Общие представления о провинциальном городе в литературе.

Предметом нашего рассмотрения является текст «Провинциальный город», особое явление в отечественной литературе. Здесь объектом описания и иногда мифологизирования становится небольшой (до нескольких тысяч жителей) провинциальный город средней полосы России – центр уезда или губернии. Основной идеей текста «провинциальный город» может быть названа метафора заброшенности человеческого существования. Здесь природа трагического и трагикомического скрыта как будто не в потрясающем воображении коллизии, а в самой системе вещей: в «универсальном крушении» бытия человека (К. Ясперс), в узаконенном «безысходном отчаянии личности» (Кьеркегор).

По мнению Жана Поля Сартра провинциальный город – территория, где существование «лишено памяти: от ушедших оно не сохраняет ничего – даже воспоминания», где приехавший из стольного града гость, сидящий в грязном трактире, поневоле задает себе вопрос: «Кого надо любить? Тех людей, что сидят здесь?». В зарубежной литературе особенно развивается тема беззащитности небольшого провинциального города, населенного узнаваемыми фигурами обывателей, перед надвигающимися темными силами – она интерпретируется либо в символической притче, либо в детективной интриге, либо в эсхатологическомхорроре. При этом население провинциального города представляет собой обобщенно-типизированный образ человечества, замершего в ожидании финала истории цивилизации.

Также следует отметить, что метатекст «Провинциальный город» принадлежит сравнительно новому пласту представлений, особенно в его российском варианте.

Что представляет собой губернский или уездный город в русской литературной тенденции? По сути, здесь имеет место метафора национального бессознательного и одновременно модель российского государства. Это своего рода урбанизированная деревня, на основании чего можно говорить о близости метатекста провинциального города московскому тексту русской литературы.

В определении сверхтекста конституирующими признаками являются два коннотата:

Ø N – указывает на типичность разворачивающихся событий для целого ряда других объектов. Таким образом, собственное имя города утрачивает всякую значимость: город однозначно не уникален и представляет собой частный случай общего правила. Если же город и носит какое-либо название, то оно, как правило, указывает на универсальное свойство ряда российских городов, на признак по месту расположения, характерный для многих населенных пунктов (города Калинов, Крутогорск, Старгород, Миргород, Пыльск и, наконец, станция Заболотье).

Ø «Провинциальный» - указание на удаленность города от культурных и экономических центров государства, отчужденность от элитарного. Подразумевает возникновение пространства «маленького заштатного городка, которого, по выражению местного смотрителя, на географической карте не увидишь», «отсюда хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь».

Пространство, таким образом, изолированно и замкнуто: его символом зачастую выступает «гибельный, таинственный круг» (Ф. Сологуб), форма существования – «жисть», мутная «скука зеленая» (Е. Замятин), «вечно неподвижная провинциальная стагнация», «неподвижная, серая жизнь» (А.П. Чехов). При этом идея провинциального города, по Н.В. Гоголю – «возникшая до высшей степени пустота, пустословие, сплетни». Время здесь – медленное, бытовое, монотонное, способствующее погружению в некую спячку, отражающее «бесконечность нашей Родины, нашего безволия, нашего безгероизма, нашего «средненького» (В. Розанов). Провинция, по мнению М.Е. Салтыкова-Щедрина, «уничтожает все, даже саму способность желать», оставляя лишь мелкие вожделения, «тину мелочей». Любовный интриги банальны и незатейливы. За интрижкой следуют сцены ревности и примирения. «Скверно жить в провинции» - делает вывод автор «Губернских очерков». Общая картина происходящего предсказуема и всюду однообразна. Она укладывается в несколько лаконичных формул, либо авторских экспрессивных, либо информационных.

В соответствии с царящей здесь, в провинциальном городе, культурной и идеологической атмосферой, горизонты мышления обывателей города сужены до предела общепринятого круга представлений и общественно одобренных переживаний. Попытка отдельных личностей выйти за пределы этого круга карается – тюрьмой, палатой №6, Сибирью, убийством или доведением до самоубийства. В целом моральный кодекс провинциального общества изложен в статье А. Блока «Интеллигенция и революция», методы борьбы с инакомыслием – у А.Н. Островского и А.П. Чехова. В статье Добролюбова «Луч света в темном царстве» атмосфера провинциального города охарактеризована нелестно (обыватели – «темная масса, ужасная в своей наивности и искренности», правило существования – «отсутствия всякого закона, всякой логики», всеобщее мракобесие и полная изоляция от окружающего мира – «Их жизнь течет ровно и мирно… царства могут разрушаться, новые страны открываться, лицо земли… изменяться… обитатели города Калинова будут существовать в полнейшем неведении об остальном мире»).

Бюрократическая организация провинциального города, по пародийной «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина, основывается прежде всего на принципах семейности, продажности и произвола. На страницах русской литературы чиновники предстают то в виде «разбойников и мошенников» (А. Ремизов), то в качестве «подлецов и дряни» (Н.В. Гоголь), в лучшем случае в роли простодушных мелких мздоимцев.

Кроме того, отсутствие существенных морально-волевых качеств у провинциального чиновника, его безусловный пиетет перед высшим начальством послужил основой сюжета, связанного с приездом из столицы или из губернского города важного и облеченного властными полномочиями чиновника или его комического дублера, плута. Губернаторы ездили «страшно», встречали их «претрепетно», «все им кланялись в пояс».

Невежество и наивные представления провинциальных обывателей становятся предметом осмеяния. В современной литературе образ обывателей зачастую связывается с групповым портретом васюкинских любителей из местной шахсекции, «пижонов и дураков».

Во многих случаях формой светского общения в провинциальном городе являются устраиваемые в доме губернатора или городского головы балы. Пространство бала – весьма своеобразного действа – предполагает выделение обычных и повторяющихся в ряде произведений мест разворачивающихся событий, воспроизводящих оглушительные звуки вальса, зала, которая переполняется «офицерами, учителями, облакатами, чиновниками, помещиками», «буфет великолепный и разливанное море шампанского».

Дамское общество провинциального города отличает оригинальное толкование правил и образцов европейского этикета, удивительная скорость распознавания слухов и сплетен, незамысловатый эстетический вкус. При этом языком общения внутри дамского может стать «смесь французского с нижегородским», для которого характерно обилие перифрастичных оборотов, присущих французскому языку. Типичной чертой провинциальных дам является желание поселиться в одной из европейских столиц, трогательная любовь к денежным купюрам, а также завышенная самооценка. В рассказе В. Кигн-Дедлова дамское общество предстает в виде ряда невест, польстившихся на лотерейный выигрыш провинциального учителя географии. Во многом негативной оценке оно подвергается в произведениях А.И. Куприна «Поединок» и «Олеся»: склонность дам к различного рода мечтаниям подчеркивается в «Поединке», где вокзал является единственным местом, куда обыватели ездят покутить и поиграть в карты, - «ездили туда и дамы к приходу пассажирских поездов, что служило маленьким разнообразием в глубокой скуке провинциальной жизни».

Постоянной формой проведения досуга обитателей провинциального города становятся задумчивость и «сладостнейшие мечтания», способ отстранения от происходящего здесь и сейчас, предмет которых составляет страстное желание покинуть мир вещей провинциального города, уехать в одну из российских столиц или же на солнечный, теплый юг страны, с которым тот или иной мечтатель связывает свои личные представления о счастье, любви, веселой и беззаботной жизни. Очевидная невозможность что-либо изменить в укладе жизни уездного города направляет мысли персонажей в сторону иных городов. В «Губернских очерках» Салтыкова-Щедрина такие фантазии становятся общим местом всех бесед в кругу провинциальной элиты. Также нередко речь идет о мечте провинциального жителя о теплых южных странах и городах, что, по мнению Бабеля, объясняется тем, что «на Руси гнило и извилисто», «в Нижнем, и Пскове, и в Казани люди рыхлы, тяжелы, то непонятны, то трогательные и до дури надоедливы», «русские люли уже много столетий тянутся на юг, к морю и солнцу: в неистребимом стремлении к степям, даже, может быть, к кресту на Святой Софии».

Иногда фантазии жителей города N устремляются в сферы небесной жизни, в область некоего смутного, но не менее желанного бытия в контексте традиционных российских и мифологических представлений – герой «Поединка» Ромашов мечтает о «чудесном огненном городе на западе», где живут богоподобные, не омраченные скорбью люди. «Невесте» Наде «хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом… развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека».

Среди жителей провинциального города случаются случаи душевных расстройств. Расстройства эти развиваются на фоне глубокой депрессии. Они связаны с ощущением неизбывного отсутствия благоустроенности, благополучия, часто протекают на фоне отчетливо выраженной алкогольной или наркотической (как у М.А. Булгакова) зависимости. Наиболее распространены такие формы душевных расстройств как мания преследования, мания величия и сопровождающий их психоз. Нарушение норм экзогамии становится толчком, первопричиной приведения мира в извращенное и «перевернутое» состояния. Карты превращаются в людей, а люди – в нелюдей.