмы на английском языке. В 1986 году на Зонтовой улице открылся также первый в Киттуре китайский ресторан «Дворец Мин». На ней же стоит храм Ганапати, точная копия знаменитого храма, находящегося в Гоа, и место ежегодного чествования этого слоноголового бога. Если вы пойдете по Зонтовой улице от «Говорящего Ангела» на север, то попадете, миновав Майдан Неру, в католический пригород Киттура Валенсию, главной достопримечательностью которого является храм Богоматери Валенсийской. На дальнем конце Валенсии возвышаются Двойные Ворота – возведенный в эпоху колониализма арочный проход, который ведет в Баджпи. Когда‑то здесь стоял носивший это имя лес, но теперь располагается быстро разрастающийся пригород. Если же вы направитесь от «Говорящего Ангела» на юг, то сначала подниметесь на Маячную гору, а затем спуститесь с нее к Источнику Холодной Воды. От расположенного вблизи Источника оживленного перекрестка начинается дорога, ведущая в Гавань – такое название носит прилегающая к порту населенная местность. К югу от Гавани можно увидеть Султанову Батарею – выкрашенный в черную краску форт, глядящий на дорогу, которая тянется за реку Калиамма, к Деревне Соляного Рынка, самой южной оконечности Киттура.