Лора Бочарова «Малфой окончил школу (Тик-так)»

 

Утро субботы выдалось нежным. Нежно розовел краешек неба на горизонте в ожидании рассвета.

Нежно поблескивала роса, рассыпанная по траве, словно ночью прошел дождь из алмазной крошки.

Нежным был сам воздух — нежным и сладким, им хотелось надышаться впрок.

Драко всегда был ранней пташкой, а сегодня его вынесло из постели и вовсе ни свет ни заря. Но его так пленила хрупкая тишина этого утра, что он не мог оставаться в постели и, стараясь производить как можно меньше шума, вышел на улицу. Ноги сразу стали мокрыми от росы, но это было даже приятно. Драко закрыл глаза и медленно, глубоко вдохнул это утро — до боли в легких. Утро пахло розами.

 

— Мам... У нас сегодня будет гостья.

 

Драко с матерью сидели в плетеных креслах на той полянке, где «гуляла» Нарцисса в дни своей болезни, и пили кофе после завтрака.

Нарцисса вопросительно посмотрела на сына.

 

— Гермиона Грейнджер, — бесстрастно пояснил Драко.

 

Брови Нарциссы поднялись еще выше. Она вгляделась в лицо сына. Она знала это лицо до последней черточки: высокий лоб, длинный, идеально прямой нос, тонкие, красиво очерченные губы. И — серые глаза в обрамлении пушистых темных ресниц. Она умела читать в них, как в раскрытой книге, еще с того дня, как эти глаза впервые взглянули на нее осмысленно. С тех пор минуло много лет — ее мальчик вырос, а умение осталось. И то, что она видела сейчас, ее беспокоило.

 

— Гости — это прекрасно, — с легкой улыбкой произнесла Нарцисса. Драко недоверчиво взглянул на мать. — Да-да, милый: прекрасно, гостья — значит, гостья. Тем более — такая.

 

В глазах Драко появилось любопытство. В разговорах они пока обходили тему роли Гермионы Грейнджер в пробуждении Нарциссы, и он не знал, что именно мама помнит и как к этому относится.

Нарцисса удивила его.

 

— Знаешь, Драко... Все это время, пока меня не было, — она так называла свою болезнь, — вокруг меня словно приглушили свет и звуки. Мне кажется, это как палата для буйных в Мунго, — Нарцисса горько усмехнулась. — И впрямь: похоже... А потом вдруг дверь распахнулась, и — свет. Красный, сияющий. Я сразу не поняла, что это, а потом на меня обрушился аромат.

 

Нарцисса поднесла к губам тонкую руку и прикусила костяшку пальца. Драко замер, не сводя с матери встревоженных глаз. Спустя минуту она продолжила:

 

— Розы... Они сработали, как портключ, и вот я — здесь, — она посмотрела на сына с какой-то беззащитной улыбкой, от которой у того захолонуло сердце. — Эта девочка умеет колдовать без палочки, Драко. Имей в виду, — улыбка стала лукавой. Драко вдруг необъяснимо захотелось плакать. Вместо этого он взял Нарциссу за руку, безвольно лежащую на столике, и поцеловал прохладные пальцы. И в который раз подивился, как она умудряется ясно видеть то, в чем он себе-то боится признаться.

 

 

Гермиону разбудил звон посуды и заливистый смех Джинни: внизу, похоже, уже завтракали. Она открыла глаза и сощурилась от яркого света. Ночью она оставила окно распахнутым, и теперь солнце весело хозяйничало в комнате. Гермиона со слабым стоном зарылась в подушку, искренне желая провалиться обратно в сон: она была законченной совой, и все шесть школьных лет изо дня в день совершала по утрам маленький подвиг. Седьмой — военный — год, полный лишений и смертельно опасный, на эту ее особенность ничуть не повлиял. Дотошная и упорная, здесь Гермиона потерпела полное поражение и бросила бесполезную борьбу с собственным организмом. Она лишь пыталась высыпаться по выходным. Однако с ее шумными соседями это было сложновато. Поэтому по утрам — по крайней мере до первой чашки кофе — она была, мягко говоря, не в себе.

 

— Кикимер... Принеси мне кофе, — попросила Гермиона, поспешно уточнив: — Кофе Блэк, пожалуйста, — и села в кровати, морщась от рези в глазах: утро было солнечным совсем по-летнему.

 

После чашки кофе она почувствовала себя вполне сносно и довольно улыбнулась мысли о предстоящем визите в Малфой-мэнор. Будь она кошкой — пожалуй, заурчала бы. Вслед за мыслью пришло волнение, и остатки сонливости как ветром сдуло. Гермиона подбежала к окну и с восторгом вдохнула теплый воздух. Хотелось полететь — не на метле, с метлами у нее как-то не ладилось, а вот — как птица, легко и бездумно.

Из грез ее выдернул стук в дверь.

Гермиона набросила халат и, все еще улыбаясь, отозвалась:

 

— Входите!

 

Дверь открылась, и на пороге появилась Джинни.

 

— Проснулась, соня? — увидев взъерошенную подругу с мечтательным выражением на лице, она невольно улыбнулась и притворила за собой дверь.

 

— Проснулась, — кивнула Гермиона и, зевнув, потянулась всем телом. Косточки приятно хрустнули. — Вы уже позавтракали? Я слышала...

 

— Шумели, да? Ну прости, — Джинни плюхнулась на смятую постель и мечтательно закатила глаза. — Я — невеста! Гермиона, представь? Мерлин, это так чудно! — она порозовела и хихикнула. Гермиона с улыбкой любовалась подругой, и на сердце у нее было хорошо: словно кто обернул его теплым и мягким.

 

— Смешная ты, — она присела рядом и погладила Джинни по рыжим волосам. — Чудно... Вот стань я невестой — было бы чудно, а про вас с Гарри давно все ясно было.

 

— Гермиона! — Джинни поймала ее руку и, сжав в ладонях, встревоженно заглянула в глаза. — Ко мне сегодня Рон подходил... Вы вчера немножко повздорили, да?

 

«Немножко повздорили, — подумала Гермиона, невольно пряча в широком рукаве халата свободную руку: на запястье остались синяки от пальцев Рона. — Немножко», — повторила она про себя, вспомнив его безумные глаза, Ступефай и просьбу не говорить Джинни. В висках застучало.

 

— Да... слегка, — она постаралась успокаивающе улыбнуться, но получилось так себе. — А зачем он тебе об этом рассказал? — Гермиона аккуратно высвободила руку и отошла к окну. Джинни осторожно спросила:

 

— Гермиона... У тебя кто-то появился?

 

Гермиона хмыкнула про себя. Спасибо хоть не «завелся». Определенно Рон в семействе Уизли по деликатности занимал последнее место. Она собиралась с мыслями, прикидывая, как бы поаккуратнее вывернуться с ответом. Понятно, что теперь от вопросов не уйти: Джинни слишком ее любит, чтобы не убедиться в благонадежности выбора подруги. Значит надо ее успокоить — хотя бы на время. Потом она что-нибудь придумает. Еще неизвестно, что там вообще — в этом «потом». Однако шестое чувство отчего-то подсунуло Гермионе картинку: поезд, сошедший с рельс и летящий к пропасти — неотвратимо. Она досадливо тряхнула головой и повернулась к Джинни.

 

— Ничего серьезного. Просто... общение. — Легко, небрежно — то что надо. И даже не соврала.

 

Джинни внимательно вгляделась в лицо подруги.

 

— Гермиона... Он что — магл?

 

Не успев даже до конца осмыслить это предположение, Гермиона ухватилась за соломинку, неожиданно подброшенную подругой:

 

— Д-да. — Ух! Вот и соврала. Сердце сделало кульбит, и дыхание на секунду сбилось. Магл! Слышал бы Малфой... Ей пришлось закашляться, чтобы скрыть истерический смех, подступивший так не к месту. Она зажала рот рукой, и Джинни поняла ее так, как нужно, то есть неправильно.

 

— Солнышко, успокойся! Ничего в этом страшного нет... Тем более ты говоришь: ничего серьезного, — по-женски логично бросилась она утешать Гермиону. Та не знала, плакать ей или смеяться. Справившись наконец с душившим ее смехом, утерла выступившие слезы и мягко высвободилась из объятий подруги.

 

— Джинни... ты не волнуйся: все нормально. Магл или не магл — мы просто... общаемся. — Гермиона вздохнула и добавила: — Милая, не обижайся, но я, кажется, уже немножко опаздываю...

 

— О! — Джинни спохватилась. — Конечно, собирайся... Знаешь, я очень, очень-очень хочу быть твоей подружкой на свадьбе! — выпалила она и покраснела: — Я не слишком тороплю события?

 

И они хором засмеялись, хотя Гермиону кольнуло чувство вины.

 

— Ну конечно будешь, только я все-таки первая, — она чмокнула Джинни в щеку и погладила по волосам. Огонь, а не девчонка. И вторая Молли притом: подружкой на свадьбе, надо же — а это Гермиона даже не на свидание идет!..

 

 

Выпроводив Джинни и взглянув на часы, Гермиона ахнула: и впрямь опаздывает! Торопливо приведя себя в порядок, она в несколько взмахов палочки прибрала комнату и выскочила за дверь.

Возле кухни она наткнулась на Рона и сделала непроницаемое лицо. Тот метнул на нее виновато-вызывающий взгляд, пробурчал «доброе утро» и ретировался в гостиную.

«С тобой вечером разберусь, если хватит храбрости меня дождаться», — сердито подумала Гермиона и выскочила на улицу. Гарри ей не встретился.

 

Приземлившись на ставшем уже привычным пригорке, Гермиона с облегчением улыбнулась: сегодня в Уилтшире, как и в Лондоне, вовсю сияло солнце. «Не придется Малфою опять портить свою одежду, — ухмыльнулась она, — даже немного жаль. Оказывается, когда тебя спасают от дождя, это довольно приятно... Хотя и мокро». Размышляя таким образом, она подошла к знакомым воротам и внезапно оробела. Как-то отнесется к ее визиту Нарцисса? А ей, Гермионе, как с ней себя вести? Она напомнила себе, что героиня магической войны могла быть и поувереннее: помогло. Решительно встряхнув волосами, она поднесла руку к звонку и затаила дыхание.

Когда ворота с лязгом открылись, и за ними оказался Малфой, Гермиона выдохнула. Не то чтобы она надеялась, что он снова встретит ее сам... Ну ладно, надеялась. И вот он — стоит у ворот и довольно щурится от солнца.

 

— Привет!

 

— Здравствуй, Гермиона, — Драко нажал на последнее слово и отвесил шутливый полупоклон. Гермиона закатила глаза, довольно хмыкнув. — Прекрасно выглядишь. Пойдем? — Малфой приглашающе взмахнул рукой, и они пошли к дому. Однако у крыльца Драко легонько потянул ее за локоть: — В такую погоду сидеть в доме — кощунство. — Он слегка улыбнулся, и добавил просто: — Там мама ждет. Мы пьем — не поверишь — кофе, — улыбка стала шире, и Гермиона, не удержавшись, улыбнулась в ответ, хотя коленки предательски задрожали. Она кивнула и последовала за Драко.

 

Спустя час они втроем сидели вокруг столика в тени раскидистого дуба — мирно, почти по-семейному, разговаривая о погоде, о кофе, о работе колдомедика... Гермиона старалась не слишком таращиться на Нарциссу: уж очень та отличалась от себя самой недельной давности. Белокурые волосы уложены в прическу, на прозрачных щеках играет легкий румянец, глаза блестят... и пристально изучают гостью.

 

— Драко, милый, — ласково обратилась она к сыну, — оставь нас одних. Ненадолго, — и склонила голову к плечу.

 

Гермиону словно пронзило током: настолько этот невинный жест напомнил ей привычку Беллатрисы Лестрейндж. Волоски на коже встали дыбом, и она невольно вжалась в спинку кресла. Малфой вопросительно взглянул на мать — та нетерпеливо кивнула. Он поднялся и, проходя за креслом Гермионы, легко коснулся ладонью ее плеча. Мимолетный жест придал ей бодрости и не укрылся от внимания Нарциссы.

Когда Драко скрылся за углом дома, Нарцисса с минуту молча смотрела вдаль, потом неожиданно заговорила:

 

— Тебе, должно быть, нелегко находиться здесь, детка? С этим местом у тебя связаны не самые лучшие воспоминания... — Гермиона вздрогнула, но в мелодичном голосе Нарциссы звучало неподдельное сочувствие. Зато голубые глаза внимательно изучали ее лицо, и прочесть в них можно было не больше, чем неделю назад.

 

— Да, но... Я считаю, прошлое нужно оставить прошлому. Ничего не изменить, так что нужно просто жить дальше, — Гермиона следила за тем, чтобы голос не дрожал, а спина оставалась прямой.

 

— Прошлое — прошлому, — повторила Нарцисса, чуть растягивая слова и словно вдумываясь в них. Гермиона зарделась. — Да, это мудро, пожалуй. Беда в том только, — неожиданно продолжила Нарцисса, — что прошлое имеет дурную привычку выскакивать, как чертик из табакерки, прямо под ноги. Будто совсем не зная, что мы его проводили и оставили. — Она сокрушенно покачала головой. — Встречей, новостью в прессе... неожиданным словом или жестом. Прошлое коварно, Гермиона. Учитывай это, поворачиваясь к нему спиной.

 

Нарцисса опять склонила голову к плечу и улыбнулась, не сводя с Гермионы глаз.

 

— Мы похожи с ней, да? Даже странно: на вид такие разные... а кровь одна. — Голос ее неуловимо изменился, будто в летний полдень ни с того ни с сего подул северный ветер. — Мы сестры с Беллатрисой, и Драко она приходилась родной теткой. А правая рука Темного Лорда, гниющий сейчас в Азкабане, — Нарцисса наклонилась над столиком, голос упал почти до шепота, однако каждое слово отдавалось в голове Гермионы гулким звоном, — мой муж... и отец Драко.

 

Она откинулась на спинку кресла и вздохнула. Гермиона застыла, боясь пошевелиться, как тушканчик перед коброй.

Нарцисса взяла со столика несколько роз: Гермиона привезла их для нее. Все те же — ее любимые. Нарцисса поднесла их к лицу и, прикрыв глаза, с наслаждением вдохнула аромат.

 

— Ты необыкновенная девочка, Гермиона, — произнесла Нарцисса негромко, глядя на нее поверх цветов, — и ты заслуживаешь чего-то большего, чем бывший Пожиратель... пораженный в правах и лишенный состояния к тому же.

 

— Мы... мы просто общаемся, — только и смогла выдавить Гермиона, до хруста стискивая пальцы. Кровь стучала в ушах, а в голове билась единственная мысль: никаких слез, только никаких слез...

 

— Ты взрослая девушка, героиня магической войны, — одному Мерлину ведомо, как Нарциссе удавалось вложить в правильные в общем-то слова столько неправильного значения, — и имеешь полное право решать: с кем общаться, а с кем — нет. Спасибо тебе еще раз: за эти цветы и за твою любезность, — Нарцисса слабо улыбнулась, и глаза ее просветлели: будто туча открыла солнце. — И забывая прошлое, детка, помни о его коварстве. Да, и еще, — она наморщила лоб, словно вспомнив о чем-то, — там в лесу… Ты ведь понимаешь: спасая Гарри, я прежде всего спасала своего сына. А что все вышло, как вышло — ну это только к лучшему.

 

Из-за угла донеслись шаги, и появился Драко. Две пары глаз будто поймали его на прицел: карие — полные отчаяния и голубые — светящиеся нежностью. Он подошел к столику, переводя взгляд с матери на Гермиону и обратно.

 

— Надеюсь, я вовремя?

 

— Да, милый, мы обо всем побеседовали с Гермионой, — Нарцисса мило улыбнулась, потрепав сына по руке, — правда, детка?

 

— Д-да, — Гермиона сумела даже выдавить некоторое подобие улыбки. Малфой приподнял бровь, обежав глазами ее лицо, и повернулся к Нарциссе:

 

— Мама, ты устала?

 

— Да, милый, немного. Обедать не хочу, поднимусь к себе, пожалуй, — отдохну.

 

— Я тебя провожу...

 

— Не стоит! — Нарцисса мягким, но решительным жестом отмела попытки помочь. — Я не инвалид, Драко, все уже в порядке, — она слегка нажала на слово «уже», кивнула Гермионе и солнечно улыбнулась: — Спасибо еще раз, детка. Желаю тебе счастья, — и удалилась, шурша платьем.

 

Драко внимательно посмотрел на безмолвную Гермиону.

 

— И что здесь было?..

 

— Твоя мама уже сказала: мы обо всем побеседовали, — глядя на него ясными глазами, ответила та.

 

— Хм... — Малфой с сомнением поднял бровь, но уточнять не стал. — Как насчет прогуляться за ворота?

 

— С удовольствием, — на полтона выше обычного согласилась Гермиона. После разговора с Нарциссой огромный дом и впрямь будто давил на нее — не хотел ее здесь.

 

 

Они не спеша шли по цветущему лугу рука об руку, но каждый думал о своем. Драко смотрел под ноги, засунув большие пальцы за ремень джинсов: эти луга он еще ребенком объездил с отцом на лошадях. А теперь, когда завел обыкновение изливать здесь свои истерики, их красота его не трогала. Гермиона, наоборот, вертела головой по сторонам, лихорадочно блестя глазами. Срывала цветы, растирала в ладонях и пускала по ветру пахучую пыльцу. Внезапно она остановилась.

 

— Как красиво, Драко! Только посмотри... — в ее голосе было столько восхищения, что Малфой поневоле проследил взглядом за ее рукой. На границе луга с лесом стоял олень. Вернее, олениха: на точеной голове не было рогов. Животное замерло изваянием и настороженно приглядывалось к ним.

 

— Почему она не боится? — Гермиона почти перешла на шепот. Драко хмыкнул, но ответил — так же вполголоса:

 

— А чего им бояться? В этих местах охотиться запрещено, а маглы сюда не забредают. — И тут же поправился: — Не забредали, по крайней мере — когда поместье было ненаносимым, — в голосе проскользнула знакомая уже горечь. Гермиона виновато покосилась на него, но Малфой выглядел невозмутимо.

 

— Похожа на Патронуса, верно?

 

Гермиона напряглась, но тут же сообразила, что Драко говорил не о Гарри.

 

— Да, правда... У профессора Снейпа был почти такой, — пробормотала она, вспоминая, как Гарри нашел меч Годрика Гриффиндора, следуя за призрачной ланью. В ту ночь вернулся Рон. А потом они втроем попались егерям, которые приволокли их сюда, в Малфой-мэнор. Она сморгнула навернувшиеся слезы и отвернулась, глядя на неподвижную олениху.

 

— Да, такой и был. — Драко еле слышно вздохнул. — Хочешь, подойдем к ней?

 

— А она не убежит?.. — Гермиона вскинула на него глазищи, загоревшиеся, как у ребенка, которого пообещали прокатить на самом крутом аттракционе в парке.

 

— Попробуем, — пожал плечами Драко, подмигнув ей. Гермиона непроизвольно улыбнулась в ответ, а он взял ее за руку и потянул за собой.

 

Олениха подпустила их довольно близко, прежде чем бесшумно прыгнула в кусты и исчезла, будто ее и не было. Гермиона успела даже посчитать белые пятнышки на коричневом боку, чем рассмешила Малфоя. Он в свою очередь поймал себя на дурацкой мысли, что глаза оленихи — влажные, темные, в обрамлении густых ресниц — похожи на глаза его спутницы, о чем и поведал ей после восторженного отчета о пятнышках.

 

— Малфой! — воскликнула Гермиона, изображая возмущение, и шлепнула его по руке. — Я похожа на олениху?

 

— Да не ты, а ваши с ней глаза — похожи! Скажешь, нет? — он поднял руки, шутливо защищаясь.

 

— Ах ты...

 

Он развернулся и бросился бежать, она пустилась вдогонку, выкрикивая угрозы. Их хохот звенел над цветущим лугом, распугивая удивленных птиц, пока Малфой не зацепился ногой за кочку и рухнул в высокую траву. Гермиона, не успев затормозить, свалилась прямо на него, оседлала и, пользуясь преимуществом, заколотила по спине поверженную жертву. Оба давились от смеха, не в силах выговорить ни слова. Наконец Драко сумел перевернуться на спину и ухватил ее за руки, не давая упасть. Гермиона отчаянно вырывалась, но куда там: преимущество было утрачено, оставалось сдаться на милость победителя. Малфой рывком притянул ее к себе, и она притихла: его лицо было совсем близко — можно разглядеть черные крапинки на серой радужке зрачков. Сердце ее заколотилось с новой силой. Она попыталась отнять руки, но он вдруг сам их выпустил и обнял ее за талию. Гермиона опомниться не успела, как властная рука легла ей на затылок, а ее губы накрыли чужие — горячие и пахнущие корицей, солнцем и ветром.

 

 

Глава 10. Хочу тебя, Малфой...

 

…Весна хмельная, весна дурная,

Зачем ты вела до последнего края?

Уделом смелых зачем пленила,

Что ты наделала, что натворила!..

Мельница «Ночная Кобыла»

 

Ярко-голубое — ни облачка — небо было высоко, очень высоко. Вымахавшая в половину человеческого роста трава скрывала от глаз лес и горизонт, было лишь небо, и кусочек нагретой земли, и оглушительный стрекот цикад в этой высокой траве. Гермиона смотрела и смотрела в небо, и ей казалось: она падает в него — падает вверх. Необыкновенное ощущение. Голова полнилась легким пурпурным туманом, и в его вязкой истоме плавала кругами одна единственная мысль: «Оказывается, вот как это бывает...». Каждая косточка в ее усталом теле, каждая мышца — она и не знала, что их так много! — каждая клеточка и каждый нерв мучительно сладко ныли. Будто пели: совершенно новую для Гермионы песнь — она была о свободе и наслаждении.

 

Медленно повернув голову, она залюбовалась лежащим Драко: рука закинута за голову, ресницы опущены, красиво вырезанные губы слегка припухли. На другой руке уютно покоилась ее растрепанная голова. Гермиона легонько подула ему в щеку: Малфой улыбнулся, не открывая глаз, так порочно, что у нее захватило дух.

Сегодня на уилтширских лугах она точно встретила демона. Что он делал с ней, и как — потрясло ее воображение и все без исключения органы чувств. Она осязала, слышала, видела, обоняла и пробовала его на вкус — и он был восхитителен, ее белокурый демон. Она вздохнула в изнеможении: пережитые часы, пролетевшие как мгновения, были настолько остро наполнены жизнью, что она казалась себе выпитой до дна — легкой-легкой, как бабочка.

 

— Гре-ейнджер, — протянул Драко, будто вальяжный породистый кот у миски жирных сливок — так он звучал. Хотя выглядел полной противоположностью: тощий, одичавший уличный кошак с голодными глазами. И светились эти глаза совершенно по-кошачьи. «Нет, Малфой, ты не змея, — подумала Гермиона, повернувшись на бок и подпирая голову рукой, так чтобы его видеть, — ты из кошачьих, и повадки у тебя осторожного зверя. Но я в тебя заглянула — одним глазком, дальше страшно. Какие бури в тебе бушуют, каких демонов ты сдерживаешь — лучше не знать... Но я хочу, хотя и не смогу их приручить, хочу отдаваться на твою милость, хочу бесконечно смотреть на твое костлявое тело, гладить твою бледную кожу и видеть на ней розовые отметины своих зубов. Хочу видеть твою светловолосую голову у своих ног, и сама — кошкой сворачиваться у твоих, и урчать довольно, и шипеть, выпуская когти: если надумаешь прогнать или забудешь накормить. Хочу тебя, Малфой...»

Драко, будто услышав ее мысли, сверкнул глазами:

 

— Ты просто кошка, Грейнджер, — протянув руку, он провел по ее щеке кончиками длинных пальцев, — дикая, дикая кошка. Только глаза оленьи — но это обман, морок для простаков, да...

 

Он странно улыбался, продолжая касаться пальцами ее лица, потом мягко ухватил за подбородок и наклонился, почти касаясь ее губ своими. Гермиона закрыла глаза и потянулась навстречу, сознавая, что еще минута — и она лишится чувств, но Малфой жарко выдохнул ей в шею:

 

— Ты не забыла — с меня подарок?

 

Гермиона усилием воли стряхнула оцепенение и распахнула глаза:

 

— Подарок?.. Мне?

 

Малфой тихо засмеялся, уткнувшись носом ей в висок, и по коже поползли мурашки.

 

— Ты меня повторяешь в точности. Я портрету так же удивлялся.

 

Гермиона встрепенулась.

 

— А он разговаривает с тобой? Со мной ни разу и слова не вымолвил... — у нее сделалось такое потерянное лицо, что Малфой, не выдержав, фыркнул.

 

— Неудивительно, — и заметив, как гневно зашевелились ее брови, поспешил добавить: — Он и со мной не слишком разговорчив. Знаешь, мне кажется, ему неплохо... там. — Малфой задумчиво смотрел на Гермиону, и она молча потянулась к его губам.

 

На этот раз было нежно и неторопливо: касания, взгляды, мешающееся дыхание... Один на двоих короткий стон. Ощущение странного единения.

«Мы с тобой одной крови — ты и я».

Вопреки вековым традициям.

 

 

Они и не заметили, как стало смеркаться. День этот был странным: с одной стороны казалось, что он тянется уже несколько дней… и в то же время так неожиданно закончился. Зной почти отступил, на его место пришла вечерняя прохлада.

 

— А ведь сегодня последняя майская суббота, — заметила Гермиона, неохотно одеваясь. — В следующие выходные уже будет лето.

 

Малфой наморщил лоб, что-то подсчитывая в уме, и уставился на Гермиону.

 

— Что? — Она с любопытством уставилась в ответ. — Что ты так смотришь?

 

— Лето, да... В следующую субботу — мой день рождения.

 

Гермиона осталась сидеть с открытым ртом.

 

— Тебе исполнится двадцать?

 

— Девятнадцать, Грейнджер, — Драко усмехнулся. — Пять баллов с Гриффиндора за простейший арифмантический просчет.

 

Правда — как это она забыла, что была старшей на курсе?.. Гермиона переваривала сказанное.

 

— Так ты, выходит, младше меня, — хихикнула она и показала ему язык.

 

— О да, мисс Грейнджер, я просто зеленый сопляк в тени вашей многомудрой светлости, — Малфой скорчил комичную рожу, и Гермиона прыснула.

 

Он перестал дурачиться и вытащил из кармана коробочку темно-зеленого бархата. Гермиона с интересом смотрела на него снизу вверх, продолжая сидеть на земле. Драко тоже опустился на землю и уселся по-турецки, скрестив ноги.

 

— Вот, возьми — это тебе, — он протянул коробочку.

 

— А что там? — Гермиона осторожно держала ее на ладони, разглядывая так и эдак.

 

— Открой. — Малфой вытащил сигареты и неторопливо закурил.

 

Она послушно щелкнула крохотным замочком и замерла, изучая вещицу внутри. На черном бархате тускло поблескивал резной кулон с тончайшей цепочкой: миниатюрный серебряный фиал. Гермиона зачарованно любовалась старинной — явно гоблинской — работой. Неожиданно она нахмурилась и вскинула глаза на Малфоя, собираясь задать вопрос, но тот ее опередил.

 

— Не бойся, это темномагический артефакт, но он совершенно безопасен и притом способен оказать неоценимую помощь.

 

Гермиона потрясенно переводила взгляд с Малфоя на кулон и обратно.

 

— Драко, но... он же наверняка очень дорогой...

 

— Поистине бесценный, я бы сказал, — прервал ее Малфой. — И что? Кто сказал, что подарок должен быть никчемной безделушкой?

 

— Но, Драко, я не могу его принять, — залепетала Гермиона, не в силах оторвать глаз от изящной вещицы.

 

— Чушь, — отрезал Малфой. — Я тебе очень обязан и говорил, что не забуду. Это просто подарок — в знак благодарности. — Тон его не предполагал возражений, и Гермиона сдалась.

 

— А... а как он работает? — перешла она к практическим вопросам.

 

— Вот это другое дело, — усмехнулся Драко, глубоко затянулся, выпустил дым и вновь посерьезнел. — Он может тебе никогда и не понадобиться, Гермиона. Но он спасет, если покажется, что пришли дементоры... а их не будет. — Его глаза странно потемнели, совсем как небо перед грозой.

 

— Я не поняла...

 

— Ты поймешь. — Загасив сигарету, Малфой поднялся на ноги, протянул ей руку и подал сумку, когда она встала. — Холодает, простудишься, если решила заночевать на лугу, — его глаза вновь светились, как у кошки, грозовая туча прошла стороной. Гермиона поняла, что сейчас она аппарирует домой и останется одна — без него. В замешательстве кусая губы, она положила ладонь в протянутую руку, и они молча побрели в сторону поместья. Дойдя до знакомого холмика, она решительно повернулась к нему и спросила, глядя в упор:

 

— Мы увидимся завтра?

 

К черту условности: она не знает, как пережить эту ночь, значит, за ночью должен наступить день, в котором у нее будет он.

Малфой смотрел в ее отчаянные глаза с удовольствием и улыбался.

 

— Если хочешь, приезжай...

 

— А ты хочешь? — голос звенел, как струна, выдавая напряжение.

 

Вместо ответа он притянул ее к себе и впился в нетерпеливые губы долгим, вампирским поцелуем, от которого закружилась голова и подкосились ноги. Оторвавшись наконец от сухих, пахнущих сигаретным дымом губ, Гермиона жадно глотнула воздуха и выдохнула:

 

— Завтра в полдень. Жди меня здесь.

 

— Да, госпожа директор, — поклонился Драко, пряча улыбку. Гермиона окинула его долгим взглядом, словно запоминая, и, взмахнув рукой на прощание, аппарировала.

 

 

— Ну, и что ты думаешь? — Рон настороженно ждал ответа.

 

 

— А что тут думать, Рон? Пойми — это нор-маль-но, что у нее появился друг. — Хмурый Гарри размешивал сахар в большой кружке с чаем — кажется, уже четвертой. Битый час они сидели на кухне, обсуждая одно и то же: таинственного бойфренда Гермионы. Гарри раздражала и беспокоила настырность друга, сам-то он не видел ничего подозрительного в этой новости дня: ну не трещит Гермиона на каждом углу о новом друге — так она всегда была такой. И Гарри в душе был совершенно с ней солидарен. — Рон, как ни крути, а придется смириться, что у вас не сложилось. Она же твой друг! Порадуйся за нее, в конце-то концов. Вон Джинни рада: у нее теперь сразу две свадьбы в голове, она в мыслях Гермиону уже замуж выдает, — Гарри улыбнулся, вспомнив, как невеста взахлеб делилась с ним новостью.

 

— Джинни ее больше родного брата любит, — пробурчал Рон.

 

Гарри взорвался.

 

— У тебя депрессия, что ли?! Ты сам-то рад за кого-нибудь? Рон, проснись, — Гарри пощелкал пальцами перед глазами друга, — жизнь продолжается. У тебя на работе полно симпатичных девчонок — пригласи кого-нибудь в кафе, просто попробуй! Ты же даже квиддич забросил — на две последние игры без тебя ходили! Что ты сидишь в четырех стенах, как в Азкабане?

Рон угрюмо взглянул на Гарри.

 

— Не сижу я в четырех стенах, я к вам езжу.

 

— Ага, еще на работу, забыл сказать, — Гарри закатил глаза, жуя печенье. — Ронни, тебе пора уже взбодриться.

 

Рон вздохнул, вытащил из валяющейся на столе пачки сигарету и закурил, пуская дым колечками.

 

— Слушай, можно я у вас поживу до свадьбы? Дома такой бедлам творится, — Рон выпучил глаза, изображая масштабы беспорядка, вызванного кипучей деятельностью миссис Уизли. — Я там только под ногами мешаюсь.

 

— Да живи, конечно! — Гарри даже обрадовался: глядишь, и растормошат они его, живя, как в Хогвартсе, друг у друга на глазах. — Комнат свободных полно!

 

— Я... э-э-э... на втором этаже тогда, ага? — Рон небрежно стряхнул пепел и тут же жадно затянулся.

 

Гарри усмехнулся: врать Рон не умел патологически. И притвориться-то толком не выходило: пылающие уши сводили на нет всю небрежность тона.

 

— Ну разумеется, живи на втором, раз хочется.

 

Рон жалобно посмотрел на Гарри и страдающим голосом произнес:

 

— Люблю я ее, тролль меня задери! Ну ни на кого глаза не глядят, веришь? Думаешь, я не пробовал? И девчонки на работе ко мне цепляются — бери не хочу, но как пойдем куда — аж с души воротит. Не она, понимаешь? Не о-на. — Рон вцепился в свои рыжие лохмы и уткнулся лицом в локти. — Вот и вчера: напился, как последний дурак, потому что весь вечер глаз от нее отвести не мог. Она же цветет и пахнет, не замечаешь? У нее глаза горят, как у кошки! Она, может, и сама не знает, а я вижу: влюбилась! Знаешь, как больно от этого?.. Чувствую себя каким-то гномом, которого со двора вышвырнули.

 

Гарри молча подошел к Рону и крепко обнял его за плечи.

 

— «Давай останемся друзьями», — саркастично изобразил тот Гермиону и зло сплюнул. — Какие, к гоблинам, друзья, если я ночами спать не могу: все снится, как ее волосы пахнут... — Рон с тоской уставился в окно. — А знаешь, какой кошмар у меня появился? Помнишь, как мы из Министерства аппарировали, и меня расщепило, а она выхаживала? Так вот, мне снится, как я на земле валяюсь, а она подходит, смотрит на меня так жалостливо, палочку поднимает и заряжает в меня Круциатус! И тут я всегда просыпаюсь...

 

Гарри крепче сжал его плечи и развернул к себе.

 

— Рон, послушай меня. Я знаю, что ты ее любишь, я вижу, как тебе паршиво. Но ты должен — понимаешь? — должен ее отпустить. Тут хоть о стенку расшибись — ничего не изменишь, если она так решила. Ты стань ей опять хорошим другом: чтобы она тебе доверяла, чтобы рассчитывала на помощь — в любое время. Пусть она знает: что бы ни случилось, и кто бы ни обидел — ты у нее есть... А про себя не забывай: с одной девчонкой не вышло — погуляй с другой, не опускай руки. Ты у нас парень видный, герой Войны, — Гарри чуть улыбнулся, видя, что друг прислушивается. — Красотки сами к тебе липнут — так не отказывайся! Улыбайся! Зачем кому-то знать, что внутри у тебя пепелище?.. Для этого есть мы, — Гарри серьезно посмотрел Рону в глаза. — Ну что, обещаешь?

 

Рон неуверенно кивнул.

 

— Вот и славно, — Гарри потрепал его по рыжим вихрам и добавил: — Тебя подстричь не мешало бы.

 

Рон хмыкнул и неловко пожал его руку.

 

— Спасибо, Гарри. Правда, не знаю, что бы без тебя делал. Ты прав, конечно. Что-то совсем я расклеился, как старый башмак, — он криво усмехнулся. — Идем в следующую субботу на квиддич?

 

— А то! — Гарри засмеялся с облегчением и хлопнул Рона по плечу. — Вот теперь узнаю тебя, дружище!

 

Тот вдруг смешался.

 

— Ничего, если я Памелу приглашу? Она спит и видит, как бы меня вытащить на игру. То-то удивится, — он смущенно улыбнулся.

 

— О чем речь, Рон? Будет весело, — Гарри подмигнул ему и налил себе пятую кружку чая.

 

 

Гермиона аппарировала в переулок неподалеку от Риджент-парка. Она не могла заставить себя пойти домой: слишком много эмоций бушевало внутри, хотелось хоть немного успокоиться. Разобраться в себе она пока была не в силах.

Присев на скамейку у живописного прудика, она невидяще уставилась перед собой. Вместо пруда перед глазами каруселью неслись образы минувшего дня.

 

...Сильно побледневшая, но все еще различимая Метка на запястье Малфоя: увидев, она невольно отпрянула, но Драко удержал ее за волосы и вскинул татуированную руку к самому лицу. И Гермиона, слабо сознавая, что делает, впилась губами в нежную кожу — там, где билась голубая жилка...

 

...Темно-зеленый дракон на спине — большая, сложная татуировка: когда она, затаив дыхание, провела по нему пальцами, дракон ощерился и беззвучно полыхнул нарисованным пламенем...

 

...Серебряная пряжка на потертом ремне, никак не желающая поддаваться ее нетерпеливым пальцам...

 

...Несколько тонких шрамов на груди и впалом животе — от Сектумсемпры на шестом курсе...

 

— Гермиона!

 

От неожиданности она едва не уронила сумку. К ее скамейке танцующей походкой приближалась Джинни. Воистину тесен мир! Ну что она здесь делает именно сейчас?

 

— Джинни… — она даже сумела улыбнуться.

 

— Вот! — подруга сгрузила на скамейку гору разнокалиберных пакетов и уселась рядом. — По-моему, скупила минимум половину Косого переулка, — она хихикнула, — так что нуждаюсь в отдыхе! А ты почему одна? — спохватилась она, уставив на Гермиону округлившиеся глаза.

 

— Я... э-э-э... мы только что разошлись — гуляли тут, в парке... Ему надо было идти, а я решила еще посидеть. Вот, уток покормить, — пробормотала она, теребя ремешок сумки и неудержимо заливаясь краской.

 

Джинни внимательно оглядела Гермиону и лавку, ища, чем бы тут можно было кормить уток, и хмыкнула.

 

— А... Понятно. Уток, значит, — она глубокомысленно взглянула на небо. — Похоже, дождик собирается. Пойдем-ка, дорогая, под крышу. Здесь неподалеку отличное магловское кафе — выпьем кофе, что скажешь? — она подмигнула Гермионе, и та с готовностью согласилась.

 

 

— И что теперь? — риторически спросил Малфой собственное отражение. Он только что вылез из-под душа и, обернувшись полотенцем, разглядывал себя в старинном зеркале, пытаясь увидеть глазами Гермионы.

 

Как смешно она отдернула руку от дракона... Однако ж не испугалась — обычно девчонки пищали, увидев его спину, что его порядком забавляло. А эта вот — погладила. Ну, это же Грейнджер, усмехнулся он отражению. Гре-ейнджер-р... Никому никогда он не признается, что ему нравится ее фамилия. Обычная магловская фамилия, но удивительно ей по