Изъятие славного присутствия Господня из церкви его — это и очевидный знак его недовольства, и явственная угроза его ухода.

John Brinsley, The Third Part of the True Watch (second ed., 1622), pp. 26-35

Как верно, что Бог есть Бог, [верно и то, что] Бог уходит из Англии... Останови его в конце города и не позволяй Богу твоему удаляться... Бог рассудил, что Новая Англия станет убежищем... скалой и укрытием, чтобы верные его могли бежать туда.

Thomas Hooker, The Danger of Desertion, проповедь, прочитанная в 1631 г., в кн.: The Puritans in America: A Narrative Anthology (ed. A.HeimertandA. Delbanco, Harvard U.P., 1985), pp. 68-9

I

В предисловии к Женевской Библии утверждалось, что “после такого ужасного отступничества и отпадения от Христа к антихристу, от света к тьме, от Бога живого к немым и мертвым идолам” англичанам при Елизавете посчастливилось избежать суровой кары Божией. Но королева и ее епископы не поняли намека. Во время ее правления пуританам пришлось идти по лезвию ножа. Они восхваляли “ниспровержение идолопоклонства”, введение проповедничества, оказание помощи протестантам в Шотландии, Нидерландах и Франции. Но истинной дисциплины установлено не было из-за оппозиции епископов, и потому то, что было достигнуто, все еще находилось под угрозой со стороны внешних и внутренних папистских врагов. Бог гневается на Англию за ее теплохладность[1345]. К концу правления некоторые решили “стряхнуть иго антихристовых уз”, не дожидаясь, пока это сделают власти, и отправились в изгнание. Но многие остававшиеся в Англии чувствовали глубокое недовольство. Провал ГемптонКортской конференции в 1604 г. и последовавшее притеснение пуританских церковнослужителей, казалось, повысило степень переосмысления статуса английского народа. Избранные евреи подвергались гонениям и изгнанию в наказание за их грехи. Ожидает ли такая судьба и Англию? В 1608 г. Джон Доунейм задал этот вопрос в “Лекциях на первые четыре главы пророчества Осии”. За ними в ближайшие 25 лет последовали по меньшей мере десять работ, посвященных этому пророку. Израильтяне нарушили свой завет с Богом, и их постигла справедливая кара. “Бог наказует грехи нации карой для всей нации”, — заключал Доунейм. Он обращался к магистратам, священнослужителям и народу с призывом провести реформы, пока еще не поздно[1346].

Доунейм рассуждал на высоком богословском уровне. Более популярной работой был трактат “Истинная стража и правило жизни”, написанный Джоном Бринсли, широко известным работами по воспитанию. Первое издание этой книги было опубликовано в 1606 г. К 1622 г. она уже достигла девятого издания, а десятое появилось в 1632 г. Вторая часть была опубликована в 1607 г. (десятое издание в 1626 г.), как и третья часть, в дальнейшем переизданная в 1622 и 1623 гг. В 1624 г. появилась четвертая часть. Части 1 и 2 были расширены в позднейших изданиях. В чем был секрет такого успеха этой книги?

Прежде всего мы должны подчеркнуть свойственное Англии чувство изоляции, так как она была окружена враждебными и могущественными католическими державами — Испанией, Францией, подобно тому, как Израиль был изолирован между Египтом, Вавилоном и Ассирией[1347]. Как предупреждала Библия, существовало постоянное искушение — с точки зрения человеческой предусмотрительности — заключить союз с одной из этих великих держав против другой (ср. Ис. 7.1-2). После истребления большинство жителей земли обетованной, Израиля и Иудеи, заключали союзы с Ассирией, или Вавилоном, или филистимлянами друг против друга (например, 2 Пар. 16). Вавилонский плен, как предполагалось в женевском примечании, был результатом неспособности двух еврейских государств жить в мире друг с другом. “Низостью и безумием Израиля, — писал Томас Тейлор, — было то, что, освободившись от фараонова угнетения, они со всей поспешностью устремились обратно в Египет”[1348]. И все же внешнее давление было сильно; столь же сильным был страх. “Чужеземные жены” Соломона оказали на него плохое влияние, заставив с терпимостью относиться к язычеству и идолопоклонству (3 Цар. 11.8). Подобные причины привели к таким же результатам в Англии XVI и XVII вв. Девятая книга “Англии Альбиона” Уильяма Уорнера (1592) имеет дело со злодействами папизма и ужасами испанской инквизиции. Поэма Финеаса Флетчера “Саранча, или аполлионисты” (1627) представляет собой обличительную речь против папизма, иезуитов и Испании — Армады, Порохового заговора, заканчивающуюся призывом к Карлу I “сбросить этого второго Люцифера прямо в ад”[1349].

Начиная с 1618 г. Тридцатилетняя война поставила под угрозу весь вообще европейский протестантизм. Англии не удалось ответить на эту угрозу, сформировав протестантский союз для противостояния натиску католиков еще до начала войны или оказав эффективную поддержку протестантизму на континенте, когда война уже началась[1350]. Когда была опубликована первая часть труда Бринсли, попытка испанского вторжения в 1588 г., беспокойство о том, кто будет преемником Елизаветы, в соединении с мятежом в Ирландии в 1603 г., Пороховым заговором в 1605-м, — все это было еще свежо в памяти народа, и за всем этим виделась рука католической Испании. В 1620-х годах победы католиков в Германии, гонения там на протестантов и возвращение монастырских земель, конфискованных в годы Реформации, — все это подняло всеобщую тревогу среди преданных протестантов и возродило надежды воинствующих католиков. Яков I и Карл I не оказали существенной поддержки братьям-протестантам на континенте: Карл помогал Людовику XIII подавлять французских гугенотов. Это повело к конфликтам по поводу налогообложения. Заполненная протестантами палата общин не желала вотировать военные налоги, пока ей не гарантируют, что они будут направлены против папистского врага.

В то же время “арминианское” крыло в Англиканской церкви пробивалось к власти, а “арминиан” издавна подозревали в том, что они являются сторонниками права короны на налогообложение без согласия парламента, а также в том, что они являются полупапистами. Вопросы, задевавшие внешнюю политику и конституцию, нельзя было отделить от религиозных вопросов. И все же без согласия между короной и парламентом Англия не могла вести результативную внешнюю политику в то время, когда она находилась в такой опасности, что не могла позволить себе быть слабой. Англия была в замешательстве. Неудивительно, что палата общин призывала устраивать дни покаяния и поста или что правительства без энтузиазма к этому относились. Но с 1624 г. им более невозможно было сопротивляться[1351].

Первая часть “Истинной стражи и правила жизни” представляет собой относительно традиционное религиозное руководство, рассуждающее на темы Десяти заповедей и Символа веры, с “особыми предостережениями против каждого греха”. Папизм и идолопоклонство осуждаются как нарушение первой и второй заповедей. Убежденная протестантская позиция автора провозглашалась тем, что он осуждал “лицемерное богослужение в виде внешних церемоний или пустой показной религии”, балансирование между двумя вероисповеданиями[1352]. Вторая и третья части, опубликованные в том же году, что и первая, больше посвящены международной ситуации. Вторая часть подчеркивает необходимость молитвы, которая “сделает еще больше для устранения осуждений из церкви” и для “ниспровержения врагов Божиих”. Цель Бринсли — дать читателям “сознание нашего недостоинства”, заставить их осознать “главные грехи и нужды страны” и опасности “гнева Божия за это”. Мы в постоянной опасности, мы окружены множеством врагов. Бринсли печатает “молитву за наши королевства и церкви в них” и призывает Господа “вести свои битвы против Римского Антихриста”[1353].

Третья часть “взята из Иезекииля, 9”, где описано, как Бог подверг избиению жителей Иерусалима за их идолопоклонство и другие отступничества. Прилагая это к Англии, Бринсли заявлял: “Никогда нация не имела больших проявлений славы Божией в покровительстве и защите. И также никогда она не была столь близка к тому, чтобы это у нее отнялось”. Из Иезекииля (4 и 5) Бринсли заключал, что “Господь совершенно не желает уходить от своей церкви до тех пор, пока существует еще иное лекарство”. Это нам решать. Но “наша преданность могильно холодна”, мы раздираемы раздорами; даже “имя христианин укоризненно для многих”. “Бог не пощадит Иерусалима, если он взбунтуется против него”[1354]. “Суть всей книги” — показать, “как Господь долго предупреждал народ Иуды, призывая его различными путями к покаянию, пока не привел его в 70-летнее рабство в Вавилоне”. “И к тому же” продемонстрировать “главные отступничества, которые привели Его к этому тяжкому приговору”, — все они, как несомненно думал Бринсли, существовали в Англии его дней. Снова и снова он подчеркивает “многочисленные предостережения, которые мы получали главным образом из Вавилона, больше всего в пороховой измене, что ясно показывало: Господь гневается на нас за грехи наши”. Как можем мы “умиротворить Господа”, чтобы кары и беды не обрушились на нас?[1355]

Что можем мы сделать, чтобы “умиротворить его Всемогущество и удержать Его среди нас?” Бог “сделал этот остров одним из чудес света”. Он защитил нас в 1588 г., в час смерти Елизаветы и в 1605 г.; но мы все еще недостаточно покаялись за осквернение нашей страны “кровью слуг Божиих в дни королевы Марии”. Мы позволяем папизму возрождаться и возрастать среди нас. Вспомним Иосию. Мы больше не защищены против идолопоклонства, как и Иерусалим в его дни. Целая глава посвящена перечислению отступничеств, в которых виновата страна, с новым упором на “ужасные злодейства” и слепоту священников и пророков, магистратов и служителей. Мы не должны полагаться на Божие благоволение просто потому, что у нас есть несколько достойных проповедников и несколько хороших людей. Грехи Божиего народа могут быть столь велики, что он не пощадит их[1356].

Выше, в девятой главе мы отметили, что папизм был более притягателен для населения, чем можно было предполагать. Эта мысль была высказана в 1644 г. Роджером Уильямсом: “Победоносный меч и испанская инквизиция вскоре повернут миллионы в обратную сторону, как это было во времена их предков”[1357]. В ноябре 1659 г. Ричард Бакстер все еще указывал как на одну из многих причин для отказа католикам в терпимости на то, что “их учение и богослужение соответствуют склонностям безбожного множества”[1358]. Это сварливое беспокойство редко обсуждалось открыто. Идолопоклонство было не единственным грехом английского народа. Бринсли цитировал Амоса (8.6) об “общем плаче бедных”, которые, похоже, будут доведены до нищеты путем грабительских рент и повышения цен. В Англии, поскольку богатые становятся богаче, а бедные беднее, вскоре все станут “джентльменами или крестьянами (джентльменами, или жадинами, крестьянами и рабами)”. У евреев алчность, усиливавшая угнетение, ускорила пленение, а к чему приведет она в Англии?[1359] “Ты [Бог] никогда так долго не предостерегал ни один из народов Твоих, но Ты на самом деле посетишь его наконец”. И Бринсли делал серьезное предупреждение, желая “такой же благосклонности к нашему грозному суверену... чтобы он не только сам поступал по отношению к себе, но и смотрел, чтобы мы, его подданные, поступали так, как Тебе угодно”[1360].

В четвертой части, датируемой 1624 г., уже после начала Тридцатилетней войны, паника Бринсли по поводу папистской угрозы носит еще более явный характер. Обращаясь “ко всем простым и чистосердечным людям нашей страны”, которые были обольщены папизмом, он цитирует псалом 50/49: “Что ты проповедуешь уставы мои и берешь завет мой в уста твои, а сам ненавидишь реформы мои, и слова мои бросаешь за себя?” (Этот перевод взят из Женевской Библии. Дозволенная версия заменяет словами “ненавидишь наставление мое” слова “ненавидишь реформы мои' ибо последнее выглядит как слишком "женевское" выражение.[1361]

Ужасы Тридцатилетней войны теперь всегда у Бринсли на уме. Когда мы размышляем о страданиях Божиего народа под папистским игом в Германии, мы должны “думать о том, как близки подобные же бедствия могут быть нам самим”, даже хотя Господь “до сих пор хранил нас с помощью королей и князей”. “Кровавые враги, исполнители [Божиего] гнева” находятся “по обе стороны от нас, и как мы можем по справедливости опасаться... среди нас”. “Мы люди, принципиально более всех других подлежащие каре”. Клинок уже у нашего горла. Бринсли здесь умалчивает о том, какие короли и князья нас сейчас защищают.

Ничто не может дать нам “спасения, кроме непритворного покаяния”. До этого мы можем ожидать только “ужасных бедствий”. Снова и снова он возвращается к необходимости покаяния за то, что не делается достаточно для очищения нашей страны от папизма[1362].

Произведения Бринсли можно рассматривать как призыв, среди прочего, к более строгой пресвитерианской дисциплине, принуждавшей к доброте не склонное к ней население. Томас Бикон почти столетием раньше утверждал, что отказ от покаяния означал бы, что “Бог наверняка изольет на нас свои страшные бедствия, выдернет нас из земли с корнем и сокрушит нас навеки”[1363]. Джосиас Николс в 1602 г. ожидал божественной кары за папистские элементы, оставшиеся в англиканском богослужении, и за оппозицию епископов их устранению[1364]. Бринсли был далеко не первым, кто заставил ноту тревоги зазвучать так громко. Но он был безусловно наиболее настойчивым. Если присмотреться внимательнее, мы увидим многих подобных ему. Эдвард Илтон, консервативный богослов, написавший предисловие к “Третьей части истинной стражи”, заявлял, что усиление папизма и невежества в Англии заметно всем. “Господь с небес зовет нас обратиться”: его виноградник не дает плодов. Но в 1607 г. худшим знаком Божиего гнева, о котором он мог сообщить, было “восстание против огораживаний”, “ужасное для многих в округе” (Средняя Англия). Все указывало на необходимость “возобновления нашего завета”[1365]. Сэр Генри Финч в 1621 г. цитировал Осию о “Божией каре против людей за грехи их”, обвиняя власть по крайней мере столько же, сколько и народ. Он нападал на царя (еврейского, конечно), который “соединяет руки с чудовищными пьяницами” и не предпринимает ничего, “чтобы очистить государство... но сидит без движения и все позволяет”. Но израильтяне, “смешиваясь с чужеземцами и делая из своей религии смесь с суевериями язычников”, образуя для себя “гоголь-моголь из обоих”, очень напоминали избранный народ Англии в 1620-х годах[1366].

Сэр Саймондс Д’Юэс в 1623 г. готовился к “худшим временам”, которых “без достойной восхищения и бесконечной милости Божией можем ожидать весьма скоро”[1367].

Даже архиепископ Йоркский предупреждал Якова I, что проявляя терпимость к католикам, “вы помогаете утвердить самое зловредное и еретическое учение Римской церкви, вавилонской блудницы”. И зловеще связывал религиозное и конституционное недовольство, добавляя: “Это не может быть сделано без парламента, если вы, ваше величество, не покажете вашим подданным, что присвоили себе свободу попирать законы страны по своему желанию”[1368]. Ошибка, по-видимому, заключалась в том, что показать подданным свои намерения было важнее, чем сами действия.

Джеремия Льюис читал проповедь в день Гая Фоукса в 1618 г. против “кровавого паписта, мир с кем чрезвычайно опасен”. Он также подчеркивал необходимость покаяться в грехах Англии[1369]. То же делал Уильям Эттерсолл в том же году[1370]. Проповеди Джона Престона в 1620-х годах постоянно били в набат об опасности для Англии и ее протестантизма, создаваемой папистским антихристом: “Если Господь будет твоим врагом”, укрепленные башни не защитят тебя[1371]. В это время многие ностальгически оглядывались на славные дни доброй королевы Бесс, с отчаянием взирая на неудачи Якова в поддержке Божиего дела в Тридцатилетней войне [1372]. Один протеже графа Уорика сказал своей конгрегации, что Англия наказана за то, что не пришла на помощь “Божиему народу” в Германии. Он зловеще цитировал Манассию (2 Пар. 33), чье поощрение идолопоклонства привело к бедствиям для Иудеи, захваченной вавилонянами[1373]. Проповедь Томаса Хукера 5 ноября 1626 г. открыто выражала опасения, что грехи Англии, включая “злодейства на высоких постах”, приведут к тому, что Бог отнимет свое покровительство[1374].

Другие проповедники подчеркивали, с обильными ссылками на Ветхий Завет, опасности женитьбы королей на чужеземных женах, исповедовавших иную религию. Члены парламента утверждали, что лодовское “арминианство” является либо потаенным папизмом, либо путем к нему. “Идолопоклонство” было удобным выражением, прикрывающим и то, и другое[1375]. Ричард Сиббс столкнулся с этими трудностями, когда взял за текст для своей проповеди в день Гая Фоукса слова: “Если Бог за нас, кто против нас?” (Римл. 8.31). Он спрашивал: “Каким путем должны мы идти, чтобы Богу было хорошо с нами?” Он был с нами в 1588, в 1605 гг. и во время великой чумы (1625 или 1630 гг.). Бог защищал нашу религию чудесным образом; но мы должны настроить наши сердца на более непримиримую ненависть к папизму. Если религия уйдет, Бог “изрыгнет нас из уст своих”[1376]. “Более непримиримая ненависть к папизму” была сущностью дела.

Другие чувствовали те же тревоги и давали те же ответы. В 1620-х годах, говорит Дэвид Кресси, тон проповедей на день Гая Фоукса меняется и переходит от радости по поводу избавления к опасениям относительно растущей католической угрозы. “Дневник” Роуза, указывает Томас Когсуэлл, показывает растущую утрату веры в Карла I в конце 1620-х годов[1377]. Частные посты с целью умилостивить Бога, который гневался на грехи Англии, сопровождались призывами к публичным постам в парламенте, так как “страна или нация... должна дольше находиться в огне, чем частное лицо”. Сторонники Лода не любили постов: это было одним из выражений разногласий между лодовцами и пуританами[1378]. Лод не проповедовал 5 ноября[1379]. В палате общин в 1628 г. сэр Роберт Фелипе вспоминал, “какие несчастья обрушились на евреев, когда они нарушили мир с Богом... Я боюсь, что Бог сидит в совете наших врагов против нас. Разве Бог не насылает на нас бедствия посредством врагов за рубежом и развала дома? Мы становимся самой презренной нацией в мире”[1380].

Джон Рэндалл в проповедях на текст из Послания к Римлянам (8.38-9), опубликованных под названием “Торжество св. Павла”, говорит, что его текст предостерегает о “бедствиях и опасностях, которым верные подвергаются и могут подвергаться в этом мире”. “В какие времена это доказательство может быть более своевременным, чем ныне”, когда “церковь и народ Божий находятся в таком несчастье, риске и опасности, и Божий Ангелразрушитель находится во многих местах мира сего, и кругом война, и кто знает, когда это закончится?” Рэндалл, что весьма интересно, отдал рукопись со своими проповедями “любимому другу мистеру Эдварду Мисселдену, купцу”, знаменитому экономисту, до того, как он умер в 1622 г. Они были опубликованы семью годами позже[1381]. В 1631 г. было напечатано еще одно собрание лекций Рэндалла как “очень необходимое для утешения и поддержки Божией церкви, особенно в наши времена” [1382].

Тема отказа Бога от Англии стала общим местом в 1630-х годах. Стихотворение, предпосланное “Десяти заповедям” Дода и Кливера в 1630 г., говорило христианскому читателю:

Если в месте, где ты поселился, правит темное невежество,

Я желаю тебе искать истину и дальше, или ее не останется вовсе[1383].

 

Главным литературным достижением этого жанра была поэма Джорджа Уизера “Напоминание британцам” (1628), где с необычайными длиннотами описывался провал Англии как страны, которую Бог “избрал среди языческих островов”. Перечисляя грехи своих соотечественников, Уизер призывал к покаянию и исправлению, если разрушения удастся избежать. Англия пренебрегала дарами, предостережениями и знаками милости Божией даже большими, чем удостаивался получать еврейский народ[1384]. И снова фоном была папистская угроза и неспособность Англии ответить на нее. Поэма Уизера “Аллилуйя”, опубликованная в 1641 г., имела подзаголовок “Второе напоминание британцам”. Она содержала более 200 гимнов, одни были покаянными, другие грозили грядущим гневом Господним.

Храните это безнадежное место

И наше потревоженное государство

От тех, кто имеют больше ума, чем милосердия,

И ненавидят благоразумные советы.

 

Это едва ли могло быть опубликовано до 1641 г. Уизер приветствовал “Бога, который... является стражем этого острова” в гимне на 5-е ноября; он также написал гимн о “тревожных и опасных временах”, где суммировалось то, о чем думали многие: Ибо ныне они видят, что Он приближается И спешит воздать им За их высокомерие и тиранию,

Тем, кто радовался неправде...

Ибо хотя некоторые оплакивали это время

И стремились к реформации,

Но немногие печалились о своих грехах

Или исправлялись хоть в чем-нибудь...

И если я стану одним из тех,

Кто в пример другим

Должен пострадать за народные скорби,

Пусть будет по воле Твоей[1385].

 

Знаменитая проповедь Томаса Хукера “Опасность дезертирства” (1631) была специально посвящена грехам Англии и пренебрежению Божиими предостережениями. Разве не может положение Германии повториться в Англии? “Слава ушла от Англии... И воздаяние за грех придет быстро”[1386]. Еще в 1629 г. Джон Уинтроп говорил жене о своем убеждении, что “умножение наших грехов дает нам... все основания ожидать тяжкой кары и суда, который падет на нас. Господь увещевал, угрожал, исправлял и поражал нас, а мы становились все хуже и хуже... Я поистине убежден, Бог наведет тяжкие бедствия на эту страну, и скоро”[1387]. Он надеялся, что Бог сделает Новую Англию “убежищем для многих, кого он замыслил спасти от общего разрушения”[1388]. Коттон думал, что эмигрантов “заставили бежать в пустыню”. “Бог позаботился о том, чтобы сделать это место убежищем”. Переписка семьи Баррингтона полна тревоги от сознания опасной международной ситуации и возможности, что Бог оставит Англию. “Тяжкая кара Божия, вероятно, падет на нас”; “те бури, которые, если посмотреть глазами разума, эта нация, похоже, вынесет”; “в сии времена, когда мы столь закоснели в неповиновении [Богу] и когда так умножились все виды греха”[1389]. Неудивительно, что сэр Фрэнсис Бэррингтон и ему подобные призывали к постам в палате общин[1390].

Опубликованный в 1636 г. трактат Бертона “Богу и королю” содержал две проповеди, прочитанные 5 ноября и подчеркивавшие, что лояльность по отношению к Богу должна быть на первом месте. “Разногласия и взаимная досада между королем и его подданными наиболее опасны... Могут ли быть друзьями королю те, кто старается посеять раскол между ним и его добрыми подданными?”[1391] Томас Гудвин в 1639 г. выражался еще более мрачно. Было бы “хорошо для других государств, исповедующих кальвинистскую религию, если бы они могли омыть свои руки в крови церквей... преданных ими”. Англия была включена в число “других государств”[1392].

Ричард Мейзер, уехавший в Новую Англию в 1635 г., чувствовал, что он был изгнан за свою преданность чистоте церкви Христовой. В 1639 г. он также предостерегал, что Господь собирается “расцерковить Англию”. Когда началась гражданская война, он верил, что она означала предсмертные судороги зверя[1393]. “Пока Христос здесь, в Англии, — сказал Джон Коттон, — давайте не уезжать отсюда”[1394]. Стивен Маршалл читал вторую проповедь по случаю поста перед палатой общин в день королевы Елизаветы, 17 ноября 1641 г. Он предупреждал: “Все ваши советы и рекомендации будут ничто, если Бог скажет: ‘Я больше не останусь в Англии’”[1395]. “О, если бы глаза наши стали источниками слез, проливаемых о том, что идолопоклонство (этот разрушающий страну грех) правит среди нас, — восклицал Кэлами в другой проповеди по случаю поста месяц спустя[1396]. “Папистский заговор” Генриетты-Марии и ирландский мятеж 1641 г., казалось, подтверждали худшие опасения[1397]. Когда король сделал глупость, позволив захватить свою тайную переписку после окончательного поражения при Нэсби, враги его ужаснулись, но не удивились размерам его уступок международному католицизму. Можно провести аналогию между страхом перед католицизмом в 1620-х и 1630-х гг. и страхом перед фашизмом в Англии в 1930-х гг. В каждом случае преобладающая сила, казалось, была сосредоточена в руках держав, враждебных английскому образу жизни, а правительства, казалось, делали слишком мало для сопротивления им. Но Карл I не нашел своего Черчилля.

Страх перед папизмом в 1620-х годах может объяснить, почему религия стала решающим фактором при выборе сторон в 1642 г. Том Мэй, официальный парламентский историк, полагал, что грехи послужили причиной войны[1398]. Ни Фэрфакс, ни Кромвель не считали, что религия была главным, за что они сражались[1399]. Водораздел в 1642 г. пролегал между активными милленариями, которые выбрали парламент, и, с другой стороны, церковными и государственными англиканами, которые не имели ощущения, что живут в последние времена: они следовали за двором. Но на повестке дня стояли более долговременные проблемы. Католицизм должен был оставаться яблоком раздора во внешней политике до тех пор, пока власть Франции, казалось, угрожала Англии; а молчаливое согласие Карла II и Якова II сделало это проблемой также и внутренней политики. 23 апреля 1679 г. пророчица предупреждала, что Господь

будет убивать и умертвлять своею собственной рукой,

Когда позволит французам войти в нашу страну[1400].

 

Шум вокруг папистского заговора скорее выпустил на свободу, нежели создал народный антикатолицизм[1401]. Во время мятежа в Сомерсете в 1689 г. Монмаут отождествлялся с Голландией, протестантизмом и свободой, а его оппоненты с Францией, папизмом и абсолютизмом[1402].

Замечательное свидетельство о силе антикатолицизма как части английского революционного наследия дали Олджернон Сидней и лорд Уильям Расселл, причем оба были относительно светски настроеннными политиками. Ожидая казни в 1682 г., Сидней написал “Апологию... надень его смерти”. В ней он говорил: “Бог не позволит этой стране, где Евангелие недавно процветало более, чем в любой другой части мира, Он не позволит ей сделаться страной идолов; Он поднимет свидетелей истины и в свое время вдохновит народ свой встать на защиту Его дела и избавит его. Я жил в этой вере и теперь готов умереть в ней”[1403]. Лорд Уильям Расселл, казненный в следующем году, подобным же образом отвергал католицизм в своей речи на эшафоте: “Я смотрю на него как на идолопоклонническую и кровавую религию, и потому я чувствовал себя обязанным в моем положении делать все, что мог, против него”[1404]. Такие заявления выражают чувство, что англичане — избранный народ, какие бы падения он ни переживал, отвращение к идолопоклонству и веру в конечную победу Доброго Старого Дела, потому что это — Божие дело. В каждом из этих аспектов они напоминают Милтона, его “Ареопагитику”, “Иконоборца”, “Скорый и легкий путь”, и суммировано все это в “Самсоне-борце”.

В свете сказанного выше легче понять, почему даже самые терпимые из английских протестантов, включая Ричарда Хукера, Ашера, Селдена, Милтона и Локка, не были готовы к тому, чтобы с терпимостью относиться к католикам. Миротворческий трактат “Свобода совести” Генри Робинсона (1644) утверждал, что католики, единственные из христиан, не должны пользоваться свободой совести — “по причине их идолопоклонства”[1405]. Левеллерское “Народное соглашение” в мае 1649 г. запрещало католикам занимать какие-либо государственные посты. Роджер Уильямс был исключением в том смысле, что был готов распространить терпимость даже на католиков[1406]. Уолвин, возможно, разделял эту точку зрения, но важно отметить, что памфлеты, ее выражающие, имеют сомнительную аттрибуцию[1407]. Милтон, как и Сэмюэль Батлер, думал, что католицизм — это не религия, а политическая организация, подчиняющаяся враждебной иностранной державе, которая “искореняет все религии и гражданскую власть”, “священнический деспотизм под покровом религии”[1408]. Католикам можно разрешить свободу совести, но — “по государственным соображениям” — не “для публичного и скандального использования богослужения”[1409]. Уильям Эрбери готов был распространить терпимость на иудеев и турок, но не на папистов, “пока они не дадут государству гарантий своего мирного подчинения”. Тогда “честные паписты” могли бы “иметь частное и публичное отправление своей религии”, как протестанты во Франции. Но это может быть разрешено только “в должное время... когда наши правители будут хорошими”[1410].

Страх перед католицизмом достиг кульминации в начале 1640х годов, усиленный ирландским мятежом 1641 г., который поддерживал папа. Участие Франции и Испании в Тридцатилетней войне удержало их от попыток воспользоваться английской смутой и вмешаться в нее; а в 50-х годах завоевание Кромвелем Ирландии и Шотландии, Навигационный акт, флот Блейка, голландские и испанские войны устранили все опасения касательно иноземного вторжения при поддержке католиков. Католическая угроза свелась исключительно к проблемам внешней политики, к зависимости от Франции Карла II и Якова II: возможность внутреннего папистского мятежа исчезла. Яков II нашел, что диссентеры являются более подходящими союзниками, чем англиканские епископы. После 1688 г. вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что Бог может оставить Англию. Слово “протестант” в этом контексте приобрело политическую, или националистическую, значимость. Когда Нелл Гуин была по ошибке принята враждебной толпой за француженку — любовницу короля, она, заверяя их, крикнула: “Замолчите, добрые люди, я протестантская шлюха”. Что было важно, так это ее патриотизм, а не ее теология.

 

Правление святых

Ибо вот, я творю Иерусалим веселием и народ его радостию... И не услышится более в нем голос плача и голос вопля.

Ис. 65.18-19

И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло.

Откр. 21.4

Вы бич Божий... вы зачеркиваете короля, джентри и знатных; все они падают перед вами.

Joseph Salmon to the Army, A Rout, A Rout (1649), in Smith, Ranter Writings, p. 190

В предыдущей главе рассматривалась тревога по поводу возможной потери Англией Божиего благоволения, что выражалось в римско-католической угрозе ее национальной религиозной независимости. Но мы должны рассматривать это на более широком фоне кризиса тревоги и надежды по поводу приближающегося конца света. В течение многих веков милленарийские идеи имели тенденцию выходить на поверхность во времена социальных кризисов. Эта тема изучалась Норманом Коном, который не очень симпатизирует милленариям[1411]. Но милленаризм XVII в. отличался от более ранних его видов, так как он базировался на новых ученых подходах к Библии. Реформация стимулировала мысли о конце света не в последнюю очередь потому, что она отождествляла папу с антихристом, падение которого произойдет в последние времена[1412]. Это привело к более основательному изучению библейских текстов в попытке истолковать пророчества.

Реформация и Библия на родном языке также стимулировали милленарийскую проповедь[1413]. Епископ Бейл сказал об Апокалипсисе, что “тот, кто не знает эту книгу, не знает, к какой церкви принадлежит”. “Нет ни одного необходимого принципа веры в других Писаниях, которые не содержались бы здесь в том или ином месте”. Возмутительно, что кое-кто пытался исключить эту милленарийскую книгу из канона[1414]. Бейл, “Книга мучеников” Фоукса, “Двор добродетели” Холла и Женевская Библия с ее примечаниями — все помогало возродить народные апокалипсические чувства в Англии[1415].

Милленарийские штудии касались математических, а также исторических и лингвистических проблем, ибо некоторые тексты, считавшиеся ключевыми, включали таинственные обороты: “до времени и времен и полувремени” (Дан. 7.25), 1260, 1290 и 1335 дней (Дан. 12.11-12 и Откр. 11.3); тысяча лет, в течение которых дракон будет заключен в преисподней, а святые будут жить и править (Откр. 21.1-7). Приемлемым для всех случаев был Исайя (65.17): “Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы” (повторяется в 2 Петр. 3.13 и Откр. 21.1). Другие подчеркивали тексты, которые предсказывали время, когда эксплуатация человека человеком прекратится (Ис. 62.8-9; Ам. 9.13-15, Мих. 4.3-4).

Многие места в Библии предрекают добрые времена для Божиих людей, осуществление страны Кокейн. “Стада твои в тот день будут пастись на обширных пастбищах” (Ис. 30.23). “Насадят виноградники и будут пить вино из них, разведут сады и станут есть плоды из них” (Ам. 9.13-14). “И будет в последние дни:...каждый будет сидеть под своею виноградною лозою и под своею смоковницею” (Мих. 4.1-4, Зах. 8.12).

Особую награду получат бедные. Они не будут работать понапрасну и воспитываться в страхе[1416]. “Господь... прославляет смиренных спасением” (пс. 149.4). Здесь в утешение добавляется карающая справедливость: “Царство же и власть... дано будет народу святых Всевышнего” (Дан. 7.27). “Да будут славословия Богу в устах их, и меч обоюдоострый в руке их. Для того, чтобы совершать мщение над народами, наказание над племенами, заключать царей их в узы, и вельмож их в оковы железные” (пс. 149.6-8).

Ожидаемый ход событий предвещал ухудшение условий жизни праведников повсюду; но затем — ниспровержение антихриста, распространение христианства по всему миру и обращение иудеев (аргумент в пользу принятия их в Англии в 1650-х годах). Ричард Иберн в трактате “Ясный путь к плантациям” (1624) доказывал, что Евангелие следует проповедовать по всему миру до Второго Пришествия (Мк. 13.10, Мф. 24.14), и потому грешно англичанам не спешить колонизировать Америку[1417]. Даже такой консервативный теолог^ как Эдвард Илтон верил в 1615 г., что мы живем в последние дни[1418].

От Нэпира до Исаака Ньютона величайшие математики своего времени занимались тем, что пытались вызнать хронологический смысл из темных речений Библии. Медленно формировался консенсус, который предполагал, что ход событий, ведущий к концу света, похоже, начинается в 1650-х годах или по крайней мере в 1690-х. Ноев потоп датировался 1656 годом от сотворения мира, а Евангелие от Матфея говорило: “Как было в дни Ноя, так будет пришествие Сына Человеческого”. Взятое в соответствии с другими указаниями, это убеждало многих в том, что год 1656 по РХ или около того увидит конец антихристова правления[1419]. Трактат Джона Суона “Speculum Mundi” (1635) трезво рассматривал и затем отвергал сообщение, что конец мира должен наступить в 1657 г.[1420] Уильям Чиллингуорс бросал вызов общепринятой ортодоксии и говорил, что “мнение милленариев правильно”, тем самым ссылаясь на тысячелетнее правление Христа[1421]. Джон Коттон в 1640 г. говорил своей конгрегации, что “Царство Небесное у порога”[1422].

Бернард Кэпп показал, что астрологические предсказания часто путаются с милленарийскими расчетами. Тихо Браге толковал новую звезду, которую он открыл в 1572 г., как предзнаменование Второго Пришествия, и с этим мнением согласился король Яков. Астролог Саймон Форман позволял себе углубляться в библейские толкования, с особым вниманием к возвращению иудеев, антихристу и концу света. Сэр Кристофер Хейдон, автор “Защиты беспристрастной астрологии” (1603) и одно время последователь елизаветинского графа Эссекса, также увлекся астрологически-милленарийскими размышлениями[1423]. В переводе “Божественных недель и трудов” Дю Барта, сделанном Сильвестером (1603), осуждались “беспристрастные астрологи, которые осмеливаются указывать точное время” конца света.

Вы обсчитались в вашей арифметике,

Потерялись в своих расчетах, ощупью вы ищете

Во тьме ночной тайные вещи,

Запечатанные в ларце Царя царей[1424].

 

После 1640 г. “в альманахах писали как о само собой разумеющемся, что папа был антихристом и что падение его близко”. О Напире говорили как о “великом любителе астрологии”. Его расчеты о дате конца света были особенно популярными в Англии в 1640-х годах. Трактат Джона Генри Эльстеда “Возлюбленный град, или Правление святых на земле тысячу лет”, переведенный на английский в 1643 г., помог сосредоточить ожидания на приближении справедливого общества. Он также объединял библейские данные с астрологическими. Эдвардс сообщает, что Эрбери ожидал новых небес и новой земли[1425]. Натаниель Хоумс в 1650 г. сказал в день благодарения по случаю победы при Денбаре, что в течение восьми лет он был уверен, “что 1650-й год или около того будет временем, полным великих и славных дел”, цитируя Дан. 12 и От