Многозначность и омонимия. Проблема разграничения многозначности и омонимии

СЕМАНТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА МНОГОЗНАЧНОГО СЛОВА. МЕТАФОРА.

ВИДЫ МНОГОЗНАЧНОСТИ

Так, различные глаголы передают неодинаковые по сложности действия и состояния. Наряду с глаголами, выражающими относительно простые действия, существуют глаголы, се­мантическая структура которых представляется значитель­но более сложной. Если сравнить такие глаголы, как произносить, выражать, сообщать и под., и говорить, нетрудно понять, о какой сложности в данном случае идет речь. Действия, обозначенные первыми из указанных глаголов, в известном смысле одноплановы, они выражают действие как такое, которое определяется одним каким-то признаком; между тем действие, выраженное глаголом говорить, предполагает ряд взаимосвязанных проявлений «говорения», оно многоаспектно, или разнопланово, т. е. представлено как комплексное или сложное действие. Го­ворить— это 'произносить', 'пользоваться устной речью', это 'словесно выражать что-то¹, это 'общаться с кем-то, сообщать кому-то что-то',— все эти аспекты действия, по существу, не отграничены друг от друга, и, хотя в разных контекстах любой из соответствующих признаков может выступить на первый план (становясь иногда и единственно существенным), во многих контекстах они проявляются одновременно, в различном взаимодействии друг с другом. Ср.: Он говорил нам это тихо, почти неразборчиво;

Она сказала ему то самое, что он только что говорил себе, но теперь уже он этого не думал (Л. Толстой. Воскресение); А говорил он высоким голосом дьячка, всегда что-то особенно памятное и так, что нельзя было понять, серьезно говорит он или шутит (Горький. Жизнь Клима Самгина); Маргарита говорила впол­голоса, ленивенько растягивая пустые слова, ни о чем не спрашивая, Клим тоже не находил, о чем можно говорить с нею (там же); Лиля краснеет и смеется, когда я го­вор ю ей об этом (Казаков. Голубое и зеленое).

Отмечаемые в толковых словарях значения не всегда, таким образом, находятся в однозначной «подчинительной связи» по отношению друг к другу.

Выделение главного, или первичного (с синхронической точки зрения), значения слова не для всех слов может быть бесспорно. Определение первичных и переносных значений слов не встречает особых затруднений в случаях, подобных приводимому Е. Куриловичем (осел — I — жи­вотное, II — глупый или упрямый человек), ср. соотно­шение первичных и метафорически-переносных значений у таких слов, как картина, арена, атмосфера, область, круг, направление, призма, организм, цепь, сеть, точка, линия, платформа, ширма, нить, клубок, лазейка, дебри, ориентироваться, маскировать, оттенять, освещать, рас­шевелить, гореть, остыть, глубокий, сухой и мн. под.

Аналогично в этом отношении и распределение значений слова дом: первое ('здание' и т. д.) явно воспринимается как основное значение, второе ('семья' и т. д.) — как пере­носное. Семантическое единство слова определяется су­ществующей между этими значениями внутренней связью, опирающейся на одну из общих формул перенесения на­званий с одного явления на другое (метонимия).

Иное соотношение значений обнаруживается у слова земля. Эти значения также, безусловно, связаны друг с другом и определенным образом организованы. Семанти­ческое единство слова подтверждается взаимопроница­емостью его отдельных значений в некоторых контекстах, т. е. определенной диффузностью этих значений. Вместе с тем трудно было бы считать какое-то из них главным, а остальные — производными, хотя мы и можем представить их в соотношении «целое — часть». Однако, если последо­вательно расположить их в соответствии с этой формулой, вряд ли это расположение отразит подлинную ассоциа­тивную связь между ними. Даже однонаправленность движения от каких-либо значений к другим не кажется здесь бесспорной.

 

Семантическое содержание слова земля следующим образом раскрывается в «Толковом словаре русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова:

1. только ед. Планета, на которой мы живем.

2. перен., только ед. В мифологии и поэзии — реальная действи­тельность, в противоположность миру идеальному, небу (книжн., поэт. устар.). ...Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше (Пушкин).

3. только ед. Суша (в отличие от водных пространств).

4. только ед. Почва, верхний слой коры нашей планеты. II Рыхлое рассыпчатое вещество темно-бурого цвета, входящее в состав коры нашей

планеты (разг.). Песок с землей. Вырвать растение е землей. Засыпать ров землей.

5. только ед. Твердая поверхность, почва, по которой мы ходим, на которой стоим.

6. Страна, государство (устар.).... II перен. Народ (старин.).

7. Территория с находящимися на ней угодьями/состоящая в чьем-нибудь владении, в собственности кого-нибудь.

8. Название различных красок (спец.).

Выделенные значения отчетливо проявляются в раз­личных контекстах употребления слова — вместе с тем существуют многочисленные контексты (соответствующие примеры обычно не включаются в словарные статьи), в которых наблюдается как бы совмещение отдельных значений слова; например: «— Дед,— сказал Трубников,— вот ты бродишь по весенней земле, неужто молчит в тебе твое природное, крестьянское?.. Полвека земле служил, как же можешь ты паразитом по ней таскаться?» (Нагибин, Страницы жизни Трубникова). В каком из выделенных в словаре значений употреблено здесь слово земля? Речь идет о земле, по которой «бродит дед» — это как будто заставляет нас считать, что здесь должно проявиться 5-е значение («твердая поверхность, почва, по которой мы ходим, на которой стоим»). Однако опре­деление при слове земля (по весенней земле) явно проти­воречит такому пониманию, а следующее дальше сочетание служил земле еще больше сдвигает смысловую перспективу слова (ср. также пример на с. 84), Неоднозначность слова никак не препятствует вполне однозначному пониманию высказывания, не производит впечатления не только ка­кой-либо двусмысленности, но и нарочитости,— здесь, очевидно, нет намеренного «столкновения значений», как это бывает при каламбурном использовании многознач­ности. Говорящие обычно и не замечают подобной неод­нозначности, поскольку просто нет необходимости ос­мыслить фразу в соответствии только с тем или иным зна­чением.

Таким образом, бесспорно, что соотношение значений слова земля во многом аналогично соотношению значений других многозначных слов. Вместе с тем в семантической структуре этого слова было бы трудно выделить исходное, основное значение, считая другие его значения перенос­ными. Здесь можно видеть последовательное обозначение целого по части, однако соотношение соответствующих значений для современного языка не представляется од­нонаправленным.

Такого рода факты показывают, что концепция «об­щего» лексического значения слова не является совершенно необоснованной. Но такого рода факты находятся рядом с другими, к которым эта концепция действительно неприме­нима. Если мы возьмем слова вроде буря, вихрь, поток, зерно, бледный, острый, блестеть, давить, озарить, обра­стать, развеять, сколотить, хромать и т. п., нам будет крайне трудно объединить общим толкованием те их зна­чения, которые отмечаются в словарях как переносные, с теми, которые выделяются как основные. Пытаясь обоб­щить эти значения, мы должны будем отказаться от таких конкретных признаков последних, которые и определяют реальную семантику данных слов, т. е. отказаться от их подлинного толкования.

Использо­вание глаголов с конкретными значениями для обозначения более отвлеченных действий — явление настолько распро­страненное в языке, что, конечно, оно неоднократно отме­чалось исследователями, которые определяли его как «языковую метафору».

Существенно то, что в различных типах метафор по-разному осуществляется связь значений. Например, пере­носное значение слова камень ('тяжелое, гнетущее чувство¹) не связано с исходным ('всякая твердая нековкая и не рас­пускающаяся в воде горная порода в виде сплошной массы или отдельных кусков, отдельный кусок такой породы¹) никаким существенным семантическим признаком: в тол­кованиях этих значений вообще нет общих элементов, указывающих на их связь. Тем не менее эта связь явно существует (и отчетливо воспринимается говорящими), но она основана на ассоциативных, или репрезентативных, признаках, связанных со словом в его основном значении.

Иной вид связи существует между переносным и основ­ным значениями, например, слова ключ (соответственно: «З. перен. Средство, возможность для разгадки, понимания кого-либо, чего-либо, для овладения чем-либо» и «I. Металли­ческое приспособление для запирания и отпирания замка»). Здесь переносное значение непосредственно развивает имен­но существенный элемент исходного значения: «то, при помощи чего можно что-то открыть», слово как бы освобож­дается от конкретных признаков «металлические приспо­собления», «для отпирания замка», сохраняя лишь основной признак «функционального назначения» предмета.

Возможность переносного применения ряда гла­голов обусловлена тем, что глагол допу­скает своеобразное «освобождение» семантической темы, основного элемента значения слова от более специаль­ных семантических признаков, которые при прямом употреблении слова и определяют его смысловую специ­фику. Эти признаки становятся семантически несущест­венными в том смысле, что не накладывают на употребление слова тех ограничений, которые определяют его употреб­ление в прямом значении. Но они не устраняются полно­стью, отступая на задний план, они как бы трансформи­руются в экспрессивно-стилистический фон, на котором и выступает новое значение. Этим определяется то, что последнее воспринимается именно как переносное, т. е. сохраняющее зависимость от прямого значения. Например, основное значение глагола кочевать — это 'переходить или переезжать с места на место со своим жильем и иму­ществом'. Ядром этого значения, его семантической темой является элемент «переходить или переезжать с места на место», а элемент «со своим жильем и имуществом» яв­ляется тем семантическим признаком, который опреде­ляет специфику глагола при его прямом употреблении. Метафоризация глагола связана с тем, что этот признак отодвигается на задний план, определяя лишь экспрессивно-стилистическую окраску слова, когда оно выступает в переносном значении. Ср.: Кочуют из города в город, из концерта в концерт одинаково громко и посредственно играющие инструментально-вокальные ансамбли... (Правда, 1974, 19 октября); ...Бабурину опять пришлось поколесить по России, перекочевывая с одной частной долж­ности на другую..: (Тургенев. Пунин и Бабурин). Ясно, что в подобных контекстах значимой остается только семантическая тема прямого значения слова; но. ясно также, что речь не может идти о том, что в переносном значении слово становится эквивалентом сочетания: «переезжать или переходить с места на место». Смысл этого словосочетания, как такового, не равен смыслу этого же словосочетания, приводимого в толковых словарях в каче­стве толкования второго значения глагола кочевать. В сло­варях данное значение сопровождается пометой «перенос­ное», что должно указывать на его обусловленность пер­вым (основным) значением, а соответственно на его семан­тическую несамостоятельность и экспрессивную значимость.

Понятно, что совмещение такого рода значений неосу­ществимо уже в силу их качественных различий, в то время как в семантике таких глаголов, как говорить, сказать, значения неразрывно связаны самим представлением о комплексном действии, и само их отграничение опреде­ляется возможностью как бы «отслоения» части семантики глагола, что бывает обусловлено, например, отнесением действия к не лицу. Ср.: Обветренное и загорелое лицо его и заскорузлые руки говорили о том, каким тяжелым трудом он добывал себе средства к жизни (А р с е н ь е в. В горах Сихотэ-Алиня); — То, что вы не слышали, еще ни о чем не говори т,— сказал он (Т р и ф о н о в. Док­тор, студент и Митя); И этот взгляд многое сказал и тому и другому (Л. Толстой. Воскресение) и т. п. Ср. соотношение значений глаголов бросить, запутать, вы­играть и под.

Продуктивность и регулярность различных про­изводных значений неодинакова. Если попытаться, отвлекаясь от индивидуального своеобразия семантики различных слов, схематически изобразить основные виды соотношения значений внутри слова, можно выделить:

1) регулярные метонимические значения (город, бере­зовый);

2) менее регулярные метонимические значения (земля,

блюдо);

' 3) относительно регулярные метафорические значения

(бросить, толкать);

4) нерегулярные метафорические значения (лиса, ка­мень).

Можно предположить, что если внешние показатели недостаточны для отграничения омонимии от многознач­ности, то более непреложными в этом отношении могут оказаться показатели внутренние, т. е. относящиеся к морфологии самих слов, подлежащих семантическому анализу.

 

МНОГОЗНАЧНОСТЬ И ОМОНИМИЯ. ПРОБЛЕМА РАЗГРАНИЧЕНИЯ МНОГОЗНАЧНОСТИ И ОМОНИМИИ

Между значениями многозначного слова существует оп­ределенная семантическая связь, что дает ос­нование считать их значениями одного и того же слова. Эта связь может основываться на том, что в значениях обнаружи­ваются общие семантические элементы, например, у су­ществительного стена в толковых словарях выделяются следующие значения: 1) вертикальная часть здания, слу­жащая для поддержания перекрытий и для разделения по­мещения на части; 2) высокая ограда; 3) вертикальная бо­ковая поверхность чего-либо; 4) тесный ряд или сплошная масса чего-либо, образующие завесу, преграду; общий се­мантический элемент здесь может быть определен как 'вер­тикальная преграда, отделяющая что-то.

От многозначных слов, т. е. слов, которые в различных контекстах (иначе говоря, в зависимости от тех лексико-семантических пози­ций, в которых они выступают) имеют различные значения, принято отграничивать слова-омонимы.

Омонимией называется звуковое сов­падение разных языковых единиц, кото­рые семантически не связаны друг с другом. Например, формы прилагательных большой, молодой и т. п. представляют формы, во-первых, им. п. ед. ч. муж. р. (большой дом, молодой человек), во-вторых, формы род. п. ед. ч. жен. р. (большой деревни, молодой жен­щины), в-третьих, дат. п. ед. ч. жен. р. (большой деревне, молодой женщине), в-четвертых, твор.п., ед. ч. жен. р. (большой деревней, молодой женщиной). Основанием для признания этих форм разными формами, хотя и совпадаю­щими по звучанию, служит то, что они согласуются с суще­ствительными, выступающими в различных падежах (при­чем те же прилагательные с существительными мужского и среднего рода здесь имеют различные формы (большое село, большого села, большому селу и т. д.). Таким образом, признание этих форм омонимичными не вызывает сомнений. Сложнее обстоит дело в случае лексической омо­нимии.

Омонимы — это слова, совпадающие по звучанию, одинаковые по своей фор-

 

ме, но значения которых никак не свя­заны друг с другом, т.е. не содержат никаких общих элементов смысла, ни­каких общих семантических призна­ков. Омонимы—это отдельные, самостоятельные слова, слова-двойники. Если мы сопоставим различные значения — те, которые признаются значениями одного слова, и те, которые счита­ют значениями слов-омонимов, мы обнаружим существен­ное различие между соотношением соответствующих пред­метов и явлений. Например, звуковой комплекс раствор может иметь следующий отмечаемые в словарях значения:

1.Угол, образуемый раздвинутыми концами какого-нибудь инстру­мента (лезвиями ножниц, ножками циркуля и т. п.). Широкий раствор.

2.Отверстие, образуемое при раскрытии двустворчатого окна, двери, ворот и т. п.

3. Жидкость, получившаяся в результате растворения твердого, жидкого или газообразного вещества в жидком веществе. Насыщенный раствор.

4. В строительном деле: вязкая, тестообразная смесь, получившаяся от смешения цемента или других вяжущих веществ с водой.

Нетрудно заметить, что в то время как между первыми двумя значениями, так же как и двумя следующими, суще­ствует определенная связь, между теми и другими нет ничего общего. Эти значения и даны в словарях соответ­ственно как значения того же слова и как значения слов-омо­нимов.

Лексические омонимы появляются в языке вследствие различных причин. Во-первых, в результате звуковых из­мерений, происходящих в языке, может произойти звуко­вое совпадение первоначально различающихся по звучанию слов, как, например, лук (растение) и лук (для стрельбы), в результате того, что о носовое, которое было во втором из этих слов, совпало в древнерусском с у. Во-вто­рых, заимствование иноязычного слова (или слов) может привести к появлению в языке одинаково звуча­щих наименований; например: заимствованное через поль­ский брак (изъян) оказалось тождественным по звучанию со словом брак (женитьба; ср. брать); заимствованное из голландского линь (вид каната) совпало со словом линь (вид рыбы); совпали в звуковой форме заимствованное из гол­ландского рейд (место стоянки кораблей) и заимствованное из английского рейд (военный набег в тыл противника). В-третьих, омонимы могут быть следствием распада многозначного слова, семантического разры­ва, происходящего между различными его значениями. Омо­нимы такого происхождения довольно многочисленны в современном русском языке, ср.: болтать (говорить) и бол­тать (смешивать), брань (ругань) и брань (война, битва), долг (обязанность) и долг (взятие взаймы), колоть (раздроб­лять) и колоть (ср. укол}, лист (дерева) и лист (бумаги), метить (ставить метку) и метить (стараться попасть), свет (лучистая энергия) и свет (мир, вселенная), среда (ок­ружение) и среда, (день недели) и мн. др. Наконец, не менее многочисленна в современном русском языке группа омо­нимов, звуковое совпадение которых объясняется независи­мым образованием слов от одной и той же основы (в соответствии с одной и той же словооб­разовательной моделью, но каждое со специализированным значением), например: ветрянка, (мельница) и ветрянка (оспа), приемник (устройство для приема чего-либо) и при­емник (учреждение), овсянка (птица) и овсянка (крупа), дождевик (пальто) и дождевик (гриб), а также омони­мичностью словообразовательных аф­фиксов, как в случаях бумажник (для денег) и бумажник (работник бумажной промышленности), настоять (ср. настойчивый} и настоять (ср. настойка}, настроить (на­пример, домов) и настроить (наладить), отстоять (просто­ять до конца), отстоять (защитить) и отстоять (находить­ся на определенном расстоянии) и т. д.

В ряде случаев отнесение различных значений к отдельным словам-омонимам или же их объединение в со­ставе многозначного слова не представляется бесспорным. Разрыв, расхождение значений много­значного слова (т. е. утрата этими значениями общих, се­мантических элементов) может осуществляться постепенно, поэтому существует целый ряд значений, которые в разных словарях подаются по-разному — или как значения само­стоятельных слов омонимов, или же как значения, принад­лежащие одному и тому же слову. Ср., например, квалифи­кацию таких значений, как угодить (куда, в кого) и угодить (кому), топить (нагревать) и топить (расплавлять), ярый, (яростный, страстный) и ярый (светлый), журавль (птица) и журавль (шест у колодца), колено (ноги) и колено (в пении) и мн. др. в разных толковых словарях современного рус­ского языка.

Трудности точного разграничения многозначности и омонимии, возникающие в ряде случаев, приводят некото­рых лингвистов к мысли, что омонимами следует считать только значения, относящиеся к словам, различным по про­исхождению.

Принятие этой точки зрения отодвинуло бы понятие омо­нимии в область исторической лексикологии, между тем несомненно, что именно для современного языка приходится разграничивать значения, связанные друг с другом, и значения, которые хотя и относятся к словам, зву­чащим одинаково, но не имеют в своих значениях ничего общего (ср.: растворить окно и растворить порошок в воде, мешать работать и мешать кашу и т. п.). Кроме того, ис­торическая точка зрения на омонимию не может решить полностью проблемы, поскольку происхождение многих слов, в том числе и омонимов, далеко не всегда представ­ляется окончательно выясненным. Так, например, топить (нагревать) и топить (заставлять тонуть) во всех словарях подаются как слова-омонимы, но в то время как первое сло­во считается связанным с теплый (чередование гласных), относительно происхождения второго существуют разно­гласия, в частности, высказывалась мысль о возможности его этимологического отождествления с топить (нагревать). Спорным представляется и этимологическое разграничение (или же отождествление) таких омонимов, как ключ (источ­ник) и ключ (от замка).

Иногда в качестве объективных критериев разграниче­ния омонимии и многозначности выдвигают словообразова­тельные и синтаксические показатели. Их значение, однако, нельзя признать решающим, поскольку расхождение словообразовательных рядов не непременно связано с разрывом соответствующих значений, а реализация разных значений слова в различных синтаксических конструкциях также не всегда связана с их семантическим разрывом (ср.: смотреть что-либо, смотреть на что-либо и смотреть з а кем-либо, чем-либо, а также такие производные от этого глагола как смотр, смотрины, присмотреть, при­смотреться, насмотреться и т. д.).

В языке существуют переходные, промежу­точные явления; их существование осложняет отгра­ничение в ряде случаев омонимии от многозначности, однако само по себе разграничение этих явлений представляется важным и теоретически, и для лексикографической практики.

Следует отметить, что признание многозначности, т. е. того, что одно слово может иметь не одно, а больше зна­чений, не всем исследователям представлялось оправдан­ным. Выше уже упоминалось высказывание Потебни, со­гласно которому «малейшее изменение в значении слова де­лает его другим словом». В своей известной статье «Опыт общей теории лексикографии» Л. В. Щерба писал: «Непра­вильно думать, что слова имеют по несколько значений: это, в сущности говоря, формальная и даже просто типо­графская точка зрения. На самом деле мы имеем всегда столько слов, сколько фонетическое слово имеет значе­ний...» ¹. Аналогичное мнение высказывается и в настоящее время: «То что обычно называется «многозначностью» пред­ставляет в сущности разные слова с одинаковой оболочкой, находящиеся в отношении словопроизводственной связи»

Основанием для подобных суждений служит главным образом то соображение, что в значении слова закреплен результат обобщения, признание же многозначности проти­воречило бы представлению о единстве формы и содержа­ния. Любопытно, однако, что отрицание многозначности, основанное на такого рода общих соображениях, приводит к прямо противоположным выводам. Наряду с мнением, что значения, которые считаются обычно значениями одного многозначного слова, должны расцениваться как значения отдельных самостоятельных слов, высказывалась мысль о едином лексическом значении и его вариантах. Так, в книге В. А. Звегинцева «Семасиология» сказано: «Слово не может иметь нескольких «значений», напоминая некоторую сово­купность синонимов, связанных известными смысловыми от­ношениями. Поскольку в лексическом значении слова за­креплен результат определенного обобщения и этот процесс обобщения не прерывается до тех пор, пока живет и разви­вается язык, в одном слове не может одновременно проис­ходить нескольких разных обобщений, проходящих по разным направлениям, что только и могло бы привести к об­разованию в слове нескольких лексических значений. Лек­сическое значение в слове одно, но оно может складываться из нескольких потенциальных типов, которые с разных сторон характеризуют единое смысловое целое... Эти типовые потенциальные сочетания в описанном смысле правильнее всего назвать лексико-семантическими вариан­тами (термин А. И. Смирницкого) единого значения слова. В соответствии с этим собственно лингвистическое опреде­ление лексического значения слова должно принять следую­щий вид: значение слова — это совокупность его лексико-семантических вариантов»¹.

1.Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с. 290—291.

2.Губанова В. А. Некоторые вопросы глагольной полисе­мии. В кн.: Актуальные проблемы лексикологии. Новосибирск, 1969. с. 167.

 

 

Если иметь в виду не просто терминологическую замену более традиционного термина «значение» термином «лексико-семантический вариант» ², перед нами возникает проблема определения некоего «общего значения» слова; между тем несводимость отдельных значений целого ряда слов к како­му-либо общему значению совершенно очевидна. Например, в сочетаниях глубокая канава и глубокие знания, широкая улица и широкая популярность, широкие массы трудящихся и т. д. прилагательные глубокий, широкий вряд ли могут быть охвачены общим семантическим определением, в кото­ром учитывался бы не только общий «элемент смысла», присущий данным прилагательным в сочетании с разными группами слов, но отражалось бы и конкретное различие в том, что они (эти прилагательные) реально могут обозначать в соответствующих словосочетаниях, так чтобы это не было простым перечислением тех семантических признаков, ко­торые как раз учитываются при толковании «отдельных зна­чений» указанных прилагательных в толковых словарях.

Даже в тех случаях, когда отдельные «вторичные» значе­ния слов, отмечаемые в словарях, непосредственно выводи­мы из основных значений данных слов, их семантическое своеобразие обычно не раскрывается (и не может быть рас­крыто) при описании основной семантики слова, что и яв­ляется причиной их особого выделения. Например, основ­ное значение глагола готовить, даже если его представить обобщенно, так чтобы им покрывались такие сочетания как готовить уроки, готовить кадры, готовить встречу, гото­вить обед и т. д. (которые в современных толковых словарях служат основанием для выделения разных значений гла­гола), все равно не может указать на возможность особого смысла этого глагола при его абсолютивном употреблении (ср.: Она хорошо готовит; Его учили готовить в специальном училище и т. п.).

Сказанное так или иначе относится почти ко всем груп­пам многозначных слов; трудность сведения отдельных зна­чений к какому-либо «общему значению» особенно наглядна в случае наличия у слова так называемых метафорических значений, когда последние связаны с «первичными», «основными зна­чениями не какими-либо существенными «элементами смыс­ла», а так сказать, ассоциативно, на основе тех признаков, которые не являются семантически значимыми при опреде­лении первичных значений. Мы одинаково можем сказать В чайнике кипела вода и В брате кипело возмущение; Костер разгорелся и Спор разгорелся; Развернули сверток и Развер­нули кампанию; Раздул самовар и р аздул дело и т. д. и т. п., но несомненно, что употребление данных глаголов (как и множества других) для обозначения конкретного действия представляется нам первичным, а употребление этих же глаголов в сочетаниях вроде кипело возмущение, разгорелся спор — как бы «образным» переосмыслением их основной семантики. Подобные значения в толковых словарях обычно сопровождаются пометой «переносное», что и указывает на их известную «несамостоятельность», зависимость от тех значений, которые признаются основными и соответствуют непосредственному восприятию этих значений как каких-то особых применений слова. Поскольку такое применение слова не является индивидуальным или случайным, а за­креплено в языке (так же как когда речь идет о носе корабля, носике чайника, спинке стула и т. д.), можно говорить об особых значениях, но явная «зависимость» последних от других значений, их «образный», как бы «надстроечный» характер, конечно, не позволяет считать их значениями от­дельных самостоятельных слов, т. е. слов-омонимов (ср.: лук «растение» и лук «орудие для стрельбы», ключ (для замка) и ключ «источник» и т. п.). Значения многозначного слова объединяются в се­мантическое единство благодаря определенным отношениям, которые существуют между ними на основе общих семанти­ческих ассоциаций (метафора, метонимия, функциональная общность). Однако именно характер этих отношений не поз­воляет усматривать в слове какое-то «общее значение», а его применение для отображения разных явлений действитель­ности расценивать как некое варьирование этого «общего значения».

Приняв утверждение, что «в одном слове не может одно­временно происходить несколько разных обобщений», и, ока­завшись не в состоянии установить «общее значение» для целого ряда лексико-семантических вариантов, мы вынуж­дены были бы рассматривать их не как варианты слов, а как отдельные слова — омонимы. Однако, приведенное ут­верждение само нуждается в доказательстве, зависимость же определенных лексико-семантических вариантов от дру­гих для некоторых слов настолько очевидна, что рассмотре­ние их с точки зрения омонимии вряд ли сделает определе­ние последней достаточно реальным.

Реальным фактом языка является существование в нем таких единиц, как коса «сплетенные волосы» и коса «орудие» с одной стороны, и таких, как земля в ее разных значениях — с другой. Трудно усомниться в том, что это различные по своей природе «тождества» звуковых комплексов. Совмеще­ние значений, связанных со звуковым комплексом коса, возможно только как нарочитая «игра слов», тогда как зна­чения звукового комплекса земля могут в разных контек­стах по-разному объединяться друг с другом на основе имен­но их семантических связей, как, например, в таких строчках: Ударился затылком о родную, весеннюю при­ветливую землю, и в этот миг в мозгу прошли все мыс­ли... (Блок о смерти). По-видимому, нет никакого смысла игнорировать эти различия. Именно для их обозна­чения естественнее всего использовать традиционные тер­мины «омонимия» и «многозначность».

Будучи позиционно обусловленными, значения многозначного слова не выступают независимо одно от другого. Сферы их действия могут пере­крещиваться, но они в принципе не могут противоречить друг другу. То, что слово употреблено в таком-то значе­нии — это и значит, что слово в данном употреблении предполагает определенный контекст, который в разных случаях может быть позицией данного слова) вариант материально тож­дественной единицы.

Когда мы говорим о разных значениях, присущих дан­ному слову, мы, по существу, и исходим из разных контек­стов его употребления. То, что с этими разными значениями связаны различия в предметной отнесенности слова (в его денотативной функции), далеко не во всех случаях само по себе создает четкие границы между разными значениями слова. Если для слов, обозначающих конкретные предметы, разграничение значений осуществляется как будто на основе учета денотативных возможностей слова, то для всех ос­тальных лексических единиц самая мысль о нем возникает только в связи с тем, что сопоставляются разные контексты употребления слова.

На отсутствие непосредственной денотативной обуслов­ленности такого разграничения прямо указывают данные толковых словарей, в которых значения многих слов выде­лены совершенно по-разному. Понятно, что отчасти это мо­жет быть объяснено отсутствием общепризнанных лексико­графических принципов описания семантической структуры слова, но в значительной мере вызвано и тем, что в самом слове значения, как правило, не существуют независимо друг от друга, каждое из них не замкнуто в самом себе, а взаимосвязано с другими значениями.

Часто говорят так: многозначность слов не препятствует речевому общению, так как контекст показывает, в каком значении в данном случае употреблено слово. Правильнее сказать, что контекст не показывает, а обуславливает то, что в каждом случае выступает то или иное значение слова. Поэтому многозначность и не может быть (принципиально) препятствием точному пони­манию.

В этом и состоит ее коренное отличие от омонимии.

Если мы рассмотрим любое многозначное слово, мы убе­димся, что в большинстве случаев вообще не может воз­никнуть ситуации, в которой «неопределенность» значе­ния слова сама по себе делала бы высказывание двусмыс­ленным.

Например, для прилагательного новый в ССРЛЯ уста­навливаются следующие значения:

1. Впервые созданный или сделанный, недавно появившийся или возникший. Противопол.: старый... Сохранивший свой первоначальный вид, нетронутый временем.

2. Относящийся к нашему времени; современный. Противопол.:

прежний, старый... Нынешний, теперешний... Пришедший на смену старому.

3. Следующий, очередной.

4. Вновь открытый, обнаруженный; ранее неизвестный... Ранее неизведанный, вновь появившийся.

5. Незнакомый, малоизвестный. Новый кому-, чему-либо, для кого-, чего-либо... Непривычный, неопытный в каком-либо деле.

6. Пришедший на смену прежнему, ранее не служивший. О человеке, людях... Пришедший, введенный на смену.старому, прежнему.

7. Не тот, что прежде: иной... Обновленный... Явившийся (являю­щийся) вслед за чем-либо; другой, иной.

8. Этого года, последнего урожая.

Возьмем самые простые и обычные фразы с этим прила­гательным: Это новая книга?; На заводе появился новый и мастер; Новая мысль возникла у него и т. п. Кажутся нам эти фразы чем-то двусмысленным? Конечно, нет. Но можем ли мы со всей определенностью сказать, в каком из приведенных значений употреблено слово? По-видимому, тоже нет.

Контекст может предопределять то, что слово выступает с тем или иным значением, точно так же как и то, что в дру­гих случаях отдельные из этих значений могут не отграни­чиваться друг от друга. Поэтому при составлении словарей и бывает трудно распределить по значениям иллюстратив­ный материал. Но в реальном языковом общении обычно не возникает подобного вопроса.

Принцип диффузности значений многознач­ного слова является решающим фактором, определяющим его семантику. То, что лексикографические описания не отражают этого (более того, именно стремятся освободить словарные статьи от «неопределенных» примеров), сущест­венно искажает представление о семантической структуре описываемых слов. При столкновении же омонимов такая неопределенность принципиально невозможна. Это и дает нам основание считать данные значения значениями раз­ных слов, несмотря на то, что внешне это как будто одно и то же слово.

Легко заметить, что даже специальное обыгрывание се­мантической многоплановости слова (основанное на том, что слово поставлено в такие условия, которые создают противо­речие между позиционно обусловленным значением слова и более широким контекстом) не приводит к разрушению его семантической целостности. Ср., например, у Блока:

Миры летят. Года летят. Пустая Вселенная глядит в нас мраком глаз и мн, под.

По-иному обстоит дело с омонимами. Ассоциации здесь основаны только на звуковом тождестве, поэтому нарочитое столкновение омонимов всегда оказывается неожиданным в семантическом плане, не подкрепленным смысловыми ассо­циациями, случайное же их столкновение в речи, приводя­щее к недоразумениям, свидетельствует об отсутствии «по­нятийного контакта» между говорящими. Именно на комическом недоразумении, основанном на не­понимании слушателями терминологического значения про­износимых слов, строятся некоторые сценки, изображенные Чеховым. Например: «При словах «предложение» и «союз» ученицы скромно потупляют глаза и кра