Новгородцы-буяны или государственники?

 

В отечественной историографии долгие годы существовал миф о «буйности» новгородцев. Откуда он взялся?

Новгородские летописи нередко рассказывают о вечевых спорах и распрях. На этом основании некоторые историки закрепили за Новгородом характеристику скандального города, а за новгородцами образ дебоширов. Так ли это на самом деле? Выдающийся исследователь средневековой Руси Георгий Федотов писал: «Говоря о Новгороде, обычно преувеличивают беспорядок и неорганизованность вечевого управления. Мы мало знаем о нормальном течении дел. Летописи говорят только о его нарушениях. Традиционные картины побоищ на Волховском мосту являлись сравнительно редким исключением. По большей части „владыкам“ удавалось примерять враждующие партии до начала кровопролития.

Княжеские усобицы на остальном пространстве русской земли пролили больше крови и слез, чем драка на Волховском мосту. И, конечно, за все века существования Новгорода в его стенах не пролилось столько невинной крови, как за несколько дней его посещения Грозным в 1570 году»^{30}.

А вот мнение о рассказах летописцев самого известного современного специалиста по истории Новгородской республики: «Круг интересов летописца всегда избирателен. Летописец тяготеет к необычному. Он пунктуально отмечает, например, поражающие его явления комет, но вовсе не склонен фиксировать то, что кажется ему обыденным»^{31}.

Бурные политические споры новгородского веча выплескивались на страницы летописей. Читая их, можно прийти к мнению, что история Новгорода — это бесконечная череда общественных разногласий, столкновений, распрей. Но, это, конечно, не так. Вечевые споры и распри не были обычным состоянием общественной жизни Великого Новгорода. Новгородцы очень любили свое государство и глубоко чтили его республиканские традиции. Почти всегда они приходили к взаимному согласию по ключевым государственным вопросам, но иногда (что же в этом удивительного?) расходились во мнениях и разделялись на противостоящие партии. Летописи же сохраняли наиболее заметное, яркое, потрясающее воображение. А народная распря как раз относится к этой категории событий. Тихая, размеренная, повседневная жизнь без потрясений оставалась вне внимания летописцев. Не правда ли, как все это похоже на освещение политических событий современными средствами массовой информации? Да, во все времена человек и его наклонности оставались и остаются почти неизменными.

Новгородские летописцы скрупулезно отмечали каждую склоку среди своих сограждан. Для них она была сродни комете, появившейся на мирном небе общественной жизни. При этом летописцы не оставили потомкам даже описания государственного устройства республики. А зачем? Для них оно было очевидным и не вызывающим удивления фактом. Для историков же многое в области общественно-государственной жизни Новгорода остается загадкой. Например, исследователи до сих пор не могут установить в полном объеме, чем властные функции посадника отличались от тех же функций тысяцкого?

 

* * *

 

Кто особенно поусердствовал в создании негативного образа Новгородской республики? Конечно, историки московской историософской традиции. Именно они, говоря о государственном устройстве Новгорода, акцентировали внимание на якобы постоянных вечевых спорах, переходивших в жестокие распри. Эти историки всегда старались подчеркнуть неуправляемый характер новгородской вольности. Тасуя факты, они стремились, доказать, что из такой неистовой, стихийной народной демократии ничего путного для всей Руси, если она захотела бы вдруг заимствовать новгородский опыт, произойти не могло. Конец же Новгорода как государства — лучшее подтверждение этому. Так ли это на самом деле?

В первую очередь, надо сказать, что новгородские летописцы никогда не скрывали нестроений, происходивших на вечевых собраниях. Они писали о них совершенно открыто и правдиво. Однако подлинное народовластие подразумевает и то, и другое. То есть, во-первых, свободное обсуждение и принятие решений на вече не могло не приводить к столкновению противоположных взглядов, которые иногда перерастали в распри. Во-вторых, истинная свобода народа предоставляла полное право летописцам открыто писать и безбоязненно выражать свое мнение о негативных явлениях политической истории своего государства.

Новгородская республика не смогла бы просуществовать несколько столетий в кольце враждебных ей государств, если бы в ее общественной жизни на самом деле царил хаос. «Вечевой строй мог функционировать лишь при сильной власти, не допускавшей анархии»^{32}.

Конечно, вечевые мятежи — не лучший метод для проявления политической воли народа. Неспособность новгородских законов и исполнительной власти до конца искоренить бунты была одним из самых слабых мест общественной жизни Новгорода. Вместе с тем, народные возмущения являются для нас очень яркой, хотя и не лучшей, иллюстрацией реально существовавшей новгородской демократии. И при этом все же не надо забывать, что «вообще междоусобия в Новгороде не представляют слишком кровавых картин. До кровопролития не всегда доходили, а если оно и случалось, то ограничивалось смертью нескольких человек. Часто тем и кончалось, что соберутся враждебные стороны и, вооруженные, погрозят друг другу, побранятся, а потом помирятся и разойдутся»^{33}.

А какую картину мы наблюдаем в средневековой Москве, политическом оппоненте Новгорода? Московская общественная жизнь той эпохи — полная противоположность новгородской. Если же быть совершенно точным, то надо сказать, что никакой общественной жизни в Московском княжестве не было и в помине. Поэтому-то и никаких упоминаний о народных возмущениях в летописях найти нельзя. Откуда же им было взяться? Самодержавный князь обсуждал политические проблемы в тесном кругу избранных советников. Если кто-нибудь из них и осмеливался высказывать несогласие с княжеским мнением, то это никоим образом не служило поводом к мятежу.

В Московском княжестве все принадлежало князю, и все были его холопами. Московские бояре не выносили сор из княжеского терема, поэтому о спорах на государственных советах летописцам писать было нечего. А если бы вдруг кто-нибудь из них и вздумал изложить свое, отличное от княжеского, мнение, то кто позволил бы ему это сделать?

Характерный пример. Гибель Новгорода летописцами описана довольно подробно. При этом они пространно сообщают о вечевых спорах и о разделении новгородцев на партии по отношению к Москве. Перед нами предстает живая картина политической и общественной жизни Новгорода в последний период существования республики. И в то же время летописцы хранят полное молчание о планах московского князя относительно Новгорода. Конечно, у него была одна цель — подчинить Новгород. Это ясно и без всяких слов. Однако как великий князь хотел добиться этого, какие советы держал с ближними боярами, существовали ли в правящей верхушке москвичей разногласия — обо всем этом в летописях сведений не найти.

 

* * *

 

Сообщения летописей о новгородских вечевых распрях — не аргумент против республиканского устройства государства. Как, впрочем, и сокрытие тайн московского княжеского двора — не аргумент против монархической формы правления. В авторитарных государствах политические вопросы обычно не выносили на общественное обсуждение, решения принимали в кулуарах дворцов. Если же и выносили, то лишь с пропагандистской целью. Поэтому исследователи, занимающиеся историей таких государств, больше тратят сил на построение гипотез, чем на анализ реальных фактов. История самодержавных, закрытых политических режимов изобилует событиями, о причинах которых исследователь может только догадываться. Данные секретных совещаний почти никогда не доверяли бумаге. Воспоминания же информированных современников почти неизменно несут печать или недосказанности, или предвзятости. Дворцовые тайны редко покидали покои властителей.

Противоположную картину наблюдаем в истинно демократических обществах. Там граждане обсуждали государственные вопросы открыто на всенародных собраниях. Поэтому причины политических решений для историков, как правило, очевидны. Проблема для исследователей заключается только в сохранности письменных источников.

 

* * *

 

Решения по острым политическим вопросам всегда принимались в жарких спорах и жестких столкновениях противоположных мнений. Если, конечно, принятие решения не зависело от одного человека, который имел неограниченную власть над своими подданными и притом был не очень склонен прислушиваться к их мнениям. Наверняка, в авторитарном Московском княжестве не все единодушно поддерживали решения, принимаемые великим князем. Однако недовольство открыто себя не проявляло и тем более не фиксировалось в официальных летописях и документах. Молчание не всегда — знак согласия, часто это проявление благоразумной или трусливой осторожности.

Вечевые споры, бывало, разделяли самих новгородцев на партии, но никогда не отдаляли их от государства. Гражданское общество и государственная власть были в Новгороде тождественными понятиями. Власть принадлежала народу, причем в столь большой степени, что в человеческой истории с трудом можно отыскать аналогичные примеры. Конечно, не все в новгородском обществе было безукоризненно, однако насколько это возможно в реалии, Великий Новгород приблизился к идеалу истинного республиканского строя и подлинного народовластия.

Недовольство части новгородцев своими политическими противниками не перерастало во враждебное отношение ко всему общественному строю. То есть вечевые распри никогда не выливались в борьбу новгородцев с собственным государством (как это, например, происходило во время народных восстаний в том же Московском царстве). Да, граждане Новгорода иногда разделялись на партии и вступали в схватку друг с другом. Однако при этом у них не было и мысли посягнуть на свой общественный уклад, вековые традиции или, тем более, уничтожить существующий государственный строй. Все это было для новгородцев объектом почитания и даже некоего национально-гражданского культа. Будучи несогласными с принятым решением, они при этом знали, как и по каким причинам оно принято. За недовольными всегда оставалось право бороться за свое мнение.

В самодержавно-авторитарных государствах все происходило наоборот. Нередко подданные внешне соглашались с решениями своего государя, но при этом большинство населения глухо роптало. И чем чаще случалось такое внутреннее несогласие, тем дальше народ отделялся от своего властителя. Народные массы начинали жить собственной, параллельной государству, жизнью. Со временем это приводило к довольно плачевным результатам.

В Московском княжестве, до завоевания Новгорода, мы не видим восстаний народа против князей, недовольство ими не доходило до критической точки. Можно сказать, что великокняжеская власть и народ в то время еще были едины. Однако после присоединения Новгорода, когда московские государи полностью утвердили свое владычество над великороссами, отчуждение народа от власти начало расти. В дальнейшем именно этот процесс в немалой степени и привел Московское царство к Смутному времени.

 

* * *

 

В Новгороде случались кратковременные мятежи, но там никогда не вспыхивали гражданские войны. Более того, в истории Великого Новгорода не произошло ни одного столь серьезного мятежа, который бы ощутимо потряс общественный строй республики.

Между тем в Москве, официальные летописцы которой так любили обвинять новгородцев в буянстве, междоусобицы принимали очень тяжелый характер. Взять хотя бы многолетнюю кровавую борьбу за власть между князьями Василием Темным и Димитрием Шемякой. Эта распря не только нанесла огромный материальный и людской урон великому княжеству Московскому, но в какой-то момент поставила его даже на край гибели.

В многовековой истории Новгородской республики нельзя встретить ничего, хотя бы отдаленно напоминающего Смутное время, когда из-за московских неурядиц едва не прекратила свое существование уже вся Русь. По сравнению с московскими междоусобицами пресловутое новгородское «буянство» было детским озорством. Тем не менее антиновгородская пропаганда, превратившись в ложные исторические стереотипы, действует и поныне! Немало наших современников до сих пор считают, что Москва — это державность, порядок и закон, а Новгород — это бесшабашная вольность, буянство и своенравие.

Желание некоторых историков представить Новгородскую республику чуть ли не государством анархии и необузданной вольности ничем не оправдано. Если бы приписываемое новгородскому обществу дикое буйство имело место в действительности, то Господин Великий Новгород на протяжении нескольких столетий не был бы одним из самых сильных государств северо-восточной Европы. А именно таковым он в реальности и являлся. «Великий Новгород, — писал академик М. Н. Тихомиров, — обычно рисуют как „город воли дикой, город буйных сил“. Но город „воли дикой“ просуществовал как центр особого государства по крайней мере 500 лет, с конца X по конец XV в. Следовательно, он обладал устойчивым государственным устройством, а не был только городом „буйных сил“»^{34}.

На вече велись споры и партии противостояли друг другу до принятия решения. После утверждения постановления новгородцы, как правило, твердо и всеми имеющимися в наличии силами приводили его в жизнь. При этом разобщенность и саботаж были явлениями исключительными. Собственно благодаря железной гражданской дисциплине новгородцы и смогли выстоять под натиском немцев, шведов, литовцев и некоторых властолюбивых русских князей.

Господин Великий Новгород имел твердый государственный строй и жесткую исполнительную власть. Демократичность новгородского общества не входила в антагонизм с властью, скорее она была ее фундаментом. Буянами и смутьянами новгородцы казались только тем, кто не хотел знать никакой другой формы власти, кроме монархии. Причем монархии азиатского тоталитарного типа.

 

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ

 

Истории Великого Новгорода посвящено множество книг и статей. Несмотря на такое изобилие, вполне справедливо замечание профессора МГУ Н. Борисова: «Наши представления о политической жизни средневекового Новгорода вообще достаточно схематичны и умозрительны. Над ними зачастую довлеют традиционные для советской историографии стереотипы»^{35}. Надо добавить: не только советской, но и российской имперской историографии.

Почему до наших дней дошло весьма мало сведений о государственном и общественном устройстве Новгородской республики? Одна из главных причин заключается в том, что возобладавшая на Руси автократическая система сделала все возможное, чтобы стереть в русском самосознании память о национальном народовластии.

Новгородский государственный строй отличался гармоничностью. В Великом Новгороде законодательная, исполнительная и судебная ветви власти находились под влиянием всех слоев общества. На всех уровнях республиканской администрации соблюдались принципы коллегиального принятия решений и общественного контроля над их исполнением.

Каким образом сформировался столь целостный общественно-государственный строй? Его истоки надо искать в глубокой древности.

В Новгородской республике во многом сохранилось народовластие, свойственное древним индоевропейским (арийским) племенам. В чем состояла суть этой демократии? Точно и емко ее определяет известный афоризм: «Демократия — это пространство договора между вооруженными и свободными мужчинами». В этом определении, как ни в каком другом, лучше всего сформулирована сущность арийского народовластия.

В общественном строе индоевропейских племен присутствовали элементы трех основных форм власти. Сравним, например, Великий Новгород с Древним Римом. В обеих республиках найдем присутствие всех трех государственных начал: демократического — новгородское вече и римское народное собрание; аристократического — новгородский Совет господ и римский Сенат; монархического — князь в Новгороде и консулы в Риме.

 

* * *

 

С течением времени арийские племена пошли различными путями государственного развития. Гармоничное сочетание начал власти стало повсеместно нарушаться. Так, в Риме возобладала монархическая форма правления, в Новгороде — аристократическая. В Риме произошла решительная смена форм власти. В Новгородской же республике аристократическая модель власти в полной мере не восторжествовала: новгородцы сохранили и другие государственные начала.

Оригинальной чертой новгородского государственного устройства постепенно стала традиция приглашения князей со стороны. Но по-настоящему самобытной и важной особенностью общественного строя Великого Новгорода была православная теократия. По существу, она заняла в республике место четвертого государственного начала. И, видимо, сочетания теократической и трех других форм власти история, и не только индоевропейских народов, больше не знала.

 

* * *

 

Некоторые историки называют государственную структуру Великого Новгорода олигархической формой правления. При этом они преувеличивают размер власти, которой обладали влиятельные боярские семейства, и преуменьшают участие народа в делах республики. Что на это можно возразить? Если бы на самом деле в Новгороде народ не участвовал в государственном управлении, то всемогущие новгородские олигархи взяли бы всю полноту власти в свои руки. Однако таких поползновений со стороны боярства в Новгороде никогда не было. О чем это говорит? О силе народовластных традиций новгородцев. Республиканский «государственный строй „Господина Великого Новгорода“ настолько был устойчивым и прочным, что за всю свою историю Новгород не знал попыток создания в нем тиранического режима, восторжествовавшего в ряде итальянских городов. В XIV–XV веках в Новгороде нет даже князей, вместо них на Городище сидит наместник московского великого князя»^{36}.

 

* * *

 

Новгород вырос из союза пяти поселений — концов. Этот союз на протяжении всей истории республики оставался основой общественно-административного деления города. В каждом конце существовали объединения близких друг другу боярских родов. Они и пользовались преимущественным влиянием среди жителей своего конца.

Кончанские объединения бояр нередко боролись между собой на вече по различным вопросам жизни Новгорода. Иногда эта борьба принимала формы, вредные для общественной жизни республики. Однако в целом наличие пяти концов с их устойчивыми родовыми объединениями на протяжении веков делали государственный строй Новгорода и состояние общества очень стабильными. Кончанские объединения не ставили перед собой цели, как политические партии, кардинально изменить ту или иную сферу государственной или экономической жизни республики. В основном они сталкивались между собой по тактическим, частным, текущим моментам жизнедеятельности Новгорода.

Политический вес каждого новгородского конца был разным. Однако когда дело доходило до столкновения на вече, силы концов в своей совокупности, как правило, уравновешивали друг друга. В дискуссиях на вече обычно рождались взвешенные и полезные для республики и ее граждан решения.

 

* * *

 

Население Великого Новгорода было сплоченной гражданской общиной. Если в лихолетье новгородцы лишались князя или посадника, они не превращались в стадо без пастуха. Новгородцы обладали удивительной способностью к самоорганизации. Под ударами судьбы они еще более сплачивались и выдвигали из своей среды волевых, талантливых, харизматических вождей.

В Москве, наоборот, вся система власти изначально сосредотачивалась вокруг монарха-автократора. Правда, в период созидания великого княжества Московского никакой чрезмерной концентрации власти в руках князя еще не было, поэтому его личность решающим образом не влияла на внутреннюю и внешнюю политику государства. Однако по мере роста автократичности проявились слабые места московской княжеской власти. Во многом именно личность монарха стала определяющим фактором стабильности или нестабильности общественно-политического мира Москвы. Несоответствия личных качеств монарха с высокими требованиями, предъявляемыми к его венценосной персоне, стали постоянно приводить к дестабилизации в той или иной сфере жизни Московского государства.

 

ГРАЖДАНСКАЯ ОБЩИНА

 

Западноевропейцы любят хвастаться давними традициями своей демократии и при этом утверждать, что якобы на Руси всегда господствовала автократия. Правда ли это? Относительно Северо-Западной Руси надо сказать, что демократическое «развитие Новгорода опережало развитие многих городов Западной Европы. Раньше многих европейских городов-коммун Новгород добивается независимости и становится богатейшей республикой»^{37}.

Образцом демократического устройства древних арийских государств обычно принято считать Римскую республику. О степени демократичности общественного устройства какого-либо индоевропейского народа чаще всего судят через призму таких римских понятий, как civitas (община граждан) и res publica (общее достояние).

Если этот критерий применить в отношении Великого Новгорода, идентичность новгородского общественного строя нормам античной демократии удивит точностью. У новгородцев, подобно древним грекам и римлянам, не существовало даже понятия о государстве как о некой властной структуре, функционирующей отдельно от человеческого сообщества. Общинность всегда являлась характерной чертой Новгородской республики. В. О. Ключевский писал: «Несмотря на присутствие князя, Новгород в удельные века был собственно державной общиной»^{38}.

Новгородская республика — пример гражданской общины, присущей арийским народам. Конечно, новгородская община была во многом своеобразна и имела оригинальные черты, которые отличали ее от таких древних гражданских обществ, как, например, Рим и Афины. Тем не менее, корни новгородского народовластия уходили в арийскую древность.

 

* * *

 

Арийские республики (Афины, Рим, Новгород и др.) являлись обществами с ярко выраженной антиимперской природой. Интересы гражданских общин этих республик не имели ничего общего с желанием созидать империи. Приступая к строительству империи, арийские республики вначале претерпевали коренные изменения и превращались в государства в современном понимании этого слова. В частности, в их недрах появлялся аппарат насилия и социальный слой управленцев, оторванных от гражданской общины.

В арийской гражданской общине не существовало элиты, которая имела бы имперские амбиции. Имперский аппетит обычно просыпается тогда, когда в национальной элите появляются носители государственной власти, ставшие, по существу, этой самой властью, пребывающие над гражданской общиной и ничем с ней не связанные. Если руководителей нации захватывает имперская страсть, то они дают ей выход во внешней экспансии. Имперскую жажду не могут окончательно утолить никакие частные успехи, и она всегда, сознательно или бессознательно, ищет мирового господства.

Новгородская республика избежала процесса обособления национальной элиты от гражданского общества и не свернула на имперскую стезю. Московское княжество, в отличие от Великого Новгорода, с момента своего возникновения строилось как государство, имеющее аппарат насилия и прослойку должностных лиц, которую сейчас назвали бы чиновничеством. Имперская потенция была заложена в Москве изначально. Впрочем, в Московском государстве на протяжении его истории тоже существовали общинные структуры, особенно в среде крестьян, но они в корне отличались от природы новгородской гражданской общины. Московская власть терпела проявления общинности на своей территории только по одной причине: общины было удобно обкладывать тягловыми и налоговыми повинностями; притом на общинников возлагалось бремя круговой ответственности за невыполнение этих повинностей.

 

* * *

 

Конечно, не все в социально-общественной жизни Великого Новгорода было идеальным и безоблачным. Здесь, как и везде, жили богатые и бедные; здесь так же, как и во всем мире, существовали социальные противоречия. Более того, эти противоречия в силу свободы новгородского общества нередко выплескивались наружу и проявляли себя довольно бурно. Иногда народные волнения случались по сущим пустякам.

Вместе с тем в Новгороде никто и никогда не собирался строить коммунизм. Простые новгородцы с уважением относились к честно нажитому имуществу и воздавали должное знатному происхождению человека. Тем не менее у новгородцев вызывало возмущение всякое проявление спеси, неправды и корысти со стороны богачей и знати. И это естественно. Ведь новгородская общинность подразумевала если не имущественное, то гражданское равенство.

 

* * *

 

Великий Новгород часто называют боярской республикой. Можно ли с этим согласиться? Да, такое утверждение во многом справедливо. Однако, соглашаясь, не надо приравнивать новгородских бояр к современным олигархам, как это пытались сделать советские историки, которым всюду мерещилась социально-классовая борьба.

Современные капиталистические, так называемые демократические, государства по своей сути являются государствами с олигархической формой правления. Причем современная олигархия оторвана от простого народа во всех отношениях. В Новгородской республике дело обстояло совершенно иначе.

Доминирование аристократической формы правления над другими властными институтами особенно характерно для Великого Новгорода в последний период его истории. Однако надо заметить, что как в этот период, так и в предшествующее ему время новгородское боярство, не в пример современным олигархам, было связано неразрывными общинными узами со всем населением республики.

Новгородские бояре жили среди собственного народа и тесно общались с ним. Их интересы никогда коренным образом не расходились с чаяниями всего гражданского общества Новгорода. Почти каждый боярин стоял во главе или являлся представителем отдельной новгородской общины, будь то конец, улица, сотня, братство или, по меньшей степени, гражданская ячейка, состоявшая из патронально зависимых от этого боярина сограждан.

Немаловажный факт: все имущество новгородских бояр было сосредоточено в пределах собственного государства. Как известно, швейцарские банки в те далекие времена еще не существовали. Если действия некоторых бояр явно противоречили интересам общегородской новгородской общины или какому-нибудь местному гражданскому сообществу, имущество этих бояр уничтожалось их согражданами. Иногда лишались жизни и сами бояре, решившиеся пойти против интересов общества.

Каждый новгородский гражданин был защитником отечества и имел у себя дома комплект полного воинского вооружения. Поэтому недовольство новгородской общины каким-нибудь боярином или боярским родом нередко перерастало в полный разгром боярской усадьбы или даже усадебного комплекса. В этом случае даже многочисленные вооруженные холопы не могли помочь своим хозяевам спастись от гнева закаленных в боях новгородцев.

Большинство новгородских бояр служило интересам новгородской православно-гражданской общины в силу своих патриотических и общественных идеалов. Бояре, у которых отсутствовали такие высокие принципы, служили Господину Великому Новгороду если не по совести, то по страху, зная крутой нрав своих сограждан.

Все это справедливо и в отношении высших должностных лиц республики. Если в других русских землях князья часто могли позволить себе вести внутреннюю и внешнюю политику только в личных интересах, не обращая внимания на нужды населения, то для любого новгородского правительства такое поведение было не просто неприемлемо, но и чревато очень грустными последствиями.

 

* * *

 

Не только в русской, но и в мировой истории трудно найти аналог гражданскому обществу, существовавшему в Новгородской республике. И это неудивительно. Ведь гражданская община Новгорода была построена на христианском фундаменте. Духом православной общинности была пронизана вся новгородская государственность. Христианская общинность была стержнем Новгородской республики и характерным свойством новгородского этнического самосознания. Православная общинность являлась и основой новгородского народовластия. Это делало строй Новгородской республики намного человечней и свободней, чем в любом нехристианском демократическом обществе. Взять, к примеру, рабовладельческие Афины или Рим, где отношение к человеческой личности было довольно жестоким.

Что можно сказать относительно христианской Европы? Здесь, конечно, отношение к человеку было намного лучше, чем в античных демократиях. Однако европейские гражданские общества строились людьми, исповедовавшими искаженное христианство, поэтому эти общества не могли достичь той степени приближения к идеалу народовластия, которой удалось достичь гражданам православного Новгорода.

 

* * *

 

Юридическая система Великого Новгорода была весьма стройной и справедливой. Перед законом и судом строго соблюдалось равенство всех граждан независимо от их сословия, имущественного положения и занимаемой должности. Телесные наказания к гражданам не применялись. За правонарушение преступник обычно платил денежную пеню. Однако тяжелые злодеяния карались смертной казнью.

Тяжкие преступления против общества, например измена, рассматривались на вече. Если вина злоумышленника подтверждалась, к нему применялась общенародная казнь — отдача на поток, имевшая показательное и воспитательное значение. «Отдача на поток состояла в том, что народная толпа бросалась на двор осужденного и расхватывала его имущество, самый двор и хоромы разносили, иногда выжигали; его имение конфисковали. Иногда при этом самого виновного убивали, а чаще изгоняли со всем семейством и даже с роднёю, например с братьями, племянниками и вообще близкими по крови»^{39}. Имущество преступника поровну делилось между гражданами.

Такие жесткие меры новгородцы применяли для того, чтобы с корнем вырывать из общества семейства, породившие преступников. Благодаря этому в Новгороде не оставалось тайных недоброжелателей, которые своей местью нарушали бы общественный мир. Угроза отдачи на поток повышала ответственность каждого члена рода друг за друга.

Впрочем, новгородцам не была свойственна кровожадность. Они с готовностью принимали ходатайства видных граждан или духовных лиц за преступников и прощали злоумышленников, видя их раскаяние. Нередко новгородцы отпускали в монастырь даже осужденных на смерть, чтобы те провели оставшуюся часть жизни в покаянии.

 

* * *

 

Русским, живущим в современном мире, важно осмыслить опыт новгородского народовластия. Почему? Потому что этот опыт, как никакой другой, может оказаться полезным для строительства нового русского государства.

Почти шестисотлетняя история самодостаточной и мощной Новгородской республики убедительно доказала, что русский народ смог построить вполне благополучное демократичное общество, основанное на православной гражданской общинности. В Новгородской республике отсутствовала та почти непреодолимая сословная отчужденность, которая сложилась в Московском государстве, расцвела в Российской империи и в конечном счете привела русскую государственность к гибели.

Чтобы русские смогли преодолеть вызовы современного мира и не прекратили свое историческое бытие как нация, они должны взять на вооружение пример новгородской сплоченности на основе православного национального единения, когда весь народ живет взаимными интересами, служит одним идеалам и стремится к общим целям. Общественный строй православной республики может показать нашим современникам пути сохранения, единения и процветания русской нации.

Отбросив негатив, несомненно, присутствовавший в истории Новгородской республики, необходимо черпать из ее общественно-политического опыта все позитивное и полезное для будущего русской нации.

 

ВЕЧЕ

 

Было ли вече оригинальным изобретением новгородского общества? Отнюдь нет. Вече, или народное собрание, являлось характерным элементом общественного устройства почти всего славянского мира. И можно говорить даже более широко: народное собрание как форма общинного самоуправления, в том или ином виде, существовало почти у всех арийских народов.

Почему же представление о Великом Новгороде так неразрывно связано с вече? И само вече ассоциируется с Новгородом? Потому что из всех славянских племен наиболее долго вече просуществовало именно в Новгороде. Вече было самым существенным проявлением новгородского народовластия.

Когда в средневековой Европе почти повсеместно уже господствовали различные формы монархического правления, Великий Новгород в своем общественном устройстве оставался одним из немногих заповедников арийского мира. Если посмотреть на карту политических систем народов Европы XIV–XV веков, ничего подобного новгородскому вече найти не удастся.

Рассуждая о Новгороде и его истории, надо всегда помнить, что власть новгородского веча опиралась на всех граждан-воинов. Они сами являлись в Новгороде и полицией, и армией. Никакого государственного аппарата насилия в Новгороде не было. Нынешняя псевдодемократия имеет для своей защиты собственные силовые структуры. Современная демократическая олигархия правит простым народом, имея в руках дубинку. В Новгороде само вече было дубинкой для зарвавшихся политиканов. Так, в 1207 году вече осудило посадника Димитрия и его братьев, друживших с великим князем Всеволодом, за введение многих незаконных налогов. Дома осужденных новгородцы сначала опустошили, а потом сожгли. Имущество семьи посадника, включая села, было продано. Вырученные деньги разделили между гражданами. Каждому досталось по нескольку гривен. Подобные случаи в новгородской истории не были редкостью.

Вечевой суд над представителями власти монархически настроенные летописцы и историки всегда трактовали как мятеж против государственных устоев. Однако народный суд сам осуществлял функции государства и был одним из краеугольных камней фундамента новгородского общества. Вечевой суд не боролся против государственных устоев, наоборот, он защищал их методами, традиционными и законными для республиканского Новгорода.

Новгородское народовластие — это самовластие вооруженных граждан-воинов. Причем новгородское народовластие не было ни в коей степени сродни народовластию упрощенно организованных сообществ, типа викингов или казаков. Оно было высокоорганизованной формой государственной власти. Имея многие черты античных республик и демократий, Великий Новгород, благодаря Православию и теократичности власти, создал форму народовластия, не имеющую аналогов в мировой истории.

«Новгородское вече, — писал В. О. Ключевский, — в обычном порядке законодательствовало и частью наблюдало за ходом управления и суда, сменяло выборных сановников, которыми было недовольно… Но когда народ подозревал или видел со стороны выборных властей либо всего правящего класса замыслы или действия, казавшиеся ему преступными или опасными, тогда вече, преобразуясь в верховное судилище, получало не всенародный, а простонародный состав… во главе с боярами демократической партии. Так как движение в таких случаях шло против наличных властей, то оно получало вид народного мятежа… У новгородского веча мятеж был единственным средством сдержива