Лекция 7. Величать ли подсудимого по имени-отчеству? — КиберПедия 

Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...

История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...

Лекция 7. Величать ли подсудимого по имени-отчеству?

2017-05-20 233
Лекция 7. Величать ли подсудимого по имени-отчеству? 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

7.1. Есть ли проблема?

Прежде всего: де-юре проблемы нет, де-факто — есть.

Ни в одной процессуальной норме не указано, следу­ет ли председательствующему судье обращаться к участ­никам процесса (в том числе и к подсудимому) так или иначе (например, называть или не называть подсудимо­го по имени-отчеству). Однако психологическая наука полагает, что то или иное обращение к человеку, в том числе и в системе профессиональных отношений, а зна­чит, и в ходе судебного заседания (обращение по имени-отчеству или только по процессуальному положению, например «подсудимый», «свидетель» и т. п.), может оказывать существенное влияние на эффективность взаимодействия в ту или иную сторону.

Поставленный в названии лекции вопрос прояв­ляет две ниже представленные формы обращения су­дьи к подсудимому:

1. «...Подсудимый, встаньте. Вам предоставляется возможность изложить...

...Подсудимый, прошу говорить только по сущест­ву рассматриваемого дела, а не о Ваших личных...»

2. «...Подсудимый, встаньте. Петр Николаевич, Вам предоставляется возможность изложить...

...Петр Николаевич, прошу говорить только по су­ществу рассматриваемого дела, а не о Ваших лич­ных...»

Наиболее наглядно подобное разделение судейского сообщества на две части (и сразу скажу — неравные) Демонстрируется двумя судебными «сериалами» на Центральных каналах: на первом в передаче «Феде-" Ральный судья», и на втором в передаче «Суд идет», не один судья— С. Пашин — демонстрирует склон­ность к широкому использованию имя-отчества при обращении к: процессуальным лицам (в том числе, разу­меется, и при обращении к подсудимому), а второй —Б. Тарасов — исповедует прямо противоположный принцип обращения ко всем участникам заседания.

— Ну, так это же игра, уважаемый профессор!

— Не буду спорить, важно другое: когда Ваш покорный слуга обсуждал на лекциях с Вашими колле­гами — другими судьями — вопрос, называть ли подсудимого по имени-отчеству или только по его процессуальному положению, в самом начале подав­ляющее большинство слушателей-судей четко придерживались определенной позиции, той, которую демонстрирует в сериале Б. Тарасов.

— Ну и что же в этом особенного?

— Вот и Ваши коллеги поначалу недоумевали по по­воду постановки самой проблемы: называть ли участни­ков процесса по имени-отчеству, как это демонстрирует судья С. Пашин. А потом... Но лучше все по порядку.

7.2. О психологическом приеме «Имя собственное»

Представьте такую ситуацию. В коридоре некоего учреждения встретились и поздоровались два сотруд­ника этого учреждения. При этом один из них (А) сказал: «Доброе утро, Петр Захарович», а другой (П) — «Доброе утро». Вопрос: кто из них, вероятнее всего, начальник — А или П? Слушатели нашей Ака­демии' (крупные министерские начальники) доволь­но легко решают эту задачу — конечно, говорят, П, т. е. Петр Захарович. Легко решили, исходя из собст­венного жизненного опыта. А он — этот опыт — сви­детельствует: когда встречаются начальник и подчи­ненный и здороваются, то подчиненные к словам «доброе утро» или «здравствуйте», как правило, до­бавляют имя-отчество своего начальника; а началь­ники, хотя и знают, как зовут подчиненного, как пра­вило, этого не делают. Безусловно, из любого правила есть исключения. Но исключение потому и исключе­ние, что встречается редко. Чаще бывает «как прави-

' Российской правовой академии.

Вот почему наши слушатели легко решили эту я дачу: чаще они были свидетелями именно такого предложения: «Доброе утро, Петр Захарович!» — «Доброе утро!» Ну, так уж у нас принято.

Спрашиваю слушателей: а почему у нас так при­нято? И разворачивается (каждый раз одна и та же — стереотипная) дискуссия:

— А потому что люди по-разному воспитаны: одни — вежливы, другие нет.

— Допустим на минуточку, что Вы правы: обра­щение по имени-отчеству показатель воспитанности. Но тогда вроде бы получается (помните, мы говори -ди: «как правило»), что большинство начальников менее воспитанны, чем большинство подчиненных?

— А почему бы и нет! (Весьма любопытная и примечательная ответная реакция, примечатель­ная тем, что вскрывает неосознаваемую установку этого слушателя на всех «власть имущих».)

Допустим. Хорошо. Однако как тогда объяс­нить, что тот же Петр Захарович, когда поднялся на третий этаж и встретил там своего начальника, ска­зал: «Доброе утро, Василий Иванович!»? И вроде по­ступил как тот его подчиненный, которого мы — по Вашей классификации — записали в «вежливые». Но если человек вежлив, воспитан, он, как Вы сами понимаете, и в Африке тоже будет вежливым. Веро­ятно, Вы (обращаюсь я к этому слушателю) были в цейтноте, отвечая на мой вопрос, и поэтому срабо­тал обычный стереотип. Это с нами бывает, когда нет времени для обдумывания'. Нет, все-таки, веро­ятнее всего, дело не в невоспитанности и не в веж­ливости.

Использован прием, о котором мы не говорили и, наверное, не будем говорить (всего не объять), — прием «спасения яйца» (собеседника). Он понял, что провалился, и сейчас у "его должна сработать психологическая защита, сейчас он "Росится защищаться (ему надо сохранить свое лицо). Но из той моей фразы следует, что я не только не собираюсь его добивать», но и оправдываю его.

— Ну ладно/не в вежливости. Просто так принято

— Верно, конечно, так принято, полностью с Вами согласен! (Надо подкрепить: он отступил, и д не «добиваю». А зачем?) Вот поэтому я и спрашиваю: а почему так принято? (Как ни в чем не бывало вернулись в исходную точку.)

Ну, наверно, таким образом человека распола­гают к себе. (Это реплика уже другого слушателя.)

Ну, что ж, и эту гипотезу подвергнем испытанию, прежде чем отбросить ее или принять.

Впрочем, у Вас (обращаюсь к этому, другому слу­шателю) есть серьезная опора для такого утвержде­ния в лице весьма авторитетного в нашей стране на рубеже 80—90-х годов прошлого века Дейла Карнеги. По мнению этого автора нескольких популярных в свое время в нашей стране книг, звучание собст­венного имени для слуха человека — это самая при­ятная мелодия. Но это мнение Д. Карнеги, его, так сказать, тезис. А, как известно, чтобы тезис был принят, необходима аргументация в его обоснова­ние. Впрочем, вполне возможно, что для" кого-то Карнеги настолько высокий авторитет, что любые его тезисы' принимаются априори. Но есть и другая вероятность — вероятность того, что не каждый чи­тающий его книги с описанием красивых (правда, красивых!) примеров готов принять излагаемые в них рекомендации априори, без доказательств.

Итак, действительно ли звучание собственного имени является для человека тем сигналом, который отвечает двум требованиям для формирования ат­тракции, т. е. расположения человека к себе: а) не фиксироваться в сознании собеседника и б) вызы­вать чувство приятного (пусть и не всегда осознавае­мого настолько, чтобы об этом думать)?

Посмотрим. А для этого давайте проиграем сле­дующую ситуацию.

Предположим, Вам необходимо какого-либо чело­века уговорить, чтобы он для Вас сделал что-то та­кое, что он делать не обязан. Ну, допустим, вот секретарь. которую Вы хорошо знаете, и она Вас тоже х орошо знает- Но она не Ваша секретарь и не обязана да Вас работать, а Вам позарез необходимо перепеча­тать одну страничку документа. Вот примерно что и как в таких случаях говорят: «Верочка, пожалуйста, я Вас очень прошу — всего-то одну страничку... Нет, gepa, я знаю, что Вы не обязаны для меня это де­лать... Но пожалуйста, по старой памяти, Верочка, а? Ведь для Вас, такой профессиональной «пулеметчи­цы», это же буквально три минуты. А, Верочка?» Нормальная ситуация, нормальные фразы (во всяком случае, наши слушатели с этим согласны), все, как бывает в жизни.

И вот вопрос: когда Вы ее вот так уговаривали, ко­гда Вы ей все это говорили, слышала ли она при этом свое имя? Да, конечно, слышала (в том смысле, что рецепторы слуха реагировали и на это слово — «Ве­рочка»). Тогда следующий вопрос: слыша таким обра­зом свое имя, думала ли она при этом примерно так:

«Ах, меня называют по имени, ах, как это приятно!»? Определенно нет (ибо Вы всегда ее так называли — ни­чего нового, а значит — и нечему удивляться). А дума­ла она скорее всего о том, печатать или не печатать («Вечно у них все быстрее, стакана чая выпить не да­ют» — ворчливо, но не злобно, вы же старые знако­мые. Или: «Все они спешат, все у них срочно, что за люди!»). Вот что скорее всего было у нее в мыслях, в сознании — скажем мы. Но для нас важно следующее:

в ее сознании факт произнесения ее имени не фикси­ровался; она слышала и... не обращала внимания.

(Вот если бы так: Вы всегда ее называете Вероч­кой, а тут вдруг подходите и говорите: «Вера Ва­сильевна, не смогли бы Вы...», и тогда бы в ее созна­нии: «А что это он вдруг меня Верой Васильевной? Ага, наверное, ему надо что-то, ишь как заговорил— «Вера Васильевна» — точно что-то надо».-се! Дошло до сознания,,а значит, это уже не тот гнал, который мог бы вызвать необъяснимое (для самого человека) притяжение, т. е. аттракцию, расположить эту Верочку к себе. Нам-то ведь нужно чтобы у нашего собеседника появилось позитивное чувство к нам на иррациональном4 уровне.)

Ну а в приведенном нами ранее примере Верочка слышала свое имя, но не фиксировала его в своем соз­нании. Это примерно так же, как если Ваш коллега о чем-то Вас просит, называя Вас обычным образом, Вы же фиксируете свое внимание на содержании его просьбы, а не на своем имени. Так и с этой Верочкой.

Следовательно, когда мы, разговаривая с собесед­ником, произносим при этом вслух (обычным обра­зом) его имя, то этот сигнал сознанием собеседника обычно не фиксируется. Значит — делаем мы вы­вод — этот сигнал («собственное имя») отвечает пер­вому требованию к сигналам для расположения лю-'дей к себе — не фиксироваться в сознании.

А отвечает ли он второму требованию (не менее, если не более, важному) быть «приятным», т. е. вы­зывать чувство приятного?

— А Вы знаете, я никогда не замечал, что мне

приятно, когда коллеги произносят мое имя, обра­щаясь ко мне за чем-либо.

Замечу: подобная реплика тоже весьма типична для начинающих овладевать этими приемами. Вот уже и Карнеги не принимается априори (а он утвер­ждает, что звучание собственного имени — это при­ятная мелодия практически для любого человека). Тогда: есть ли аргументы, доказывающие, что звуча­ние собственного имени вызывает приятные чувства?

•...Вы едете в автобусе, не очень переполненном. Кто-то сзади слегка коснулся Вашего плеча. Вы обо­рачиваетесь. Незнакомый человек говорит Вам:

«Гражданин, Вы не подскажете, где мне выйти, что­бы?..» Это к Вам обратились со словом «гражда

' Обоснованию чего посвящена целая глава в книге: Панасюк А. Ю. Как убеждать в своей правоте: Современные психо­технологии убеждающего воздействия. 3-е изд. М.: Дел01 2004.,

дин». Значит, это Ваше имя, как и многих миллио­нов других людей в нашей стране. Откликаемся ли)дь1 на это имя? Да, как правило, откликаемся. Вот и они откликнулись — объяснили этому человеку, где ему надо выйти (или извинились, что не знаете). Но вот вопрос: вызвало ли у Вас это имя чувство прият­ного? Даже если Вы начнете очень тщательно анали­зировать свои чувства, навряд ли обнаружите в та­ком обращении что-либо приятное.

. — Так ведь это же не мое имя! Точнее, у меня есть свое собственное, а это — «общественное»!

— А Ваша фамилия — тоже собственная, как имя? Ведь в нашей стране определенно есть еще ты­сячи людей с такой же фамилией (как и множество людей, у которых имя — «гражданин») и десятки тысяч людей с таким же именем, как Ваше. Впро­чем, извините, мы чуть отклонились от темы: «есть ли чувство приятного от этого имени?»

— Конечно нет, даже, может быть, совсем наобо­рот.

— Хорошо. Значит, это никаких приятных чувств у людей не вызывает? Согласен. Тогда еще одна ситуация, почти такая же.

...Вы едете в автобусе... Кто-то сзади слегка кос­нулся Вашего плеча. Вы оборачиваетесь: незнако­мый Вам человек говорит (с той же вежливой инто­нацией, как и в первом примере): «Извините. — Пауза. А затем называет Вас вдруг по имени-отчествy. — Николай Николаевич, Вы не подскажете, где мне выйти, чтобы?..» Понятна ситуация? Хорошо. Тогда комментарий. Паузу после слова «извините» он сделал потому, что был в небольшом замешательстве, неожиданно встретив Вас — знакомого человека — здесь. Это — раз. Вас удивило такое обращение к Вам незнакомого Вам человека? Вероятно, да, ибо он! не Александр Малинин (представьте его в автобусе) и не Анатолий Чубайс (даже и представить невозможно), а посему к такому вниманию не привычку. Вот если бы это был молодой человек, а Вы профессор в институте, где тот учится, тогда понятно:

это, вероятно, один из Ваших студентов, которые всех в лицо, конечно, не запомнить. Но Вы не про­фессор, а незнакомец совсем не студенческого воз­раста. Посему это и удивило Вас. Это — два. А те­перь — главное: скажите, — обращаюсь я к своим слушателям, — это Ваше удивление было бы скорее с каким знаком: с «плюсом» или с «минусом»?

— Конечно, когда к тебе обращаются по имени, а не просто «гражданин», это все-таки приятнее. Тем более когда слышишь это от незнакомого человека, когда тебя вот так узнают на улице, словно ты из­вестная личность. С «плюсом» конечно, с «плюсом». Но зато от своих — я что-то не замечал, чтобы у ме­ня возникало такое ощущение приятного, когда они

меня называют по имени.

— Говорите: «не замечал» — значит, не осознава­ли. И это естественно (физиологи говорят, что это из-за адаптации психики к постоянному сигналу — психика «привыкает»). А замечаем только тогда, ко­гда этот сигнал возникает в нетипичной для его по­явления ситуации (в автобусе незнакомый — и вдруг по имени-отчеству) либо тогда, когда этого сигнала нет в той ситуации, в которой он должен быть.

— Скажите, — продолжаю я диалог, — может че­ловек ошибиться, например, в названии улицы в не­знакомом городе, допустим, перепутал и вместо Васильевской сказал Владимирская?

— Да, конечно.

— Есть ли в этом какой-либо «криминал», т. е. бу­дете ли Вы осуждать человека за это?

— Определенно нет.

— Вызывает ли у Вас это чувство неприятного?

— Вы знаете, я ведь и сам в незнакомом городе могу ошибиться в названии улицы. Так почему w6 это должно вызывать у меня неприятное чувство, ес­ли человек оговорился, ошибся в названии?

(Так примерно разворачиваются диалоги с моими слушателями.)

— А теперь вспомните, как некий человек, вместо того чтобы назвать Вас Вашим именем (допустим, gac зовут Виктором Николаевичем), назвал Вас Вла­димиром Николаевичем. Каково Вам при этом там —' в душе: приятно, совершенно безразлично или не­множко неприятно?

— Ну, в общем-то не очень приятно.

И понятно почему, хотя человек просто оговорил­ся (как оговорился, назвав улицу Владимирской вместо Васильевской). Мы, конечно, понимаем, что человек оговорился (Виктор и Владимир — имена в чем-то созвучные: и там и там на «В», и там и там есть «р»), а все равно как-то неприятно (хотя, разу­меется, мы и виду не подадим). Это, знаете, пример­но так же, как в переполненном автобусе: одно дело, когда Вас толкнули, задев плечо, а другое — когда задели по лицу. И в том и в другом случае — не­преднамеренно, но... лицо не рядовая часть тела, ибо «лицо» и «личность» не просто одного корня. Так и слово, обозначающее имя: перепутал название (имя) улицы (хотя я только что ему назвал) — одно, а пе­репутал мое название (имя), хотя я тоже только что ему его назвал — совсем другое — не очень приятно.

И получается, что мы не осознаем чувства прият­ного, когда в обычной ситуации произносят обыч­ным образом наше имя, но тотчас же осознаем чув­ство неприятного, когда наше имя искажают (когда мы не получаем то, к чему привыкли). Значит, по­нятно, почему не замечаем чувства приятного от зву­чания собственного имени из уст наших близких — привыкли к этому «сладкому» и уже не ощущаем (точнее — ощущаем, но не осознаем) этот «вкус».

— Простите, как Вас величать? — спрашиваю на эанятиях одного из слушателей. При этом выбираю яаиболее стеничного, т. е. достаточно эмоционально Устойчивого.

— Вениамин Михайлович, а что? ~~ Да нет, я хотел узнать... Хотя, надо же, какое ^впадение! Только перед этой лекцией у меня был очень неприятный разговор с одним человеком, и звали его тоже Вениамин Михайлович. А разговор был неприятным, потому что этот человек опять кляузничал, опять кого-то подозревает, вечно у него кругом враги, прямо какой-то психопат... •

Надо было видеть лицо этого слушателя (Вениа­мина Михайловича) в этот момент: оно постепенно вытягивалось, напрягалось, улыбка, которая была в самом начале нашего диалога, исчезла... Слушатель начинал испытывать явно отрицательные эмоции*. И тоже понятно: хотя это и простое совпадение (слу­шатель разумом знает, что среди его «полных» тезок могут быть и плохие люди), но почему-то ему это слышать было неприятно. Ясно почему — для него словосочетание «Вениамин Михайлович» ассоцииру­ется только с положительными эмоциями.

И снова, как это следует из последнего примера, получается, что звучание собственного имени дейст­вительно вызывает чувства приятные, хотя люди это­го и не замечают (замечают, когда теряют). А следо­вательно, этот сигнал отвечает и второму (а не только первому) требованию к сигналам, формирующим ат­тракцию: он является для человека желательным, вызывает приятные ассоциации, приятные чувства.

А значит, прав был тот слушатель, который на вопрос «почему так принято» (помните пример встречи начальника — Петра Захаровича — и его подчиненного?) выдвинул гипотезу: «наверное, та­ким образом располагает к себе своего начальника».

1 Потом я не только сказал, что это был «учебный при­мер», но и с помощью специальных приемов инактивировал (нейтрализовал) эти его эмоции (благо слушатель — а не слу­шательница! — был достаточно эмоционально стабильным человеком (стеничным), мог легко включить свое рацио, т. е. понять, что это надо было профессору «для науки» (для учебы), так почему бы не пожертвовать несколькими секун­дами отрицательных эмоций?! Ибо понимает, что не только искусство, но и наука требует жертв). Поэтому расставание У нас было тогда самое сердечное.

И значит, действительно, если при общении с че­ловеком произносить (время от времени, но не пере­борщить) его имя или имя-отчество, то в подсозна­нии человека определенно будет формироваться по­ложительное отношение к источнику этой «приятной мелодии». Вот на этом принципе и построен психоло­гический прием расположения людей к себе, прием, получивший название «Имя собственное»'.

7.3. Зачем людей располагают к себе?

И добавим: зачем психологи учат специалистов использовать приемы расположения к себе, приемы формирования аттракции?

Прежде всего этому учат специалистов системы «человек—человек», т. е. тех, кто работает с людьми и для кого воздействие на людей— производствен­ная необходимость (воздействовать, разумеется, не физически, а словом).

Обращаюсь к таким специалистам (слушателям нашей Академии) со следующим вопросом:

— Всегда ли люди делают так, как Вы им говори­те (речь идет о служебных отношениях)^

Нет, не всегда.

— Понятно. А Вы хотели бы, чтобы они делали так, как Вы им (по службе) говорите? Ну, например, Вы говорите посетителю, чтобы он принес на следую­щий прием такие-то документы; когда Вы ему такое говорите, Вы хотели бы, чтобы он так и сделал?

— Конечно.

— А, наверное, не всегда так делают?

— Не всегда и не из-за памяти; иногда начинают спорить, обзывать «бюрократами» и т. п.

— То есть понимают, но не принимают Ваши слова, так?

— Ну, в общем-то, так.

— Более подробно о нем см.: Панасюк А. Ю. Как убеждать в своей правоте: Современные психотехнологии убеждающего воздействия С. 170—207.

— Понятно. И если бы принимали, т. е. внутренне с Вами соглашались, то тогда делали бы так, как Вы им говорите; и это касается не только посетите лей, но и Ваших подчиненных, и других людей, которые должны делать то, что Вы им говорите, так?

— Да, конечно.

— Ситуация понятна и... разрешима. Есть, оказывается, средство, как сделать, чтобы люди чаще принимали, чем не принимали бы Ваши слова.

Представьте: перед Вами два человека: один из них (А) относится к Вам очень хорошо, чуть ли не влюблен в Вас, а другой (Б) относится к Вам резко отрицательно. Так вот, при прочих равных услови­ях, какого из них Вам легче уговорить что-либо сде­лать, какой из них легче примет (а не только пой­мет) Ваши слова, легче согласится с ними?

— Ну ясно, кто — А, который хорошо относится.

— Прекрасно. Ваш жизненный опыт, на основе которого Вы правильно решили эту задачу, полно­стью совпадает с психологической наукой, которая обосновала следующий закон принятия.

При прочих равных условиях люди легче прини­мают позицию того человека, к которому отно­сятся эмоционально положительно (от простого уважения через симпатию до влюбленности);

и наоборот, труднее принимают (даже отрица­ют) позицию того человека, к которому отно­сятся эмоционально отрицательно.

Отсюда становится понятным и бытующее в наро­де выражение «любовь слепа»: когда человек влюб-, лен (по-настоящему), он, в силу указанного психоло­гического закона, принимает все, что бы ему ни го­ворил тот, в кого он по-настоящему влюблен, принимает, т. е. внутренне соглашается. Кстати, в

1 А ее так же правильно решают практически все слуша1®" ли, с которыми мы проигрывали эту ситуацию, будь то ру^0" водители, бизнесмены, учителя или даже студенты (правде' старших курсов, не первокурсники, вчерашние школьники).

силу этого же закона, и "ненависть тоже слепа: когда человек ненавидит, он все с порога отвергает, ничего не принимает.

Итак, чтобы человек легче принимал позицию дру­гого, нужно, чтобы работала первая половина этого психологического закона, нужно просто расположить этого человека к себе: как минимум — вызывать к себе уважение, как максимум — влюбить его в себя (все зависит, насколько важно расположить, насколько важн0' чтобы он делал то, что Вы ему говорите).

Вот для этого и обучают психологи специалистов системы «человек—человек» приемам расположения людей к себе. И один из этих приемов — прием «Имя собственное», суть которого в том, чтобы при общении с собеседником время от времени произно­сить вслух его имя или имя-отчество. И тогда собе­седник невольно будет испытывать к Вам положи­тельные эмоции (на уровне подсознания), а значит, легче будет принимать то, что исходит от Вас, Ваши слова, указания, распоряжения, просьбы...

— Простите, но а нам-то, судьям, для чего все это? Что, располагать подсудимого к себе? Смешно ведь, а?

— Если Вы, Ваша честь, подумали, что я забыл о Вас, то, конечно же, нет. Я все время, рассуждая о необходимости располагать людей к себе, о приеме «Имя собственное», думал о Вас, ибо, как-никак, Ва­ша профессия тоже ведь входит в систему «чело­век—человек»...

—...Только она имеет специфику, какой нет ни в одной другой профессии.

— Согласен. И именно поэтому специально будем говорить о судьях, и даже раздельно о «цивилистах» и о «криминалистах»'.

Кто вдруг не знает: так на судейском сленге называют людей, которые преимущественно рассматривают граждан­ке дела («цивилисты»), и судей, которые преимущественно Усматривают уголовные дела («криминалисты»).

7.4. Какие «процессуальные фигуры» можно называть по имени-отчеству?

Давайте предположим, Ваша честь, что Вы рас­сматриваете гражданское дело. Перед Вами на ска­мье — истец и ответчик. Вы начинаете: «Истец, на­зовите полностью свою фамилию...» Это не Ваши слова, эти слова требует от Вас произнести ГПК (точ­но так же, как и при рассмотрении уголовного дела:

«Подсудимый, назовите полностью свою фами­лию...»). В судебном процессе есть фразы, которые судья должен произносить, что называется, один к одному, не отступая ни на йоту, не привнося ничего своего. И естественно, в подобного рода фразы вклю­чаются только официальные слова-обращения («ис­тец», «ответчик», «подсудимый» и т. п.). Но вот Вы установили анкетные данные истца и ответчика, разъяснили им все, что положено разъяснить, и те­перь переходите к диалогу с ними по существу дела. Так вот. Ваша честь, когда Вы переходите теперь к свободному диалогу с ними (свободному в рамках су­щества дела, разумеется), то допустимо ли в этих случаях — в равной мере как к той, так и к другой стороне — использовать прием «Имя собственное»?

— Вообще-то можно.

(Читатель, прошу поверить: сколько бы ни было таких дискуссий со слушателями-судьями, а их бы­ло, наверное, не одна сотня, в 99% случаев был та­кой ответ. Кстати, описание и последующих дискус­сий приводится по наиболее частому сценарию.)

— Хорошо. А теперь уголовное дело. Перед Вами в суде сейчас будет давать показания свидетель. По­сле того как Вы установили данные его личности, по­сле того как Вы предупредили его, что «за отказ... за дачу ложных показаний» (все это не Ваши слова, и мы их не принимаем во внимание). Вы переходите к диалогу со свидетелем (к допросу — на Вашем язы­ке). Так вот, в этом случае допустимо ли — в равной мере по отношению к свидетелю обвинения и к сви­детелю защиты — использование этого приема?

— Ну если в равной мере, то да.

— Следовательно, делаем вывод: если не учиты­вать те фразы, которые жестко предписаны законом и о которых мы уже говорили, то, значит, этот при­ем можно использовать и при диалоге с истцом, и при диалоге с ответчиком, и при диалоге со свидете­лем... Хорошо. А теперь, Ваша честь, поговорим и о подсудимом...

—...Которого, сейчас скажете, мне нужно распо­лагать к себе, величать по имени-отчеству, да?

— На этот раз — да, если Вы не хотите работать с нулевым к.п.д.

— Это как же понимать?

— А вот примерно так.

Давайте предположим, что Вы — не судья, а не­кий руководитель (пожалуйста. Ваша честь, только на минуточку снимите свою мантию; потом Вы ее снова наденете, я обещаю, и пойдем обязательно в зал судебного заседания. А пока представьте, что Вы — начальник, большой такой начальник, хоро­шо? Ну и ладно.)

Так вот, один Ваш подчиненный проштрафился (что-то там нарушил, серьезное что-то) и Вы его за это наказали, предположим, объявили ему строгий выговор, Вызвав у него тем самым весьма отрица­тельные эмоции. Так вот, вопрос: а принял ли этот подчиненный Ваше наказание, согласился ли он внутренне с ним?

— А меня, знаете ли, это не очень-то и интересует. Главное: мое наказание справедливое и законное, а все остальное — лирика.

— Прекрасно, Ваша че... простите, я забылся, прекрасно, уважаемый руководитель. Тогда проигра­ем еще одну ситуацию.

Давайте предположим, что Вас вызывают в министерство и предъявляют Вам обвинение в том, что Вы не распорядились... не выполнили... и т. п. А Вы, между прочим, тут совсем ни при чем, они, видно, Перепутали то ли Вас с другим, то ли Вашу организацию... И Вы пытаетесь им сказать, мол, господа, я-то тут причем?! А они так и не пожелали Вас выслу­шать и объявили Вам, допустим, строгий выговор, т. е. наказали Вас. Так вот, в этом случае, когда Вы абсолютно не согласны с этим наказанием, когда Вы считаете его несправедливым, будет ли это наказа­ние для Вас эффективным?

— Ну, разумеется, нет.

— То есть коэффициент полезного действия, к.п.д. такого наказания будет равен нулю, так?

— Простите, если можно, то поясните, а что та­кое к.п.д. наказания?

— В соответствии с данными психологической науки о негативных воздействиях на человека нака­зание будет эффективным, будет с высоким коэффи­циентом полезного действия, если человек после та­кого наказания будет сам стремиться избегать повто­рения подобных действий. (Это как маленький ребенок: дотронулся до горячего чайника, почувство­вал боль, и уже старается теперь до горячего чайника не дотрагиваться, т. е. не повторять подобный посту­пок; а если вдруг забудет — маленький же еще, — то двух-трех таких ситуаций будет достаточно, чтобы запомнить на всю жизнь: «так делать не буду»),

А теперь вернемся к случаю с Вами. Вас наказа­ли. Наказание будет эффективным, с высоким к.п.д., если после такого негативного воздействия у Вас будет стремление больше так не делать...

— Да не будет у меня такого «стремления», я же и так не делал того, в чем меня обвиняли.

— А раз не будет стремления не делать, не повто­рять, значит, к.п.д. такого наказания будет как ми­нимум равен нулю.

— Да, конечно, я же не буду стремиться больше

так не делать, ибо я и ничего такого не делал, а буду поступать так, как делал и раньше. И ничего кроме неприятного осадка, неприятного отношения к этим людям у меня не будет. — Понятно.

И делаем вывод: если Вы или любой иной человек не согласен с наказанием, если Вы или любой иной человек не принял наказание, то к.п.д. такого нака­зания будет равен нулю, а то и с минусом. И здесь же: а если факт наказания принят, а не принята ме­ра наказания («считаю, что строгий выговор мне за это — это чересчур»), то к.п.д. такого наказания бу­дет если и не нулевой, то достаточно низкий.

А теперь вернемся к ситуации, когда не Вас, а Вы наказали своего подчиненного, а он не принял это Ваше наказание, т. е. не согласился с этим наказа­нием, считает, допустим, его несправедливым. Будет ли оно для этого человека эффективным?

— Ну... надо полагать... не будет.

— И к.п.д. такого наказания будет равен...

— Ну это понятно, уже проходили.

— А если этот Ваш подчиненный не принял вы­бранную Вами меру наказания, не согласен с сурово­стью Вашего «приговора», то...

— Ну понятно, эффект будет ниже.

— Понятно. Значит, делаем еще один вывод: если человек не принял Ваше наказание или выбранную Вами меру, то оно не будет для него эффективным, а к.п.д. подобного Вашего действия будет равен либо нулю, либо будет достаточно низким. Хорошо (т. е. хо­рошего в этом ничего нет). Но ведь Вы-то хотели так его наказать, чтобы оно было эффективным, верно?

— Конечно.

— Значит, надо стремиться к тому, чтобы чело­век принял Ваше наказание: и сам факт наказания его за эти действия, и выбранную меру наказания?

— Получается так.

Все верно. Когда человек что-либо «пропускает через себя», он на многие вещи начинает смотреть Уже по-другому. Ваш покорный слуга многократно проводил подобные дискуссии... нет, неверно, не ^Проводил дискуссии», а использовал прием аргу­ментации «апелляция к личному интересу» при раз­говоре со своими слушателями. И среди них оказывалось немало тех, кто в ходе такой аргументации • впервые (!) приходил к мысли: к.п.д. их наказания, у него эффективность («больше никогда не буду делать так») зависит от психологического фактора — при­нятия или непринятия наказанным наказания. Но

продолжим дискуссию.

— Вы согласились, уважаемый руководитель, с тем, что надо, наказывая работника, стремиться к тому, чтобы он принял Ваше наказание. Вы сказали: «Получается так». Хорошо. А помните ли Вы, от че­го зависит, легко или с трудом человек примет ту или иную Вашу позицию? Напомню закон психоло­гии принятия: «при прочих равных условиях люди легче принимают позицию того человека, к которо­му у них эмоционально положительное отноше­ние...» Следовательно, получается, что, наказывая человека, его надо располагать к себе. Тогда почему бы и при разговоре-наказании не использовать при­ем расположения к себе «Имя собственное»?

— Наверное... получается, что можно. Пусть через «наверное», пусть «можно» вместо «нужно» (а Вы что хотите, чтобы он сразу же сдался?! Нет, у людей есть чувство собственного достоинства, которое надо щадить, а посему оставим без коммента­рия это его «наверное». Итак, прогресс налицо).

А мы сделаем вывод: ситуация наказания — имен­но та ситуация, когда использование приемов распо­ложения к себе, и в частности приема «Имя собствен­ное», более необходимо, чем в иных ситуациях.

— Это что же значит, — это снова слушатель-су­дья, — я должен, вынося приговор, т. е. наказывая подсудимого, называть его еще и по имени-отчест­ву?! Не согласен! Я обязан в ходе заседания, от само­го начала до самого его конца называть подсудимого «подсудимый», и никак иначе.

— Ваша честь, прежде всего Вы не должны назы­вать подсудимого по имени-отчеству. Ни в Уголовно-процессуальный кодекс, ни в Гражданский процес­суальный кодекс законодатель не заложил такую норму: располагать к себе подсудимого. (Почему — другой разговор, вероятно, он — законодатель — также об этом думает, как и до этой дискуссии руко­водитель, который после дискуссии все-таки изме­нил свою точку зрения на этот вопрос. Но нет же возможности проводить подобные дискуссии с зако­нодателями. А надо бы. Но это так, в скобках.)

Хорошо, Ваша честь, поговорим теперь в том чис­ле и о к.п.д.

7.5. Каков к.п.д.. Ваша честь?

...Завершается заседание. Вы провозглашаете при­говор: «...к пяти годам строгого режима...». И после этого Вы задаете вопрос: «Вам понятен приговор?» Чего же тут не понять, в подавляющем большинстве случаев ответ следует утвердительный: «Понятен».

Итак, осужденный Вами человек понял Ваш при­говор...

— Простите, профессор, ошибочка: понял не мой приговор, а приговор суда.

— Простите, Ваша честь, за ошибку де-юре, но не де-факто. А фактически в сознании этого осужденно­го человека этот приговор — Ваш приговор, ибо при­говор всегда персонифицируется с судьей; и даже ко­гда были народные заседатели, все равно приговор персонифицировался с судьей, ибо все знали роль народных заседателей.

Итак, осужденный Вами человек понял Ваш при­говор. А принял ли он его, согласился ли внутренне с ним?

— А меня это не должно интересовать, главное, чтобы все было по закону.

— Так-то оно так...

Тогда, Ваша честь, представьте себе такую ситуа­цию. Наказанный Вами человек (осужденный) полностью принял и сам факт Вашего наказания, и вы­данную Вами меру. Такое ведь возможно?

— Возможно.

— А принял, это в нашей терминологии означает «согласен». А это, в свою очередь, означает, что он согласен с осуждением этого своего поступка. А это, в свою очередь, означает, что он согласен с Вами, что сделал неправильно. А раз согласен, что так де­лать нельзя, то и не будет делать...

— Где это Вы таких видели?

— Да у Вас, Ваша честь, в зале судебного заседа­ния. Вы же только что со мной согласились, что та­кое возможно.

Так вот, в том случае, когда осужденный полно­стью согласен с Вашим наказанием, рецидива не бу­дет, ибо нормальные люди не делают (добровольно) то, с чем они сами не согласны (только шизофрени­ки, которые, конечно, попадают на скамью подсуди­мых, но все-таки редко).

Ваша честь. Вас устраивает ситуация, когда осу­жденный Вами человек больше не будет совершать подобные правонарушения?

— Ну что за вопрос.

— Понятно, устраивает подобный коэффициент полезного действия Вашего наказания. (Кто же тако­го не хочет, ибо так называемые исправительные уч­реждения вовсе не исправляют, исправляет судья в зале судебного заседания — через достижение при­нятия осужденным приговора.) И, наверное, есть смысл стремиться к подобному исходу — принятию осужденным приговора судьи.

— Возможно, и есть.

— Прекрасно, что есть смысл добиваться приня­тия осужденным Вашего наказания, т. е. внутренне­го согласия либо с самим фактом наказания, либо с выбранной Вами мерой наказания. Хорошо. Зафик­сировали это положение, с которым Вы, Ваша честь,

согласились.

И тогда остается только вспомнить условия, от которых зависит, будет ли человек принимать пози­цию других: «Люди легче принимают позицию того человека, к которому эмоционально положительное отношение...».

— Вам легко это говорить, а как это делать — ни­кто не знает.

— Ну почему же. Ваша честь? Вы прекрасно знае­те уже один прием (и весьма действенный) располо­жения людей к себе. Этот прием так и называется:

«Имя собственное». Другое дело, что сложившийся в советском правосудии стереотип (его прекрасно ими­тирует и даже карикатурно утрирует в сериале «Суд идет» Б. Тарасов) препятствует тому положению, с которым Вы, Ваша честь, согласилис


Поделиться с друзьями:

Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...

История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...

История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.14 с.