Из жизнеописания схиархимандрита Гавриила, Старца спасо-елиазаровой пустыни

Описываемые события и видения относятся ко времени тяжелой болезни, на пять лет приковавшей о. Гавриила к постели, в которой он временами находился на грани смерти. Выло это, вероятно, в 1892 или 1893 году.

В это время он был еще слаб и все еще продолжал умирать три-четыре раза в день. Но страх смерти начал растворяться уже надеждой на Божие милосердие, ибо батюшка чувствовал любовь Божию к себе, видел ее во всем, и сам в себе чувствовал любовь к Богу. Но, готовясь к смерти, батюшка опасался того, как бы не отлучила она от этой любви к Богу, как бы новость впечатлений при исходе души не развлекла ум и не устрашила его... Поэтому, имея дерзновение к Богу по любви к Нему, он стал просить у Бога показать ему, как душа исходит из тела. И исполнилось слово пророка: «Волю боящихся Его сотворит и молитву их услышит» (Пс. 144, 19); однажды, действительно, душа батюшки вышла из тела, и тело лежало бездыханным, мертвым.

«И я, - вспоминал батюшка, - смотрел на него, как на постороннее, как на обычного мертвеца. Присутствовавшие в келлии говорили: «Отмаялся старец... кончился». Чистая же душа батюшки в это время, хранимая особым Промыслом Божиим, не видела ужасных бесов, а видела лишь Ангелов Божиих. Батюшка не говорил ничего. Говорил только, что душа от единого движения воли и мысли тотчас переносилась в то место, куда желала», и что свободы движений ее не стесняли никакие материальные предметы на земле (например, стены дома), - они казались какими-то прозрачными или несуществующими, хотя и сохраняли свой вид и очертания. Не сообщил также батюшка и т ого, где именно витала душа его в эти минуты... Но заканчивал он свой рассказ так: «При виде мертвого, бездыханного тела жаль стало моей душе своего тела... Я стал обнимать его, чтобы согреть и воскресить; стал дуть в уста тела и слышу: в устах моих шум, как бы ветерок... - и я опять стал одним человеком - в теле, и опять уже болел, по-старому, как прежде...».

Господь же в милости Своей шел навстречу жаждущей его душе и Сам утешал ее неизреченными утешениями в молитве, видениях и созерцаниях. Эти видения тоже соответствовали желанию батюшки приготовить себя к достойному переходу в вечность.

Так однажды батюшка видит, что его несут по пространству какой-то прекрасной равнины к полдню, на солнечную сторону. Тепло ему чувствовалось и хорошо... Приблизились к высокой горе. На горе стояла какая-то поразительно красивая постройка, как бы из разноцветных стекол или прозрачного хрусталя, и вся блестит и переливается на солнце разными цветами радуги, а воздух чем ближе к горе, тем приятнее; чувствовалось даже что-то питающее в этом воздухе, какое-то неземное насыщение от него.

Вот и самый город. В нем все здания тоже светятся, горят, переливаются цветами и прозрачны, как хрусталь, и все чудной красоты. Кругом же - множество дивных цветов, видимо-невидимо, и множество п альмовидных деревьев, всевозможных сортов и красоты, и конца им не видно...

Тут батюшка шел уже сам, а навстречу ему выходили хоры певчих, их целые миллионы, и пели все так сладко, так упоительно; и все они были как бы одних лет - так лет около тридцати тр ех, не более, - и все очень чистые, светлые.

У батюшки в руках был кошелек с серебряными деньгами, и он хотел было отблагодарить ими певчих, но ему сказали: «В нашей обители не принято это делать...»

Затем кто-то батюшке сказал, что скоро придет епископ и определит келлию для помещения батюшки. Действительно, пришел и епископ и указал батюшке две прекрасных келлии. «Это для тебя, - говорит, - приготовлены». В то же время стали собираться схимники-старцы. Первый из них, среднего роста, с клинообразной сед ой бородой, спрашивает батюшку: «Что ти есть имя, брате?». - «Иеросхимонах Гавриил грешный...» - «Христос посреди нас! Спасайся и молись! Схимник - очень молодой». Батюшка ответил: «Архиепископ разрешил постричь, - меня постригли в схиму». «Да, - говорит с химник, - архиерей любит тебя».

Этого старца батюшка видел очень ясно, как днем. Потом стали подходить другие схимники, но уже менее ясные, а последние были, как тени. После всех подошел эконом и сказал батюшке: «Вот видишь, какие у тебя будут келлии. Но пока придется тебе подождать. Ты будешь помещаться в других келлиях. Ты принят - живи! Тебе здесь хорошо будет. Пиши всем, кому знаешь. Пиши все, что видел здесь».

На этом видение кончилось...

Впечатление от описанного видения было, видимо, очень сильное, по крайней мере, батюшка сам говорил, что он стал потом часто задумываться о горней обители райской, о красоте ее, и загорелось сердце его желанием быть там. Может быть, именно в ответ на это желание Господь сподобил батюшку нового видения, в котором заключалось и объяснение: почему ему надо еще жить в теле, ва земле. Видение это батюшка описывал так:

«Вижу я нашу Седмиезерную пустынь, что она со всех сторон и на всем пространстве, насколько я мог видеть в ширину и высоту, - по всему воздуху, начиная от зем ли, окружена рядами умерших. Мне казалось, что покойники стояли, наклонив ко мне головы - как бы чего прося у меня. Выше их, тоже рядами, стояли праведники, и прямо скажу: все воздушное пространство переполнено ими. Тут - преподобные и монашествующие, повы ше - мученики и мученицы, тоже рядами; и еще выше - священноиноки, святители, апостолы, пророки... На самой же высоте - огненное, светло-эфирное ласкающее пламя, и взоры всех обращены к нему. Из святых кто-то спросил: «Нужно ли нам взять к себе иеросхимон аха Гавриила?». Вот послышался голос из рядов святительских, и именно святителя Тихона Задонского, голос которого я слышал ясно и видел его самого: «Нет, рано еще! Он обещал молиться об умерших, пусть помолится!». А мне жалко было расставаться с великим множеством святых, но я чувствовал себя недостойным этого...

Многих из представившихся мне покойников я узнал: тут были давно умершие родные мои, о которых я давно уже и забыл. После этого видения я сию же минуту записал все их имена и стал поминать и молиться по силе моей, сколько мог...»

Свидетельство о важности отпевания усопшего, рассказанное священником Валентином Бирюковым, проживающим в г. Бердске Новосибирской области:

«Случай этот произошел в 1980 году, когда я был настоятелем храма в одном из городов Средней Азии. Подошла как-то ко мне одна пожилая прихожанка и говорит:

- Батюшка, помогите. Сын совсем замучил, сил больше нет.

Зная, что живет она одна, я удивился и спросил:

- Какой сын?

- Да погиб который в 1943 году на фронте. Снится мне почти кажду ю ночь, да сны одни и те же: будто сидит он посреди грязи, а его сердечного бьют палками со всех сторон, да этой грязью забрасывают. А сын смотрит на меня жалобно, вроде просит о чем.

- Отпет сын-то твой? - спрашиваю.

- Да Бог весть. Может, и отпевали их н а фронте, а может, и нет.

Записал я имя убиенного воина и совершил положенный чин отпевания. Буквально на следующий день прибегает ко мне радостная прихожанка и сообщает:

- Сын-то опять приснился, да по-другому - будто идет он по твердой дороге, радостный весь и бумагу в руках держит, а мне говорит: «Спасибо мама, что пропуск мне выхлопотала. С этим пропуском мне везде открыта дорога».

Показал я ей разрешительное письмо, что читается при чине отпевания:

- Эта бумага была при сыне?

- Да, батюшка, эта».