Подпольные «организаторы мира»

Другая принципиальная новация постмодерна касается вопроса о единстве исторического времени. Онтологический переворот христианства, связанный с созданием новой кар- тины мира, в первую очередь коснулся понимания истори- ческого времени. Для языческого миропонимания характер- ны натуралистические представления о циклическом време- ни, напоминающем о сменах времен года или фаз жизни (рождение, созревание, старение и смерть).

Переворот монотеизма связан с верой в то, что цели ми- роздания определены единым Богом. При этом история по- лучает строгую направленность: возникает вектор времени, тянущийся из исходной точки в некую заветную перспекти- ву — смыслообразующий финал.

Просвещение во всем полемизировало с христианством, но сохранило его установки, связанные со смыслом истори- ческого времени, идущего в заданном направлении. Все идеологические проекты Просвещения так или иначе восхо- дили к единому христианскому проекту — обретению чело- вечеством земли обетованной — конечного пункта многоты- сячелетнего исторического странствия.

Судьбе было угодно, чтобы над вопросом о легитимности исторического финализма в нашу пострелигиозную эпоху за- думались в первую очередь французские философы. Такая ориентация скорее всего была предопределена диалогом французской культуры с русской. Трагическая серьезность последней, не дающая превращать большие идеи в игру и стилизаторство, в значительной мере объясняет тот факт, что именно русские впервые всерьез попытались самый заман- чивый из проектов европейского модерна претворить в дей- ствительность. Если англо-американская философия, в си- лу своей относительной удаленности от континентальных страстей, еще могла прописать «реальный социализм» по культурологическому ведомству — в качестве русской этно- графической экзотики, то французы слишком хорошо ощу- щали родство общих интенций Просвещения, чтобы делать это.

Искушение глобализмом 21

В частности, Ж.-П. Сартр драму реального социализма попытался истолковать не этнографически — как русскую драму, а онтологически — как принципиальное столкнове- ние идеи с косной действительностью, искажающей чистоту первичного замысла. Вместе «со смертью Бога» у Сартра слу- чилась и смерть внешнего материального мира: отныне в нем не проглядывает высший замысел, не содержатся никакие онтологические гарантии. Внешний мир становится абсурд- ным, но это не служит алиби нашему бездействию. Обязан- ность человека — осуществлять свой мироустроительный проект, невзирая на потерю высших метафизических гаран- тий, связанных с сопричастностью самого мироустройства нашим светлым чаяниям.

Фундированность (оправданность) наших идей предоп- ределена не онтологически, а антропологически: мы остаем- ся верны своему проекту не потому, что осуществимость его обещана самой структурой мира, а для того чтобы спасти свою душу в абсурдном мире. Сартр тем самым проливает свет на загадочную, одинаково свойственную французам и русским, болезнь «идеологического фундаментализма», ко- торому атеисты подвержены сильнее, чем верующие. Верую- щий может уповать на Бога и не торопить ход истории, но атеисту не дано этого утешения — отсюда его специфическая тревога и «нетерпение сердца».

Последний раз это революционное «нетерпение сердца» французы ощутили в майско-июньские дни 1968 года — во время знаменитого молодежного бунта. Бунтующие студен- ты, совсем по Сартру, решили не считаться с действитель- ностью в соответствии с тезисом «будьте реалистами, требуй- те невозможного!». Они отвергли политическую экономию в качестве революционной теории, ибо она ссылается на объ- ективные предпосылки революции и тем самым посягает на нашу свободу творчества в истории.

Можно сколько угодно осуждать утопизм и экстремизм взвихренной студенческой Сорбонны, но сегодня, кажется, уже ясно, что это была последняя попытка сохранить уни- версалии модерна, объединив «новых левых» всего мира в единстве посткоммунистического и посткапиталистического

22 А. С. Панарин

Порыва. «Новые левые» и на Востоке, и на Западе видели единый мир, лежащий во зле, страдающий одними и теми же пороками, тоталитарный и репрессивный. Формы этой реп- рессии на капиталистическом Западе и на коммунистичес- ком Востоке различались, как различаются прямой террор и манипулятивная промывка мозгов. Но назначение ее одно и то же: отбить у нас охоту к великим освободительным проек- там, заставить уважать статус-кво.

В то время как капиталистический Запад и коммунисти- ческий Восток вели «холодную войну» друг с другом, «новые левые» исполнены были решимости снять это фальшивое единоборство двух форм «единого тоталитарного общества» и противопоставить ему новый единый посттоталитарный проект. В этом стремлении «новых левых» ощущалась энер- гетика давнего освободительного импульса, которым было отмечено зарождение модерна.