Митьки никого не хотят победить

 

Вообще-то был способ всю эту историю представить наглядно и для всех участников безболезненно. Не маляву надо было писать, а выпустить массовым тиражом развивающую игру для митьков от 4 лет и до упора: «Митьки никого не хотят победить».

Комплект игры составляет игральный кубик, 20 фишек тельняшечных расцветок (можно с пропорциями и чертами Дмитрия Шагина, Тихомирова и всех членов группы «Митьки») и игровое поле, обильно разукрашенное событиями из истории митьков. Фишки передвигаются по кружочкам, протянувшимся цепочкой от «начала митьков» до «конца».

Игроки ставят свои фишки на «начало» и начинают «движение митьков», то есть по очереди кидают кубик: какая цифра выпала, столько шагов и делают.

Почти каждый кружок означает какой-либо эпизод из жизни митьков, влияющий на скорость продвижения.

Если ваша фишка остановилась на кружке с надписью «написал хорошую картину» — пропускаете следующий ход, «котельная» — зависаете там на два хода. Кружок «упоминание в раннеперестроечных СМИ» — делаете лишний ход.

Фишки неотвратимо движутся к «концу», но, думаю, кружок «персональная выставка» не просто тормозит движение, но следующий ход надо делать в обратном направлении, ведь такая выставка — результат творческого акта, противоположного бездумной продаже митьковского сырца. То же с кружками «мультфильм „Митькимайер“» или «ретроспективная выставка митьков в Русском музее», а кружок «митьковская олимпиада» и подобные увеселения — наоборот, дополнительный ход.

Получение ставки — два дополнительных хода.

Получение двух ставок — три.

Вручение именных часов от губернатора Санкт-Петербурга — четыре (двух часов — пять).

Ну а мелочи типа «выпросил косуху» или «показан по телевизору» прибавляют к ходу по одному-два шага.

Таким образом игрок, которому повезло со ставками, олимпиадами и часами, первый добирается до «конца митьков» и может считать себя победившим.

Тот, кто с помощью хороших картин остался позади, — значит, выиграл, не добрался до «конца митьков».

И никто не обижен.

 

Скандал

 

Через пару месяцев после официального ухода мне все же довелось побывать в ставке, подоспела презентация сборника митьковской литературы, озаглавленного, к моему удивлению, просто: «Митьки». Директор Сапего настоял, чтобы я пришел, — событие заметное, три года книгу готовили.

Я пришел, выступил, похвалив качество бумаги и иллюстраций, выразил вежливое недоумение тем, что добрая половина текстов уже печаталась, и не раз, — а ведь предполагался сборник всего нового. Впрочем, я уже не член группы «Митьки», выбыл за профнепригодностью, так что пойду себе.

— Как? — воскликнул с места мало что понимающий Горяев. — Почему не член?

А ты не заметил? Горяев пристально интересовался моей живописью, а в ставке как раз висела общемитьковская выставка пейзажей — уж наверняка заметил, что моих пейзажей нет. Фил мне с гордым смехом рассказывал, что на открытии посетители спрашивали: почему Шинкарев не участвует?

— Выбыл, — отвечал Фил.

— Почему?

— По профнепригодности.

— Что такое профнепригодность?

Фил охотно пояснял значение термина, который только что придумал: профнепригодность митька есть недостаточно беззаветная преданность Дмитрию Шагану лично. (Такова была манера Фила фрондировать, он к ситуации относился весело, но постоянно демонстрировал мне свое сочувствие и поддержку. Я ему однажды, еще до Боровичей, говорю: «Фил, не пора ли унять пахана маленько, не взять ли мне патент на слово „митьки“?» Фил, мечтательно: «Это было бы здорово...»)

Мое короткое выступление на презентации привело к неприятным последствиям. Как-то утром мне позвонила незнакомая журналистка и вкрадчиво попросила пояснить — не для статьи, а так, для общего развития: верно ли, что я оставил «Митьков», и если да, то есть ли тому причина? Ответил спросонья, как мог. Хвалить я «Митьков» не хвалил, не спорю, но от того, что вскоре напечатали в газете с задушевным названием «Московский комсомолец в Питере» (19.03.2008 г.) — мне стало не по себе. Статья называлась «Мне стыдно быть митьком!», а краткое ее содержание умещал в себя подзаголовок:

 

 

Владимир Шинкарев — создатель знаменитого объединения художников — больше не желает иметь с соб-ственным,детищем ничего общего. О художниках-мить-ках в Петербурге сейчас знают все. Но на днях писатель и художник Владимир Шинкарев, который в середине 80-х годов придумал образ митька, вечно выпившего и добродушного Ивана-дурачка в тельняшке, заявил о выходе из творческой группы. Творец митьковской культуры утверждает: то, что осталось от митьков сегодня, — убожество, и называть себя этим именем уже просто стыдно.

 

 

Ну, у объединения художников создателя не было, оно не создавалось, даже не основывалось — художники именно объединились. Затем, почему «на днях заявил о выходе из группы»? Журналистка имеет в виду: упомянул об этом публично, на презентации. Ей-то я именно сетовал: более трех месяцев, как вышел из группы, а меня до сих пор в прессе обозначают как митька — так вот больше не надо, я не участвую ни в совместных выставках, ни в иных мероприятиях с «Митьками» (кроме, единственно, презентации книги), да Митя меня о них и в известность не ставит, ну и слава Богу. Я рад, что уже Мите не конкурент, на одном поле не играю, у одной раздачи не толкаюсь.

Почему вышел? Так просто не объяснишь, не будешь же описывать все стадии эволюции Дмитрия Шагина.

В минералогии есть термин «псевдоморфоза», когда кристалл минерала со временем полностью замещается, вытесняется совсем другим — химический состав, все свойства полностью изменились, а форма все та же. Так случилось и с «Митьками», и эту новую группу «Митьками» назвать трудно. Насколько помню, эту и подобные туманные метафоры я использовал, чтобы объяснить, почему вышел из «Митьков», — это поучительный пример того, как с журналистами говорить ни в коем случае нельзя. Приведешь такую метафору, а в газете будет написано коротко и ясно: «...то, что осталось от митьков сегодня, — убожество, и называть себя этим именем просто стыдно».

По чистому совпадению в этот же день было напечатано интервью с Дмитрием Шагиным «Радоваться можно и без водки» («Собеседник», 20.03.2008 г.):

 

 

Только что вышла книжка «Митьки», приуроченная к 25-летию группы. Там собраны наши тексты и картины, начиная с зарождения «митьковства» и до наших дней. Раньше такой книжки появиться не могло. Раньше у нас писал только Тихомиров, потому что не пил, а теперь, когда все побросали, выяснилось, что многие сочинять могут.

 

 

Вот в данном случае — да, это Митина речь, вряд ли журналист сместил акценты или внес отсебятину. Тонкий, смелый ход (единственно, замечу, что «побросавших» в книге — только я и Митя). Понятен смысл новой установки? Перефразирую: да, есть такая книга «Митьки», но считать, что книга «Митьки» вызвала к жизни движение митьков во главе с несгибаемым лидером Дмитрием Шагиным — нелепо. Книга вышла через 25 лет после начала движения митьков, и писало ее 10 авторов, а вовсе не один Шинкарев. А раньше книги «Митьки» появиться и не могло, писал только Тихомиров, а он книги «Митьки» не писал точно.

Однако события развернулись по самому для меня неблагоприятному сценарию — великолепное Митино интервью было оставлено без внимания, а все средства массовой информации бросились разрабатывать страшную тему вскрика «мне стыдно быть митьком». Дня три меня одновременно расспрашивали лично, по мобильному и простому телефону, снимая это на телекамеру. Каюсь.

«Митя бил и бил меня по рукам, чтобы я выпустил митьков из рук, и когда мои руки разжались — я невольно вскрикнул». Да, это было так, это было бы оправданием — но от вскрика-то я удержался, а издал его через три месяца, не чувствуя уже никакой боли или ущербности. После первой статьи в «Московском комсомольце» я повел себя подобно обиженному пьяному былых времен: «Нет, господа, я объясню! Позвольте мне объясниться!» — и окончательно все запутывал. Говорил много и сложно, с неприятной торопливостью.

Ну, допустим, я говорю: «Святой Франциск радовался, когда его, оборванного и голодного, не пустили в дождливую ночь переночевать в монастыре: унижение полезно для души. В этом смысле, конечно, с Митей жить да радоваться: полезно для души». Это у меня типа юмор такой, ирония, а корреспондент честно записывает, очистив от ненужных подробностей: «Владимир Шинкарев утверждает, что общение с Шагиным радостно и полезно для души». Первое правило при разговоре в телекамеру: говорить четко, молодцевато и весело, никогда не употреблять сложноподчиненных и сложносочиненных предложений, вся мысль должна целиком укладываться в одну фразу, состоящую из трех-четырех слов. При несоблюдении этого правила редактор все вырежет, оставив молодцеватый обрывок «с Митей жить да радоваться!» (Я привел абстрактный пример, на деле молодцеватым обрывком оставалось «стыдно быть митьком». Кстати, даже если бы я правильно разговаривал — этого мало, чтобы достойно выглядеть в телевизоре. Хорошо выглядит в телевизоре тот, кто счастлив попасть в телевизор.)

Вот для примера статья очень хорошего журналиста («Золотого пера-2008» в номинации «журналист года»), уже неоднократно поминаемого Михаила Трофименкова, участливо и с пониманием расспросившего меня об истинном положении дел—да, впрочем, он и без объяснений все знал. Еще более ошарашивающее название, чем в «Московском комсомольце»: «У митьков обнаружились разносторонние политические взгляды» («Коммерсантъ», 21.03.2008 г.), абсурдный подзаголовок: «Члены арт-группы не сошлись в отношении к Дмитрию Медведеву».

 

 

Как стало известно вчера, в одной из самых известных арт-групп России, петербургских «Митьках» произошел раскол. О выходе из группы заявил художник и писатель Владимир Шинкарев, некогда давший жизнь образу митька. Причиной стало несогласие с общественной деятельностью другого лидера движения — Дмитрия Шагина, ставшего членом предвыборного штаба Дмитрия Медведева.

«Кроме позора, мне участие в этом ничего не приносит», — сказал «Ъ» Владимир Шинкарев, автор «Митьков», книги, ставшей библией питерского арт-движения. По его словам, отношения с господином Шагиным прерваны давно. Но неслучайным кажется совпадение между выходом из «Митьков» Владимира Шинкарева и политической активностью Дмитрия Шагина в последние месяцы. Такую активность господина Шагина господин Шинкарев объясняет тем, что «политика — хлебное место».

«Митьки», написанные в 1984 году, стали бестселлером еще в самиздате: их читала вся нонконформистская интеллигенция. Прообразом книжного митька, питерского интеллигента, удалившегося от советского строя в кочегарку, пьяницы, шалопая, стихийного буддиста и не стяжателя, был художник Дмитрий Шагин. В 1985-м возникла группа «Митьки», объединившая художников, близких по духу и по эстетике. Перестройка принесла группе обвальную популярность: множество людей пребывало в уверенности, что митьки — субкультура типа хиппи-или панков.

С недавних пор митьки, все более склонные к поп-акциям, вроде покраски в розовый цвет придорожных столбов, фактически признаны городскими властями культурным брендом. В 2006 году губернатор Валентина Матвиенко лично приняла участие в судьбе группы, изгнанной из своего арт-центра, предоставив «Митькам» новое помещение на улице Марата: случай исключительный в петербургской практике отношений между властью и искусством. Долголетие группы, по мнению господина Шинкарева, поддерживается искусственно — по коммерческим причинам. Расплатой за это стало «безнадежное упрощение» творчества до уровня «два притопа, три прихлопа».

Более того, один из лидеров движения, всегда отождествлявшегося с брезгливой ироничностью по отношению к идеологиям и неучастием в политической суете, Дмитрий Шагин, стал членом предвыборного штаба Дмитрия Медведева в Санкт-Петербурге. По слухам, об этом его попросила именно госпожа Матвиенко. 28 февраля господин Шагин призвал со сцены концертного зала «Октябрьский» молодежь участвовать в выборах. А 2 марта на избирательном участке в Горном институте, традиционно считающемся одним из оплотов власти, раздал избирателям мешок сувениров в рамках инициированной властью акции «Звезды Петербурга — молодым избирателям», в которой участвовали среди прочих актер Михаил Боярский, спортсмены Николай Валуев и Евгений Плющенко.

Сам Дмитрий Шагин абсолютно хладнокровно относится и к упрекам в конформизме: «Я — такой: считаю, что надо делать хорошие дела. Ни за кого конкретно не агитировал. Меня попросили, чтобы я помог привлечь молодежь на выборы, этим я и занимался. Митьков все любят за доброту, за то, что мы всем помогаем и со всеми дружим. И Шинкарева я очень люблю. Единственное постановление, которое может вынести общее собрание „Митьков": „Митьки никого не хотят победить"».

Юрий Шевчук, почетный митек, первый из рок-звезд вышел на «Марш несогласных», резко отделив себя от «разносчиков культуры», как он назвал коллег, поддержавших власть участием в день выборов в концерте на Красной площади. К выступлению господина Шагина он отнесся снисходительно, списав его на особенности эмоциональной организации любого художника. Господин же Шинкарев, человек совсем не публичный, упорно работающий в своей мастерской и считающийся одним из лучших живописцев Петербурга, отнесся к бывшему другу гораздо резче. Его публичный жест, как и жест господина Шевчука, неожиданно показал, что не все лидеры «подполья» 1980-х, как считается, утратили былые принципы, предпочтя безбедный конформизм. Судя по всему, раскол, наметившийся не только у мить-ков, но и во всем бывшем «подполье», превращается в тенденцию.

 

 

Мне безразличны политические взгляды господина Шагина, да их и нет; никого господин Шагин не поддерживает, а только пользуется: он и сам прекрасный политик. Я и знать ничего не знал о Митиных выступлениях и работе в предвыборным штабе Медведева, это было после моего ухода из «Митьков». (Трофименков позднее объяснил, что в газете «Коммерсантъ» пустовал раздел «Общество-Политика», поэтому редактор поставил статью туда, для чего пришлось снабдить ее соответствующим названием и повыбрасывать почти все, к политике не относящееся.)

Даже хорошие статьи были хоть немного, но пристегнуты к политике; самая лучшая — статья Татьяны Лихановой «Митек-Раскольников» («Новая газета», 24.03.2008 г.). У Тани немало собственных претензий к Дмитрию Шагину, она некоторые аспекты его деятельности знает гораздо лучше меня — например, те события 1998 года, когда Митя нацелился пробиться во власть и баллотировался в народные избранники, о чем я упоминал только мельком. Я не могу привести эту статью, она очень большая, на две полные газетные полосы, но упомяну, что из нескольких сотен сообщений о моем уходе из «Митьков» Митю задела только эта — без ругани и вскриков, даже с некоторой сентиментальностью — статья. Наутро после ее опубликования Тане Лихановой позвонил человек, отрекомендовавшийся адвокатом Дмитрия Шагина, и уведомил, что Шагин подает на нее в суд. Таня развеселилась, ответила, что охотно примет участие в этом мероприятии, но продолжения не последовало.

В остальном Митя был спокоен, буквально ни разу публично не огрызнулся, тем если очков и не набрал, то и не потерял ни одного. Давно поняв преимущества минимализма, отвечал короткими и бодрыми цитатами из «Митьков» или своих стихотворений. Самый развернутый ответ был таков:

 

 

Митьки продолжают работать, и заявление Шинкарева стало для меня полной неожиданностью. Накануне мы общались с ним, и о своем уходе он не сказал ни слова. У меня очень много работы, поэтому я даже телевизор посмотреть не успеваю. Все новости узнаю из газет. Шинкарев заявил, что ушел от нас? А от меня вы что хотите? У нас свободная страна. Каждый имеет право заниматься тем, что нравится. Мы его очень ценим и любим. Главная наша задача — делать добро и творить для людей. Добрые дела никогда не будут забыты. («Смена», 31.03.2008 г.)

 

 

Учитесь, как надо разговаривать с прессой! Я в правилах общения со СМИ даже забыл упомянуть этот важнейший пункт: последние фразы, как в хорошем стихотворении, должны быть самыми ударными, они — твоя визитная карточка. Таков метод штандартенфюрера Штирлица. («Запоминается последняя фраза: это Штирлиц вывел для себя словно математическое доказательство. Теперь, если Рольфа спросят: кто к нему заходил и зачем, он наверняка ответит, что заходил к нему Штирлиц и просил шведского снотворного».) Можно было сказать в митьковском стиле: «у меня очень много работы, а телевизора нет — откуда? Стула-то нет...», еще правильнее «у нас, митьков, и телевизора-то нет, вот, подобрал газету на помойке, начал читать, да не могу — слезы застят глаза...», но это раньше, в героические времена.

Я не ждал, что Митя станет со мной публично полемизировать, — с ним и с глазу на глаз по существу не поговоришь. В результате только я, классический скандалист[14], выкрикивал что-то против «Митьков», а Дмитрий Шагин сдержанно недоумевал, не отвлекаясь от добрых дел.

В частных разговорах Митя, напротив, охотно комментировал ситуацию: во-первых, абсолютно точно установлено, что Шинкарев хорошо заплатил средствам массовой информации за скандал, желая пропиариться, хоть как-то обратить на себя внимание. Во-вторых, неизвестные богатые люди или заведующий отделом новейших течений Русского музея Боровский, желая оттяпать у Мити ставку, а то и обе, хорошо заплатили Шинкареву, чтобы он устроил скандал. Это очевидно: иначе с чего бы все журналисты стали выступать против Мити, то есть против митьков? Раньше на это редкий гад осмеливался, а тут вдруг все? Одна-единственная статья с осуждением Шинкарева (Е. Барабаш «Ван Гог остался с ухом», «Независимая газета», 27.03.2008 г.), да и то несколько двусмысленная:

 

 

Шинкарева и тех, кто сейчас вместе с ним обсуждает раскол, раздражает, вероятно, что Шагин и компания не сидят по сей день пьяные в котельных, не ввинчивают в себя «Агдам» бутылками и не устраивают веселых пьяных выходок, сопровождающих дух свободы и протеста. Митька, описанного в «сакральной» книге Владимира Шинкарева, действительно больше не существует. Но подаренное ухо он у Ван Гога не отбирал. Главное осталось. Мне, как и многим другим, нравится далеко не все, с чем выходит к публике Митя Шатан... Но... кстати, не все знают, что Александр Флоренский, один из основателей группы, пять лет назад вышел из митьков. А не все знают, потому что вышел спокойно и мирно, не осуждая, не хлопая дверью, не разыгрывая «великую битву слона с китом», просто начал заниматься другими, своими делами. Не пропиарился. А ведь как можно было красиво, интеллигентно — «вы, мол, свиньи, милостивые государи». И по морде. И по всем газетам и телеканалам.

 

 

Мораль: стыдно разговаривать с журналистами.

Увы, я поздно внял правильному совету опытной журналистки. Впрочем, после того рокового утра, когда я, не разобравшись, что у меня берут интервью, философствовал с корреспонденткой «Московского комсомольца в Питере», — положения было уже не исправить. Даже когда я перестал подходить к телефону, СМИ продолжали перепевать то первое интервью, пока вдоволь не натешились надо мной и Митей.

Народ обсуждал случившееся в Интернете. Кое-кто (из жителей Москвы) недоумевал, поскольку не знал, что в «Митьках» был некий Шинкарев, а те, которые в теме, часто относились к Шинкареву со справедливым неодобрением:

 

 

ВАШ ПАША: Давно говорю: Митю по-человечески жалко — на пятом десятке осознать, что художник ты никакой, дерьмовый, и единственное, что остается, это до седых волос носить вонючую тельняшку. Грустно, потому что Митя Шагин — интеллигентный мальчик и сын уважаемых родителей. Но и Шинкарев тоже хорош — не стоило бы использовать то, что митек обосрался, как пиар-повод, дабы напомнить о себе лишний раз. Получается, правильнее всего во всей этой неинтересной уже лет десять истории с митьками ведут себя Флоренские... Хотя и они полируют свой один и тот же пулемет годами.

НАБЛЮДЕНИЯ: Твоя критическая дистанция совершенно понятна, но я допускаю, что для всех участвующих — и для Шагина, и для Шинкарева — это реальная драма, независимо от размышлений над тем, какие художественные и пиаровские стратегии более выгодны.

ВАШ ПАША: Ну, ежели это на самом деле, как ты пишешь, реальная драма — то все не мальчики уже, и особенно «бренд движения» Шагин, и должны понимать, что есть поступки хорошие и плохие... типа, неправильно поддерживать медвежонка даже за мастерские от тети вали <... > а кроме так называемых любителей искусства кому сейчас реально этот Митя и этот Шинкарев нужен?! — то-то и оно, что никому, поэтому они и устраивают тараканьи бега, так думаю.

НАБЛЮДЕНИЯ: Ну, Шинкарев безотносительно своего митьковства хороший живописец. Да и большинство митьков неплохие художники, вполне заслуживающие карьеры, даже если закрыть глаза на бренд «митьки», а некоторые — особенно если закрыть на него глаза.

АНОНИМНЫЙ: Меня удивляет, как легко расставляются акценты и даются «авторитетные оценки». Шагин художник «никакой» и «дерьмовый», «митек обосрался» и т.д. Уважаемый ВАШ ПАША, Митя человек достойный. Я знаю его много лет. Может, лукавый немного, может, порой переигрывающий, но добрый и хороший и зла никому не делал И дерьмо, которым его сейчас так активно поливают, как-то не очень к нему пристает. И не пристанет. («Artopsy», 26.03.2008 г.)

 

 

Эти комментарии — среднестатистический срез; в блогах было немало ругани, основанной на личных впечатлениях от митьков, но встречались и трогательные возражения чистых душ, к которым Митя был повернут лучшей стороной. И конечно, с этого времени я навсегда усвоил народную мудрость, которой меня не могли научить ни Лао-цзы, ни Рихард Васми: любое общение со СМИ расценивается даже самими СМИ как позорный пиар, умный человек молчит и в могилу уносит свой жизненный опыт.

Я перечитал последнюю фразу и вижу, что размышления персонажа Шинкарева отдают экстремизмом и обидой (но не могу же я их просто вычеркнуть только потому, что больше так не думаю). В тот момент он напугался, что не может остановить и как-либо контролировать лавину статей, во многих из которых предстает махровым пиарщиком. Журналисты мне зла не хотели; они и Мите особенного зла не хотели, а использовали мой уход из «Митьков» как прикрытие для косвенной критики городских властей.

Очень был огорчен Тихомиров, тоже дал два-три интервью, высказав надежду, что уж теперь Митя признает свои ошибки, сядет с Шинкаревым за стол переговоров и все в группе «Митьки» будет хорошо. (Надо ли упоминать, что эти интервью означали автоматическое исключение Тихомирова из состава группы художников «Митьки».)

В тоске и горе пребывал дорогой мой Миша Сапего. Он решительно призывал меня:

1. Прекратить давать интервью и описать все своими словами, поскольку история поучительная. (Указание директора выполнено. Даже к лучшему, что прошло с тех пор уже два года, — это ведь не фельетон на злобу дня, а научное исследование.)

2. Созвать общее собрание «Митьков» и поставить вопрос о недопустимости Митиного поведения: «ведь все за тобой пойдут!». (Кто все, Мишаня? Абсолютное большинство нынешнего состава «Митьков» — члены семьи Дмитрия Шагина; они пойдут за мной из Митиных ставок в подворотню?)

3. Возглавить каких-нибудь новых, правильных, хороших «Митьков»! (Бренд «митьки» доведен Митей до того, что, например, Иван Сотников, ныне отец Иоанн, всерьез обижается, когда ему напоминают, что он выставлялся с «Митьками». Хороших митьков... У меня на слова «хороший», «добрый», особенно «добрые дела» временно выработалась идиосинкразия, пусть они пока побудут в ведении Иудушки Головлева и Мити Шагина. Могу употребить разве что в контексте «доброй свинье всё впрок», а применительно к нашему случаю: доброму вору всё впору. А знаешь, Миша, как пресса объявит о появлении «новых митьков»? «Дмитрий Шагин создал дочернее предприятие „Митьки-2"!»

К тому же всерьез взяться за «Митьков-2» — это зафиксироваться на моменте противостояния, скандала... Делай сам «Митьков-2», я ничего и никогда «возглавлять» не буду, некуда мне верным курсом вести низовых товарищей.)

4. Тогда подарить митьков Мите официально, коли я сам от них отказываюсь. Созвать журналистов и великодушно сказать: забирай! Поздравляю, теперь это твое законно! (Да пусть берет. Только недобрый ты, Мишаня: это все равно что подарить алкоголику неиссякаемую «Золотую кружку».)

В группе художников «Митьки» все стало проще и ясней. После того как я раскрыл свою сущность, Митя мог только поздравить себя с тем, что успел вовремя избавиться от врага. («Его ясные, яркие очи до конца разглядели врага».)

Обида, нанесенная Мите, дала ему право сильно укрепить властную вертикаль. Теперь перед низовыми митьками — Филом, например, — уже не стояло вопроса: сочувствовать ли (молча) Шинкареву или быть на стороне Мити. У группы есть враг, Иуда-Троцкий, который хочет и, оказывается, всегда хотел все обосрать и уничтожить! Группа сплотилась, консолидировалась, очистилась от подозрительных элементов[15].

Пришла пора избавиться от директора: Митя, разумеется, не объявил ему об отчислении, а просто повел себя так, что Сапеге ничего не оставалось, как забрать книги «Красного Матроса» с подоконничка и удалиться (помечтав напоследок, что он созовет собрание «Митьков», поставит вопрос о недопустимости и т. д.).

Фил ранил меня. Его фрондирующее сочувствие еще продолжалось два дня после выхода интервью в «Московском комсомольце»; смеялся, рассказывал, как его жена Света тычет ему газету с криком: «Ты кто такой? Вчера ты был митьком, а сегодня? Шинкарев-то говорит: нет больше митьков! Нет, ну кто ты такой, я спрашиваю?» Через два дня Фил догадался, что ничего смешного его жена в виду не имела, и перестал мне звонить. На мои звонки отвечал коротко, металлическим голосом. Когда я случайно повстречался с ним, пьяным, он, надувшись, забубнил:

— Нельзя трогать Митю... Дмитрия Шагина — нельзя...

— А почему нельзя, Фил?

— Потому... Митю нельзя трогать, — как сомнамбула, повторял он.

Конечно, Фил. «Хорошая жена, хороший дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?»

В настоящий момент, к 2010 году, в группе, кроме Мити с семьей, остались Фил, Кузя и, временно, Горяев.

Последних оставшихся митьков, два-три человека, Митя уж наверное будет беречь, предъявлять корреспондентам. Столько митьков ему и нужно.

Не хочу лезть в политику, но я неоднократно натыкался на высказывание Маргарет Тэтчер (если это не пропагандистский фольклор): население России непропорционально велико, это экономически нецелесообразно, в самый раз было бы миллионов пятнадцать.

Чтобы продавать митьковское-сырец, в чем Митя и видит смысл движения митьков, ему совсем не нужно, чтобы в группе подъедалось два десятка человек; достаточно устных заявлений, что митьков — тьма тьмущая[16].

Важную роль стал играть Владимир Рекшан — насколько я знаю, он никогда не занимался живописью или другими пластическими искусствами, но группа «Митьки» почти потеряла живописную специализацию (как это обосновал сам Рекшан: «...движение митьков стало тотально культовым и теперь ассоциируется не только с художниками»).

Вместо распавшегося политбюро руководство группой художников «Митьки» теперь осуществляется так: хозяин — Митя; запойный, но покладистый управляющий при его семье — Фил; Рекшан — наверное, идеолог, во всяком случае именно от него я получил ответ «Митьков» на мой скандал.

 

 

Эпилог

 

Митьки и Рекшан

 

Хочу сделать паблисити Владимиру Рекшану, это интересный образец деятеля культуры общего профиля. По образованию историк, в 70-е годы профессиональный спортсмен, рок-музыкант, затем писатель и журналист. По линии алкоголизма следовал за «Митьками», ездил к отцу Мартину. Во всех интервью обозначает себя «живым классиком», не уточняя, в какой области человеческой деятельности. У меня с Рекшаном были вполне хорошие отношения, говорили с ним иногда (по его определению «как живой классик с живым классиком»), хотя он не всегда слушает собеседника, приходится несколько раз повторять. Может, мыслями своими занят.

Несколько лет назад стал постоянно ходить в митьковскую ставку, а затем подключился к формированию новой митьковской культуры: начал ездить по провинциальным выставкам в должности массовика-затейника (я не в уничижительном смысле, массовик-затейник в нынешних «Митьках» — фигура ключевая, министр культуры). Одной живописи стало мало, требовалось развлекать людей концертами самодеятельности (на которых Рекшан играл на гитаре и пел песни про Гражданскую войну), чтением стихов, Митьковской олимпиадой. Олимпиада, которой заведовал Рекшан, состояла из двух увеселений: сеанс одновременной игры в Чапаева (если кто не помнит — щелкая по своей шашке, нужно выбивать шашки противника) и бросание женского чулка.

Помню, раньше в сельских клубах висели анонсы типа: «Сегодня в клубе — лекция о решениях пленума ЦК КПСС! По окончании лекции — кино, буфет и танцы». Функцию лекции о решениях пленума и выполняла выставка живописи. Рекшан мне по итогам передвижных выставок с восторгом объяснял, какой ценный бренд — «митьки», уже и живопись, в сущности, не нужна.

— А что же нужно? Олимпиада?

— Да ничего не нужно! Вешается громадный баннер: «Митьки приехали!», выходишь, надуваешь щеки — и свободен, иди за гонораром. Народ сам себя будет под этим плакатом веселить — водку пить, дискотека. Хорошо бы показать одного художника-митька, да не обязательно; в Красноярске нас пять человек оттягивалось без всяких художников.

Конечно, нелепо ожидать, что такой человек сочувственно отнесется к покушению на ценный бренд, но мы вполне дружелюбно общались и после моего ухода из группы. Вскоре после моего «скандала» встретились на улице, посмеялись, я вкратце описал ему, как Митя трудился, выталкивая меня. Рекшан допытывался: я действительно, навсегда вышел из «Митьков», или это такой рекламный ход.

— Зачем? Что я этим рекламирую?

— Да ведь это гениальный ход! Весь тираж сборника «Митьки» сметен за несколько дней.

— Я ведь четыре месяца как ушел, задолго до выхода сборника.

— Такой промоушен книге за большие деньги не сделаешь! (Рекшан, как это с ним случается, не слушает, а развивает свои мысли.)

— А что Митя? Доволен?

— С одной стороны, доволен, но обиделся, что вся пресса против него. Он как ребенок: все конфеты давали и вдруг ремень показали — непривычно ему. Ты-то береги себя, не нервничай! И прими мои поздравления: рекламный ход — гениальный!

Вот и весь разговор, а через несколько дней выходит наконец статья Рекшана с конфетой для Мити.