Тактические принципы партии и ее деятельность в начале 1900-х годов

Эсеры заявляли, что свою программу они будут “как отстаивать в Учредительном собрании, так и стремиться непосредственно проводить в революционный период”. “Непосредственно”, революционным, явочным порядком допускалось осуществление прежде всего тех требований, которые не затрагивали чьих-либо имущественных интересов. Подобно представителям реформистских течений в западноевропейском социализме, эсеры одобрительно относились также к мерам по обобществлению тех или иных отраслей народного хозяйства еще при буржуазном строе, но не “снизу”, а “сверху”, законодательным путем. С самодержавно-полицейским режимом эсеры не допускали никаких компромиссов, считая, что освободиться от него можно только насильственными методами.

Относительно тактики в программе партии коротко, в общей форме заявлялось, что борьба будет вестись “в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности”. Формы, методы и средства борьбы, которые использовались эсерами, были разнообразными: пропаганда и агитация, деятельность в различных представительных учреждениях, а также все виды внепарламентской борьбы (стачки, бойкоты, демонстрации, восстания и т.п.).

От других социалистических партий эсеров отличало лишь то, что они признавали систематический террор как средство политической борьбы. Они понимали, что это средство борьбы “ужасное и отталкивающее”, идущее вразрез с общечеловеческой заповедью “не убий”, и решались на него не без мучительной внутренней борьбы. В оправдание его они утверждали, что у революционеров должна быть своя нравственность, учитывающая, с одной стороны, море человеческого страдания, а с другой – жизнь его виновников. Согласно их рассуждениям, лучшее будущее для всего человечества не завоевать с моралью “непротивления злу насилием”, без суровой борьбы, без насилия над личностью насильников. Поскольку насилие является сутью самодержавно-полицейского режима, террористическая борьба с ним, считали эсеры, морально вполне оправдана. Непризнание террора революционной партией, признающей в то же время такие насильственные формы борьбы, как восстание, революция и т. п., со ссылкой на то, что никто не имеет права отнимать у другого жизнь, эсеры считали фарисейством, ибо в восстаниях и революциях “отнимается жизней еще больше, чем во время террористических актов”. С политической точки зрения террор против самодержавия оправдывался эсерами тем, что его противники не имели никаких легальных средств для выражения своего протеста, что власть не допускала даже мысли о диалоге с оппозицией.

Террору эсеры придавали большое значение, но не абсолютизировали его. В нем они видели средство, с одной стороны, агитации и возбуждения общества, мобилизации революционных сил, а с другой – дезорганизации правительства, сдерживания его произвола.

До начала Первой российской революции террор заслонял другие виды деятельности партии. Прежде всего благодаря ему она приобрела известность. Боевой организацией партии были осуществлены террористические акты против министров внутренних дел Д.С.Сипягина (2 апреля 1902 г., С.В.Балмашов), В.К.Плеве (15 июля 1904 г., Е.С.Созонов) и губернаторов – харьковского И.М.Оболенского (26 июня 1902 г., Ф.К.Качура), жестоко подавившего крестьянские волнения весной 1902 г., и уфимского – Н.М.Богдановича (6 мая 1903 г., О.Е.Дулебов), по указанию которого были расстреляны рабочие в г. Златоусте. Вопрос о покушении на царя в партии официально не ставился вплоть до третьеиюньского 1907 г. государственного переворота. Объяснялось это тем, что народовольческий опыт цареубийства не нашел надлежащей поддержки в обществе, что в народе еще сильна вера в царя, что сам царь – фигура несамостоятельная, ничтожная, полностью зависимая от своего окружения.

Массовую революционную работу эсеры хотя и вели, но широкого размаха она не имела. Ряд местных комитетов и групп занимался пропагандистской и агитационной деятельностью среди городских рабочих. Создавались рабочие кружки, организовывались собрания, издавалась и распространялась различная агитационная и пропагандистская литература: листовки, прокламации, брошюры и бюллетени. Участвовали эсеры и в стачках, демонстрациях и манифестациях, в том числе, таких известных выступлениях рабочих, как ростовская стачка 1902 г. и стачки на юге России летом 1903 г. Эффективнее других эсеровских партийных организаций в этих событиях действовал екатеринославский комитет.

Главной задачей эсеровской пропаганды и агитации в деревне, проводившейся устно и путем распространения различного рода литературы, являлось, во-первых, приобретение среди крестьян сторонников социалистических идей, которые могли бы позднее возглавить крестьянские революционные движения; а во-вторых, политическое просвещение всей крестьянской массы, подготовка ее к борьбе за программу-минимум – свержение самодержавия и социализацию земли. Лучше всего работа среди крестьян была поставлена саратовскими эсерами. Там выпускался журнал “Крестьянское дело”, переименованный затем в “Народное дело”, широко было налажено издание гектографированных брошюр и народных листков. Особой популярностью у крестьян пользовались брошюры Аграрно-социалистической лиги: “Хитрая механика”, “Беседы о земле”, “Как министр внутренних дел заботится о крестьянах”, “Николай Палкин” и др. Из Саратова литература распространялась по всему Поволжью, доходила до Тамбова и Полтавы. Среди саратовских эсеров родилась идея создания Крестьянского союза ПСР, здесь же был написан и программный документ этой организации “Ко всем работникам революционного социализма в России”.

Однако по всем основным направлениям массовой работы эсеры в предреволюционный период значительно уступали социал-демократам. Так, по полицейским сведениям, за 1901–1904 гг. у эсеров было 37 типографий, а у социал-демократов – 104. Ими было выпушено соответственно 277 и 1092 печатных изданий различного наименования. По тем же сведениям, социал-демократы превосходили эсеров и в деле распространения литературы. В частности, в 1903 г. полицией было зафиксировано 329 случаев распространения социал-демократической литературы, а эсеровской – 100; в 1904 г. – соответственно 310 и 87. Практически в это время под безраздельным влиянием социал-демократов находилось рабочее движение. Несколько сильнее были позиции эсеров в деревне.

С образованием партии эсеров разногласия в ней не были изжиты. Более того, они порой настолько обострялись, что партия оказывалась на грани раскола. Одним из спорных вопросов являлся вопрос о терроре, его организации. Он возник в связи с тем, что с весны 1903 г. в течение более чем года не было террористических актов и Боевая организация ничем себя не проявляла. Провокатор Азеф, возглавивший организацию после ареста Г.А.Гершуни, не торопился использовать ее по назначению, прикрываясь различными оправданиями технического и организационного характера. Недовольные бездеятельностью Боевой организации требовали децентрализации террора, лишения БО автономии и привилегированного положения в партии, установления над нею действенного контроля со стороны ЦК. Азеф упорно противился этому.

Очень напряженная обстановка сложилась на втором съезде заграничных организаций, происходившем в июле 1904 г. во Франции в г. Германсе. Сформировавшаяся там группа меньшинства, разношерстная по своему составу, подвергла резкой критике позицию центра по целому ряду программных, тактических и организационных вопросов. Некоторые из ее представителей требовали даже изменений в идеологии партии, очищения ее от марксизма. Раскол казался неминуем. Однако организационное единство было спасено сообщением об убийстве Боевой организацией министра внутренних дел В.К.Плеве. По словам С.Н.Слетова, одного из членов тогдашнего ЦК и лидера недовольных существовавшей постановкой террора, это сообщение “заставило замолчать оппозицию”. Пожертвовав Плеве, Азеф разрешил сразу несколько проблем. Он не только укрепил свое положение в партии и сохранил контроль над ее террористической деятельностью, но и предотвратил ее раскол, а также резко поднял ее вес и значимость в обществе.

Однако вскоре в партии вновь появилась опасная трещина. Под опекой Е.К.Брешковской, находившейся с весны 1903 г. за границей, в Женеве сформировалась группа “аграрных террористов”, ставшая предтечей эсеровского максимализма. Группа состояла в основном из эсеровской молодежи. Ей казалось, что руководство партии чрезмерно увлекалось политической борьбой и не уделяло достаточного внимания борьбе за социальное освобождение крестьянства. Группа выступала за то, чтобы двинуться в деревню и призвать крестьян к немедленному разрешению земельного вопроса “снизу”, захватным путем, широко используя аграрный террор. Руководство партии выступало против включения аграрного террора в программу и тактику партии. Оно считало, что партия должна сочетать все направления борьбы. Однако на деле было не совсем так. В деятельности руководства партии явно прослеживался уклон в сторону политики. Оно торопилось воспользоваться тем затруднительным положением, в котором оказался царизм в связи с поражениями в русско-японской войне и подъемом либерального движения. Эсеровские верхи возлагали большие надежды на террор и согласованные действия с либералами. В.М.Чернов и Е.Ф.Азеф приняли участие в конференции российских оппозиционных и революционных партий, состоявшейся осенью 1904 г. в Париже. Конференция признала насущной задачей “ниспровержение самодержавия” и замену его политическим строем “в духе демократизма”. Было заключено первое в истории российского освободительного движения соглашение между революционерами и либералами. Конференция происходила нелегально, однако Азеф незамедлительно сообщил о ней Департаменту полиции, предоставив ему на некоторое время даже ее протоколы. И не исключено, что информация о конференции сыграла определенную роль в отказе правительства от той политики доверия обществу, которая была провозглашена министром внутренних дел ПД.Святополк-Мирским, сменившим убитого эсерами В.К.Плеве. Однако практического значения это уже не имело, т. к. было перечеркнуто начавшейся революцией, которая поставила российские политические партии и движения в новые условия.

Испытание революцией

Своеобразие эсеровской концепции революции заключалось, прежде всего, в том, что они не признавали ее буржуазной. По их мнению, российский капитализм из-за своей слабости и чрезмерной зависимости от правительства был не способен так “напирать” на устаревшие общественные отношения, чтобы вызвать общенациональный кризис. Отрицалась и способность буржуазии стать во главе революции и даже быть одной из ее движущих сил. Высказывалось также мнение, что буржуазная революция в России была предупреждена “революцией сверху”, реформами 60-70-х годов XIX в. Тогда якобы был дан простор для развития капитализма, и тогда же “крепостное самодержавие” превратилось в “дворянско-буржуазную монархию”. Эсеры не считали революцию и социалистической, называя ее “социальной”, переходной между буржуазной и социалистической. Революция, на их взгляд, не должна была ограничиваться сменой власти и перераспределением собственности в рамках буржуазных отношений, а пойти дальше: пробить существенную брешь в этих отношениях, отменив частную собственность на землю путем ее социализации.

Главный импульс революции эсеры видели не в “напоре развивающегося капитализма”, а в кризисе земледелия, заложенного еще реформой 1861 г. Этим обстоятельством объяснялась огромная роль крестьянства в революции. К движущим силам революции относились также пролетариат и “трудовая” интеллигенция. Союз этих социальных сил, оформленным выражением которого должна была стать единая социалистическая партия, рассматривался эсерами в качестве залога успеха революции.

По-своему решался эсерами и главный вопрос революции – вопрос о власти. Они отказались от народовольческой бланкистской идеи захвата власти революционерами-социалистами. В концепции эсеров социалистическая революция как таковая не предусматривалась. Переход к социализму должен был совершиться мирным, реформистским путем, на основе использования демократических, конституционных норм. Через демократические выборы эсеры надеялись получить большинство сначала на местах, а затем и в Учредительном собрании. Последнее должно было окончательно определить форму государственного правления и стать высшим законодательным и распорядительным органом.

Уже в Первой российской революции определилось отношение эсеров к Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. В них они не видели зародыша новой революционной власти, не считали их способными исполнять государственные функции, рассматривали их как своеобразные профессионально-политические союзы или органы самоуправления только для какого-то одного класса. По мнению эсеров, главное предназначение Советов заключалось в том, чтобы организовать и сплотить распыленную, аморфную рабочую массу.

Основными требованиями эсеров в революции были требования их программы-минимум. Кратко они выражались в лозунге “Земля и воля”. По своему содержанию он был радикально-демократическим. Популярность эсеров в революции основывалась не на их утопической социалистической мифологии, а на прикрытой этой мифологией приверженности идеям радикальной демократии.