По леднику Географического общества

Ледник Географического общества назван так И. Г. Дорофеевым, который, спустившись с открытого им перевала Кашал-аяк (№ 2), впервые нанес этот ледник на карту. Для этой работы И. Г. Дорофеев 26 августа 1928 года прошел весь ледник снизу до ледопада Кашал-аяк (№ 1) и обратно.

Дорофеев определил длину ледника в восемнадцать километров, а площадь — в тридцать шесть квадратных километров.

С тех пор ровно двадцать лет, до 1948 года, никто специальными исследованиями ледника не занимался, и всякий желавший что-нибудь узнать о нем должен был ограничиваться только данными И. Г. Дорофеева.

В 1948 и 1949 годах ледник, наконец, как и многие другие ледники этого бассейна, во всех подробностях был изучен экспедицией известного геоморфолога профессора И. С. Щукина. За двадцать лет конец ледника отступил на 2 600 метров от того места, где он был в 1928 году.

Длина ледника до ледопада Кашал-аяк оказалась 12,8 километра, а общая длина до верховий — 21,5 километра.

Площадь же ледника со всеми фирновыми и снежными полями была определена почти в восемьдесят два квадратных километра. Средняя скорость течения ледника равнялась почти ста четырем метрам в год.

В 1932 году, поднимаясь по леднику Географического общества к ледопаду Кашал-аяк, я сделал в дневнике следующую запись:

...1 октября. Встали с рассветом, напились чаю (получив каждый по два куска сахара и лепешке) и в 7 часов 40 минут утра вышли из Ванвана на ледник Федченко.

Мы сразу же разделились: я с караванщиком Мирзоджаном и вьючной лошадью двинулся через кишлак Пой-Мазар по левому берегу, а все остальные — по правому. Уговорились встретиться на леднике, там, где его подмывает вырывающаяся сбоку река Абдукагор.

Я шел к переправе через Абдукагор до 12 часов 30 минут дня. Кустарник, а иногда густой джангаль — заросли колючки — постепенно редели. Миновал последнее человеческое жилье — одинокую, пустую хижину: летовку ванчских пастухов.

Перед долиной Абдукагора долина Ванча сузилась, начались морены и открылся вид на морены ледника Географического общества, захламленного, грязного и бугристого, по которому мы пойдем на ледопад. Ходят тучи, ими закрыты все вершины, солнце появляется только на короткие минуты. Прохладно.

И вот я у переправы. Четыре года назад здесь едва не погиб И. Г. Дорофеев со своими спутниками. На пути от ледника Красноармейского, стремясь в долину Ванча, его группа подошла сверху сюда, еще не зная, что это за река, — название Абдукагор тогда было миру неведомо. Перед И. Г. Дорофеевым оказались четыре рукава реки, такой же бурной, какой два часа назад она предстала перед моими глазами. По сравнительно мелкой воде путники переправились через три рукава, а четвертый — вот тот, что сейчас передо мною был первым, — одолеть им не удалось: воды в нем было по пояс, она перекатывала по дну крупные валуны. Обессилев в борьбе с водой, Дорофеев и его спутники решили было отойти назад. Но оказалось, что в трех пройденных рукавах воды прибавилось столько, что и обратный путь отрезан. Все четыре рукава, стремительно увеличиваясь, должны были вот-вот соединиться, поглотив тот галечный островок, на котором в плену оказались Дорофеев и его спутники.

Только героизм самого Дорофеева и его трех красноармейцев, спасавших друг друга с помощью веревки, помог им в последнюю минуту одолеть бешеное течение реки и вырваться из гибельного плена.

В том же году здесь при переправе был сильно покалечен один из участников альпинистской группы. Ему потом пришлось лежать две недели.

Теперь испробовать эту переправу предстояло и мне. Я осторожно вступил в воду, но уже через несколько шагов понял, что еще шаг, и течение собьет меня с ног. Я вернулся и, обвязавшись веревкой, а другой конец ее передав Мирзоджану, сунулся в воду снова. Но... безуспешно.

В конце концов мне удалось перебраться через реку на вьючной лошади, разделив предварительно вьюк на две части. Переправившись, таким образом, дважды, сложив груз на камнях и погнав лошадь обратно, я крикнул Мирзоджану, чтобы он возвращался в Пой-Мазар, и мой испытанный караванщик уехал, оставив меня одного.

И вот уже 3 часа дня — никаких признаков нашей группы, хотя мы условились, что с ледника сюда спустятся носильщики за вещами и тогда я пойду дальше, вместе со всеми...

Около часа столбом стоял на вершине моренного бугра, — никого не видно. Дал выстрел из нагана, — он только чуть слышно пикнул. Вернулся, ждал; ходил к мысу Абдукагор. Наконец услышал сзади свист. Азиз, переводчик, нашел меня. Оказывается, группа блуждала в моренных буграх.

На поиски и ожидание ушло четыре часа. Вместе мы прошли по буграм с полчаса, но двигаться дальше — поздно, и вскоре мы располагаемся на ночевку. Поднимая облако пыли, разравниваем моренный бугор ледорубами, палаток не расставляем, — для них нет места, расстилаем общее ложе — брезент. Набрав среди морен обломки арчи, очевидно сброшенной обвалами со склонов, высящихся над ледником, разжигаем костер, спускаемся за водой по камням моренного бугра: в леднике — грот и ледяной мост и, если пробить ледяную корку, — вода.

Быстро темнеет. На ужин для всех две банки грушевого компота и чай с половиной лепешки на каждого. Нудная перезарядка пластинок в спальном мешке, когда все уже спят.

2 октября. Ночью был мороз, но в спальном мешке — тепло. Утром, до солнца, на морозце, каждому — по половине кружки чаю, по банке консервов и по три куска сахару.

Желание — сегодня дойти до ледопада, который хорошо виден был уже вчера. Обманчивое впечатление о его близости.

...Идем с частыми передышками, прыгая с камня на камень, по морене, закрывающей ледник. Постепенно раскрывается грандиозная перспектива на другие ледники, — системы пика Дарваз *, пика Коммунистической академии, Абдукагор а и Кашал-аяка: мы все глубже входим в мир льда.

* Этот пик при сличении всех топографических материалов экспедиций 1932 года оказался настоящим пиком Гармо, за который до того принимали другой пик — пик Сталина.

Справа и слева — отвесные стены, «обработанные» проползавшим ледником, который когда-то был метров на сто выше теперешнего. Левее нас — ледник обнажен, изборожден трещинами, покрыт фирном. Правее — громадные холмы, морены, ямы и трещины между холмами. Идем по гребню средней морены.

Нам не до разговоров, потому что легкие заняты трудным делом — дыханием. Хочется пить, пить; пью часто по одному, по два глотка. Рюкзак надоел, как легко было бы без него! Впрочем, итти по сравнению с прежними моими хождениями по Памиру не трудно.

Погода хорошая, но через пики перебираются облака, а от Абдукагора на ледник Федченко, минуя нас, ползут тяжелые тучи.

Среди дня — остановка. Сауков, Голубев, Каргин, я и завхоз отправляемся влево, к правому борту, через фирн, трещины и ледяные глыбы, искать под осыпями дрова. Мы хотим взять с собой дров на вечер, на утро и, если удастся, наверх...

Высоко, на склонах боковых гор видна арча. Поиски, разочарование: дров нет, есть только сухие, ломкие куски стеблей ферулы, которых даже не соберешь, — они в руках рассыпаются. Поэтому разделились: я полез вверх по осыпи, откуда струится ручей, — по замшелому камню; думал вылезти, подобраться к арче. Оказалось, слишком круто и скользко. Спустился обратно и, набрав охапку веток, корней и стеблей ферулы, балансируя на гребнях ледяных холмов, выбрался к своим. Они за этот час хорошо отдохнули.

Двинулись дальше, немного поплутали среди трещин, через которые все чаще приходится прыгать, и перед самой темнотой стали на ледяном холме, у снежного бугра, против висячего ледника левого борта, следующего за ледником Красноармейским. До сверкавшей весь день стены ледопада осталось как будто совсем немного, но сегодня дойти все же не удалось.

Мороз — градусов десять, вода в кружках замерзает быстро. Всем нам пришлось вырубать себе в смерзшихся, схваченных льдом камнях спальные ложа. Ланина и Тагеева поставили себе белую палатку; для носильщиков мы расставили зеленую, шестиместную, а сами решили спать без палаток. Сегодня какао на скудном, принесенном с собою топливе, по банке рыбных консервов и по половине лепешки. Носильщики не хотят есть рыбных консервов, ибо «никогда такой вещи не ели». Уговариваем, и наиболее смелые решаются.

Завхоз кипятит воду для какао, и все с затаенной жадностью следят за этим его занятием, сидя вокруг крошечного костра. Завхоз приступает к дележке, выдавая по полкружке на человека. После дележки с веселой перебранкой (настроение у всех отличное) получаем добавку: еще по полкружке, и забираемся в спальные мешки.