Ночь на 21 сентября 1978 года

 

Уже к вечеру погода стала ощутимо портиться – задул северный, уже пронизывающий холодом в это время года ветер, небо заволокло тучами. Каспий волновался, море покрылось белыми барашками. Быстро темнело.

У рыбацкого причала порта Решт, которым пользовались только рыбаки, да мелкие купцы – крупных городов и портов у Ирана на каспийском побережье не было – остановились два почти новых полноприводных грузовика «Мерседес» с тентованными кузовами. Удивительно – но в такую плохую погоду они ехали, не зажигая огней. Остановились машины у самого края пирса, из кузова шедшей первой машины выпрыгнуло несколько человек…

– Быстрее!

Машины сразу тронулись – в условленное время, ровно через четыре часа они снова будут здесь, на месте – а восемь человек, одетых как рыбаки в грубую и удобную брезентовую одежду, толстые шерстяные свитера, длинные, выше колена сапоги из черной резины, бросились вперед, по пирсу. Там, у самого конца длинного деревянного, укрепленного на сваях помоста терся о причал небольшой, с виду насквозь проржавевший траулер.

Люди торопились, такая операция проводилась ими не первый раз и не второй – но никто не расслабился, никто не наплевал на меры безопасности. Передача происходила только в такую погоду, суда старались вбирать каждый раз разные, автомобили на месте не стояли, а за рулем всегда были свои люди. Стукачей у САВАК [140] было много и никому не улыбалось оказаться в застенках шахской службы безопасности…

Сам корабль выглядел старым, насквозь проржавевшим и всеми покинутым. Но впечатление было обманчивым – двигатель содержался в идеальном состоянии, корпусу тоже было далеко до катастрофического состояния. Все дело было в том, что хозяин иногда использовал этот корабль для перевозки контрабанды. Сегодня же ему была уготована иная миссия…

Сходен на причал брошено не было, но это никого не остановило. Один за другим люди перепрыгнули с заливаемого соленой водой причала на раскачивающуюся под ударами волн палубу. Трое бросились в машинное отделение, еще трое – в рубку. Двое остались на палубе, держась за снасть, чтобы не упасть…

– Зачем вы нам помогаете? – спросил один из «рыбаков» по имени Махмуд на хорошем английском языке. Такое знание языка было не редкостью для иранцев – сначала в стране господствовали англичане, теперь вот – американцы. Махмуд их ненавидел так яростно, как только может ненавидеть человек…

 

Несколько лет назад у «рыбака» была семья. Любящая жена и радость очей – маленькая проказница Алия. Была и работа – в крупной нефтесервисной компании, в Тегеранском офисе. Он родился в великой стране, которую мудрый и справедливый шахиншах железной рукой вел к процветанию – так он считал. Но все рухнуло. В один день.

Дочь и жена погибли – громадный армейский грузовик, за рулем которого был пьяный американский сержант, буквально размазал их бампером по стене. Вскоре выяснилось, что жена ждала еще одного ребенка – сына. Махмуду она об этом сказать не успела…

Суда не было. По закону, подписанному шахом, американцы имели право экстерриториальности. Что бы они ни сделали – судить их было нельзя. Не судили и этого пьяного американского сержанта – просто по-тихому увезли из страны. А отчаявшегося Махмуда, который дерзнул обратиться за справедливостью с письмом к самому шаху, вызвали в САВАК и разъяснили политику государства в этих случаях. Ну и побили немного дубинками…

Отчаявшийся Махмуд нашел утешение в мечети. Раньше не особо религиозный, теперь он пропадал в мечети целыми днями, молясь за спасение невинных душ. И мулла заметил его. Он оказался единственным, кто выслушал Махмуда, и он оказался единственным, кто посоветовал, как отомстить…

Через какое-то время Махмуд оправился от горя, вышел на работу. Взяли его с радостью – все-таки такого специалиста по ремонту насосных установок было еще поискать. Но теперь у Махмуда была другая жизнь. В одной жизни он был скромным инженером, сломленным горем от потери семьи. В другой – воином, идущим по пути борьбы с неверными, с развращенным режимом шахиншаха, с «Большим Сатаной». Он готов был убивать американцев прямо сейчас – но мулла объяснил ему, что гораздо полезнее он будет в другом…

И вот он делал это уже в восьмой раз. Он и еще несколько верных людей в нужное время брали две машины, принадлежащие нефтесервисной компании, и ехали в Решт, где их уже ждал корабль. С ними всегда ехал еще один человек. Называл он себя Али – хотя Махмуд был уверен, что это не его настоящее имя. Но это было неважно, Али так Али. Самое главное ведь не в имени, а в том, что человек делает для братства…

Темными ночами, не зажигая ходовые огни, они выходили в море, как будто на рыбацкий промысел. В нужном месте Али сигналил фонарем – и через десять-пятнадцать минут к ним подходил другой корабль, тоже без ходовых огней. Корабль этот был странный – ни один из членов его экипажа никогда не произносил ни слова. В темноте не было видно – но Махмуд почти был уверен, что это боевой корабль. А на этом море боевые корабли были только у одного государства – у Советского Союза. Ему принадлежал весь Каспий – у Ирана оставалась только тонкая полоска вдоль берега. После того, как с одного корабля на другой перебрасывали концы и закрепляли, начиналась погрузка.

Грузили всегда одно и то же – длинные зеленые деревянные ящики без обозначений. Много – каждый раз несколько десятков штук, часто больше сотни. Перегрузив груз, неизвестный корабль рубил концы и отчаливал, исчезая во тьме словно призрак.

А Махмуд со своей командой возвращались в порт, перегружали ящики на машины и везли их на склад. По злой иронии судьбы это был склад американской компании – той самой, где и работал Махмуд. Склад был большим, а кладовщик входил в исламское братство – поэтому спрятать ящики было несложно. После этого в течение нескольких дней за ящиками приезжали братья – говорили условную фразу, и Махмуд отдавал им нужное количество ящиков. За то время, пока он занимался этим делом, по грубым прикидкам Махмуда, он доставил в страну и передал братьям не меньше тысячи таких вот ящиков…

 

– Зачем? – Али смотрел куда-то вдаль, на раскрашенное темно-серым небо, сливающееся с бушующим морем – потому что мне платят за это. Вы продаете – я покупаю…

Махмуд согласно кивнул головой. Хотя словам Али он не поверил ни на грамм, дальше он расспрашивать не стал.

– Пойду в рубку. Поднимайся и ты, можешь простудиться…

– Я еще постою немного…

Полковник ГРУ ГШ МО СССР Павел Степанович Варяжцев проводил Махмуда тяжелым взглядом…

 

Траулер переваливался с волны на волну, тяжко падая всем своим корпусом в двух – трехметровые провалы между серыми, солеными валами воды. Если бы Махмуд знал, что ночью будет такое волнение – почти штормовое – в море он бы не пошел…

– Бесполезно. Надо возвращаться… – пробурчал он, исподлобья взглянув на стоящего в углу тесной рубки Али. Тот держался за поручень и, несмотря на мертвенную бледность лица, был совершенно спокоен…

– Нет. Груз надо забрать…

– Какой груз? Мы не сможем его перегрузить при таком волнении. Надо возвращаться!

– Нет! – упрямо возразил Али – мы пришли за грузом и мы его заберем

– Шайтан с тобой… – в сердцах бросил Али – но если тебя смоет за борт, вылавливать тебя никто не станет!

Ничего не отвечая, Али запахнул дождевик, открыл дверь на палубу и провалился в воющую ветром серую мглу. Вода хлестанула в рубку, казалось, что корабль уже тонет, зарывается носом в соленые валы Каспия…

– О Аллах, покарай безумца, он же и нас угробит! – пробормотал кто-то…

– Держи курс! – жестко сказал Махмуд, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в заливаемых водой иллюминаторах…

Корабль появился как всегда неожиданно и бесшумно, словно призрак. Махмуд даже его не увидел – вообще через залитые зеленоватой соленой морской водой иллюминаторы сложно было чего-то увидеть. Но по тому жесткому удару в корпус судна, от которого все едва не попадали с ног, он понял – корабль здесь. Он пришел…

– Мехмет, держи курс. Остальные со мной.

Из остальных был всего один человек – тоже член исламского братства, по имени Сулейман, работавший вместе с Махмудом. Еще двое поднялись снизу, из машинного отделения. Перетаскивать ящики, да еще при таком волнении – задача не из легких.

Трагедия случалась внезапно. Концы удалось передать и как следует закрепить со второй попытки, что при таком волнении было просто удивительно. После чего все члены команды траулера, за исключением одного в рубке и одного в машинном отделении – без них никак нельзя было обойтись – поднялись на заливаемую волнами палубу с тем, чтобы принять груз.

И тут, после особенно сильного удара стихии – стена соленой воды буквально накрыла траулер сверху донизу – Махмуд вдруг услышал отчаянный, едва слышный в реве разбушевавшейся стихии отчаянный вскрик похожий на заячий. Обернулся – Сулейман уже летел за борт, в разбушевавшуюся черную бездну. В рейс он вышел первый раз и как вести себя при волнении на море, как страховаться – не знал…

– Сулейман! – Махмуд рванулся чтобы помочь, но не прошел и двух шагов по бешено раскачивающейся под ногами, скользкой палубе, как кто-то ухватил его за плечо и силой вернул на место…

– Ему ничем не поможешь! Понял?! Работай!

Внезапно, прямо над сцепившимися над бездной кораблями орудийным раскатом грохнул гром, ослепительно яркая молния на миг разрезала темноту. В свете молнии искаженное гневом лицо Али показалось Махмуду лицом демона…

 

 

9

 

Афганистан, Кабул

Сентября 1978 года

 

Ночь я провел тяжело. Снилась Наташа. Живая. Почему-то она всегда мне снималась живая, но это было еще страшнее – потому что я знал, что произойдет дальше. И не мог этого предотвратить…

Проснувшись, я даже сначала не понял, где я и что происходит. Заполошно огляделся, понял – Афганистан. Кабул. С минарета уже неслись азаны, добавляя колорита в этот древний, наполовину и сейчас средневековый город. В горле пересохло, сухой как наждачная бумага язык, казалось, не помещается во рту.

Шлепая босыми ногами по холодному полу, прошел на кухню, взял с плитки давно остывший чайник, с наслаждение высосал всю остававшуюся в нем воду прямо из горла. Немного полегчало, хотя настроение оставалось – не приведи Аллах.

Еды дома я, конечно же, не приготовил, в дукан [141] не ходил давно и в холодильнике у меня – мышь повесилась. Так то я дома обычно не готовил, обходился консервами – но сейчас не было и их. Да какие консервы – лепешки черствой в доме не было… Решил позавтракать в министерстве, в столовой. Если будет время – вчера работа не сделана, значит, сегодня придется работать и вчерашние пленки и позавчерашние. С этой мыслью я оделся и спустился вниз – ждать, пока выйдет Михеев.

Беспокоиться я начал через полчаса – время шло, и на работу я уже опаздывал. Андрей Леонидович тоже – чего за ним никогда не водилось…

Поднялся к квартире Михеева, прислушался – ни звука. Постучал – тишина. Еще постучал, затем еще и еще.

Без толка…

Вот тут я начал беспокоиться серьезно – такого до сих пор не случалось. Он что – ушел куда-то ночью и не вернулся до сих пор? А почему тогда машина на стоянке у дома стоит? Пешком идти – идиотизм полный…

Спустился на первый этаж, где проживал советник-артиллерист Горденко, мужик рукастый. Для советнического аппарата он был мастером на все руки, мог починить замок, машину, кухонную плитку, магнитофон, даже телевизор если нужно будет. В том числе и импортные. Расплачивались с ним обычно выпивкой…

– Владимир Потапович! – я постучал в дверь…

Советник появился буквально через несколько секунд, уже одетый – тоже собирался на работу.

– Сергей? Тебе чего…

– Михеев не отвечает. На работу пора ехать, а дверь на замке, машина внизу. На стук не отвечает…

– Загулял, может быть… Головушка с бодуна болит… – ляпнул Горденко, но тут же сам понял, что сказал глупость. За Михеевым такого не водилось…

– Дверь вскрыть бы…

– Вскрыть? – задумчиво пробормотал Владимир Потапович – а на скандал не нарвемся? Дверь то вскрывая…

– Не нарвемся, я же с Андреем Леонидовичем работаю. Если что – беру все на себя…

– Ох, головушка моя бедовая… – сокрушенно проговорил Горденко – жди, сейчас инструмент прихвачу….

Замок оказался простым, с обычным язычком на пружине. Сложных замков на дверях ни у кого не было, потому что в городок советников просто так было не попасть, он охранялся, да и брать у советников в квартирах было особенно нечего. Горденко склонился над замком – и почти сразу же удовлетворенно хмыкнул. На вскрытие замка у него ушло меньше двадцати секунд…

– Готово…

Дверь открылась, Горденко хотел зайти первым, но я придержал его за рукав. Сам шагнул в полутемную прихожую – и тут почувствовал слабый запах. Слабый – но хорошо, даже слишком хорошо знакомый…

– Стойте здесь, Владимир Потапович!

 

Михеева мы нашли на кухне, он навалился на кухонный стол, рука безжизненно свисала почти до пола. На полу валялся пистолет…

– Назад! – во мне сразу включился следователь, я загородил проход на кухню. Я не знал, кто и как будет расследовать это все, но знал что самое главное – не затоптать улики. Поэтому – до приезда следователя на кухню заходить нельзя.

– Там же… Он живой же еще может быть!

– Он мертвый! И ему ничем не помочь! Звоните в посольство, живо! Живо, ё. вашу мать!!!

Последние слова я буквально прокричал, стараясь вывести Горденко из оцепенения. И мне это удалось – он мелко-мелко закивал и бросился вниз в квартиру, к телефону…

Я пошел следом, закрыл дверь и набросил цепочку. Что произошло – я не мог понять, не знал даже самоубийство это или убийство или вообще несчастный случай. Но знал самое главное – нужно обыскать квартиру первым, изъять возможные компрометирующие материалы. Какие именно – я не знал, но подозревал что Михеев в Афганистане не просто штаны просиживал, а то что он работал на генерала Горина… В любом случае времени у меня было – максимум десять минут. В нормальной советской квартире, где хозяева не выбрасывают даже ненужные и старые вещи, этого времени не хватило бы, чтобы проверить и одну комнату, но здесь проще – голые стены и почти нет вещей.

Комната. Почти пустая. Надев на руку полиэтиленовый пакет, прощупал косяк, верх двери. Что я искал – не знал сам. Документы, кассету с записью, что-то еще. Диван, стулья – ну в стульях уж явно не могло быть. Простучал пол в нескольких местах – без толку…

Спальня – кровать, телевизор. Шкаф, одежда карманы – пусто. Бесполезно.

Туалет – сливной бачок, пространство под ванной. Ничего. Да что за…

Собрался идти на кухню и тут услышал стук в дверь. Черт, кухню уже не проверить… Ладно, все что смог – сделал. Если не открою – навлеку на себя подозрения…

Стащил с руки пакет и спрятал в карман, прошел в прихожую, открыл дверь.

За дверью была целая делегация – с посольства явно еще не приехали, но все, кто был в доме на этот момент приперлись сюда. Информация о ЧП – а убийство советника в стране пребывания это самое настоящее ЧП, о котором надо докладывать в Москву – разлетелась по дому в мгновение ока…

Я буквально грудью встал на пути делегации, пытающейся прорваться в квартиру…

– Не пущу! Там улики, топтаться нельзя!

– Ты-то откуда знаешь… – огрызнулся советник со смешной фамилией Михальчик, по званию аж подполковник, раздосадованный тем, что какой-то капитанишка не пускает его в квартиру – ты не слишком много на себя берешь? А?

– Не слишком! – грубо ответил я – забыли, где Андрей Леонидович работал?! Если есть желание – вперед, творите что хотите! Потом в Москве на вопросы отвечать будете!

Упоминание о месте работы Андрея Леонидовича отрезвило горячие головы – пусть я был всего лишь капитаном, но говорил дельные вещи. Информация о работе Михеева в ГРУ если и была секретом, то только для афганцев, советская колония догадывалась обо всем. Вообще, в нашей колонии шила в мешке было не утаить, все знали и тех, кто работает на КГБ и тех, кто работает на ГРУ. Давать показания в Москве никому не хотелось – после этого десятое управление ГШ [142] может ведь перестраховаться и отозвать из-за границы. И засунуть командовать задрипанной частью в какой-нибудь Мухосранск. За право выехать за границу в качестве советника шла нешуточная борьба, такие командировки были крайне прибыльными. Зарплата выше на порядок, часть зарплаты выдается чеками ВПТ, [143] часть и вовсе перечисляется валютой на личный счет во Внешэкономбанке. Многим не хватало и этого – в СССР скупали мелочевку типа кипятильников, которые там стоили копейки, а за границей – на порядок больше – и продавали. Лишаться командировки из-за глупости или любопытства не хотел никто – поэтому мужики перестали ломиться в дверь и столпились на лестничной площадке…

– Что делать то будем… – Спросил, как бы ни к кому не обращаясь Михальчик.

Я тоже вышел на лестничную площадку, захлопнул за собой дверь, привалился к ней спиной…

– В посольство позвонили?

– Позвонили, сейчас приедут… – за всех ответил Горденко.

– Ну, тогда ждем… Наше дело маленькое… – примиряющим тоном ответил я. Мужики внутренне согласились с тем, что я сказал – запал у них уже прошел и теперь единственной мыслью было – как не вляпаться. Кто-то уже спускался вниз по лестнице…

 

Через десять минут прибыли с посольства – первым по лестнице поднялся сам посол, Александр Михайлович Пузанов, опытный дипработник занимавший свой пост уже несколько лет. За ним шел офицер безопасности посольства. Главный военный советник почему-то не прибыл – видимо, был занят или не успели сообщить…

– Что, у кого-то работы нет? – громко спросил Пузанов, поднявшись на этаж.

Любопытствующие начали расходиться…

– Кто обнаружил тело? – спросил офицер безопасности, которого я видел в посольстве один раз, когда там был – но лично знаком не был.

– Я. Капитан Белов Сергей Владимирович, я вместе с Андреем Леонидовичем работал. Утром мы должны были ехать на работу на его машине, жду – нет. Постучал – не отвечает. Пошел к Горденко, вскрыли дверь, а там…

– Тело трогали?

– Нет, улики же можно уничтожить…

– Опыт имеешь? – остро глянул на меня безопасник.

Ну и что теперь? Не признаваться же, что я бывший следователь с Генпрокуратуры и опыт у меня более чем солидный…

– Книжки читал… И фильмы смотрел… – пробурчал я

– Хорошо – безопасник не стал выяснять дальше – надо в аппарат ГВС позвонить, пусть представителя пришлют. И местных привлечь, хотя это их и не касается совсем… Тело где лежит?

– На кухне – ответил я – если не нужен, я поеду, у меня работы много скопилось…

– Езжай. Если нужно будет – мы тебя допросим…

 

На работу я добрался вместе с Горденко – он меня подбросил по дороге – в этот день на работе опоздали многие. Все то время, пока мы ехали до центра Кабула, я крутил ситуацию в голове, искал ответы на вопросы – а их была масса – и не находил…

Что произошло? Версий может быть три. Несчастный случай при обращении с оружием – самая бредовая. Не тот человек Андрей Леонидович… был, чтобы по-дурацки что-то делать с неразряженным оружием и выстрелить самому в себя. Совсем не тот. Да и пьяным он не был… или был?

Вторая версия – самоубийство. С чего? Вот так вот взял и застрелился – такого не бывает. Должны быть основания, причем веские, чтобы приставить к голове ствол табельного оружия и спустить курок. Да, вчера он был… каким-то не таким. Подавленным немного, странным. Ну и что? Это не повод, чтобы ночью покончить с собой. Еще неизвестно, чей пистолет лежал рядом – его или не его. Для простоты предположим что его – ведь при экспресс-обыске другого пистолета я не нашел. Маловероятно и неправдоподобно, в общем…

Третья версия – убийство. Самая скверная по возможным последствиям. Ведь если есть убитый – есть, и убийца и его надо выявить…

За что? Самый главный вопрос, больше половины убийств раскрывается, если удается правильно ответить на вопрос: за что? В чем была причина, кому Михеев мешал?

Впервые я осознал, и очень остро, что о деятельности Михеева в Афганистане практически ничего не знаю. Прибыл я сюда всего две недели назад и все рабочее время просиживал в кабинете в министерстве обороны Афганистана, занимался рутинной работой. Вчерашняя операция, на которой меня задействовал Михеев, стала для меня первой с ним и последней.

Варианты мотива могли быть разные. Ограбление – самый бредовый из них. Хотели украсть валюту или вещи – сразу возникает много вопросов. Почему именно Михеев – ведь он жил не на первом этаже, почему залезли к нему? Как проникли в квартиру, почему Андрей Леонидович не поднял шум, не попытался защищаться? Почему никто не слышал выстрела? Наконец – почему полезли именно в охраняемый городок советников, ведь украсть можно было и в любом другом месте, намного проще…

Ограбили свои – ну, это вообще ни в какие ворота не лезет. С чего кому-то из своих грабить и убивать Михеева, не бандитская же малина в конце концов? Тем более что свои не могли не знать – в квартире брать практически нечего, значит если свои шли, то с одной целью – убить.

Оставалось единственное предположение – Андрея Леонидовича убили из-за чего-то, связанного с его работой. И логично было бы предположить, что убили – из-за той поездки к отелю «Интерконтиненталь». Что-то там произошло такое, что стало достаточным поводом для убийства.

Что же там могло быть? За кем мы следили? Что делал в отеле Михеев? Кого привозила «Волга», что там делала машина совпосла? Что вообще происходит.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль – простая и страшная. Помимо Андрея Леонидовича у отеля «Интерконтиненталь» был и я – и больше никого. Значит я – единственный свидетель того, что там происходило. И неважно – был я в отеле или не был, видел я что-то или нет – самое главное я там был вместе с Михеевым. И если Михеева убили из-за того, что произошло в отеле – значит, запросто могут убить и меня!

– Эй, Сергей… – чужой локоть толкнулся в бок – приехали. Спишь что-ли?

Я пришел в себя, огляделся – мы стояли в самом центре Кабула. Через дорогу высилось здание министерства обороны Афганистана. Приехали…

– Извините, Владимир Потапович. Задумался…

– Бывает, бывает… Тебе, наверное, отгул надо взять на сегодня – участливо посоветовал Горденко

– За меня работу никто не сделает… – я открыл дверь, полез из машины – спасибо, Владимир Потапович…

– Да брось…

Перешел дорогу, едва не попав под машину – водитель тяжелого грузовика высунулся из окна, проорал что-то непечатное – подошел к дверям министерства. Словно смотрю на себя со стороны – вот я открыл дверь, вот я подошел на КПП – зачем?

– От сто двенадцатого пожалуйста…

Зачем? Крыша точно едет…  

Охранник министерства недоуменно уставился на меня – пришел с опозданием часа на три и ключи требует…

– Кабинет открыт давно.

– Точно?

Вместо ответа охранник выложил гроссбух на стол, ткнул пальцем в запись – и тут меня словно ударило током! Еще не понимая, что происходит, я тупо уставился на журнал, потом на охранника, потом снова на журнал…

Журнал был новый!!! И, значит, записи о том, что Фархади вчера ушел сразу следом за мной, уже не было!!!  

 

10

 

Таджикистан, Душанбе

Аэропорт

Сентября 1978 года

 

Лететь в Союз с телом пришлось, конечно же, мне. Дело это было скверное, тяжелое, если потом, через несколько лет оно воспринималось как обыденное – еще один убитый мушавер [144]  – то в те времена смерть в советской дипмиссии, да еще не смерть, а убийство было дело чрезвычайным.

Ждали следствие. Должен был прилететь следователь, но он почему-то не прилетал. Зато из Москвы пришло указание – ближайшим же попутным рейсом, даже военным отправить тело в Москву. Обмыли, сделали что могли – но оставался вопрос, кому лететь с телом, ведь просто так гроб отправлять было нельзя. И меня, как самого молодого (в смысле дипломатического стажа) и как человека, раньше работавшего с Михеевым, отправили сопровождать труп.

Летели почему-то опять с Баграма, не с гражданского аэропорта Кабула. Подрядили афганский военный транспорт – грузовик «ЗИЛ-131» с тремя сорбозами, вклинились в небольшую колонну и тронулись. Я и сорбоз – водитель в кабине, еще двое сорбозов – в крытом тентованном кузове. Зачем было трое сорбозов, если учесть, что автомат у них был один – я так и не понял, но и вопросов задавать не стал. Тем более что и на пушту и на дари я понимал очень и очень хреново.

Странно – но в Баграме нас ждал тот же самый самолет, на котором я прилетел сюда – Ан-22 «Антей». Видимо, он постоянно работал на перевозках в Афганистан. Командир экипажа был тот же самый, увидел меня, он улыбнулся но, увидев мой груз, скривился, как будто проглотил лимон, причем незрелый. Везти покойника у авиаторов всегда было плохой приметой…

– Что случилось? – командир корабля кивнул в сторону наспех сколоченного гроба

Я только махнул рукой – что случилось, хотел бы знать и я сам…

 

Самолет поднимался в воздух тяжело, натужно ревя моторами. Баграм был аэродромом высокогорным, и моторам элементарно не хватало воздуха. А взлетно-посадочной полосы для разгона такой махины как «Антей» и вовсе хватало в обрез. На какой-то момент я даже испугался, когда увидел горные пики, надвигающиеся на тяжело взлетающую машину – мое воображение мигом нарисовало скрежет металла, крики, ярко-оранжевую вспышку под завязку залитых баков – но самолет разминулся с горами с запасом по высоте буквально метров тридцать, не больше. Экипаж был явно очень опытным – а других на этой трассе и не держали…

Нашу границу пересекли быстро, тогда еще было не принято по этому поводу давать сирену и распечатывать бутылку водки, сей обычай появился потом. На сей раз я сидел рядом с штурманом и границу видел очень даже хорошо. Нашу территорию и афганскую разделяла даже не серая нитка пограничной реки Пяндж – она отделяла богатство от страшной нищеты. Богатство – не богатство – но тот, кто видел в те времена ту и другую сторону границы мог бы меня понять. С нашей, советской стороны – дороги, аккуратные поселки, зеленые квадратики полей, часто искусственно орошаемых. С той стороны – каменистые осыпи, невозделываемая земля и нищие лагуги…

 

* * *

 

Позволю себе небольшое лирическое отступление. То, что произошло впоследствии и по ту сторону границы и по другую просто не укладывается у меня в голове, не вписывается в разумные рамки. Знаете, сейчас, сидя в США, а до этого видя то, что происходило на моей родине, я понял одну из величайших слабостей марксизма-ленинизма. Это, кстати не такая плохая наука, просто ее надо было честно изучать и развивать, а не догматизировать, как делали люди, страдающие атрофией головного мозга. Проблема была в том, что марксизм-ленинизм признает только прогрессивное движение общества, прогрессивную смену режимов. Рабовладение-феодализм-капитализм-коммунизм. Только так и ни шагу в сторону. А жизнь показала, что шаги в сторону и даже назад могут быть. И еще какие…  

Первым назад шагнул Афганистан. Да, перегибов была – масса. И глупостей было сделано – не меньше. Но факт остается фактом – впервые в Афганистане была сделана попытка в традиционной, застрявшей чуть ли не феодализме стране построить развитое общество, развитую экономику, подтянуть страну до уровня остальных стран. Строились дороги, фабрики, люди переезжали в квартиры в новых домах, которые строились вместо лачуг. Людям впервые давали настоящую работу, а не рабский труд на бая. И что? Все это афганцы променяли на один-единственный истошный вопль муллы – «Аллаху Акбар»! И огребли – по делам своим. Когда мы ушли, оказалось, что воины Аллаха живут совсем не по Корану. Они режут, грабят, вешают! Все те достижения – а ведь они были – и дороги и заводы и дома – в один момент смело адской волной исламского джихада. Страна старалась, карабкалась вверх – и Советский Союз оказывал ей огромную помощь – просто так, потому что людям надо помогать – и вдруг сорвалась и оказалась даже много ниже чем она была к моменту начала своего восхождения…  

Впрочем – что это я про Афганистан. За примерами далеко ходить не надо – и по ту сторону реки Пяндж люди, семьдесят лет жившие в сверхдержаве, люди которым повезло жить в сверхдержаве – для того чтобы это понять, нужно было просто посмотреть вниз с самолета на обе стороны реки Пяндж – и они тоже все променяли на «Аллах Акбар»! Сейчас Таджикистан, до сих пор оправляющийся от страшной резни девяностых – ненамного дальше ушел от Афганистана. Из строя, давшего им все что он мог дать, они свалились в самую страшную трясину средневековья. Средневековье с криками «Аллах Акбар», с воем муллы с минарета, с дымом костров на которых сжигают заживо людей, со свистом сабель. Как я прочитал в статье одного публициста «Вся трагедия в том, что из нации Авиценны и Ибн-Сины мы превратились в нацию Равшана и Джамшуда». Не знаю, кто такие Равшан и Джамшуд – но догадываюсь. И ведь этот человек прав! Только сделать уже ничего нельзя – разбитую чашку не склеить…

 

* * *

 

Полет в этот раз был гораздо более коротким – и неудивительно, ведь прошлый раз мы летели из Москвы, а в этот раз – только взлетели – и вот уже пора приземляться…

Закончив рулежку, мужики заспорили – откидывать аппарель для того, чтобы выгрузить гроб или не стоит. Решили, что не стоит – гроб изначально положили так, чтобы его можно было выгрузить через люк для экипажа. Все проще и быстрее…

На бетонку я вышел первым – и там нас уже ждали. Две машины – зеленый «УАЗ» с военными номерами и белая «Волга» с гражданскими…

– Капитан Белов? – незнакомый офицер козырнул мне, я даже не сразу въехал, что обращаются ко мне. Но никто этого не заметил – мое состояние имело простое и понятное объяснение…

– Я

– Прошу за мной. Вас ожидают…

Капитан показал на дверь «Волги». Ни говоря ни слова, я забрался на заднее сидение – в машине было жарко и душно, была бы черная – вообще сварились бы заживо. Машина, набрав скорость, понеслась по бетонке.

Я думал, что мы едем в Душанбе, что там сейчас следователь, который должен меня допросить – но все оказалось роще. Проскочив несколько ангаров, «Волга» свернула к самому дальнему. Там, в тени ангара стоял большой, серого цвета, длинный, четырехдвигательный самолет – Ил-18 «Салон». Такой самолет по должности полагался лишь высшим военачальникам советской армии и флота – командующим флотов и округов. К самолету был подогнан трап…

– Вас ждут в самолете, товарищ капитан… – вежливо и как-то отстраненно проговорил мой провожатый.

Больше ничего сказано не было – да и я уже начал догадываться, в чем дело. Ни говоря ни слова, вышел из «Волги», поднялся по трапу. Солнце пекло нещадно, но в салоне самолета было относительно прохладно. У самого люка сидел автоматчик в старой, выгоревшей под солнцем форме, с короткоствольным автоматом. Увидев меня он было вскинулся, но тут же успокоился, показал рукой проходить…

Салон, как это сейчас можно говорить VIP, был отделен от передней части салона с обычными пассажирскими креслами, легкой перегородкой с дверью. Открыв ее я шагнул внутрь – и наткнулся глазами на сидящего у столика с каким-то бумагами высокого седовласого человека в форме без знаков различия и погон…

– Владимир Владимирович…

Генерал Горин смотрел на меня с каким-то странным выражением. Перед ним в старом мельхиоровом подстаканнике стоял стакан чая, густого до черноты. Точно такой же подстаканник стоял и перед соседним креслом…

– Проходи, давай. Докладывай, что там у вас произошло такое…

Рассказывать было особенно нечего, потому что знал я мало, Михеев использовал меня на подхвате и втемную, о чем я и сказал генералу. Но все что знал, рассказал. И о своих подозрениях доложил тоже…

Все время, пока я рассказывал, генерал не задал ни одного вопроса, только чиркал карандашом в блокноте. Я уже давно рассказал все что знал, в мельхиоровом подстаканнике безнадежно остыл чай, а Владимир Владимирович молча смотрел в иллюминатор. Я тоже ничего не говорил и не спрашивал, не рискуя разрушить тишину…

– Значит, того, кто привезла «Волга», ты видел хорошо, а того, кого привез «Мерседес» не видел вовсе. Правильно?

– Точно так…

– А ты уверен, что это была именно машина советского посла? Не могла это быть, к примеру, машина из американского посольства?

– Нет, конечно… Я эту машину видел пару раз. Американский посол пользуется «Линкольном», а это был «Мерседес». Да и не слишком много таких «Мерседесов» в Кабуле, чтобы путать.

– Понятно. А «Волга» была с афганскими номерами, или с советскими?

Я прищурился, стараясь прокрутить в памяти тот день, словно отмотать назад фотопленку…

– С афганскими

– Точно?

– Точно с афганскими. Они отличаются от наших, их легко различить. Именно с афганскими.

– Может, с дипломатическими?

– Нет, с обычными…

– А вы на какой машине ездили?

– На «Волге». Вообще то Андрей Леонидович обычно на «УАЗике» ездил, а тут вдруг на «Волге» белой…

– На «Волге» белой? А сколько у нее антенн было? Случайно в салоне, у заднего стекла не было ничего такого?

– Было! – вспомнил я – точно было! Какая-то штука с двумя, разведенными усами, типа антенны, небольшая…

Генерал о чем-то задумался…

– Ты хорошо разглядел тех, кто приехал на «Волге»?

– Достаточно хорошо…

– А они тебя не видели?

– Нет, я же спрятался. Да и машин перед отелем стояло много, а они сразу прошли в здание…

– Тогда опиши мне их.

Я начал вспоминать…

– Двое. Один невысокий, кажется, он был главным…

– Почему? – перебил меня генерал

– Потому что тот, высокий был на вид моложе его и когда они входили в отель, высокий зашел вперед и открыл ему дверь. Я успел заметить.

– Понятно. Невысокого опиши.

– Рост чуть ниже среднего, черные волосы, коротко стриженный, одет в серый костюм. Лицо такое тяжеловатое, загорелое.

– Понятно…

Генерал снова задумался…

– Что-то случилось, Владимир Владимирович? – рискнул спросить я.

– Случилось… Видимо у тебя судьбой написано в разведке работать, так вот, Сережа…

– Вы о чем, Владимир Владимирович?

– Да о том… – с досадой сказал генерал – я ведь тебя в Афганистан отправлял, чтобы ты там подучился немного, там тишь, гладь да божья благодать ведь. Социалистически ориентированная страна, наш союзник уже несколько десятков лет. У американцев там даже резидентуры местной нет, ближайшая в Пакистане. Эманулла-хан ведь даже с Лениным друзьями были в свое время. А теперь получается – чем дальше, тем хуже и учить тебя как следует некому. Нового человека я, конечно, пришлю – но на это время уйдет. Подобрать, да внедрить…

– А что такое? – не понял я – ведь страна социалистической ориентации? Прислать советником куда-нибудь и все дела…

Генерал не ответил…

– Просто работать надо… – сказал он с той же досадой – а ты не готов совсем…

– Почему не готов? – не понял я – Андрей Леонидович ведь кое-чему меня научил, да и мой предыдущий опыт…

– Эх, Сергей… – вздохнул генерал – вот как ты думаешь, я тебе сейчас вру?

– Нет.

– Вот в том то и дело. Предполагать всегда нужно обратное. Разведка – это то место, где действует презумпция виновности, презумпция лжи. Человек каждый раз должен доказывать, что он говорит правду, а не ложь. Этому учат долгие годы, равно как и многому другому. А тебя этому никто не учил, ты так – по верхам нахватался. Но и кроме тебя – некому…

– Я справлюсь, товарищ генерал! – сказал я, совершенно не подумав и даже не зная, с чем мне придется справляться. Сейчас то я это понимаю – что делал огромную глупость, брался за дело, которое на тот момент было мне совершенно не по силам. И генерал это понимал