Живые свидетели тех памятных лет.

                                                                              Стали женщины России

                                                                               Изваянием разлук…

Есть в Зеленограде местечко, где очень многое напоминает мне о родителях и моем военном и послевоенном детстве. Это бывшая Дунькина деревня (позднее имела другое название, но оно не прижилось в моем сознании). Старожилы говорили, что когда-то давно обживали эти места семьи, в которых были девушки с именем Евдокия. Когда в поселении появилась новая Дуня (она была 7-ая по счету, а цифра эта считалась счастливой) деревню стали называть Дунькиной. Располагалась деревня около реки Сходня (сейчас на территории бывшей деревни стоит Филаретовская церковь и окружающая ее территория, в том числе и то место, где стоит памятник Защитникам Москвы, поставленный на месте гибели нашего бойца. Когда начал строиться 11-ый микрорайон, дома наши снесли, в т.ч. и дом учительницы Сосновской, на огороде которого в 1941 году был захоронен солдат. Очень долго здесь был заброшенный, заросший пустырь. Стала выглядеть сиротливо могилка, на которой в 80-ые годы был поставлен металлический обелиск. Затем на пустыре появились какие-то подростки. Они расчищали завалы, убирали камни из-под фундамента (это было лет десять назад). Через несколько дней (это было в самом начале мая) подъехала грузовая машина, и те же подростки осторожно стали снимать саженцы елочек.

   Я получила квартиру в 10-ом микрорайоне, но очень часто приходила на место, где прожила часть своей жизни, по-своему счастливой, хотя было голодно и холодно, много приходилось трудиться. Но была жива мама, которая и сейчас «притягивает» к этим местам.

   Когда я увидела саженцы елочек, очень обрадовалась. Я думала, что этот «десант» высажен лесничеством и возвращаются те времена, когда на государственном уровне заботились о сохранении и преумножении лесного богатства. Ведь я из семьи потомственных работников леса. Мой дед жил в лесной сторожке, отец пошел по его стопам, тоже работал в лесничестве, затем его сменила мать, и мы, все дети, росли в атмосфере, когда все заботы были связаны с посадкой и уходом за саженцами.

  Оказалось, что подростки сами решили благоустроить заброшенную территорию вокруг могилы Защитника Москвы. В течение нескольких лет ухаживали за посадками, взамен погибших подсаживали новые. Сейчас  елочки подросли и радуют глаз.

Пройдут годы, и повзрослевшие подростки будут приходить со своими детьми и смотреть на творение своих рук, и эти «встречи» с прошлым будут продолжать их внуки. Деревья живут дольше людей, сохраняя благодарную память.

Мои родители приехали на постоянное место жительство в Дунькину деревню перед войной (из соседнего лесничества). У них уже было трое детей. Начали строить дом, отец стал работать в Крюковском лесничестве. Когда началась война, все трое сыновей моего дедушки Степана Егоровича – мой отец Алексей Степанович и два его брата Михаил и Иван ушли воевать. Мой отец и брат Иван были призваны в армию в 1941 году, а Михаил ушел добровольцем. Все погибли.

  Когда пришла повестка отцу, мама хотела проводить его до призывного пункта, находившегося в Химках, но отец, очень любивший мать (она была красавица) сказал:

- Давай простимся на своей родной земле, не ходи дальше!

И они остановились у двух березок. Две сросшиеся березы за Филаретовской церковью -

живые свидетели их прощания.

   Через некоторое время, по рассказам мамы, от отца пришло коротенькое письмо: «Нахожусь недалеко от Москвы, пишу стоя на коленях …» Мама, не задумываясь, пристроив трех маленьких детей к соседям, едет к отцу. Она успела добраться до отправки отца на фронт… И подарила ему и себе последние часы счастья, от которого на память остались мы, двойняшки с братом, родившиеся 11 июня 1942 года.

Фронт приближался все ближе и ближе. Когда мама возвращалась домой, уже были слышны разрывы снарядов, а шальная пуля даже оторвала полу пальто мамы.

Дунькина деревня была занята фашистами и несколько дней прожила в режиме оккупации. Как-то во двор вошли немецкие солдаты, по-хозяйски направились в сарай и вывели корову. Мама бросилась защищать свою кормилицу. Завязалась словесная перебранка на двух языках, но тем не менее понятная обеим сторонам: немцы тащили корову, мама самоотверженно вставала на их пути. На счастье, шум услышал немецкий офице, понимавший русский язык. Мама бросилась к нему со словами: «Убей вначале меня, чтобы я не видела, как с голоду умирают мои дети!». Немец проявил человеческие качества – корова была спасена.

К сожалению, нельзя этого сказать о нашем соседе – ветеринаре Тихоне Ивановиче (это был единичный случай в нашей деревне). Страшные бои заставляли жителей оставлять свои дома и прятаться в более безопасных местах. Когда немного затихло, вернувшись домой, мама обнаружила, что дом разграблен, унесли буквально все, даже чайные ложки. Следы преступления вели к соседу, куда и направилась мама.

Ветеринар вел себя нагло, не отрицая, что «кое-что взял» из ее дома, но ничего не отдаст, и даже ей пригрозил в очень грубой форме. Не помогло вмешательство другого соседа – бывшего председателя колхоза Тимофея Потаповича. Затем пришли в деревню

немцы, были очень недолго. А когда в деревню возвратились наши, поведение ветеринара изменилось: он умолял его простить, вернул награбленное. Мама говорила, что ей не хотелось мстить, тем более, что он просил у нее прощения, стоя на коленях. Так и дожил этот мерзавец до старости, работал в Крюковской ветеринарной станции. Были у него и дети. Думаю, что вряд ли их отец передал им то, что сумели сделать наши родители – погибший на фронте отец, дух которого все время присутствовал в нашем доме, и мама – труженица, оставшаяся вдовой в 30 лет, поднявшая на ноги пятерых детей.

  Когда пришло извещение о гибели отца, у мамы отнялись ноги, она была в лежачем состоянии полгода. Друзья отца и мамы не оставили нас в беде, помогая во всем, в том числе и в строительстве дома. Известно, что дом строился из бревен. Где их брали? Вокруг был лес, но рубить его для своих нужд – значит попасть в тюрьму. Таковы были суровые законы. Но их «обходили», не жить же в землянках! Механизм обхода был такой: днем при обходе выбиралось дерево, ночью его пилили, распиливали и, чтобы

скрыть следы преступления, сжигали все сучья обязательно на пеньке, тщательно маскируя место. Но если подсчитать, сколько мама и все ее вдовы-подруги вместе со своими малолетними детьми посадили деревьев, то окажется, что невольное нарушение закона ради сохранения жизни и здоровья малолетних детей будет таким мизерным, что об этом не стоит и вспоминать.

                                                                                        А.В.Боровская