Прямые (основные) и переносные (вторичные) значения слова

То, что переносное, вторичное с исторической точ­ки зрения значение может стать его основным значением, а употребление слова в историческом основном значении будет ощущаться говорящими уже как проявление вторичного значения, конечно, никак не свидетельствуют о неоправдан­ности или «бесцельности», как считает В. А. Звегинцев, та­ких категорий, как «основное значение», «прямое значение», «переносное значение»¹.

Перераспределение значений в слове, изменение в их со­отношении, напротив, лишний раз подтверждает тот факт, что совокупность значений слова всегда характеризуется определенной орга­низацией, что значения образуют определен­ную структуру. Не всегда словарные статьи вполне адекватно отражают эту структуру, однако высказываемые иногда мысли о якобы полнейшем несоответствии словарных описаний семантической структуры слов языковой реаль­ности представляются необоснованными. Явно основаны на известной предубежденности утверждения, например, вро­де того, что носители языка свою речевую деятельность во­все не соотносят со словарными субординациями значений.

Разумеется, носителям языка не приходится соотносить свою «речевую деятельность» со словарными «субординация­ми значений». Это как раз задача составителей словарей — «соотносить» словарные описания с речевой деятельностью носителей языка, точнее, стремиться наиболее адекватно отобразить ее в словарной статье.

Отдельные авторы идут еще дальше, возражая и против последовательного разграничения контекстуальных и вне контекстных значений. Так, например, согласно Л. В. Са­харному, «характерное для современной лингвистики рез­кое различение контекстуального значения (т. е. значения, связанного с определенной ситуацией и поэтому не включае­мого в лингвистическое описание) и вне контекстного значе­ния (т. е. значения узуального, никак не связанного с ситуа­циями и поэтому включаемого в лингвистическое описание семантической системы) оказывается в значительной мере иллюзорным» ².

 

1Звегинцев В. А. Семасиология. М., 1957, с. 222. 2 Сахарный Л. В. Структура значения слова и ситуация (к экспериментальному обоснованию психолингвистической теории значения слова).—«Материалы 4-го Всесоюзного симпозиума по пси­холингвистике и теории коммуникации». М., 1972, с. 143.

 

Все значения многозначных слов обусловлены в конечном счете контекстом, но это не значит, что такая обусловленность существенна для них в одинаковой сте­пени. Традиционное деление значений слов на первич­ные (основные, главные) и вторичные (переносные), если оно основано на установлении существующего соот­ношения между этими значениями, а не на их историческом взаимодействии, правильно отражает неравноправное по­ложение этих значений в семантической системе. «По нашему мнению,— писал известный польский лингвист Е. Курилович,— самое важное — главное значение то, которое не определяется контекстом, в то время как остальные (частные) значения к семантическим эле­ментам главного значения прибавляют еще и элементы кон­текста» ¹.

В таком определении в общих чертах намечены пути для разрешения вопроса о «синхронической иерархии» значе­ний. В главном значении слова, конечно, следует видеть не какое-то общее значение, но такое значение, которое наиболее обусловлено парадигмати­чески и наименее обусловлено синтаг­матически..

Почему мы вправе считать, что, например, форма 2-го лица единственного числа глагола во фразе Ты, всех пере­споришь выступает в первичном значении (в синхроническом понимании термина), а во фразе Тебя не переспоришь— во вторичном? Потому, что «конкретно-личное» значение этой формы глагола парадигматически более определенно (противопоставление значениям 1-го и 3-го лица единст­венного числа), чем ее «обобщенно-личное» значение (про­тивопоставление значению всех вообще личных форм). В то же время синтагматически это значение обусловлено только негативно (нет показателей других значений), тогда как для реализации второго значения необходимы неко­торые синтаксические условия (отсутствие соотноситель­ного местоимения ты).

¹ Курилович Е. Заметки о значении слова.—В кн.: Очерки по лингвистике. М., 1962, с. 246;

 

До некоторой степени аналогичное соотношение устанав­ливается и между лексическими значениями слов. Напри­мер, в русском языке существует ряд глаголов движения (перемещения в пространстве): идти, бежать, ползти, лететь, плыть и под., соотнесенность которых друг с другом вполне очевидна. Каждый из этих глаголов упо­требляется также и в переносном значении, но нетрудно заметить, что отчетливая парадигматическая закреплен-ность присуща им только при их употреблении в основных значениях, когда они достаточно определенно противопо­ставлены друг другу по способу передвижения и по отно­шению к той среде, в которой движение осуществляется.

Можно заметить, что, когда эти глаголы выводятся из сферы их основных противопоставлений, т. е. начинают употребляться в переносных, вторичных (с точки зрения современных соотношений) значениях, они уже не вступают в столь же отчетливые ряды смысловых противопоставлений с теми словами, в качестве экспрессивных синонимов ко­торых они тогда выступают. Ср.: Еще толчок — и книги летят на пол — и книги падают на пол; Орел плы­вет под облаками — парит под облаками и т. п. Вме­сте с тем такое употребление слов связано с синтагматиче­скими ограничениями (не говоря о стилистических), ко­торые определяются уже тем, что эти значения не могут вступать в противоречие с основным значением,— мы, например, не можем придать глаголу ползти значение 'мед­ленно двигаться' в сочетании с существительными, обозна­чающими существа, которые могут реально ползать, или обозначающими предметы, движение которых может на­поминать движение пресмыкающихся. Фраза Ползла птица должна быть понята только в соответствии с основным значением глагола, а не в том смысле, что 'птица медленно летела', а во фразе Мимо нас один за другим ползли, переваливаясь, танки глагол выступает в значении, обна­руживающем то свойство, которое выше было названо «диффузностью», т. е. «уподобление движению пресмыкающихся».

Книги летели с полки. Тарелки летели со стола и т. п.—но Птицы летели со стола и т. п. не будет значить 'падали'.

 

. Социальные и профессиональные (а также и ин­дивидуальные) различия в восприятии целого ряда слов не подлежат сомнению, они не колеблют тех общих особен­ностей организации лексики, которые присущи языку в целом. Одна из таких существенных особенностей заклю­чается в том, что информативные возможности многих слов шире тех рамок, которые определяются их прямой предметно-понятийной закрепленностью. Это расширение семантики происходит, как об этом говорилось выше, благодаря различным ассоциациям, возникающим при конкретном использовании слов.

Если те или иные ассоциации достаточно устойчиво связываются со словом, за последним закрепляется особое значение. Однако в той мере, в какой эти ассоциации при­сутствуют в сознании говорящих, основанные на них значения воспринимаются именно как переносные, как определенное переосмысление слова. Это и обусловливает большую зависимость переносного, вторичного значения от контекста, то, что для реализации такого значения не­обходимо проявление более специальных синтагматических (лексических и синтаксических) связей.

Так, глагол толкать имеет основное значение 'двигать от себя, касаться резким движением, коротким ударом'. Именно в этом значении слово сравнительно четко проти­вопоставлено рядам других слов (ударять, касаться, гла­дить; ср.: толкаться, столкнуться и т. д.). Синтагмати­ческие связи слова достаточно широки. Глагол может быть применен и к одушевленным и к неодушевленным предметам, употреблен безлично (ср.: Вагон начало тол­кать взад и вперед—А. Толстой. Эмигранты), реальное направление толчка может быть различным — поэтому при глаголе возможны различные предложно-падежные формы, указывающие на направление толчка (Баба толкала одуревшего мужа к дому—Сол­логуб. Тарантас), как возможно употребление глагола и без этих форм: — Батюшка Петр Андреич! —шептал Савельич, стоя за мною и толкая меня.— Не упрямься! (Пушкин. Капитанская дочка).

У этого же глагола отмечается переносное значение, определяемое в словарях как «побуждать к чему-либо,быть

причиной чего-л.^». При употреблении глагола в таком значении указание на направление становится неизбежным:

толкать на что-либо, толкать к чему-либо (ср.: Вы н а что толкаете меня? Скрывать фак­ты? — Гранин. Искатели). Очевидно, что семанти­ческие противопоставления глагола при таком употреб­лении становятся менее четкими, так как его значение осложняется экспрессивно-оценочными моментами: побуж­дать можно к чему-то и плохому и хорошему, толкать на что-то — естественнее употребить, если это «что-то», т. е. вызываемое действие, оценивается отрицательно: толкать на преступление и т. п.

Уже относящиеся к давнему времени наблюдения над тем, что семантическая структура мно­гих слов не совпадает в различных язы­ках, сами по себе возможны только потому, что пред­ставляется возможным сопоставить эти слова по таким их значениям, которые представляются исходными в семан­тической структуре данных слов. Очевидно, что и развитие вто­ричных значений у слова по образцу ино­язычного может происходить лишь вследствие того, что сами эти слова определенным образом приравни­ваются друг к другу — именно по их главным значениям и несмотря на различия в их семантике в целом.

 

ВИДЫ МНОГОЗНАЧНОСТИ

Так, различные глаголы передают неодинаковые по сложности действия и состояния. Наряду с глаголами, выражающими относительно простые действия, существуют глаголы, се­мантическая структура которых представляется значитель­но более сложной. Если сравнить такие глаголы, как произносить, выражать, сообщать и под., и говорить, нетрудно понять, о какой сложности в данном случае идет речь. Действия, обозначенные первыми из указанных глаголов, в известном смысле одноплановы, они выражают действие как такое, которое определяется одним каким-то признаком; между тем действие, выраженное глаголом говорить, предполагает ряд взаимосвязанных проявлений «говорения», оно многоаспектно, или разнопланово, т. е. представлено как комплексное или сложное действие. Го­ворить— это 'произносить', 'пользоваться устной речью', это 'словесно выражать что-то¹, это 'общаться с кем-то, сообщать кому-то что-то',— все эти аспекты действия, по существу, не отграничены друг от друга, и, хотя в разных контекстах любой из соответствующих признаков может выступить на первый план (становясь иногда и единственно существенным), во многих контекстах они проявляются одновременно, в различном взаимодействии друг с другом. Ср.: Он говорил нам это тихо, почти неразборчиво;

Она сказала ему то самое, что он только что говорил себе, но теперь уже он этого не думал (Л. Толстой. Воскресение); А говорил он высоким голосом дьячка, всегда что-то особенно памятное и так, что нельзя было понять, серьезно говорит он или шутит (Горький. Жизнь Клима Самгина); Маргарита говорила впол­голоса, ленивенько растягивая пустые слова, ни о чем не спрашивая, Клим тоже не находил, о чем можно говорить с нею (там же); Лиля краснеет и смеется, когда я го­вор ю ей об этом (Казаков. Голубое и зеленое).

Отмечаемые в толковых словарях значения не всегда, таким образом, находятся в однозначной «подчинительной связи» по отношению друг к другу.

Выделение главного, или первичного (с синхронической точки зрения), значения слова не для всех слов может быть бесспорно. Определение первичных и переносных значений слов не встречает особых затруднений в случаях, подобных приводимому Е. Куриловичем (осел — I — жи­вотное, II — глупый или упрямый человек), ср. соотно­шение первичных и метафорически-переносных значений у таких слов, как картина, арена, атмосфера, область, круг, направление, призма, организм, цепь, сеть, точка, линия, платформа, ширма, нить, клубок, лазейка, дебри, ориентироваться, маскировать, оттенять, освещать, рас­шевелить, гореть, остыть, глубокий, сухой и мн. под.

Аналогично в этом отношении и распределение значений слова дом: первое ('здание' и т. д.) явно воспринимается как основное значение, второе ('семья' и т. д.) — как пере­носное. Семантическое единство слова определяется су­ществующей между этими значениями внутренней связью, опирающейся на одну из общих формул перенесения на­званий с одного явления на другое (метонимия).

Иное соотношение значений обнаруживается у слова земля. Эти значения также, безусловно, связаны друг с другом и определенным образом организованы. Семанти­ческое единство слова подтверждается взаимопроница­емостью его отдельных значений в некоторых контекстах, т. е. определенной диффузностью этих значений. Вместе с тем трудно было бы считать какое-то из них главным, а остальные — производными, хотя мы и можем представить их в соотношении «целое — часть». Однако, если последо­вательно расположить их в соответствии с этой формулой, вряд ли это расположение отразит подлинную ассоциа­тивную связь между ними. Даже однонаправленность движения от каких-либо значений к другим не кажется здесь бесспорной.

 

Семантическое содержание слова земля следующим образом раскрывается в «Толковом словаре русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова:

1. только ед. Планета, на которой мы живем.

2. перен., только ед. В мифологии и поэзии — реальная действи­тельность, в противоположность миру идеальному, небу (книжн., поэт. устар.). ...Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше (Пушкин).

3. только ед. Суша (в отличие от водных пространств).

4. только ед. Почва, верхний слой коры нашей планеты. II Рыхлое рассыпчатое вещество темно-бурого цвета, входящее в состав коры нашей

планеты (разг.). Песок с землей. Вырвать растение е землей. Засыпать ров землей.

5. только ед. Твердая поверхность, почва, по которой мы ходим, на которой стоим.

6. Страна, государство (устар.).... II перен. Народ (старин.).

7. Территория с находящимися на ней угодьями/состоящая в чьем-нибудь владении, в собственности кого-нибудь.

8. Название различных красок (спец.).

Выделенные значения отчетливо проявляются в раз­личных контекстах употребления слова — вместе с тем существуют многочисленные контексты (соответствующие примеры обычно не включаются в словарные статьи), в которых наблюдается как бы совмещение отдельных значений слова; например: «— Дед,— сказал Трубников,— вот ты бродишь по весенней земле, неужто молчит в тебе твое природное, крестьянское?.. Полвека земле служил, как же можешь ты паразитом по ней таскаться?» (Нагибин, Страницы жизни Трубникова). В каком из выделенных в словаре значений употреблено здесь слово земля? Речь идет о земле, по которой «бродит дед» — это как будто заставляет нас считать, что здесь должно проявиться 5-е значение («твердая поверхность, почва, по которой мы ходим, на которой стоим»). Однако опре­деление при слове земля (по весенней земле) явно проти­воречит такому пониманию, а следующее дальше сочетание служил земле еще больше сдвигает смысловую перспективу слова (ср. также пример на с. 84), Неоднозначность слова никак не препятствует вполне однозначному пониманию высказывания, не производит впечатления не только ка­кой-либо двусмысленности, но и нарочитости,— здесь, очевидно, нет намеренного «столкновения значений», как это бывает при каламбурном использовании многознач­ности. Говорящие обычно и не замечают подобной неод­нозначности, поскольку просто нет необходимости ос­мыслить фразу в соответствии только с тем или иным зна­чением.

Таким образом, бесспорно, что соотношение значений слова земля во многом аналогично соотношению значений других многозначных слов. Вместе с тем в семантической структуре этого слова было бы трудно выделить исходное, основное значение, считая другие его значения перенос­ными. Здесь можно видеть последовательное обозначение целого по части, однако соотношение соответствующих значений для современного языка не представляется од­нонаправленным.

Такого рода факты показывают, что концепция «об­щего» лексического значения слова не является совершенно необоснованной. Но такого рода факты находятся рядом с другими, к которым эта концепция действительно неприме­нима. Если мы возьмем слова вроде буря, вихрь, поток, зерно, бледный, острый, блестеть, давить, озарить, обра­стать, развеять, сколотить, хромать и т. п., нам будет крайне трудно объединить общим толкованием те их зна­чения, которые отмечаются в словарях как переносные, с теми, которые выделяются как основные. Пытаясь обоб­щить эти значения, мы должны будем отказаться от таких конкретных признаков последних, которые и определяют реальную семантику данных слов, т. е. отказаться от их подлинного толкования.

Использо­вание глаголов с конкретными значениями для обозначения более отвлеченных действий — явление настолько распро­страненное в языке, что, конечно, оно неоднократно отме­чалось исследователями, которые определяли его как «языковую метафору».

Существенно то, что в различных типах метафор по-разному осуществляется связь значений. Например, пере­носное значение слова камень ('тяжелое, гнетущее чувство¹) не связано с исходным ('всякая твердая нековкая и не рас­пускающаяся в воде горная порода в виде сплошной массы или отдельных кусков, отдельный кусок такой породы¹) никаким существенным семантическим признаком: в тол­кованиях этих значений вообще нет общих элементов, указывающих на их связь. Тем не менее эта связь явно существует (и отчетливо воспринимается говорящими), но она основана на ассоциативных, или репрезентативных, признаках, связанных со словом в его основном значении.

Иной вид связи существует между переносным и основ­ным значениями, например, слова ключ (соответственно: «З. перен. Средство, возможность для разгадки, понимания кого-либо, чего-либо, для овладения чем-либо» и «I. Металли­ческое приспособление для запирания и отпирания замка»). Здесь переносное значение непосредственно развивает имен­но существенный элемент исходного значения: «то, при помощи чего можно что-то открыть», слово как бы освобож­дается от конкретных признаков «металлические приспо­собления», «для отпирания замка», сохраняя лишь основной признак «функционального назначения» предмета.

Возможность переносного применения ряда гла­голов обусловлена тем, что глагол допу­скает своеобразное «освобождение» семантической темы, основного элемента значения слова от более специаль­ных семантических признаков, которые при прямом употреблении слова и определяют его смысловую специ­фику. Эти признаки становятся семантически несущест­венными в том смысле, что не накладывают на употребление слова тех ограничений, которые определяют его употреб­ление в прямом значении. Но они не устраняются полно­стью, отступая на задний план, они как бы трансформи­руются в экспрессивно-стилистический фон, на котором и выступает новое значение. Этим определяется то, что последнее воспринимается именно как переносное, т. е. сохраняющее зависимость от прямого значения. Например, основное значение глагола кочевать — это 'переходить или переезжать с места на место со своим жильем и иму­ществом'. Ядром этого значения, его семантической темой является элемент «переходить или переезжать с места на место», а элемент «со своим жильем и имуществом» яв­ляется тем семантическим признаком, который опреде­ляет специфику глагола при его прямом употреблении. Метафоризация глагола связана с тем, что этот признак отодвигается на задний план, определяя лишь экспрессивно-стилистическую окраску слова, когда оно выступает в переносном значении. Ср.: Кочуют из города в город, из концерта в концерт одинаково громко и посредственно играющие инструментально-вокальные ансамбли... (Правда, 1974, 19 октября); ...Бабурину опять пришлось поколесить по России, перекочевывая с одной частной долж­ности на другую..: (Тургенев. Пунин и Бабурин). Ясно, что в подобных контекстах значимой остается только семантическая тема прямого значения слова; но. ясно также, что речь не может идти о том, что в переносном значении слово становится эквивалентом сочетания: «переезжать или переходить с места на место». Смысл этого словосочетания, как такового, не равен смыслу этого же словосочетания, приводимого в толковых словарях в каче­стве толкования второго значения глагола кочевать. В сло­варях данное значение сопровождается пометой «перенос­ное», что должно указывать на его обусловленность пер­вым (основным) значением, а соответственно на его семан­тическую несамостоятельность и экспрессивную значимость.

Понятно, что совмещение такого рода значений неосу­ществимо уже в силу их качественных различий, в то время как в семантике таких глаголов, как говорить, сказать, значения неразрывно связаны самим представлением о комплексном действии, и само их отграничение опреде­ляется возможностью как бы «отслоения» части семантики глагола, что бывает обусловлено, например, отнесением действия к не лицу. Ср.: Обветренное и загорелое лицо его и заскорузлые руки говорили о том, каким тяжелым трудом он добывал себе средства к жизни (А р с е н ь е в. В горах Сихотэ-Алиня); — То, что вы не слышали, еще ни о чем не говори т,— сказал он (Т р и ф о н о в. Док­тор, студент и Митя); И этот взгляд многое сказал и тому и другому (Л. Толстой. Воскресение) и т. п. Ср. соотношение значений глаголов бросить, запутать, вы­играть и под.

Продуктивность и регулярность различных про­изводных значений неодинакова. Если попытаться, отвлекаясь от индивидуального своеобразия семантики различных слов, схематически изобразить основные виды соотношения значений внутри слова, можно выделить:

1) регулярные метонимические значения (город, бере­зовый);

2) менее регулярные метонимические значения (земля,

блюдо);

' 3) относительно регулярные метафорические значения

(бросить, толкать);

4) нерегулярные метафорические значения (лиса, ка­мень).

Можно предположить, что если внешние показатели недостаточны для отграничения омонимии от многознач­ности, то более непреложными в этом отношении могут оказаться показатели внутренние, т. е. относящиеся к морфологии самих слов, подлежащих семантическому анализу.