Православное монашество в годы коллективизации.

После закрытия обителей монахи еще теснее соприкоснулись с други- ми социальными слоями, поскольку они уже не были отгорожены монастыр- скими стенами. В этой связи необходимо рассмотреть проблему влияния мо- нашества на общество и выяснить связь репрессивной политики государства с деятельностью церкви.

Этот вопрос можно рассмотреть на материалах, отражающих судьбу инокинь Могилевского женского монастыря. Последние годы существования монастыря и дальнейшая судьба его обитателей нашли свое отражение в ма- териалах следственного дела, которое вело Ржевское окружное ОГПУ по об- винению монахинь в участии в антисоветской организации1. Могилевская обитель существовала в годы НЭПа под видом сельскохозяйственного кол- лектива. Местные власти не только мирились с тем, что монахини продол- жают жить по монастырскому уставу, но также выделяли коллективу угодья и ссуды. В обители успешно велось зерновое хозяйство, уплачивались нало- ги. Тем не менее, летом 1928 г. монастырь был закрыт под предлогом «обмана» монахинями советской власти. В материалах дела содержатся пока- зания одной из насельниц обители: «Вышло так, что мы, вернее игумения, обманули Сов. власть, т. к. под предлогом якобы существования с. х. коллек- тива мы все по прежнему вместе справляли службы в монастырском храме в мантиях, клобуках и с четками, /была – И. Ц./ общая трапеза. До службы ис- полняли правила. Был также постриг, в частности меня постригали из рясо- форной в мантийную монахиню»2.

Большинство насельниц обители происходили из крестьян и поступили в нее задолго до революции, поэтому трудовая монашеская жизнь была для них привычна. Это позволило сохранить коллектив до лета 1928 г. Экономи- ческие успехи обители даже вызвали недовольство епархиального архиерея, который посчитал, что игуменья «увлеклась хозяйством и ослабила служ- бу»1. Однако в коллективе не все было благополучно, некоторые монахини были недовольны настоятельницей. Этот внутренний конфликт вылился в от- крытое противостояние, когда две «монашки» написали заявление, «что ни- какой с/х артели нет и не было, а как был, так и остался монастырь»2. Впро- чем, едва ли стоит преувеличивать значение этого конфликта, так как с лета 1928 г. началось повсеместное закрытие обителей. Обращает на себя внима- ние то, что ликвидация налаженного хозяйства, выселение монахинь и закры- тие церкви не встретило сопротивления ни со стороны насельниц обители, ни со стороны местных жителей3. Часть монахинь, сохранивших связи с род- ственниками, разъехалась по домам, некоторые сумели найти работу в дру- гих местах, в том числе в Ленинграде, однако большинство вынуждено было поселиться в окрестных деревнях4. В монастырских постройках разместилось исправительное учреждение, а затем коммуна «Новый путь»5.

В результате в это время в Кувшиновском районе возникло по меньшей мере 4 монашеских общежития: в селе Тысяцком (5 человек), Чурилове (3 человека), Печникове (4 человека), Копылеве (3 человека)6. Некоторые мона- хини проживали по одиночке или по две. Присутствие бывших насельниц обители создавало натянутые отношения между местным населением и но- выми хозяевами монастырских построек. В марте 1930 г. по инициативе ру- ководства коммуны приехали представители из РИКа и окружного испол- кома для того, чтобы «ликвидировать этот монастырь вовсе», то есть, изъять церковные ценности и санкционировать использование храма для нужд, не связанных с отправлением культа. Результатом этих действий стало «чуть ли не восстание женщин окружающих селений». Крестьянки вооружились пал- ками и отстояли церковь, а вскоре добились ее открытия. Так на территории коммуны оказался действующий православный храм1.  

Монахини часто нанимались приходскими советами для уборки храмов и присмотра за церковным имуществом. Им полагался небольшой оклад, праздничные сборы с населения, а главное – жильё (церковная сторожка)2. Таким образом, они сохраняли тесную связь с церковью. Однако число при- ходов с конца 1920-х гг. очень быстро сокращалось, и служба эта была опас- на, так как «церковники» постоянно находились под подозрением в антисо- ветской деятельности.

Новая кампания по закрытию монастырей началась раньше, чем массо- вая коллективизация. Из-за этого к осени 1929 г. в деревнях Кувшиновского района проживало несколько десятков монахинь3, изгнанных из своей обите- ли. Подобная ситуация складывалась и в других местах4. В это время в связи с насильственным переустройством всего жизненного уклада в низах общест- ва оживляются эсхатологические настроения5. В качестве типичного примера подобных взглядов можно привести следующую выдержку из свидетельских показаний: «У нас в деревне идут усиленные слухи о том, что колхозников будут штемпелевать антихристовой печатью, а тут начинается война, и тогда колхозников и коммунистов будут вешать»6. Представители светской власти считали, что слухи о войне и конце света распространяются монахами с целью противодействия утверждению колхозного строя7. Однако анализ следственного дела Ржевского окружного отдела ОГПУ в отношении быв- ших насельников Могилевского и Селижаровского монастырей показывает, что иноки знали о существовании эсхатологических слухов, но сами в них не верили и не пропагандировали.

Среди документов, изъятых при обыске у монахинь, проживавших в Тысяцком, содержится весьма примечательная брошюра. Самодельная тет- радь из 12 листов линованной бумаги, озаглавленная «Выписка из письма С. Н. о I. З. С. З. пуст». Автором текста является известный Сергей Нилус. Адресат, вероятно, установить не сложно, если провести соответствующую работу. Можем предположить, что оригинал письма, датированный 1917 годом1, был отправлен в Смоленскую Зосимову пустынь. Эти наблюдения да- ют замечательный материал, иллюстрирующий развитие самиздата в 1920 гг. Тексты могли иметь хождение в течение очень долгого периода времени. Следствию не удалось ни в 1930, ни в 1957 г. установить, откуда эта выписка оказалась у монахинь. Они утверждали, что брошюру им принесла некая женщина2.

Текст брошюры распадается на 3 смысловых блока. Наибольшую важ- ность для рассматриваемой темы имеет первый. В нем рассказывается о ви- дении послушницы Ольги Бойко из Ржищева монастыря Киевской епархии. Эта девушка впала в летаргический сон во время февральской революции. Когда она очнулась, ей сообщили об отречении царя. Ольга ответила, что ви- дела Николая II сидящим по правую руку от Иисуса Христа. Она сообщила, что близко последнее время, скоро придет антихрист, а пока будет «новое правление». Это «новое правление справится со своими делами, а тогда возь- мется за монастыри и разорит монастыри. Готовьтесь, готовьтесь все к стран- ствию»3. Ольга Бойко предсказала, что скоро начнутся гонения на христиан: «Будут гнать всех, кто будет стоять за имя Христово и кто будет противиться новому правлению и жидам. Будут не только теснить и гнать, но будут по суставам резать, но боли чувствовать не будут, помня за кого страдают они»4.

Эти предсказания в конце 1920-х гг. вновь стали актуальны. После дос- таточно длительной передышки периода НЭПа, монастыри испытали на себе новое гонение от властей. Монахи оказались изгнаны из прежних мест оби- тания, начались их «странствия». Так мистические переживания послушницы Ольги оказались созвучны трагедии российского монашества. Этот и подоб- ные ему тексты раскрывали религиозный смысл происходящих событий как приближение конца света.

В Тверской провинции имели хождение произведения С. Нилуса (в том числе дореволюционные издания книги «Близ есть при дверех»1, Ионна Кронштадского2, «Протоколы Сионских Мудрецов»3 и другие тексты, по- вествующие о заговоре темных сил и скором пришествии антихриста. Надо отметить, что эсхатологические настроения скорее охватывали крестьян, чем монахов. В следственном деле встречаются указания на то, что крестьяне мо- тивировали отказ вступать в колхозы из страха перед богом, некоторые даже переставали пускать детей в школы4. Разумеется, эти факты нуждаются в проверке, однако примечательно, что следователи ОГПУ относились к ним вполне серьезно.

Самые фанатичные сторонники эсхатологических взглядов зачастую вообще не были духовными лицами. Монашество в своем большинстве очень сдержанно относилось к перспективе скорого конца света. Эсхатологические настроения были больше распространены в среде иосифлян и других цер- ковных течений, не поминающих советскую власть и митрополита Сергия (Страгородского). Однако кувшиновские монахини были далеки от того, что- бы разбираться в причинах церковных расколов. Вместе с тем, нельзя забы- вать, что они хранили у себя в жилищах эти тексты и, скорее всего, читали их крестьянам.

Следствию не удалось собрать сколько-нибудь достоверных доказа- тельств участия монахинь в подготовке «антисоветских» выступлений крестьян. После тщательного анализа материалов дела остается признать, что бывшие насельницы Могилевского монастыря были арестованы не за какие-то конкретные правонарушения, а «ввиду возможных нежелательных явле- ний»1. Само по себе открытое присутствие монахинь среди крестьян создава- ло условие для придания проявлениям народного недовольства религиозного компонента, усложняло социальную структуру деревни в то время, как власть стремилась к ее максимальному упрощению.

Эта ситуация в полной мере раскрывается особенностями проведения ареста монахинь, проживавших в Тысяцком. После закрытия Могилевской обители местный церковный староста привез их в Тысяцкое и разместил в церковной сторожке. Там они прожили 2 года, «убирали церковь, сторожили ее, вязали шали, шарфы и т. п. по заказам крестьян»2. Примечательно, что при обыске у них «был обнаружен кувшин с 3-4 кг. серебр. монет сов. чекан- ки»3. Скорее всего, тысяцкие монахини хранили у себя монастырскую казну, так как сами они не могли заработать такие средства. При аресте представи- тели власти сделали все возможное, чтобы не вызывать осложнений. Мона- хинь вызвали в сельсовет, где им была объявлена мера пресечения. Однако это не прошло незамеченным. Собралась группа крестьян, потребовавших от- пустить инокинь. Власти пошли на уступку и отпустили их. Монахини отпра- вились в свою сторожку, где были в ту же ночь арестованы. На этот раз – окончательно. На следующий день около 50 старух отправились в Кувши- ново требовать их освобождения. Но эта акция успеха уже не имела. В рай- центре власти чувствовали себя более уверенно4. Из этого примера видно, что монахини находились в центре внимания крестьянского мира. Впрочем, значение этих выступлений не следует переоценивать, так как в них прини- мали участие в основном женщины. Важно отметить, что монахи являлись носителями особого мировоззрения. Кроме того, в тех условиях они стали своего рода символом уходящего в прошлое уклада жизни. В процессе обще- ния с крестьянами монахини стимулировали их религиозность, с которой бо- ролась советская власть.

Следует отметить, что тесное соприкосновение крестьянского мира с монахами дискредитировало официальную советскую пропаганду, которая рисовала духовных лиц как тунеядцев, наживающихся на народных суеве- риях. Бывшие насельницы Могилевского монастыря вели трудовую жизнь, честно зарабатывая себе на хлеб, и пользовались определенной симпатией и покровительством со стороны крестьян. Конечно, среди монахов встречались и недостойные люди, но общее впечатление от общения с ними никак не со- ответствовало идеологически выверенному стереотипному образу. Архиман- дрит Селижаровского Троицкого монастыря, привлеченный по тому же делу, что и кувшиновские монахини, так прокомментировал эту ситуацию: «О тех пакостях, какие /говорил – И. Ц./ он /неустановленное лицо – И. Ц./ о служи- телях Божиих вообще, а о монахах в особенности, я за 40 лет монастырской жизни не только не видал, но и не имел представления и все слышанное было для меня откровением»1.

Переход монашества от жизни в монастыре к жизни в миру был вызван мероприятиями советской власти по закрытию обителей. Адаптация к новым условиям существования осложнялась стойким недоверием государства к бывшим насельникам обителей, в которых оно видело своих идеологических противников, способных на организацию подрывной деятельности. Массовое закрытие монастырей привело к тому, что вместо ограниченного числа доста- точно замкнутых иноческих коллективов появилось большое число не под- дающихся учету и контролю монашеских общежитий, отдельно живущих и бродячих монахов. В результате этого возросли контакты между крестьянс- ким населением и бывшими насельниками обителей. Создалась серьезная уг- роза того, что церковь будет влиять на население не только посредством при- ходов, но и через рассеянных по просторам страны монахов. Начавшаяся коллективизация выявила, что сопротивление крестьян столь масштабному преобразованию имеет религиозный аспект. Власть усмотрела в этом влия- ние монашества и приняла решительные меры. Органы ОГПУ провели рабо- ту по выявлению, аресту и препровождению в места ссылки и заключения ог- ромного количества монахов. Таким образом, по мере развития событий власть все активнее применяла репрессивные действия для достижения своих целей. Возможность народных масс влиять даже на местные органы власти постоянно снижалась.

Следует обратить внимание, что среди арестованных монахинь не об- наруживается активных врагов советской власти. По своему образу жизни они скорее относились к числу конформистов. Однако этот конформизм не похож на крайний вариант, описанный А. Л. Бегловым. Кувшиновские мона- хини не скрывали свой церковный статус, но это не было проявлением соз- нательного протеста. Они не только не имели возможности замаскироваться, но в большинстве своем и не сознавали необходимость скрывать свой статус в новых условиях. Репрессии в их отношении показывают, что государство не могло смириться с самим фактом открытого существования иноков в со- ветском обществе.