Входит Щербук  2 дочери и его жена

Щербук – да, да, да и при всех повторю – жабы. Увязались за отцом, непослушание своё выказывать приехали, и ещё в зелёные платья нарядились. Поглядите, православные, ящерицы зелёные, дуры.

Верочка – ах, папаша, вы только глупости можете говорить.

Лизочка – правда, что, ну сколько можно

Телегин – вот, вот кто настоящий Денис Давыдов. Не то, что мы все

Верочка – (Войницкому) с законным браком Иван Петрович

Войницкий – это не меня, это Сергея Павловича

8

Анна Петровна – поздравляю вас, Сергей Павлович, желаю вам всего, всего. Теперь вы узнаете самую лучшую сторону жизни.

Щербук – ничем ей так не угодишь, как только если женишься. До смерти любит свадьбы.

Анна Петровна – я не свадьбы люблю, а порядок, Паша.

Лизочка  – а доктор здесь?

Войницкий – здесь

Верочка – скажите, чтоб он не насмехался

Войницкий – уверяю, он вас не тронет

Астров – здрасьте

Щербук – ну где, где друзья мои, та особа, видеть которую душа моя стремится. Подозрение имею и думаю, что эта особа она.

  Войницкий – (Софье) Павел Петрович Щербук, наш приятель и сосед

Щербук – позвольте ручку

Софья – очень приятно, но не нужно.

Сергей Павлович – вы, Павел Петрович не обижайтесь. Мы считаем, что целование рук - это унижение для женщины. Мужчине же вы, извините, руку целовать не станете. А мы против любых форм неравенства. Ибо любое неравенство таит в себе росток унижения, а унижение несёт за собой…

Щербук – вы милостивый государь юрист. И никаких других наук не вкусили, кроме гуманитарных.  Я же неисправимый дарвинист. Для меня благородная кровь, понимаете ли, порода, - не пустые

9

 звуки. Далеко не пустые. Ведь не чумазые же, не кухаркин сын дал нам, понимаете ли, науку, литературу, искусство.

Герасим Кузьмич – а вот в деревне Кастоватой выпал град. Некоторые градины  достигали величины куриного яйца.

Щербук – Герасим Кузьмич.

Герасим Кузьмич – а Павел Петрович? Здравствуй.

Щербук – здравствуй то, здравствуй, но мы всё-таки беседуем тут с людьми, а ты читаешь вслух. Неделикатно, побойся бога в самом деле. Так вот, если я кухаркиному сыну или чумазому не подаю руки, не сажаю его с собой за стол, то тем самым я охраняю лучшее, что есть на земле. Я так сказать, участвую в естественном историческом отборе. (целует руку Софье) забыла про унижение, забыла.

Анна Петровна – какой ты Паша, не любит он, когда люди покойные сидят.

Телегин  – вот и нет, Анна Петровна, он прав, 1000 раз прав. Так нас и нужно, и мало ещё. Он из нас единственный, кто живёт и дышит полной грудью.

Марина  – идут, идут (все убегают смотреть и выходят за профессором)

Сцена

Входят Серебряков, Мария Васильевна, Елена Андреевна, Соня, Софья с мужем, Петрин, Щербук, Телегин и Верочка. 5 пар 3 линии

Серебряков – прекрасно, прекрасно, чудесные виды

Телегин – замечательные виды, ваше превосходительство.

10

Соня – мы завтра поедем в лесничество, папа. Хочешь?

Войницкий – господа, чай пить

Серебряков – друзья мои, пришлите мне чай в кабинет. Мне сегодня нужно ещё кое-что сделать.

Соня – а в лесничестве, папа, тебе непременно понравиться.

Проходка-танец Уходят муж и жена, мать, Соня.

Сёстры и Софья Егоровна с мужем

Войницкий – видали?жарко, душно, а наш великий учёный в пальто, в калошах, с зонтиком и в перчатках.

Астров -  стало быть, бережёт себя.

Войницкий  – а как она хороша, как хороша.

Телегин – еду ли я по полю, гуляю ли в тенистом саду, смотрю ли на этот стол, я испытываю неизъяснимое блаженство. Погода очаровательная, птички поют, живём мы все в мире и согласии, - чего же ещё нам? Чувствительно вам, благодарен. Глаза… чудная женщина (ложки кладёт в карман)

Астров – Иван Петрович расскажи, нового, нет ли чего

Войновский – ничего. Всё старо. Я тот же что и был, пожалуй, стал хуже, так как обленился, ничего не делаю. Моя мамам всё ещё лепечет про женскую эмансипацию  и ищет в своих умных книжках зарю новой жизни.

Астров – а профессор

Войновский – а профессор по-прежнему от утра до глубокой ночи сидит у себя в кабинете и пишет. Напрягши ум, наморщивши чело, всё оды пишем. Пишем и не себе ни им похвал нигде не слышим.

11

Бедная  бумага. Человек ровно 25 лет читает и пишет об искусстве, ничего не понимая в искусстве. 25 лет он пережёвывает чужие мысли о реализме, натурализме и всяком другом вздоре. 25 лет он переливает из пустого в порожнее. А в то же время, какое самомнение. Какие претензии. Он вышел в отставку, а его не знает ни одна живая душа. Он совершенно не известен.  А посмотри: шагает как полубог.

Астров   – ну ты, кажется, завидуешь.

Войницкий – да, завидую. Завидую. А какой успех у женщин. Ни один Дон Жуан не знал такого полного успеха. Его первая жена, моя сестра, - любила его так, как могут любить одни только чистые ангелы. Моя мать, его тёща, до сих пор обожает его, и до сих пор он внушает ей священный ужас. Его вторая жена, ты видел, отдала ему свою  красоту и свободу. За что? Почему?

Астров   – она верна профессору?

Войницкий – к сожалению да.

Астров – почему же к сожалению?

Войницкий – потому что эта верность фальшива от начала и до конца.

Телегин – Ваня, я не люблю, когда ты так говоришь. Кто изменяет жене или мужу, тот, значит неверный человек, Тот может изменить и отечеству.

Войницкий – заткни фонтан, Вафля

Телегин – нет,позволь, Ваня. Жена моя сбежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. После того я своего долга не нарушал. Я по-прежнему верен ей. Люблю её. Помогаю, чем могу.

12

Отдал своё имущество на воспитание деточек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья лишился, но у меня осталась гордость.

СЦЕНА

Вбегает Соня. Танец с подушками и Елена! Три грации и мать с зонтом

Астров – а я ведь к вашему мужу. Вы, писали, что он болен совершенно. Ревматизм и ещё что-то. А он здоровёхонек.

Елена – вчера вечером он хандрил, жаловался на боли в ногах. А сегодня ничего…

Астров – а я сломя голову скакал 30 вёрст. Ну да ничего, не впервой. Зато останусь у вас до завтра и по крайней мере высплюсь

Соня – и прекрасно, это такая редкость, что вы у нас ночуете. Вы, небось не обедали

Астров – нет, не обедал

Соня – так вот, кстати, и пообедаете. Мы теперь обедаем в 7-м часу. Ну, вот холодный чай (уносит самовар)

Телегин – да, в самоваре уже значительно понизилась температура

Елена – ничего Иван Иванович, мы и холодный выпьем

Телегин – виноват… не Иван Иванович, а Илья Ильич. Илья Ильич Телегин, или как некоторые зовут меня по причине моего рябого лица, Вафля.  Я теперь у вас живу в этом имении. Если изволили заметить, я каждый день с вами обедаю.

Соня – Илья Ильич наш помощник, правая рука.

Мария Васильевна – ах

Соня – что с вами, бабушка

13

Мария Васильевна – забыла, забыла сказать Александру. Потеряла память. Сегодня получила письмо из Харькова, от Павла Алексеевича… прислал свою новую брошюру.

Астров – и интересно?

Мария Васильевна – интересно, но как-то странно. Опровергает то, что 7 лет назад сам же защищал. Ужасно…

Войницкий – ничего нет ужасного, пейте маман чай

Мария Васильевна – но я хочу говорить.

Войничкий – вы всю жизнь маман, говорите и говорите, и читаете брошюры. Пора бы уж и закончить.

Мария Васильевна – тебе почему-то неприятно слушать, когда я говорю. Прости меня, Жан, но в последний год ты так переменился, что я тебя совершенно не узнаю. Ты был человеком определённых убеждений. Светлой личностью…

Войницкий – о да, я был светлой личностью, от которой никому не было светло. До прошлого года, я так же как и вы читал эти брошюры, чтобы не видеть настоящей жизни,  и думал, что делаю хорошо. А теперь я ночи не сплю с досады,  что так глупо проворонил то, в чём отказывал себе раньше.

Соня – дядя Ваня, перестань

Мария Васильевна – ты точно обвиняешь в чем-то свои прежние убеждения. Но виноваты не они, а ты сам. Надо было дело делать.

Войницкий – дело? Не всякий способен быть пишущим перпетум мобиле, как ваш герр профессор.

Мария Васильевна – что ты хочешь этим сказать?

14

Соня – бабушка, дядя Ваня

Войницкий – я молчу. Молчу и извиняюсь

Елена – а хорошая сегодня погода… не жарко

Войницкий – в такую погоду хорошо повеситься

СЦЕНА