Идет ПЕТЯ – поднял воротник от холода. Навстречу ему – МУЖИК. Увидел Петю, вдруг упал на колени.

Две пьесы на одну тему.

 

г. Свердловск

1988год

ПЬЕСА ПЕРВАЯ

«…Вперед, к коммунизму!...»

Действующие лица:

Мужик

Петя

 

 

Ночь. Ни зги не видно. Проходная завода. Над ней светящиеся буквы «Вперед, к коммунизму!» Где-то вдали тоже светится тот же самый лозунг, только несколько букв погасло: «…ПЕР…МУНИЗМУ…» А чуть дальше – снова лозунг. Еще и еще…

 

Идет ПЕТЯ – поднял воротник от холода. Навстречу ему – МУЖИК. Увидел Петю, вдруг упал на колени.

МУЖИК. Мальчик! Молодой человек! Старик! Не бойся меня! Не бойся! Стой! Стой, говорю! Стой, стой, не беги от меня, как черт от ладана! Не беги! Стой, мальчик! Ну? Э, старик! Ну, слышишь ты меня, старик, слышишь? Стари-и-ик!

ПЕТЯ. А?

МУЖИК. Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти спас…

ПЕТЯ. Ну?

МУЖИК. Зачем?

Пауза.

ПЕТЯ. Ты, дядя, уже ни рю, ни мя… Смотри, как нализался… Амбре за километр. Ни шьешь, не порешь… Иди, иди давай домой, не позорься перед народом, иди, иди, иди…

МУЖИК. Стой, мальчик! Стой! Прошу тебя, стой! Поговорим между четырех глаз! Стой, тебе говорю! Ну, постой ты одну минутку, постой, ну?

ПЕТЯ. Дядя, ты какой-то стебанутый… Пусти меня, уйди с дороги… Общагу закроют, слышишь? Ну?

МУЖИК. Мальчик, стой! Послушай мою исповедь! Не вру, я, постой, не вру тебе! Послушай! Я на завод попасть не могу! На смену я иду, мальчик! Где мой завод, ты, случаем, не знаешь ли? А? Выведи меня, мальчик, прошу тебя, я совсем, ну совсем заблудился тут!

ПЕТЯ. Какая тебе смена? Уже ночь…

МУЖИК. Я в ночную работаю… Выведи, мальчик! Где мой завод, ну, подскажи и покажи мне, прошу!

ПЕТЯ. Да хер тебя знает, где тут твой завод… Тут кругом заводы… Тебе какой надо-то? Сам ничего не знаешь, нализался… Пусти меня, говорю, пусти! Я в твоих делах не Копенгаген, пусти, мужик, слышишь?

МУЖИК. Стой, мальчик, стой! Помоги! Помоги мне! Найди мой завод! На моем заводе написано: «Вперед, к коммунизму!» Большие такие буквы, красные, зовут куда-то…

ПЕТЯ. Дядя, да у тебя никак «белочка» уже, наверное, началась… Слышишь ты, дядя? Ты, говорю, до белой горячки уже допился, понял? Иди давай домой, не шарашься тут, домой, домой, какой тебе тут «Вперед, к коммунизму», какой, ну?

МУЖИК. Стой, стой, мальчик! Посмотри кругом, прошу тебя, посмотри, как человека прошу - посмотри!

ПЕТЯ. Ну. Смотрю.

МУЖИК. Где тут написано: «Вперед, к коммунизму?»

ПЕТЯ. Да везде написано-понаписано: «Вперед, к коммунизму!» Тоже мне, жуешь мочало… Пусти меня, дядя, пусти, а то я драться с тобой буду! Смотри, я умею!

МУЖИК. Постой, постой! Посмотри, вот что тут написано? Не «Вперед, к коммунизму?» Посмотри, я не вижу, прошу тебя, мальчик!

ПЕТЯ. Да, «Вперед», «Вперед»! Ну, стебанутый какой дядька попался, а?Пусти меня давай, а то что я тут буду с тобой – до морковкина заговенья стоять, что ли? Пусти!

МУЖИК. Ну, значит, вот, вот она, вот она, вот она, вот она!

ПЕТЯ. Да кто, кто, ну, кто?!

МУЖИК. Моя родная проходная, что в люди вывела меня! Вот она, моя родная, вот она, родненькая, вот она, христовенькая, вот она, вот, вот!

ПЕТЯ. Ну, слава тебе господи! Вставай с пола, вставай, иди в свой «Вперед, к коммунизму»! Че вот ты на снегу лежишь-то? Иди, иди, иди, дядя! Стебанутый… Заработаешь вот себе тут на снегу простудифилис…

МУЖИК. Не заработаю! Не боись! Спасибо тебе, мальчик! Без тебя я бы ни за что не вышел бы на прямую дорогу! Спасибо тебе, мой дорогой ангел-хранитель! А то был я в положении – хуже губернаторского! Спасибо тебе! Спасибо! Спасибо!

 

Пауза.

ПЕТЯ. Провались ты! Пристал, как банный лист до задницы! Пусти меня, уйди с дороги, уйди, надоел, пусти, гад!

МУЖИК. Вот, вот, вот она, вот, вот, смена наша, товарищи! Видите, какая подрастает молодая и  гнилая поросль! Зеленая, но уже гнилая! Как с ними мы, товарищи, пойдем к коммунизму? Как? Да никак. Никуда мы с вами, товарищи, не пойдем, ни к какому коммунизму… Не пойдем! А если и пойдем мы с вами к светлому будущему, то придем мы сними не туда… Ведь у нашей молодежи, товарищи, никакого понятия о дружбе, чести, совести, долге, принципиальности, отзывчивости, чуткости, ответственности и прочих наиважнейших делах, товарищи! И никаких понятий у них обо всем этом хорошем, вот что друзья! Нет, нет и нет!

ПЕТЯ. Да чего, чего, чего ты пристал-то, чего пристал, скажи мне ради Христа?! Что тебе надо, полудурок, что тебе надо, что надо тебе, гад ты стебанутый! Что, что, что-о-о-о?!

МУЖИК. (тихо.) Труса, значит, празднуешь, ага? Скажи честно мальчик Петя? Труса, ага?

ПЕТЯ. Да кого, кого я праздную, кого? Кого, скажи мне толком, кого?! Я трезвый совсем иду, ничего не праздную, а ты – пьянь стебанутая, меня остановил, пристал ко мне, понял?!

МУЖИК. Ты меня понял на понял не бери, понял? Я тебе говорю: ты что, труса празднуешь, ага? Трусишь? Ага? Так и скажи - прямо и честно, открыто и откровенно, в духе гласности, не боясь суждений и не взирая на лица, по-комсомольский скажи: труса, да? То есть, трушу! Боишься, да? Боишься?

ПЕТЯ. Да кого, кого я боюсь, скажи?! Кого?!

МУЖИК. Кого, кого. Вахтера, вот кого боишься! Да? Боишься? Так и скажи, мальчик Петя.

ПЕТЯ. Никого я не боюсь! Никого! Не боюсь никого!

МУЖИК. Нет, боишься. Боишься. Я ведь вижу. По глазам. И кого же ты боишься? Кого же мы боимся, товарищи? Вахтера? Господи, кого испугался-то, даже смешно! Кого? Уж на что я маленький, плюгавенький, гунявый, и даже я вот такой невидный из себя – а и то  не боюсь этого вахтера поганого, потому что… Потому что мои трусы ему - по колено! Понял? По самые колена ему будут мои трусы!

Пауза.

ПЕТЯ. Слушай, дядя, раз у тебя жена умерла, так ты емутак и скажи, вахтеру-то, покажи свидетельство о смерти и все дела на этом! Понимаешь? Бумажке все поверят сразу. Все до единого. Да за такое дело они тебя вообще сегодня на работу не пустят! Ну, то есть, скажут: а-а, раз у тебя такое горе, иди, значит, домой, и спи. Отдыхай. Скажут: без тебя весь план, все детали, все до последней гаечки… Скажут: и так все выполним и перевыполним, а ты – иди… Вот и иди, и иди… Иди давай! Иди, сказал!!!

МУЖИК. Да стой ты, стой, стой. Разошелся тут как. Выполним-перевыполним. Какое горе-то?

ПЕТЯ. Ну, у тебя, говоришь, жена померла, ага? У тебя ведь? Говорил ведь только что… Забыл, что ли? Ты чего?

МУЖИК. Чья жена померла, мальчик? Моя? Или у тебя, ага? У тебя, значит, жена померла, мальчик?.... Так ты был женат, мальчик Петя, стало быть, ага? Такой молодой, а уже женатый, ага? Ну, мальчик Петя, а я тебе так доверял! Ну, куда вы все торопитесь и торопитесь, а? Куда, вот скажи ты мне ради Господа Иисуса Христа, куда, куда?! И вот – поторопился и вот результат – померла! Померла она! Померла!

ПЕТЯ. Какой результат? Кто торопится? Какая жена?

Пауза.

Слушай, дядя... Вот что. Я гляжу – ты уже совсем стебанулся… Я говорю тебе, тебе: у тебя – жена! – умерла! Ну?!

МУЖИК. Да ты чего, бог с тобой, золотая рыбка. Моя Анна Сергеевна жива-здорова, ничего с ней, с коровой не сделалось слава Богу и не сделается в ближайшей пятилетке…. Сегодня как пошел я в ночную смену на работу трудится, она у меня тоже сразу за дело принялась, начала пластаться…. Она у меня такая работящая – ух! Всю ночь сегодня гонит самогон. А чтоб на площадке не сильно пахло, она такое придумала: дверь внутри дихлофосом обрызгает, будто тараканов и клопов травит в квартире. Понял? Вот она у меня какая ушлая! У, ушлая! А брага у нас вкусная-а-а! На изюме брага делается. Изюмовка называется. Понимаешь? Я - в ночь, и она – в ночь. Вся наша трудовая семья работает, не покладая рук, в поте лица выполняем и перевыполняем задания партии и правительства… Понял?

Пауза.

ПЕТЯ. Пусти, дядя, или я тебя сейчас чем-нибудь зашибу… Пусти, говорю! Ты меня совсем чеканешь, стебанутый! Пусти, сказал, с дороги! Уйди, уйди, с моего пути! Пусти мои ноги! Они тут не для того стоят, чтоб их всякие… всякие стебанутые обнимали! Уйди, дядя, от греха подальше, уйди, прошу тебя!

Пауза.

МУЖИК. Ну-ну, вот еще чего не хватало, вот еще чего! Раскричался-то чего? Что с тобой, мальчик Петя? Ку-ку? Пошли, говорю, быстренько скажешь вахтеру, что был со мной на поминках… Тот меня пустит на работу и иди себе домой, иди, иди, иди себе, куда тебе охота, на все четыре стороны иди, куда хочешь! Я ведь тебя, мальчик Петя, не держу, не держу, чего же ты, ну?

Пауза.

Пауза.

Пауза.

ПЕТЯ. Забери. Забери свои драные три рубля. Забери, гад. Забери. Забери. И больше ко мне со своими деньгами не привязывайся, понял? Забери. Забери. Забери!!!

МУЖИК. От, молодец! От, хвалю, хвалю! Устыдился-таки… Стыдно стало, ага, мальчик Петя? Совесть, значит, еще маленько есть, есть, осталось… Бесплатно решил помочь, ага? Правильно. Молодец. Всегда так поступай и люди к тебе потянутся. Будь проще и люди тебя зауважают… Ведь ты кто? Кто ты есть, ну? Кто?

ПЕТЯ. Петя я.

МУЖИК. Нет, не Петя ты! Не Петя! Ты, вообще-то, и Петя, но вместе с тем ты и не Петя. Не Петя ты! А комсомолец.

ПЕТЯ. Правильно. Я комсомолец. (Плачет.)

МУЖИК. Ну вот, правильно. Если тебе комсомолец имя, делами крепи его! Понял?

ПЕТЯ. Понял.

МУЖИК. Раз понял – пошли. Быстренько пошли. На поминках, значит, с тобой были. Понял? Так и говори. И главное – побольше тоски в глазах изображай, побольше, побольше… Будто ты тоже родственник самый при чем любимый, самый дорогой… Будто ты тоже… На, снегом лицо натри, будто ты плакал неутешно от самого кладбища до самой столовой. Иначе не поверят. Нет, не поверят! Тут у нас, знаешь, какие ушлые вахтеры-то? Знаешь, нет? У-у, какие ушлые! Моя жена вот тоже ушлая и они ушлые… Такие же вот. Я на днях с завода выходил выпивший. Ну, вмазали с родным сплоченным коллективом на работе за победу в социалистическом соревнование…

Выхожу… Сказал вахтерам-то, что у меня это с утра еще воняет, со вчерашней попойки… Так не поверили, знаешь! Не поверили, ушлики! Протокол составили, заразы! Стервозы! Ну, что, что ты встал-то, что ты застыл? Идешь ты или нет, мальчик Петя?

ПЕТЯ. (рыдает.) Мамочка моя, мамочка! Милая моя мамочка! Где ты, мама, где? Где ты сейчас, мамочка, где, где ты там?! В мыслях я вспоминаю образ ласковый твой! Тво-о-ой! Мамочка моя!

МУЖИК. Ну вот, мамочку звать начал. Молодец. Чего же это ты, Петя, а? Мамочка твоя далеко. Далеко-далеко твоя мамочка отсюда. Далеко-далеко, где кочуют туманы, где от легкого ветра колышется ро-о-ожь… Дома у себя твоя мамочка. Не услышит тебя твоя мамочка, как не зови, нет, не услышит…

Пауза.

Не хочешь, значит, идти, Петя? Или это ты нарочно слезы делаешь, ага? Нарочно? Для вахтеров, ага? Ну, молодец! Молодец ты, Петя! Артист ты у меня! Заслуженный артист без публики! Артист погорелого театра! Просто замечательно ты работваешь, молодец, хоккей!

ПЕТЯ. Мамочка моя, моя-размоя мамочка, мамочка моя милая, мамочка, мамочка…

МУЖИК. А-а. Все понятно. Понял я тебя. Мальчик Петя, три рубля тебе мало, ага? Вот оно что, ясно. Вы же из деревни все хваткие. Вам все больше и больше подавай, ага? От народ пошел, скажи, Петя, от народ пошел… Таксисты и частники - то же самое, в конец обнаглели… Махаешь ему рукой, махаешь, махаешь… Ведь три рубля же на дороге валяются, три рубля, подбери же ты гадюка! А он мимо и мимо. Как говорится - жизнь прошла мимо! Ну да ладно, Петя, ладно, уговорил, чертяка! Вот тебе еще два рваных! Правда - один мелочью. Извини. Прости, друг, но денег нет других, нам ведь за работу иногда, чаще всего мелочью дают. Стало быть – деньги, заработанные честным трудом… Держи. Как говорится: забыл дома на белом рояле кошелек…. А то бы… (смеется.) Итого – пять. В графе «итого» – пять. В графе «всего» тоже пять! Целых пять! Да я бы за пять целковых удавился бы! В церкви бы пукнул! А тебе то чего надо! Всего-то – соврать надо! Да что соврать-то? Спасти надо человека, парой фраз, парой слов, парой словечек выручить его из беды!... Так ведь это просто, Петя и все… Всего-то - пару слов! И за это – пять целковых! Нет.ет. Не хочет. Не хочет он. Вот народ пошел. Вы посмотрите только на него. Не хочешь? Нет? Неужели не хочешь? А, Петенька? Ну, скажи хоть одно словечко!

Пауза.

ПЕТЯ. Забери, свои деньги, дядя. (Тихо.) Прощай, дядя. Я ухожу. Совсем ухожу. В другую сторонуухожу.

МУЖИК. А к вахтеру? Ну?

ПЕТЯ. Никуда я с тобой не пойду, стебанутый… Никуда не пойду! Стебанат! Стебанат ты! Не поможет ни грелка, ни клизма, нет спасенья от бутулизма! Не пойду я с тобой никуда! Уйди. Врать не буду и не умею. Не умею я! Все. Прощяй. Прощай, дядя. Больше никогда в жизни не увидимся и слава Богу. Прощай.

МУЖИК. Экий ты, Петя, приказной крючок. Знаешь, что это такое? Неграмотный ты. Бюрократ ты, Петя, вот ты кто. Наша самая главная на сегодня беда, от которой необходимо, перестраиваяь, освобождаться. Бюрократ ты. Ты – бюрократ. Потому что не хочешь быстро и оперативно решить вопрос, мой вопрос… Вопрос, можно сказать, жизни и смерти, смерти и жизни… Причем, ведь надо-то решить быстро и оперативон, тут же, у проходной, с ходу, быстрехонько… А ты все не хочешь и не хочешь, все упираешься, не идешь на встречу перестройке… Я тебя уговариваю и уговариваю перестроится вот уже целый час…

ПЕТЯ. Прощай!

Пауза.

МУЖИК. Вижу. Все вижу. Не пойдешь, значит, к вахтеру вместе со мной врать про поминки?

ПЕТЯ. Нет. Не пойду.

Пауза.

МУЖИК. И вообще - врать не будешь? Так, что ли?

ПЕТЯ. Не буду.

МУЖИК. Врешь?

ПЕТЯ. Не вру. Пусти

МУЖИК. Не можешь, что ли?

ПЕТЯ. Не-ка. Не могу.

Пауза.

И правильно. И верно. И не ходи. Не ходи! Не ври! И не ври! Не ври этому вахтеру! Не ври! Никому не ври! Себе тоже! Не ври. Никогда. Правильно. Молодец. Так и надо… Молодец, молодец ты, Петя. Держи!

Занавес

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ПЬЕСЫ

 

 

ВТОРАЯ ПЬЕСА

 

«Вино… вино отравлено!...»

(«…Верю!...)

Действующие лица:

Сергей – 36 лет

Пауза.

ВИКА. Ну и подлец же ты, Сережа. Ну и подлец. Взял вот так вот и все испортил. Все. Нельзя так. Нельзя же так.

СЕРГЕЙ.  Почему нельзя?

ВИКА. Потому что – нельзя. Нельзя быть таким, знаешь, Фомой неверующим. Как тебе не стыдно, я не представляю! Как тебе не ай-яй-яй? Как? Подлец ты, и все на этом.

СЕРГЕЙ.  Ну вот. Молодец. Правильно. Так инадо. Пришла, мой коньяк вылакала, а теперь давай меня обсерать. Ну, ну. А чего же еще. Правильно, так и надо. Правильно, бутылка уже почти пустая. Теперь надо и за хозяина приниматься, а то чего? Так ведь и не уйдешь, не сказав на прощанье свою коронку: «Хозяин Бэ, пирог Гэ, Еать я ваши именины!». Пили, ели, все нормально – и расстались капитально. Молодец.

ВИКА. Ой, да бессовестный ты, больше никто… Понял? Нужен мне твой коньяк… Господи! Да твой коньяк паршивый надо было сдать на анализы, вот что! Я знаю даже, какой тебе ответ будет с анализом: «Глистов не обнаружено!» Понял? Тоже мне, со своим коньяком носиться, как этот…

СЕРГЕЙ.  Ну, спасибо, Вика… Спасибо, старуха. Теперья буду знать на будущее, как тебя в гости приглашать. Спасибо – а чего же еще скажешь? Данке шеен ма шер лавью!

ВИКА. Да знаю, знаю, зачем ты меня в гости позвал, знаю! Тоже мне… Люблю, люблю, а сам рюмки считает, позорный, сколько я выпила… Сколько, сколько. Четыре, две! Знаешь что, Сережа, хочу тебе сказать…

СЕРГЕЙ.  Что? Ну что?

ВИКА. А вот что. Знаешь, как тебя, Сережа, все зовут? По-за-глаза, конечно. Знаешь, нет?

СЕРГЕЙ.  Как? Ну, как?

ВИКА. Как, как… Кверху каком!

СЕРГЕЙ.  Не ври… Не ври!

ВИКА. (смеется.) Я пошутила. Не так тебя зовут. Не «Кверхукаком». Тебе все нашли очень милую кличку. «Серя-Веря». Серя-Веря – значит. «Сергей Веревушкин». Веревушкин Сергей. Серя-Веря, Серя-Веря! Правда,здорово? По-моему, очень остроумно, и, главное, очень точно, не так ли? Ага? Ну?

БОЛЬШАЯ ПАУЗА.

СЕРГЕЙ.  Что, все так меня называют?

ВИКА. Все! Абсолютно! Все до единого. Даже уборщицы наши. Все до единого так тебя зовут. Понял?

БОЛЬШАЯ ПАУЗА.

СЕРГЕЙ.  (тихо.) Вика, послушай. Я хочу тебе сказать что-то очень, очень важное. Только ты меня не перебивай. Так вот, слушай: два года уже скоро, как я развелся со своей первой женой. Все эти два года, эти тяжелых два года, я был страшно одинок и страшно зол на слабую половину человечества. Я делил женщин на курочек и курвочек. Первых я редко встречал на своем пути. Почти не встречал. Крайне редко. Крайне. Предельно. И вот вдруг на моем тернистом пути, жизненном пути встретилась ты…

ВИКА. Ах, аха! Как красиво!

СЕРГЕЙ.  Послушай. Встретилась ты… Как только ты вошла в нашу комнату, где работает наша бригада и сказала всем, что теперь ты будешь работать курьером директора, меня словно пронзило током. Шибануло током в триста градусов. То есть, вольт, извини, Вика. Вольтануло меня, короче. Так вот: ты –курочка, Вика! Я сразу же влюбился в тебя по уши! Кстати, я тебе лично говорил это неоднократно, ничего в этом нового для тебя – нет. Я – старший архитектор института «Гражданпроект», заместитель председателя профкома, член ДНД, редактор стенной газеты, оклад сто шестьдесят, однокомнатная квартира, холост. И вот ты не отвечала на все мои знаки внимания. Ты кому угодно можешь улыбаться, строить глазки, только не мне. Со мной ты сдержанна и холодна. Хоть ты прекрасно видишь, как я пылаю без ума. Безумно! И тогда, почувствовал, что ты несговорчива… То есть, несгибаема и непреклонна, я решил пригласить тебя в гости к себе и сделать вот что: насыпать в коньяк яду. Смертельного яду! Убийственного, Вика! Милая Вика! Знай, что мы с тобой сейчас умрем. Ты смеялась над моим чувством. Или чувствами? Не важно теперь. Ты смеялась и я отравил коньяк. Поняла? Мы умрем вместе. И я счастлив до умопомрачения, что ты будешь со мной помирать. Прощай, Вика. Прощай, любовь моя… Всей жизни у нас на полчаса осталось… Прощай. То есть, нет, не прощай пока. Я тебе сейчас скажу всю правду до конца, если уж мы с тобой в последний раз видимся на этом свете, а еще не известно – существует ли тот свет. Это ведь как коммунизм – не то будет, не то нет… Но я это не ктому. А вот к чему. Скажу тебе честно, откровенно, как на духу, как на исповеди последней, предсмертной: ты вот меня сейчас назвала Серей-Верей, ага? Так ведь, ну? А ведь я тебя люблю, Вика, понимаешь? Или не понимаешь? Люблю тебя, как Ромео Джульетту, как Пушкин – Натали, как Василий Степанович из третьей мастерской – свою Маргариту Львовну… Тот Василий Степанович, из третьей мастрерской, который бежит домой каждый день после работы, как дурак, торопится… Вот как я тебя люблю, Вика, вот так, Вика. Викусенька. Викуша. Выкуси. Всё. На этом наши разговоры окончены. Все. Киздец подкрался незаметно. Карачун нам пришел, Вика. Накрылись мы с тобой, Вика. Все, Вика. Жизнь наша кончилась. Вино… Вино отравлено! Вот такушки…

ВИКА. (с ужасом.) Это коньяк…

СЕРГЕЙ.  Эх, Вика! Раз работаешь курьером, так, думаешь, не надо книжки читать, в библиотеку не надо записываться? Так, что ли? В автобусе, пока едешь до работы, надо тогда читать, понимаешь? Это я тебе для образности, для красивости сказал слова из «Гамлета», чтоб ты поняла: «Вино… вино отравлено!» Вот так! И ты так ничего и не поняла. Читать надо было раньше книжки-то. Теперь уже поздно. Необразованная помрешь. Ну, что? (пауза.) Веришь в коммунизм? Веришь… По глазам вижу, что веришь. А я – не верю. Не верю вот. Не верю вот и все. Но ни ты, ни я с тобой, не доживем до тех счастливых лет, когда будет или не будет коммунизм… Вот так. Ну, как ты, говоришь, все меня на работе зовут? Как все дразнят?

ВИКА. (в ужасе.) Серя-Веря…

СЕРГЕЙ.  Вот так, да? Очень приятно. Но мне теперь это все равно. Как хотите называйте. Все равно, поняла? Умирает Серя-Веря, умирает Вика… (пауза.) Прям стихи, ага? Вот послушай, как я умею на ходу сочинять, подметки рвать…

«Умирает Серя-Веря!

Умирает Вика!

Не дождались коммунизма!

Только погляди-ка!»

Хорошие стихи, ага? Куда ты? Вика, куда, куда?

ВИКА. (шепчет.) В туалет, в туалет, в туалет надо быстрее, быстрее… Быстренько… Промыть желудок надо, желудок, желудок… Быстрее, быстрее, быстрее… Господи, ноги не идут, не идут, не идут, не идут… Не идут!!!!

СЕРГЕЙ.  (грустно.) Какой тебе туалет? Что думаешь - поможет, да? Ага, как же. Хочешь – разговаривай с унитазом, хочешь – не разговаривай: бесполезно. Поняла? Сколько времени вон прошло уже? Все в кровь давным-давно всосалось. Вот так. По жилкам идет. По кишочкам ползает. К сердцу, к сердцу – чувствуешь? – подбирается… Всё… Всё… Финиш!!!

ВИКА. (все так же.) Скорую надо… Скорую… Скорую, скорую, скорую, скорую надо… быстро, быстро, быстро… Скорую вызывай, пусть спасут нас, пусть спасут, я жить хочу, жить, жить, жить, жить, жить… Сереженька, вызови скорую, прошу тебя, Сереженька, Сереженька, миленький, быстренько…

СЕРГЕЙ.  Ах, как ты мило меня назвала! Как мило! Сереженька! Так мило, аж до слез пробрало… Неужели я дождался хоть перед смертью от тебя доброго слова? Неужели? Знаешь, Вика, меня первая жена так звала: «Сергуньчик, Сереженька, Черенький, Сергуня…» Ага, вот так! За ухо кусала и при этом и шептала, шептала вот такие вот слова… Приятно, что и говорить. Мужчиной себя чувствуешь, когда такие слова тебе говорят… А потом взяла и ушла к Ванюшину из соседней бригады. К начальнику. Вот так. Вот тебе и «серенький»-обсеренький. Такие вот наши делы, Викуся…

ВИКА. (хрипит.) Скорую… Скорую мне… Скорехонько мне скорую… Скорехонько… Быстрехонько… Быстренько… Ноги не идут, не идут, не идут! Господи-и-и-и-и!

СЕРГЕЙ.  Какую скорую? Викуль откуда, ну? Автомат на улице, не добежишь, кончишься. Будешь валятся на полу, как не опознанный труп. Зачем тебе это? Документов ведь у тебя нету с собой? Ну вот.

ВИКА. Нету, нету, нету, нету, нету…

СЕРГЕЙ.  Ну вот. Сиди, значит. Можешь прилечь. Хочешь? Ладно, давай, Вика, не придуривайся. Встретим смерть достойно. В глаза ей посмотрим. В лицо. Слышишь? По-человечески встретим смерть нашу. Ты человек или кто?

ВИКА. Человек, человек, человек…

СЕРГЕЙ.  Ну то-то. Смотреть ведь противно, как ты сопли распустила. Сиди. Все. Все хорошо. Жизнь прожита. Конец. Занавес. Очень хорошо. Слава Богу, слава Богу. Давай, знаешь, что сделаем? Давай – допьем остатки, скажем напоследок друг другу правду, возьмемся за руки – и кончимся… Возьмемся за руки, друзья, возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропа-асть! По одиночке-е-е!... Надо напоследок правду друг другу сказать, а то чего мы за нос-то водим друг друга? Ты – меня, я – тебя? Зачем, а? Давай, ну?

ВИКА. (помолчав, весело.) Ты меня разыгрываешь, да? Разыгрываешь! Ну, конечно, конечно, разыгрываешь!... Как я не поняла сразу! Ну, дура, испугалась чего-то… Чего испугалась-то я, а? Ты же пошутил, ага? Как всегда по-дебильному, по-своему пошутил… По-мудацки… Ну, ты даешь! (хохочет.) Я и испугалась чего-то! И чего я испугалась-то? Откуда у тебя яд-то? Откуда, ну? Его тебе что, в аптеке продали, ага? Откуда, ну? Ой, ой, ой, ой, ой, испугал! (смеется.) Эх ты, Серя-Веря! Нет, вы посмотрите-ка, посмотрите-ка, как напугал, надо же! Нет, вы посмотрите, посмотрите! Ну, дура я, дура, что поверила, зачем поверила, почему – не знаю! Он эдак шутит, я же говорю, ну?

СЕРГЕЙ.  Ну, что же, не верь. Не верь. Дело твое, Викусенька. Дело твое, конечно. Видишь, кольцо с поворачивающимся камнем? Вот так. Вот и всё. Вот и все объяснения. Это бабушкин перстень. Яд от неё остался. А яд я испробовал уже на своем коте. Кота-то у меня, видишь, нет? Нету. А ведь был. Был. Я на нем испытал. Он умер сегодня утром. Кикнулся. Я ему в рыбу засунул немножечко, пару крупино. Он сразу – брык! – ноги кверху. Дкба дал. Сыграл в ящик. Так что – верь или не верь – дело твое. Но мы с тобой, Викусенька, вот-вот кончимся…. Чего ты думаешь я так долго на кухне делал, за бутылкой когда ходил, помнишь? Ну, чего? Тараканов давил, что ли? Или руки мыл? Посуду вытирал? Ага, как же. Посуду.

ВИКА. Врешь, врешь, врешь, врешь… Не верю я, не верю, не верю, не верю, не верю… Не верю тебе, не верю, не верю…

СЕРГЕЙ.  Вика, ты прям как Станиславский. Не верю, не верю… Да не верь. Не верь, ВИКА. Дело твое. Ты как хочешь, а я должен приготовиться к смерти, сказать все напоследок тебе. Во-от… Милая Вика!

ВИКА. Господи, да что же это такое… Он ведь и в правду, что ли? Я ведь еще молодая, молодая… Я ведь еще пожить хочу хоть немножко… Не хочу умирать… Не верю я тебе, не верю, не верю, не верю!!!!!

СЕРГЕЙ.  Ну, хватит. В коммунизм веришь, а в то, что я коньяк отравил – не веришь. Где логика? Что же это такое? Итак, не перебивай. Вика! Милая Вика!

ВИКА. Я хочу дожить… до светлого будущего!... Бу-ду-ще-го-о-о-о! Чего же ты наделал… Руки у меня холодеют чувствую… Отнимаются мои руки… Господи, маменька моя, господи!!!!

СЕРГЕЙ.  Итак, милая Вика! Я должен сказать тебе напоследок. Сейчас мы умрем. Мы умрем сейчас. В одной луже крови нас с тобой найдут завтра или послезавтра, когда мы с тобой уже начнем разлагаться…

ВИКА. Какой крови… Какой крови… Какой крови… Откуда кровь-то будет?! Откуда?! Гад ты, кретин ты полосатый, негодяй! Убийца! Вот ты кто – убийца!!!! Вот, вот!

СЕРГЕЙ. Ну, это я опять так образно сказал – лужа крови. Никакой крови не будет, правильно. Все безболезненно. Хорошо я придумал. Ну, чего ты так перепугалась… Аж смотреть на тебя страшно стало… Ну, чего ты такая-то? Вика, ну, что? Краше в гроб кладут, ей Богу…

ВИКА. Какой гроб, какой гроб, какой гроб?!!!

СЕРГЕЙ.  Да-а… Да-а… Не понимаешь ты меня, Вика… Не понимаешь… На одном языке с тобой говорим, а ты – не понимаешь меня. Итак, милая Вика! Как видишь, Викусенька. Кончились наши с тобой печки-лавочки…

ВИКА. Какие печки, какие лавочки… Убийца ты, убийца!!!! Какие тебе еще лавочки, какие?!!!! Мама, мамочка, мама моя, я боюсь, боюсь, мамочка моя миленькая!!!!

СЕРГЕЙ.  Да, Вика. Такие вот делы. Такие. Помрешь ты, Вика, как христова невеста. Ну, то есть – как монашка, монашенка, не познавшая мужика. Не познавши – помрешь. Ведь не было у тебя мужиков, да? Не было?

ВИКА. Мамочка, он чекнутый, Господи!

СЕРГЕЙ.  Вот горе мне! Зачем ты, Викусенька, на белый свет являлась, зачем?! Бедная ты, бедная ты моя, бедная… Но ничего уже не поделаешь, дело сделано. Такова судьба. От нее никуда не уйдешь, не скроешься. Никуда… Судьба наша – заплечных дел мастер. Палач наша судьба. Вот она кто. Над тобой, Вика, любовь моя зависла как меч – и вот, пожалуйста, результат: пронзила она тебя, моя любовь, пронзила…

ВИКА. (рыдает.) Господи-и-и-и… Господи-и-и-и… Господи!!!! Господи!!!! Да чтоб я никогда в жизни…

СЕРГЕЙ.  Не клянись. Не клянись. Кончалась жизнь. (Пауза.) Опять стихи. Что это со мной перед смертью стало – стихами говорю? Может, предназначение мое в жизни этой было – быть поэтом? А был я кем? А-а-а. Говном. Прости за выражение. Ладно. Выслушай меня, Вика… Тогда, Вика, в тот день… Дав постой ты, постой, не реви, выслушай мою историю, что же это такое в самом деле, ну? Хватит! Слышишь, нет? Не реви! Я тебе все расскажу, как на духу исповедаюсь, так сказать и с миром уйду в мир иной – к праотцам нашим! Итак. Тогда, Вика, в тот день, я увидел тебя в первы раз и меня сразу же, мгновенно, пронзило током. Это я, уже кажется, говорил тебе, но это не важно. Итак, я искал с тобой встречи, хотел с тобой общаться, разговаривать и добился-таки, добился того, что ты обратила на меня свое драгоценное внимание…. Я стал с тобой дружить, стал провожать тебя, даже два раза водил тебя в ресторан…

ВИКА. Один раз! Один раз! Второй раз было кафе! Один! Кооперативное кафе! Запел лазаря…. Паразитина, гад! Ой, Господи, мамочка моя…

СЕРГЕЙ.  Ага, кофе… Ишь ты… А кто расплачивался-то? Кто? Конь в пальто? Пушкин? Кто? Ты, что ли? Я! Я расплачивался-то! А там цены были как в ресторане! Поняла? Ты ведь даже и не знаешь, сколько я заплатил! Я ведь, чтоб ты не подумала, что я деньги жалею, нарочно официантку в сторону отвел, подальше, потихоньку расплатился, а то ведь она – она ведь прямо в нос тебе совала счет, тебе в нос, забыла, что ли? Помнишь? Ну вот! Я видишь, какой добрый, честный, чистый, ранимый? Чтоб не подумала, что я такой жадный, и что я не хочу, чтобы ты половину заплатила из тех 40 рублей 27 копеек, отвел официантку в сторону! Тебе сохранил душевное спокойствие, поняла ты или не поняла? Вот так вот. Ничего никогда не замечают, эгоисты. Вот так, да. Ничего! О чем это я? А-а, так я тебя люблю, Вика, что я в тебя провалился, просто по самое горло, по самое-самое, понимаешь?

ВИКА. Я не дачный сортир! Провалился он… Захлебнуться ты там, гад, не мог… Провалился он, скотина… Чтоб ты провалился, провалился, скотина, провалился… (плачет.)

СЕРГЕЙ.  Вика, Вика, Вика… Мы же с тобой интеллигентные люди, право же. Ну, что ты мне так на последок грубишь, что, что? Нельзя так, право. Ты хочешь казаться хуже, чем ты есть на самом деле. Ты скрываешь свое истинное я… Вот так. Давай, все же, умрем друзьями, ну? Хочешь? Ну, не хочешь если, чтобы как возлюбленные, в одной луже крови, то давай умрем просто так, друзьями… Вика! Ну? Слышишь ты меня?! Друзьями, я говорю, умрем, друзьями!!!

Пауза.

ВИКА. Ага, друзьями… Друг, друг… Друг нашелся…Серя-Веря, негодяй… Крокодила кусок… У меня ноги, ноги холодеют… Я пойду, прилягу, прилягу… Ой, Господи… Как страшно умирать, оказывается…. Господи, как страшно… Что ты наделал… Что ты наделал со мной, негодяй… Я уже и говорить не могу, ты видишь, подонок, видишь… У меня уже язык окостенел, напрочь… Заплетается… Господи, прости мне все мои грехи, прости Господи… Помираю… Смертынька моя наступила… Господи, думала ли я, что так глупо умру, Господи, могла ли я думать, что из-за этого дурака я… Руки напрочь отказали, ноги тоже… Всё… Умираю, умираю я…

СЕРГЕЙ.  Приляг, Викусенька, приляг, милая, сюда, на диванчик, вот так… Вот так, так и так… Сразу надо, Викусенька, сложить вот так, чтоб потом тебя не укладывать, не мучаться людям, а то, Викусенька, ручки у тебя одеревенеют, закостенеют, знаешь, - как будто смерзнуться и вот тут, в этом месте, нужно будет жилки перерезать… Подрезать надо будет вот тут, тут и тут ножечком надо будет, скальпелёчком, чик-чик… Ты знаешь, Викусенька, мы когда хоронили Сергеева из шестой бригады…

ВИКА. Господи, да уйди ты с глаз долой, дай хоть помереть спокойно, уйди, уйди, или я соберу последние силы и шибану тебя сейчас чем-нибудь по голове твоей поганой… Уйди, слышишь, уйди! Или я за себя не ручаюсь, гад, не ручаюсь!

СЕРГЕЙ.  Милая, не надо так ругаться, не надо… Зачем? Погоди, погоди, погоди! Ах, как красиво ты лежишь! Как красиво! Пусть на твоих устах запечатлеется улыбка… Улыбайся, а? Вот все будут подходить к твоему гробу и говорить, плача: «Господи, какая она! Вы только посмотрите на нее, посмотрите! Ведь лежит в гробу, как живая, лежит и улыбается, будто заснула и сны видит сладкие, христовенькая… Как живая будто!...»

ВИКА. Мамочка…

СЕРГЕЙ.  Ну, что ты, Вика, не улыбаешься? Надо, надо, надо, милая! Для потомков, для истории. Напрасно не улыбаешься. Надо всегда, милая, держать хвост пистолетом. Даже при смерти! Всегда!

ВИКА. Заткнись, заткнись, заткнись!!!!

СЕРГЕЙ.  Нет! Нет! Я хочу улыбки на твоих устах сахарных! Хочу! Поэтому я тебе сейчас расскажу анекдот… Ты рассмеешься и кончишься. И все будет в порядке. Слушай. Приходит мужик в буфет. Клиент. Приходит и спрашивает: «Дайте мне, пожалуйста, стакан вода.»  Буфетчица говорит: «Не вода, а воды…» И подает ему стакан воды…

ВИКА. Ма-а-ама-а-а….

СЕРГЕЙ.  Мужчина выпивает и говорит: «Вкусная у вас воды…» А буфетчица снова поправляет: «Не воды, а вода…» Тогда клиент ей говорит: «Воды, вода, воды, вода… Паришь мозга…»

Пауза.

ВИКА. Мамуленька… Я ведь еще молодая совсем… Мне ведь еще мало лет совсем…

СЕРГЕЙ.  (грустно.) Девятнадцать говорила…

ВИКА. Мне ведь девятнадцать лет еще только, правильно… Мамонька моя, мамулечка… Я совсем молоденькая… Гсподи…

СЕРГЕЙ.  И я тоже не старенький. Я ведь тоже умираю, слышишь, Вика? Чуть-чуть лысинка появилась на голове. Мне всего лишь тридцать шесть. Помираю во цвете лет, можно сказать. Ну, чего же ты не смеешься, Вика? Развеселил я тебя анекдотом? Развеселил? Или ты не поняла? Слушай еще раз, если не поняла: приходит мужик к буфетчице и говорит: «Стакан вода…»

ВИКА. Ой, ой, ой, ой, ой, ой, ой….

СЕРГЕЙ.  (щекочет Вику.) Ну, улыбнись, улыбнись, улыбнись…

ВИКА. Сейчас умру, умру, умру… Да тебя, тебя-то, гад, почему не берет-то?! Ты0то почему еще ползаешь, почему, почему, почему, почему?!!!!

СЕРГЕЙ.  Я – мужчина. Вот так, Вика. У меня – дольше. Знаешь, какой я мужчина? Ого-го. Все довольны были. Все до одной. Жалко, что ты уходишь, уходишь в иной мир, так и не проверив, так и не испробовав, какой я мужчина, жалко, жалко…

ВИКА. Чего ты буровишь, чего, чего, чего, чего?!

СЕРГЕЙ.  Нет. Ничего. Так просто. Ты улыбайся, улыбайся.

ВИКА. Ты, наверное, в мой стакан насыпал, да? Только в мой? А себе – нет? Себе не насыпал? Не сыпал, да? Не сыпал, говорю, не сыпал? Говори быстро!

СЕРГЕЙ.  Нет, Вика, я всю бутылку отравил. Обоим карачун придет. А какие же мы с тобой молодые! Какие… Жалко. Всем будет нас с тобой жалко. Я так думаю. Ведь это надо же, скажут, какие дураки! Взяли вот и отравились! Зачем, почему, отчего?! По-о-ошто-о-о?! Да из-за любви друг к другу, скажут. А зачем из-за любви друг к другу травиться-то, спросят?! Пошто-о-о?! У нас ведь в стране друг друга любят и не травятся, поди-ка, живут мирно и дружно, в полном согласии и спокойствии.

ВИКА. Господи-и-и-и…

СЕРГЕЙ.  И никто, никто, ни одна живая душа не будет знать, что ты меня совсем, совсем не любили, совсем…

ВИКА. Ненавижу тебя!

СЕРГЕЙ. Вот видишь! А нас с тобой, наверное, в одной могиле похоронят, вместе… А ты – ненавижу! На могилку поставят куст рябины. Или нет – дуб и рябину. Чтоб красивее было. Как в песне. Ты – дуб, я – рябина. Нет, наоборот. Я – дуб, ты – рябина.

ВИКА. Дуб, дуб, дуб, ненавижу!

СЕРГЕЙ. Будем стоять в обнимку. И никто знать не будет, что ты меня ненавидела, вот так. Что стоишь, качаясь, гордая рябина… Не любила. А по ресторанам со мной ходила ты только потому, что у меня денег – куры не клюют, что я тебя кормил и поил, одевал и обувал…

ВИКА. Ты меня кормил и поил?! Ты меня одевал и обувал?! Меня кормил и поил?! Ты? Господи! Денег у него куры не клюют! Врешь, врешь, Серя-Веря! Серя-Веря ты несчастная! Мышиный жеребчик! Не жуч мочало, не ври! В трамвае даже сроду на мои абонементы ездил! Забыл, что ли? Сроду-роду!...

СЕРГЕЙ.  Вот, здрасьте, а? Да я как узнал тебя месяц назад, так у меня из-за тебя деньги как тараканы стали расползаться. Поняла ты, Вика нехорошая… Как бы дал тебе сейчас больно за эти деньги попусту потраченные! Последние денечки в своей жизни, можно сказать, и даже не пожил в свое удовольствие! Как бы дал сейчас тебе, чтоб даже на том свете помнила! Да я как познакомился с тобой – денег и не видел даже своих! Будто дырка в кармане появилась! Видишь? Карманная чахотка! Сегодня ждал когда тебя, дак даже пустые бутылки пошел сд<