Глава десятая. Быстрее молнии

 

– Стоять! Лицом к стене! Руки за спину! Стою, стою уже! Вертухай распахнул передо мной дверь камеры:

– Пошел!

Одиночка. Два на три, под потолком узкое окошко с жалюзи, через которое только небо видать. Значит, побоялись они меня даже с незнакомыми людьми вместе сажать. Вот, оказывается, какой я опасный тип! Ну‑ну!

Можно, конечно, сидеть в одиночке, ходить на допросы и наблюдать за тем, как рассыпаются в прах все их фуфлыжные обвинения, но сейчас у меня на это времени нет. Надо людей спасать, а они, идиоты, все надеются, что меня сломают и запою я то, что им надо. Навели бы справки, что ли, если не знают, что не бывает в спецназе слабаков, а если и попадет какой нечаянно – тут же вылетит, как пробка.

Так‑так‑так. Надо успокоиться, взять себя в руки, подумать. Итальянца они, значит, с нами за компанию замели? Бедный Адриано. Пришлось ему в России хлебнуть горя: и бандитский зиндан, и застенки ФСБ! Ничего, зато будет о чем вспомнить на старости лет. С ним‑то они быстро разберутся, отпустят. А моих парней будут крутить, в этом нет никаких сомнений.

Ну что ж… одиночка одиночкой, а руки у меня свободны. Пора действовать.

Я принялся барабанить в дверь кулаками:

– Откройте, откройте!

«Кормушка» поднялась, в проеме возникло широкоскулое лицо конвоира:

– Че орешь, гад?

– На допрос! Признание сделать хочу.

– На допрос? Быстро ты, сволочь, «поляну» просек! Боишься, что пожизненное дадут? Бойся‑бойся. Ладно, сейчас узнаю. – «Кормушка» с грохотом захлопнулась.

Какой разговорчивый вертухай попался! Ну ладно, ему же хуже.

Через минуту конвоир глянул на меня в глазок, загремели запоры.

– Выходи, лицом к стене, руки за спину.

Я услышал, как он брякнул наручниками. Ну нет, больше со мной этот номер не пройдет! И кстати, самое время: сейчас все его внимание на моих руках, примеряется, чтобы наручники защелкнуть.

На! Я, резко повернувшись, боднул его головой в подбородок. По‑моему, конвоир даже не успел понять, что случилось, грохнулся на пол. Ничего особенного – обычный боксерский удар, только не рукой, а головой, в которой, как известно, у людей самая прочная кость.

Наручники он защелкнуть не успел. Ну что ж, сейчас они ему самому пригодятся.

Я быстро втащил его за шкирку в камеру, начал торопливо расстегивать мундир. Роста мы примерно одного, а вот в талии… Ну ничего, главное – не забыть щеки надуть…

Я приковал его наручниками к кровати и вышел из камеры.

 

* * *

 

Тюряга была по всем правилам – коридор перегорожен решеткой, за которой стоял еще один вертухай с ключами. Я надвинул фуражку поглубже и опустил голову, как бы кивая ему. Главное, чтобы он не узнал меня раньше времени.

– Леха, а козел‑то где? – спросил он, вставляя длинный ключ в замок.

Я понял, что еще мгновение – и он меня раскусит, а раскусив, нажмет на «тревожную» кнопку, которая у него за спиной.

– Умер, – глухо произнес я и, резко выкинув вперед руки, схватил его за ворот через прутья решетки, с силой ударил о решетку лбом. Он охнул и повалился на пол. В следующее мгновение я уже повернул ключ в замке и, пока охраник не очухался, втащил его внутрь. Пара коротких ударов, от которых человек отключается как минимум на десять минут, и вот я уже по ту сторону решетки. Запер дверь, ключи взял с собой. Пусть у фээсбэшников будет побольше хлопот. Сказать честно, они меня своим поведением сильно разозлили!

Батюшки, еще одна решетка с охранником. Здесь, пожалуй, фокус повторить не удастся. Решетка мелкая, руки в нее не просунешь, головой о прутья не ударишь… Может, попробовать пройти в наглую? От наглости многие люди теряются. Главное – не торопиться. Как ходят вертухаи по тюрьме? Как хозяева – спокойно, уверенно.

Этот, к счастью, не задавал мне никаких вопросов, просто отпер решетку, глядя куда‑то мимо меня.

Ну наконец‑то. Вот и следственная часть, где нашего брата террориста полагается допрашивать. В одной из камер ждет Сергея Пастухова и мой следователь. Только я к нему не пойду.

Сколько еще кордонов впереди? Два, три, четыре? Хреновое дело – одному мне их даже в этой замечательной форме не пройти. Нужен его величество Случай!

И надо же, стоило мне об этом подумать, и случай представился: дверь одной из камер с грохотом отворилась, и из нее вышел мужик в штатском с пухлыми томами дела в руках. Высокий, толстый. Он что, в следственной камере уголовные дела изучал? Другого места ему больше нет?

– Добрый день, – сказал я ему. Судя по всему, это был следователь.

– Здрасте, – кивнул он мне приветливо.

Интересно, есть у него под мышкой кобура с пистолетом? Вообще‑то он обязан сдавать оружие, перед тем как войти в следственную часть и приступить к допросу, а то, не дай бог, отберет преступник! Но сейчас он ведь никого не допрашивал, так что пушку мог и не сдать!

– Жарко – невозможно, – сказал он мне по‑свойски. – Хоть в кабинете вентилятор стоит, все равно не могу! А в камере хорошо – прохладно.

Вот, оказывается, в чем дело – это он за толстыми стенами следственной камеры от жары спасается! Какой милый человек этот следователь, даже жаль его немного.

Вдвоем мы беспрепятственно миновали еще одну решетку и металлическую дверь, перед которой в будке за стеклом сидел охранник. Каждый раз, когда мы подходили к очередной преграде, я старался прятаться за спиной следака, благо что он был и выше меня ростом, и много шире.

Мы очутились во дворе СИЗО, и тут я понял, что до этого были цветочки, а ягодки начались только теперь. Глухой забор, по углам вышки с автоматчиками, КПП, массивные раздвижные ворота. Вот к воротам подъехала машина. Водитель протянул охраннику с автоматом свое удостоверение. Тот козырнул. Ворота отъехали в сторону.

Я увидел, что мой следак направляется к своей «восьмерке», и спросил торопливо:

– Извините, вы меня не подвезете?

– Что? – Он задумался о чем‑то своем. – Конечно, садитесь.

Настало время проверить, есть ли у него под мышкой пистолет.

Он нажал на кнопку пульта дистанционного управления, «восьмерка» пискнула, открыла двери. Перед тем как сесть, я глянул на охранника на КПП, не смотрит ли он в нашу сторону, но он как раз разговаривал по телефону. Я наклонил переднее сиденье, собираясь сесть сзади.

– Садитесь вперед, – предложил мне следователь.

– Нет‑нет, боюсь. Место смертника.

– Ерунда это все, – усмехнулся он.

– Ну не скажите. По мне уже один раз стреляли, когда я на этом месте сидел. Повезло. В миллиметре от головы пуля прошла.

– Ну как вам угодно. Простите, я забыл, как Вас зовут?

– Сергей.

– А по отчеству?

Что же ты медлишь, гад! Для меня каждая секунда дорога. Вот‑вот какая‑нибудь сволочь в СИЗО нажмет на «тревожную» кнопку!

– Просто Сергей.

– Очень приятно, Георгий Степанович.

– Я знаю, как вас зовут.

Наконец‑то он сел за руль. Я, не теряя больше времени, левой рукой сделал захват, а правой скользнул под пиджак. Мне повезло – пистолет оказался в кобуре! Его лицо густо покраснело, он захрипел.

– Значит, так, я лягу, вы подъедете к КПП, предъявите удостоверение. Лишнее слово или движение, и вся обойма ваша. Я капитан спецназа. Понял? – сказал я тихо, но очень веско.

– Понял, – прохрипел он.

Я резко отпустил его шею, взвел пистолет и упер его в спинку переднего сиденья:

– Трогай!

Он завел машину, тронулся. Я нырнул на пол. Укрыться было нечем. Если охраннику на КПП придет в голову заглянуть в машину – все! Сушите весла, и на нары! Не стрелять же в них, свои все‑таки!

Машина остановилась на КПП. Снизу я видел руку охранника на ремне автомата.

– До свидания, – сказал он Георгию Степановичу.

– Всего доброго.

Ворота со скрежетом поехали в сторону. Боже мой, как медленно они открывались!

Наконец машина оказалась за воротами. Когда мы отъехали метров на тридцать, я поднялся с пола.

– Что вы теперь будете делать? – спросил он, глядя на меня в зеркало.

– Заберу у вас машину и поеду в медсанбат. Кстати, где он?

– По улице до конца, потом направо мимо клуба и еще раз направо.

– Долго ехать?

– Минут пятнадцать. Глупость это все! Какая у вас была статья?

А он неплохо держится.

– Никакой статьи у меня не было. Я капитан Пастухов!

– Пастухов? – На его лице появилось любопытство. – Ты покойник, Пастухов!

– Мы с вами на брудершафт еще не пили.

– Это уже все равно. Закон мог бы тебя защитить. А так…

– Ну если вам так хочется – будем «тыкать». Давай тормози и вылезай!

Он послушно затормозил и вылез из машины.

– Отдай мне папки, они тебе все равно не нужны, – сказал он нерешительно, глядя, как я перебираюсь на водительское место. – И пожалуйста, поаккуратней с машиной.

– Пожалуйста. – Я сунул ему в приспущенное стекло его папки. – Знаете, скажу вам честно, вы мне симпатичны, но попадаются среди вашего брата полные идиоты. Я им говорю: армии в Чечне угрожает смертельная опасность, а они заладили свое: ты террорист, ты террорист! Я не террорист, я солдат! Тому, кто сыграл со мной эту злую шутку, я точно когда‑нибудь башку откручу!

– Какая опасность? – с неожиданным интересом спросил он.

– Вакцина от гепатита заражена. Смерть через сорок восемь часов. Если солдаты погибнут – вина будет и на ваших идиотах! – Я рванул машину с места.

В зеркало мне было видно, как он смотрел мне вслед, потом развернулся и побежал назад к СИЗО.

Иди‑иди, докладывай о потере табельного оружия! Вызывай спецназ, ОМОН, группу захвата!

 

* * *

 

Я прекрасно понимал, что мое время исчисляется несколькими минутами – вполне вероятно, что бронемашины со спецназовцами уже движутся мне наперерез. Я гнал «восьмерку» по улицам на предельной скорости, непрерывно сигналя и пугая прохожих. Доехал за девять минут. Не наврал мне Георгий Степанович – медчасть оказалась именно за двумя поворотами направо. А ведь мог бы наврать!

Здесь тоже был КПП, но ворота, к счастью, оказались открыты. Я влетел на территорию части на полной скорости. Вдогонку мне бросились часовые, щелкая затворами автоматов. Я их понимал! Сколько было случаев, когда на территорию частей врывались на заминированных машинах камикадзе и взрывали себя, убивая людей вокруг. Пожалуй, я сейчас тоже камикадзе!

Я вбежал в корпус и понесся по коридору, на ходу рассматривая таблички на дверях. Пистолет сунул за спину, чтобы не пугать людей.

Вот он, кабинет начальника. Рванул на себя дверь. За столом – седой подполковник, напротив, на стульчиках – мужчины, женщины, все в белых халатах – врачи. И все обернулись ко мне.

– Где гамма‑глобулин, который вы получили? – заорал я с порога.

– Выйдите немедленно! Вы что, не видите, у нас совещание?

– Вы уже делали прививки?

– Вон! – Подполковник покраснел от гнева. Я понял, что по‑хорошему не получится, вынул из‑за пояса пистолет:

– Кто из вас специалист по вирусам?

– Я. – Со стула нерешительно поднялся парень в очках лет двадцати пяти. – Я инфекционист.

Я подошел, приставил пистолет к его виску.

– Опусти пистолет, подонок! – крикнул мне подполковник.

– Если кто‑то попытается мне помешать, я его застрелю! – произнес я медленно и четко. – Пошли за вакциной!

Я вывел его из кабинета, повел по коридору. Люди шарахались от нас. Парень открыл дверь какого‑то кабинета, распахнул холодильник, вынул из него запечатанную банку с вакциной. Я взял у парня банку, прочитал надпись. Да, это именно то, что нам нужно.

– Ты в них правда разбираешься? Он кивнул.

– Где у вас микроскоп?

– В лаборатории.

– Давай туда! Чего телишься?

И снова я повел его по коридору, и снова люди шарахались от нас. Господи, как все долго!

Наконец мы дошли до лаборатории. Я запер дверь на ключ, чтобы никто не мог сюда неожиданно ворваться, задернул шторы. Здесь действительно был большой микроскоп.

– Ну чего стоишь? Изучай давай!

Очкарик стал капать вакцину на стеклышки. Руки у него дрожали, и одно стеклышко он разбил. Может, я бы тоже его разбил, если б у моего виска все время держали взведенный пистолет. Но его неловкость меня не на шутку разозлила: мне каждая секунда дорога, а он будто специально медлит!

Наконец все было готово, и парень положил стеклышко под микроскоп. И тут я заметил стоящий на подоконнике телефонный аппарат!

– Слушай, как отсюда в Москву позвонить?

– Обычно – ноль девяносто пять, – сказал он удивленно.

– Спасибо. Ну изучай, чего ты? Он припал к окулярам, а я стал торопливо накручивать диск. По закону подлости, линия была занята. И тут из‑за двери раздался грозный голос:

– Пастухов, у тебя нет никаких шансов! Немедленно отпусти заложника и сдавайся! Здание полностью окружено.

– Я убью его! Убью! – закричал я истерично, одновременно продолжая накручивать диск.

Парень оторвался от окуляров и посмотрел на меня как‑то странно. Я был уверен – он считает меня сумасшедшим.

– Тронешь заложника – будешь убит на месте! – пообещал мне грозный голос.

– Посмотрим!.. Нуты, инфекционист хренов, ничего не видишь, что ли? – заорал я на парня.

В трубке наконец‑то раздались гудки вызова. Лишь бы эти суки не начали штурм раньше времени!

– Алло!

Ну слава богу, наконец‑то я услышал голос полковника Голубкова.

– Константин Дмитриевич! Это Пастухов. У меня мало времени! Мою команду подставили в Чечне! Мои парни сейчас в грозненском СИЗО, а меня с минуты на минуту начнет штурмовать спецназ. – Тут я увидел, как очкарик оторвался от микроскопа. Взгляд у него был какой‑то дикий. – Одну минутку! – Я закрыл трубку рукой: – Ну что, ты увидел?

– Увидел. Это смерть, – кивнул инфекционист.

– Ну наконец‑то! Иди и расскажи всем! – Я бросил ему ключ: – Иди, иди, не бойся! По тебе они стрелять не будут!

Он нерешительно поднял ключ с пола.

– Алло, товарищ полковник! – закричал я. – Меня вы уже не спасете, так хотя бы ребят моих выручите!

Я наблюдал за тем, как парень вставил ключ в замочную скважину, повернул его и вышел. В следующее мгновение я пнул ногой стол и упал за него.

– Сережа, ты можешь объяснить мне, в чем заключается подстава?

И вот когда он задал мне этот вопрос, все и началось! Шторы на окнах начали колыхаться, будто от сквозняка – они рвались от пуль и осколков, на глазах превращаясь в лохмотья. С дверями дело обстояло не лучше. Через несколько секунд они были разнесены в щепки.

– Нас обвиняют в сотрудничестве с «чехами»!

– Что? Кто стреляет?

– С «чехами»!

На этом связь прервалась. То ли пуля попала в телефонную розетку, то ли кто‑то кабель перерезал. Ну что за глупость, а! Я ему говорю: «С „чехами“», а он: «Кто стреляет?»

Стрельба не прекращалась. Я отшвырнул пистолет в сторону, лег на пол ничком и закрыл голову руками. Вполне подходящая поза для встречи бесславной преждевременной смерти.

 

 

Глава одиннадцатая. Вакцина

 

Док, опираясь на костыль, вышел из госпиталя нам навстречу. Он уже почти не хромал.

– Ну что, Мересьев, как насчет поездки домой? – спросил его Артист.

– Всегда, – улыбнулся Док.

– Тогда собирайся. Через полчаса вертолет на Моздок.

– Честно говоря, мужики, я глазам своим не верю. Думал, закрыли вас в тюряге лет этак на десять.

– Ну это вряд ли, – помотал головой Боцман. – Скорее небо упадет на землю…

– И боцман Хохлов перестанет жрать за троих… – подхватил Артист.

– Как живы‑то, мужики?

Как живы? Честно скажу, лежа под градом спецназовских пуль, я думал, что уже никак! Но, видно, я везучий – в рубашке родился. Стрелять им быстро надоело, и они пошли брать меня живьем. Вернее, живой я или мертвый, они не знали, но очень надеялись, что мертвый. А я оказался живой! Уж не знаю, сколько минут они меня били, но только сознание я потерял почти сразу…

Очнулся в камере, все тело – сплошной синяк, встать не могу, и не потому даже, что все отбито, a потому, что к тюремной кровати наручниками прикован. Это они мне так за охранников отомстили! Мне почему‑то показалось тогда, что ночью я обязательно умру. Но не умер. Говорят, у кошки девять жизней, а у спецназовца – всего одна, зато какая! Врагу не пожелаешь!

На следующий день с утра пораньше явилась ко мне в камеру целая комиссия во главе с республиканским прокурором. От наручников тут же освободили и стали извиняться за причиненные неудобства. Сработал мой звонок! Голубков местное ФСБ быстро в чувство привел! В тот же день меня из СИЗО освободили и отправили на санитарной машине в госпиталь, где я и провалялся благополучно две недели.

Пока лежал в госпитале, ко мне несколько раз приходили следователи, в том числе и Георгий Степанович, но интересовал их уже не я, а люди, причастные к делу о вакцине, с помощью которой хотели уничтожить нашу армию в Чечне. Я рассказывал, что знал. Перегудов тоже рассказывал. Из Москвы расследовать это дело пожаловала большая следственная бригада.

А дело было действительно крутое. Как выяснилось на следствии, вакцина изготовлялась вовсе не в Италии, а в Иордании, а через Италию только переправлялась – специально, чтобы там получить фальшивые европейские бумаги и сертификаты.

Итоев, которого ваххабиты считали своим, ехал на переговоры по поводу поставки вакцины в Чечню. Умело подсунутый Светлане материал для статьи в «Абсолютно секретно» помог «чехам» раскусить Итоева, и его тут же, не задумываясь, убрали. Так что информацию о поставках вакцины он ФСБ сообщить не успел. Ну а потом начали убирать всех, кто хоть как‑то касался этой темы.

В школы вакцина попала не случайно. Эти подонки хотели ее сначала испробовать, провести, так сказать, «клинические испытания». Они были абсолютно уверены в своей безнаказанности! И ведь действительно аналитики из ФСБ прохлопали армейскую поставку вакцины, потому что шла она под другой маркой, через другую фирму, была тщательно проверена и сертифицирована Минздравом.

Самое‑то гнусное, конечно, что дело не обошлось без пособничества армейских чиновников. Сколько уж им давали террористы, я не знаю, но это ж надо было начмеду армии умудриться издать приказ о вакцинации всех подразделений, находящихся на территории Чечни, в один день! Эффект, блин, был бы стопроцентный. Промедли мы еще хотя бы один день!..

Следователи так и не сказали мне, сколько армейского народу пошло под трибунал, под суд, но я думаю – немало.

Как я и предполагал, итальянца первым спровадили на родину – от греха подальше. Он перед отъездом заходил, прощался. Я на всякий случай записал его адрес и телефон. Вдруг придется с Ольгой и Настеной в Италии отдыхать?

 

* * *

 

…Светлана Корниенко вязала, удобно устроившись на диване, когда в замке входной двери повернулся ключ. Она подалась вперед, прислушиваясь. Протянула руку к гантеле, лежащей рядом с диваном. Недавние страшные события научили ее многому, но прежде всего – осторожности.

Ко всему прочему, дверь была закрыта на засов, поэтому при всем желании снаружи ее открыть не удалось бы.

Светлана подошла, глянула в глазок. На лестничной площадке было темно.

– Кто там? – тихо спросила она, вжавшись с гантелей в руке в стену.

– Света, это я! Открыть не могу! – раздался из‑за двери голос Злотникова.

– Семен! – вскрикнула она и принялась открывать замки.

Он вошел. Загорелый, почти черный, с выгоревшими волосами. Она растерянно отступила на шаг, потом вдруг бросилась ему на шею:

– Сема, Сема! Господи, как же я по тебе соскучилась! Неужели в этой твоей командировке нельзя было позвонить?

– А чего звонить‑то? Приехал вот.

– Балбес! – шутливо хлопнула она его по плечу. – Я бы хоть ужин приготовила.

– Не надо ужин. – Злотников привлек к себе девушку и стал целовать.

– Да ты хоть кроссовки сними, – засмеялась Светлана.

– Да‑да, – растерянно пробормотал Артист. – Слушай, а что с дверью?

– Он еще спрашивает! Дверь новая, и замки новые. Или ты хотел с дырками жить?

– А! – вспомнил Артист и снова привлек к себе Светлану.

 

* * *

 

Была глубокая ночь. Светлана лежала на плече у Злотникова и счастливо улыбалась.

– Свет, ты спишь? – шепотом спросил Семен.

– Устал?

– Да нет, ты что! Просто я спросить у тебя хотел.

– Ну спрашивай.

– Ты это… замуж за меня не пойдешь?

– Господи, и он еще называет себя артистом! – рассмеялась Светлана. – Кто так предложение делает? А где букет, подарки?

– Подарки завтра. Я сегодня не успел. Но завтра точно будут. Ну так как?

– Что – как?

– Насчет моего предложения?

– Раз подарки и букеты завтра, – значит, и ответ тоже завтра.

– А сейчас никак нельзя? – Артист горестно закряхтел.

Светлана крепко обняла его, прижалась всем телом.

– Господи, какой дурачок! Конечно, можно! Неужели ты не видишь!

 

* * *

 

…Я сидел в своей мастерской и от нечего делать строгал Настене жар‑птицу из деревяшки. Работы сегодня не было, и я отпустил мою столярную гвардию.

Когда я вернулся со своих «военных сборов», Ольга посмотрела на меня и заплакала, и Настенка, глядя на мать, тоже заплакала. Видок у меня был, конечно, тот еще: морда в синяках, на груди специальный корсет, чтобы срастались сломанные ребра. Я обнял их и сказал, что ни на какие сборы больше никогда не поеду.

– Врешь ты все – поедешь, – вздохнула Ольга и ничего больше не сказала. Она у меня никогда лишнего не говорит. Что можно – я сам расскажу, ну а что нельзя, то нельзя. Настоящая офицерская жена! У мужика своя мужицкая работа, и нечего в нее нос совать! Это, кстати, не я так говорю, это жена моя так говорит…

На домашних харчах я быстро поправился, уже через неделю прежним Пастуховым стал – затопинским столяром и плотником.

И вот когда я достругивал ту самую жар‑птицу, снаружи вдруг послышался шум машины. Я приоткрыл дверь.

Черная «Волга» – и прямо к моей мастерской. Только гостей мне еще сейчас не хватало! Ух, не люблю я эти черные казенные «Волги»!

Из «Волги» выбрался незнакомый мне майор. Козырнул, открыто улыбнулся. Нет, этот, слава богу, не фээсбэшник, этот простой вояка.

– Добрый день. А я за вами, Сергей Сергеевич.

– Куда еще?

– В Москву. Имею поручение доставить вас в министерство. Замминистра будет всей вашей группе ордена вручать.

– Замминистра? – переспросил я, полагая, что ослышался.

– Так точно.

Небольшой я с некоторых пор любитель всяких висюлек и побрякушек, а все же… Вишь, как все обернулось – могла бы Родина срок дать, да решила наградить… Нет, нельзя плевать в протянутую в знак благодарности руку.

– Ну что ж, – сказал я майору, – давайте тогда хоть домой заскочим. Не в таком же виде ехать? – На мне были потертые джинсы и клетчатая рубаха с заплатами на рукавах.

Майор взглянул на часы:

– Да‑да, конечно. Давайте, только, если можно, побыстрее!

Вот армия родная! На часы он смотрит, а чтобы предупредить заранее, за день хотя бы, на это ума ни у кого не хватило.

 

* * *

 

Войдя в приемную Замминистра, я обалдел. И Артист, и Боцман, и Док, и Муха – все были в темных костюмах одинакового покроя – ну точь‑в‑точь как у меня! Не выдержал, расхохотался. Они тоже.

Замминистра оказался весьма бодрым стариканом. Он не стал говорить долгих речей по поводу героизма и патриотизма, он как‑то просто и по‑домашнему вручил нам ордена и пожелал спокойной, мирной жизни безо всякой стрельбы, физических и моральных ран.

– Скажу честно, вы армию от гибели спасли, а мы вам за это даже заплатить достойно не можем…

– Это точно, – не удержался от реплики Артист. Впрочем, сказал он это шепотом, мне.

– Ну примите от нас хоть «спасибо».

Мы выпили с ним по рюмочке водки, и он на прощание крепко нас всех по очереди обнял.

Вышли из министерства мы с двойным чувством: с одной стороны, конечно, приятно – еще одна побрякушка на пиджак, а с другой – досадно. Получается так, что в этой операции мы армию от самой себя спасали. Ведь если б нельзя было армейских чиновников подкупить, разве смогли бы «чехи» свою вакцину реализовать?

– Ну что, может, забуримся куда‑нибудь – кресты обмыть, и вообще… – с каким‑то странным выражением лица предложил Артист.

– В ресторанчик потом, если не расхотим. Еще одно дело важное есть, – сказал я. – Где тут поблизости фрукты продают?

 

 

Генуя, 15 августа, 10.15

 

В кабинете у прокурора Сержио Адамо было многолюдно. Сегодня он устраивал для журналистов пресс‑конференцию по поводу успешной операции, проведенной совместно с отделом по борьбе с наркотиками. Благодаря этой операции с десяток наркокурьеров и трое оптовиков оказались в тюрьме.

– Рассаживайтесь, рассаживайтесь, господа, – попросил журналистов прокурор. У меня для вас не больше часа.

Журналисты утихомирились и начали задавать Адамо вопросы. Сержио отвечал уверенно, сыпал остротами. Пресс‑конференция проходила в веселой непринужденной обстановке.

Неожиданно дверь его кабинета отворилась, и на пороге возник… следователь Адриано ди Бернарди. Он был очень худ, глаза его странно блестели. На нем был новый дорогой костюм.

– Адриано? – На мгновение прокурор растерялся, потом произнес радостно: – Слава богу, ты жив! Когда ты вернулся?

– Сейчас. Из аэропорта – и прямо к тебе.

– Господа журналисты, позвольте вам представить следователя прокуратуры Адриано ди Бернарди, который только что вернулся из долгосрочной командировки в ужасную Россию. Ему там многое пришлось пережить. Он попал в чеченский плен. Бандиты требовали за него огромный выкуп. Мы здесь сделали все, чтобы его освободить, но… Да, думаю, он вам сам все сейчас расскажет.

По рядам прокатился гул. Журналисты в предвкушении сенсации наставили на Адриано диктофоны и камеры.

– Нет‑нет, никаких интервью, – помотал он головой и подошел к столу прокурора.

– Адриано, ты представить себе не можешь, как я рад! – Адамо двинулся навстречу, попытался обнять его, но Бернарди от объятий уклонился.

– Почему не могу представить? Могу. Знаешь, как тебя назвали бы в России?

– Как? – улыбнулся прокурор, скосив взгляд на замерших в охотничьей стойке журналистов.

– Мудак! – произнес Бернарди по‑русски и неожиданно ударил прокурора в челюсть. Удар был таким сильным, что Адамо упал.

Журналисты в изумлении повскакали со своих мест. Адриано ди Бернарди направился к выходу.

– Кстати, господа! – остановился он в дверях. – Синьор прокурор уверял меня, что Россия похожа на болото. Так вот, Россия похожа вовсе не на болото, она похожа на огонь. – Сказав это, Адриано хлопнул дверью.

 

* * *

 

Из палаты навстречу нам вышел Вадим Прилуков. Когда мы оставляли его в госпитале Бурденко, он ни говорить, ни ходить не мог, а теперь поздоровел, поправился, глаза блестят, мне даже показалось, что он слегка подрос.

– Извини, что долго не навещали. На сборах были. Мы же офицеры, хоть и уволенные… На вот тебе, держи. – Я протянул ему большой пакет с фруктами. – Бананов‑то, поди, здесь не дают?

– Не дают, – заулыбался Вадим. – А ко мне мать с отцом приезжали. Так что назад теперь уже точно не пошлют. Сказали, в Москве дослуживать буду.

– Во, правильно. В президентском полку. Туда только из Бурденко и берут, – не удержался от шуточки Артист.

Боцман посмотрел на него неодобрительно и сказал парню:

– Этот хлыщ у нас в театрах играет, так что ты на него внимания не обращай… Ты тут как, девушку еще не завел?

– Завел. – Прилуков засмущался.

– Вот и молодец, – одобрил я, – на свадьбе погуляем. Пригласишь?

– Приглашу, – еще больше засмущался Вадим.

– Ну вот, а теперь я хочу представить тебе человека, благодаря которому ты оказался здесь.

Док пожал Вадиму руку:

– Иван Перегудов. Для друзей – Док.

– Док? – Вадим расплылся в улыбке. – Меня пацаны в роте тоже Доком звали. Я же фельдшером служил.

– Ну вот, значит, коллеги.

Мы уселись в кресла и начали травить армейские байки, но минут через двадцать появилась строгая пожилая медсестра и отправила нашего Прилукова на процедуры.

– Ну так что, идем в ресторан? – снова спросил Артист.

– Да, блин, дался тебе этот ресторан! – сказал я.

– Дорого и порции такие, что не наешься, – поддержал меня Боцман.

– На этот счет можете не беспокоиться – я вас приглашаю.

– Чего это вдруг? – подозрительно глянул на Артиста Боцман. – Зарплату в театре получил?

– Дождешься ее! – вздохнул Злотников. – Да нет, торжество у меня сегодня.

– Что за торжество? – поинтересовался Муха.

– Помолвка у нас, – наконец‑то сознался Артист, покраснев до корней своих рыжих волос.

– Что ж ты раньше‑то молчал? – закричал Муха.

– Ну ты, блин, даешь! – возмутился Боцман. – У него помолвка, а у людей ни подарков, ни цветов.

– Мы вообще‑то со Светкой по‑скромному все хотели, без шика.

– Я тебе дам по‑скромному! – погрозил Семену кулаком Боцман. – В каком кабаке и во сколько?

– В «Хижине», через полчаса.

– А ну отойдем, мужики! – скомандовал я Перегудову, Боцману и Мухе.

– Э‑э, а я‑то как? – растерянно произнес Артист.

– А ты к своей журналистке иди! – посоветовал ему Боцман.

По поводу подарка совещались мы недолго. Решили, что хватит уже Артисту быть безлошадным – скинемся‑ка мы ему пока на «шестерку», пускай свою журналистку в редакцию возит. Ну а уж если по‑настоящему женится – тогда подарим что‑нибудь посущественнее. Слупим же мы когда‑нибудь с товарища Горобца по полной программе.

 

 

Эпилог

 

Сегодня я отправился в нашу церквушку, в Спас‑Заулок – это стало вроде как обязанностью души: ставить за моих парней свечи, особенно вот как сейчас, когда закончились наши очередные «военные сборы»… Ставить и за живых, таких дорогих мне боевых друзей, и за товарищей, павших солдатской смертью, той, что возносит наши души на самое почетное у Бога место…

Кончились «сборы»… Теперь опять не знаю, сколько не увижусь ни с Доком, и с Боцманом, ни с Мухой, ни с Артистом.

Война объединяет нас, мирная жизнь разводит. И собираемся мы вместе только тогда, когда где‑то опять начинает пахнуть жареным. Все не как у людей. И только двое моих пацанов всегда со мной, рядышком.

Я вошел в ограду нашего деревенского кладбища, сел на скамейку рядом с могилами моих друзей Тимофея Варпаховского, Тимохи, Каскадера, и Николая Ухова, Трубача.

Я сидел, слушал, как по‑осеннему шумят листвой деревья у могил, и вспоминал, какие мы были когда‑то…

 

 

[1] ПБС – прибор бесшумной стрельбы.

 

[2] НУРС – Неуправляемый реактивный снаряд.