Акцент третий. Мораль. Люди и мир

 

Дмитрий Лукин

Сфера

 

Сфера затихла, погасла, замерла.

 

Вынесли отработанное «топливо».

 

Управляющий, не переставая ухмыляться, облизнул пересохшие губы и щелкнул тумблером – зал погрузился во тьму.

 

Но перед глазами зрителей всё еще стояли разноцветные переливы на поверхности огромного мерцающего шара (стандартная отбивка № 2).

 

Через несколько секунд погасли и они.

 

Гостям нужно дать время на отдых. Слишком частые представления притупляют восприятие и, соответственно, понижают интерес. Падает интерес – падает прибыль, а прибыль – главная забота управляющего.

 

Штатные психологи (черт бы их побрал!) советовали делать получасовые перерывы и каждый раз после представления выключать в зале свет на десять секунд. Пусть зритель побудет внутри собственной Сферы. Кто‑то – в плену леденящих кошмаров, кто‑то – во власти запретных желаний.

 

Десять секунд – идеальное время, чтобы пощекотать нервы тем, у кого они есть. Меньше – неинтересно: страх не успеет разрастись и гость не получит оптимальной дозы адреналина. Дольше – опасно: страх может переусердствовать. Гость почувствует себя некомфортно и в следующий раз, когда захочет развлечься, отнесет свои денежки в другое заведение. Поэтому – ровно десять секунд.

 

Те, у кого нервов нет, просто расслабятся и в полной темноте посмакуют наиболее приятные моменты шоу.

 

Рекомендации психологов управляющий выполнял беспрекословно и скрупулезно. Из уважения к Собственникам он безропотно шел против своей природы, но послушание давалось не просто. Каждый раз выключая в зале свет после представления, управляющий чувствовал, как сам затягивает удавку на своей шее.

 

Он приходил в себя только во время следующего сеанса. Дыхание восстанавливалось, сухость в горле исчезала, ватная голова прояснялась…

 

Иначе и быть не могло. Сфера творила чудеса. Она заполняла сознание управляющего целиком. Посторонние мысли, эмоции, чувства сразу мельчали, теряли ценность и, превратившись в ненужный хлам, выметались прочь. Реальность отступала и меркла. Весь мир сужался до двух экранов (по разные стороны Сферы) и контрольного пульта. Начиналась мистерия, оргия, наваждение. Здесь правила бал ее величество Истина, притягательная и отвратная, неиспорченная и неприкрытая, неповторимая и неподдельная. Человеческая суть обнажалась и обретала форму, приходя в ужас от самой себя… Никаких иллюзий, никакой фальши. Эстетическое совершенство.

 

На Сферу можно смотреть бесконечно…

Он так бы и делал, если бы не проклятые психологи! Суки драные!

Ну не мог он, как ни старался, принять эти перерывы!

Только расслабился, вошел во вкус, пустил слюни – и на тебе! получи обухом по башке! Оказывается, ты слишком торопишься, надо бы повременить. Бравые мозговеды выдирают прямо изо рта недоеденный стейк и предлагают полчаса клацать зубами, потому что переедание, видите ли, вредит, здоровью… Суки! А слюни куда девать? Выплюнуть, что ли?

Управляющий хотел поглощать обед целиком и сразу. До полного насыщения. Желудок здоровый, пищеварение отличное, так чего размусоливать?

Душа требовала нон‑стопа.

Но приходилось ждать.

 

В каморке управляющего, отделённой от зала зеркальными стеклами, царил полумрак. Свет погас и здесь, но два системных монитора и подсветка контрольного пульта рассеивали тьму.

 

Слабаки, подумал управляющий, глядя в темноту зала, и убрал потные пальцы с тумблера.

Темнота ответила жидкими аплодисментами.

Мало. Не понравилось. Истинные ценители прекрасного опять в меньшинстве.

 

Представление не удалось. Факт, и тут уж не отвертишься. «Топливо» оказалось некачественным. Хорошо, что этого не видели Собственники!

Но аплодисментов могло быть и побольше.

 

«Клуб учитывает пожелания каждого гостя, но ориентируется на большинство» – такова политика Собственников. Управляющий поморщился и левой рукой (правая лежала на контрольном пульте) стал нервно теребить лацканы фрака. Теперь вместо того, чтобы поскорее забацать новое шоу, придется опять перестраиваться на неврастеников – увеличить промежутки между представлениями до сорока минут и уменьшить мощность Сферы.

 

Поганый ублюдок завалил представление! Полное ничтожество! Социальная болванка! Стопроцентное обезличивание! Ни одной своей мысли! Даже кошмары чужие! Психопат хренов!!! Напридумывал пауков из вчерашнего сериала (реалистичность объектов – ноль)! Решил напугать бабу и сам обделался!

Монстры по телевизионным лекалам, картонные страхи, картонные удовольствия, картонное насилие – ничего настоящего. Куда катится этот мир?! Ублюдки хотят превратить «Сферу» в дешевый кинотеатр.

Хорошо, хоть агония была настоящей (Сфера не терпит фальши), но и тут не всё прошло гладко.

 

Управляющий припомнил, как выносили «топливо».

Мужчину выволокли под руки. Лицо его посинело, он судорожно дергался, крутил головой, бешено вращал глазами (каждым в своем направлении) и пытался что‑то кричать сорванным в Сфере голосом. Но вместо крика из его рта вылетало нечленораздельное бульканье и шипение. Рубашка порвалась и теперь волочилась по полу, открывая заросшую черными волосами грудь и обрюзгший живот. С подбородка на матовый серый пол падали клочья пены и тут же размазывались, превращаясь в темные рваные полосы. Двое уборщиков уже почти донесли мужчину до черных шторок по левую сторону от Сферы, когда он особенно активно дернул правой ногой. Лакированный башмак прочертил высокую параболу, улетел со сцены и шмякнулся в двух шагах от ближайших столиков. Один из уборщиков матюкнулся (не успел закончить анекдот) и побежал за башмаком. Второй самостоятельно уволок мужчину за черные шторки.

 

Многие зрители пожалели мужчину. Полет башмака их очень порадовал.

 

Женщину вынесли на носилках. Она не кричала, не открывала глаз и не шевелилась. Только один раз по ее телу пробежала судорога. Женщина отключилась еще в начале шоу и до сих пор не пришла в сознание. Ее вязаный черный свитер и синие джинсы были в полном порядке. Уборщики с носилками скрылись за красными шторками справа от Сферы.

 

Женщину никто не пожалел. Она была молода и некрасива. К тому же ей несказанно повезло – потеря сознания считалась феноменальной удачей.

 

Очередная сучка (управляющий не помнил имя женщины), пожелавшая легких денег. Самое смешное (управляющий на миг перестал ухмыляться и почувствовал легкое удушье), что у нее всё получилось. Оклемается и будет при деньгах. А ведь всё могло выйти намного интереснее. Сучка хоть и не красавица, но, боже ж мой, какой взгляд! Он просто обещал смачную оргию (управляющий сглотнул слюну)! Так нет же! У нас оказалась очень тонкая, впечатлительная натура! Мы изволили брыкнуться в отключку в самом начале! Мы испугались паучков! Не выдержали прикосновения мохнатых лап к нашей мордочке! Кто же знал, что ублюдок предпочитает мальчиков, а женщин боится так же, как пауков?!

 

Так этого мало: еще и уборщики подосрали! Дважды.

Гости не должны были видеть заросшую грудь и обвисший мужской живот. Совершенно неэстетичное зрелище. Вот если бы ребятки тащили симпатичную девушку – другое дело. Так нет же! На девушках у них ничего не расстегивается! Как назло!

Чокнутого толстопуза надо было прикрыть: еще в Сфере набросить пиджак, застегнуть и только потом вытаскивать на сцену.

Вторая ошибка – башмак. Если бы он попал в кого‑то из гостей – убытков не избежать. Ближайшие к сцене столики – самые дорогие. Ботинки надо было снять или зашнуровать крепче. Тогда бы не пришлось обрывать анекдот на середине.

Ладно, сами не догадались, но почему меня не спросили? Дали, называется, людям связь. А мозги в комплекте приложить забыли.

Что ж, на первый раз ограничимся предупреждением и двухминутной лекцией для всех уборщиков (а заодно узнаем, чем закончилась эта история про двух блондинок). Не сработает – придется репрессировать.

 

Управляющий понимал, что большая часть гостей осталась недовольна зрелищем и может уйти, как только в зале зажжется свет. Выпустить их в таком состоянии – значит потерять работу. Ситуация критическая. На исправление осталось две секунды. Одна…

Таймер загудел и замигал красным.

Не повезло неврастеникам. Придется еще немного посидеть в темноте. Руки управляющего забегали по манипуляторам, программируя Сферу на экстремальное «пробуждение». Из восьми пожарных вариантов он ничтоже сумняшеся выбрал самый мощный и откинулся на спинку кресла с чувством выполненного долга. Но успокоиться не получилось. Левый монитор показывал какую‑то ерунду. Управляющий почувствовал необыкновенную легкость в желудке.

Цифры энергопотребления мелькали с пугающей быстротой. Двести миллиардов джоулей. Двести пятьдесят… Триста… Сфера уже вывела два дополнительных энергоблока на отметку в девяносто процентов от номинальной мощности и включила третий.

Вот и перестроились на неврастеников! Чёрт! Многовато ошибок для одного дня!

Установщики говорили, что дополнительные энергоблоки нужны для страховки, для подпитки системы в особых случаях. Тогда управляющий не придал этим словам должного значения (его больше занимали вопросы кадров и поставщики алкоголя). Да и кто вообще мог подумать, что в холостых режимах (демонстрация, отбивка, заставка, «пробуждение») возможны «особые случаи»?!

 

Ничего, всё будет в порядке, успокаивал себя управляющий.

Ребята из DDD мамой клялись, что у их «девочки» отличный запас прочности и что «функционирование системы во всех режимах абсолютно безопасно для зрителей». Правда… потом эти головастые парни очень настоятельно советовали избегать предельных нагрузок или хотя бы (если так уж неймется) опробовать их в пустом зале. Ничего страшного не случится, говорили они, просто «девочка» проявит характер.

Опробовать предельные нагрузки в пустом зале управляющий не успел.

Всё будет в порядке, снова подумал он. До предельных нагрузок еще далеко. Третий энергоблок так и не заработал. Двух оказалось достаточно. Всё будет в порядке.

Но триста пятьдесят гигаджоулей в холостом режиме – не многовато ли?

По спине управляющего пробежал холодок.

 

Время тьмы истекло.

Да поможет нам Всевышний!

Управляющий щелкнул тумблером – в зале медленно стали загораться люстры и бра на колоннах.

Сфера ощетинилась голубыми искрами. Экраны по бокам засветились белым фоном. Искры пропали, и Сфера покрылась желтым песком, копируя последнее представление. Из песка вылезли черные пауки с человека ростом и, перебирая мохнатыми лапами, разбежались по Сфере. Пауков становилось всё больше и больше. Они полностью покрыли Сферу и начали залезать друг на друга, а снизу появлялись новые мохнатые твари. Сфера, обрастая мутантами слой за слоем, увеличивалась на глазах. Ее раздувало, как воздушный шарик. Казалось, еще немного – и пауки полетят в зал. Зрители ерзали на стульях и, напряженно улыбаясь, как бы невзначай, поглядывали в сторону выхода. Иллюзия выглядела слишком реально.

Но вот хаотическое движение насекомых упорядочилось: они стали двигаться в одном направлении параллельно сцене.

Никто из гостей не заметил, когда остановились пауки и начала вращаться Сфера. Передачу эстафеты не увидел даже управляющий.

Сфера набирала обороты. Пауки слились в черные полосы. Скорость вращения увеличивалась. Зал наполнился оглушающим гулом. Пара секунд – и гул превратился в свист.

С ближайших столиков посдувало салфетки.

Сфера вывела оба дополнительных энергоблока на отметки ста процентов.

Всё должно быть в порядке, снова убеждал себя управляющий, это еще не предел. Но сомнения не отступали. Кто ее знает – «девочка»‑то с характером!

Когда Сфера начала сжиматься в эллипсоид, управляющий засомневался в исправности приводов и решил убавить мощность. Дрожащими пальцами он схватил ползунок и передвинул его в крайнее левое положение. Ничего не изменилось. Управляющий подумал, что ползунок не работает, и рефлекторно передвинул его вправо до упора. Сфера взвизгнула, развивая мощность в двести гигаватт. Управляющий вздрогнул и замер. Прежде чем он закрыл голову руками и упал, Сфера взорвалась… океанскими брызгами.

Управляющий пришел в себя первым. Гости в зале еще корчились на полу, ощущая кожей лица и рук холодные капли (температура – двадцать пять градусов по Цельсию, состав идентичен воде у Калифорнийского побережья), а он уже кусал губы и хлопал себя ладонью по бедру, глядя в зал сквозь брызги на стекле.

Сфера переливалась безмятежными бирюзовыми волнами и мерцала солнечными бликами (нейтральная заставка № 10). Зал наполнили запахи и шум океана.

«Тебе всё шуточки, да?! А я должен чувствовать себя последним неврастеником?! Думаешь, это смешно?! Лучше бы ты взорвалась по‑настоящему! Управляющий сжал кулаки, собираясь ударить по стеклу, но передумал. Пропустить такое шоу! Проморгать самое интересное! Кулаки медленно разжались. Ладно, прости меня… Я всё посмотрю в записи. А теперь мне пора. Пойду искать новое «топливо». Управляющий плотоядно ухмыльнулся. У меня уже есть подходящая цыпочка на примете. Она тебе понравится, обещаю. Специально берег для такого случая. Позабавься с ней как следует! Ха‑ха!

Пару недель назад в клуб заявилась одна симпатяга восемнадцати лет. Наниматься. Опыта работы у нее не было – только свидетельство об окончании левых барменских курсов. Но управляющий быстро сообразил, какой подарок приплыл к нему в руки. Фигуристая куколка. Гости таких любят. Подарок назвался Ольгой. В ту же ночь девчонка встала за барную стойку, и управляющий сразу же о ней забыл.

А сейчас вспомнил. Пришло время воспользоваться подарком…

 

Управляющий послал Сфере воздушный поцелуй, повернулся к зеркалу на двери, одернул фрак, удовлетворенно поцокал языком и начал придирчиво рассматривать свое отражение. Вроде бы всё в порядке, только причесочку поправим – и можно снова наводить ужас на проклятых неврастеников!

Управляющий тщательно следил за своей внешностью. От внешности зависел доход, а тут уж не до шуток.

Черный фрак и неестественной белизны волосы, зачесанные к затылку, производили на зрителей тягостное впечатление. Не сходящая с лица ехидная улыбка только дополняла демонический имидж.

Уже в ночь открытия стало ясно, что управляющий не прогадал. Он искренне радовался, что его затея сработала. Чистое попадание в десятку. Держать гостей в состоянии, близком к трансу, – ради этого стоило покрасить волосы и напрягать мимику.

И хотя сами гости не очень‑то разделяли его восторг, управляющий не расстраивался. Он знал, что чувство прекрасного дано не всем. Мнение плебса можно не учитывать, только суждения истинных эстетов стоит воспринимать всерьез. Управляющий считал, что выглядит на все сто и ничего лучше уже придумать нельзя.

Но, как выяснилось, нет предела совершенству.

Собственники находили управляющего забавным. Однажды они посоветовали ему для полноты картины еще и белые тапочки надевать. Шутили, конечно. Управляющий очень огорчился, что такая гениальная идея не ему первому пришла в голову. В следующую же ночь он вышел на работу в белых туфлях. Казалось бы, мелочь, но как изменился образ! Он стал целостным, многогранным, в нем появилась философия, подтекст! Управляющий был в восторге. Собственники плохого не посоветуют. Вот уж истинные ценители прекрасного!

Управляющий собирался многому у них научиться.

 

Бурные аплодисменты отвлекли его от любовного самосозерцания и вернули к реальности. Гости пришли в себя.

Ну вы и тормоза! подумал управляющий. Жирафы нервные. Он убрал расческу во внутренний карман фрака и отправился на поиски качественного «топлива».

 

* * *

 

На окраине галактики белый туристический лайнер класса «дельта» приблизился к последней точке своей экскурсии, сбросил скорость, заглушил двигатели и затаился, дрейфуя в объятьях Черной пустоты. Пассажиры, забывая дышать, пожирали глазами далекую россыпь белых песчинок – свой родной мир, и ощущали себя богами, способными одним дуновением разметать галактику.

Прошло пять минут. Снова заработали двигатели, корабль развернулся, набрал скорость и лег на обратный курс. В божественной эйфории никто не заметил, как один пассажир вывалился за борт.

Этим пассажиром был Мишка.

Раньше он вываливался на промежуточных остановках. Но что толку? Везде одно и то же (как будто и не убегал никуда): космические течения и звезды, настолько яркие, что он чувствовал их ветер. Сплошное издевательство! Когда вокруг столько соблазнов, разве можно устоять?

И он не выдерживал – тут же начинал прикидывать, какой надо ставить парус, чтобы у соперников не осталось шансов, а потом в ужасе глушил свои мысли безмолвным криком. Звезды вокруг него гасли, течения останавливались, и он сам растворялся во мраке.

Шло время, и всё повторялось.

Пока он не вывалился на конечной.

Идеальное место, спокойное. Как раз для него. Смотровая площадка на окраине галактики. Ни ярких светил, ни космических течений. Только звездная пыль далеко‑далеко впереди.

«Пыль – это хорошо, – думал Мишка. – Пыль – это здорово!»

ОНА ни за что сюда не доберется. Здесь я в безопасности.

Никакой Земли. Никакой воды. Никаких женщин.

Теперь у него впереди только пыль, целые туманности пыли…

Казалось бы, ну уже успокойся и, наконец, возрадуйся. Так нет же, одна каверзная мысль и здесь не давала покоя. А что, если он убежал слишком далеко? Ведь у Вселенной нет края, и если бежать ОЧЕНЬ долго, то обязательно вернешься к старту. А возвращаться Мишка не хотел. Ни за что! Его вполне устраивала пыль…

 

Мишка сидел на последней парте, разглядывал знакомые рисунки на стенах (кстати, совсем не выцветшие), елозил пальцами по рыжей столешнице и вполуха слушал рассказы одноклассников.

Темные окна с крапинками городских огней призывали дезертировать, но Мишка поборол искушение. Куда уж теперь? Сиди, раз пришел, мучайся…

Он вдруг подумал, что встреча выпускников – отличный повод подвести кое‑какие итоги, разобраться с документацией, подготовить отчетность за истекший квартал, проанализировать результаты и даже набросать смету на следующий месяц. А выборочные места можно зачитать вслух перед одноклассниками. В общем‑то, все так и делали.

Мысль вроде бы не страшная и совсем не оригинальная, но призывала к реальности, от которой Мишка так долго бежал.

Он немного подзадержался на старте. Года, эдак, на три. Белая полоса на красном покрытии стадиона. Вот он стоит перед ней, согнувшись над правым коленом и касаясь руками дорожки. Натянутая тетива. Сжатая пружина. Комок мускулов под прицелом десятка телекамер. На нем легкие шорты, майка с цифрой три и суперкроссовки настоящего спринтера. Трибуны замерли в ожидании. Хлопает выстрел – соперников сдувает вперед со страшной скоростью, а у него подошвы приклеились к покрытию… Участники забега уже обсуждают свои результаты, а он всё еще пытается отодрать кроссовки… Трибуны уже опустели, а он всё еще…

Да‑а… Мишка покачал головой. Где уж тут бухгалтерию разводить – нам бы кроссовки оторвать для начала… Мы спортсмены, а не бухгалтеры. Вот! Хотя… какой он, к черту, спортсмен! Так… остаточное явление.

И опять реальность подошла слишком близко. Когда‑то в прошлой жизни он пытался ловить ветер. Говорят, у него неплохо получалось. Кто‑то называл это спортом…

А теперь…

Никчемный ученик жалкой муниципальной школы, обреченный всю жизнь копошиться на задворках Империи, вот кто он такой! Как будто и не было десяти лет после выпуска. Слабость, изможденность и леденящая пустота внутри – отличное дополнение к портрету. Плюс непреходящее чувство собственной ущербности. Хвастаться явно нечем, но просим любить и жаловать!

Пустота – это тяжелее всего. Она обжигает сильнее, чем шквальные ветры Южного океана. Ну да ничего, как‑нибудь потерпит.

Пусть у него еще десять раз ничего не выйдет, только бы не вспоминать…

А вот у одноклассников дела шли в гору.

Олег женился и стал отцом двоих детей. Поздравляем! Но не стоит останавливаться на достигнутом! Олежек, продолжай! Игорь с Антоном скооперировались и на пару открыли автомастерскую. Подросли стритрейсеры. Сколько можно угонять тачки для чужого дяди? Пора и на себя поработать. Илья пробился в вице‑президенты крупной авиакомпании. Спасибо, что предупредил. В ближайшее время стоит воздержаться от полетов. Серега получил докторскую степень по философии. В муниципальном университете! Очень круто! Боец отслужил два года в галактах, и теперь его взяли десантником в Первую штурмовую эскадру. Без комментариев. С первой штурмовой лучше не шутить. О, Всевышний, неужели я всем им завидую? Анечка Кононова…

Когда встала Анечка, Мишка резко перестал массировать парту и разглядывать физические приборы на стенах. Но посмотреть на Анечку так и не решился. Остались окна. Там желтые натриевые фонари, прохлада, никто ни о чем тебя не спрашивает и все жизненные неудачи заканчиваются метров через двести проломленным черепом… Благодать! Вот он идет по тротуару. Навстречу – слепящие фары машин, сверху – желтые пятна фонарей, а в ушах ветер шепчет прокуренным голосом: «Живу вместе со штурманом торгового космофлота… Воспитываю сына и дочку…»

Интересно, кто же все‑таки расписал эти стены? Мишка не заметил, как снова начал елозить руками по парте. Эталоны метра и килограмма…

(Живут вместе, а детей воспитывает одна!)

…пирамида, сфера, тор…

(Хорошо живут, видать!)

…весы, микроскоп, аннигилятор…

(В жены‑то не взял, не удостоилась!)

…реактор, межзвездные двигатели трех поколений…

(Зато работает на Империю. Молодец!)

…и формулы, формулы, формулы… Романтическая наука в пастельных тонах. Кто же такое сотворил? Художник был настоящим пророком. Знал ли он, когда превращал эти стены в музей физики и геометрии, что для многих классов единственным демонстрационным материалом станут его рисунки? Настоящие приборы исчезли из кабинета физики очень давно (Мишка их уже не застал), причем каким‑то совершенно мистическим образом. А нарисованные всё еще здесь. И даже не потускнели.

В имперских школах всё было по‑другому. Там готовили кадры. Оборудование не воровали, уроки не сокращали до двадцати минут, а учителя даже пытались что‑то объяснять. И никакой нужды в настенной живописи.

В своё время Мишка сильно переживал, что не попал в имперскую школу. Идиот! Как будто на окраине галактики это имеет хоть какое‑то значение!

Очередь приближалась… Мишка покрылся испариной. Скоро Наталья Михайловна попросит и его рассказать «пару слов о себе».

Забавная традиция! Пару слов о себе! А если их нет, этих слов? Если тебе нечего сказать? Если тебя забыли на окраине галактики недоделанные боги? Как быть тогда?

Сидеть дома и не портить людям настроение? Но если все‑таки пришел? Встать и уйти? Отпроситься в туалет? Идиотизм какой‑то! Почему нельзя просто встретиться и пообщаться по‑человечески?! Без этих соискательских резюме в устной форме. Да еще и вставать перед всеми! Я же не на работу пришел устраиваться, а встреча выпускников – это не отдел кадров! Так зачем…

Продолжая размышлять в том же духе, Мишка окончательно убедил себя в трех вещах: первое – он прав и вовсе не обязан что‑либо рассказывать о себе, второе – рассказать придется, несмотря на свою правоту, и третье – у него опять начались глюки.

До последнего момента он и не собирался идти на эту встречу. Очень надо! Ностальгия по школе его не мучила, отношения с одноклассниками он не поддерживал, а про учителей вообще старался не вспоминать. Уж больно печальная это тема – учителя муниципальных школ. Храни их Всевышний, только подальше от нас!

И все‑таки он здесь. Зачем? Просто ему очень хотелось пойти хотя бы куда‑нибудь: на окраине галактики слишком одиноко. Не грузить же родителей своими проблемами! У них сейчас только‑только жизнь наладилась. Деньгами помочь – святое дело, а шизофрению свою при этом выплескивать вовсе не обязательно. Стоит увидеться – тут же начнутся расспросы. А потом к любимой песне «Жениться тебе пора» прибавится «Ты бы к доктору сходил». Нетушки, лучше уж на встречу выпускников.

Очередь добралась и до него.

Ну вот и всё – приехали.

Ваш выход, маэстро, зрители заждались – пора на эшафот.

– Мишенька, а ты нам что расскажешь? – елейным голосом спросила Наталья Михайловна.

А я уже пятый год околачиваюсь на окраине галактики. Довольны?

Мишка встал, набрал полную грудь воздуха и с отвагой капитана, ведущего свой корабль сквозь метеоритный поток, быстро проговорил:

– Я ничего не достиг, не добился, не открыл, никого не родил и нигде не работаю…

Не считать же работой глотание пыли на имперских стройках за сотни километров от береговой линии, там, где нет ни бризов, ни муссонов и ни один порыв ветра не напомнит об океане незримой взвесью мельчайших соленых брызг? Только пыль, много пыли, целые туманности… да еще горы строительного мусора, духота и высокий забор по периметру. Это очередной побег, а не работа. Об отряде боевых пловцов Тихоокеанского флота тоже лучше не вспоминать. Зачем лишний раз душу травить? Отслужил – и забыл. Гриф секретности опять же…

– Ну и дурак, – сказала Анечка Кононова. Не сдержалась.

– Прости, что разочаровал, – ответил Мишка и в упор посмотрел на Анечку. Еще красивая, но уже уставшая от жизни. Глаза потухшие, злые, неудовлетворенные. Неказистое серое платье и дурацкая кофта – всё из дешевой синтетики. Докатилась! Как же тебя угораздило, со штурманом‑то? Не в те руки попала птичка певчая. А ведь звонкий был голосок. И глазки светились веселыми искорками. Как же так? Насколько он помнил, Анечка была нормальной девчонкой (без лишних заморочек), умудрялась неплохо учиться и давала списывать по первой просьбе. Еще он помнил, что Анечка не курила. Мишка совсем не хотел портить ей настроение водопадом своих жизненных неудач. Просто Наталья Михайловна спросила и он честно ответил. Так уж получилось. Впрочем, последние годы у него всё в жизни получалось примерно так же. Честно и ни к чему.

Кто знает, будь он в свое время порешительнее с девушками, его симпатии к Анечке могли бы вырасти…

– А как же твоя кругосветка? – спросила Наталья Михайловна, и Мишкины симпатии к Анечке так ни во что и не выросли, даже в мыслях. – Ты же из клуба моряков не вылезал, всё мечтал обойти вокруг света на суперъяхте. Только и говорил о своих «семерках». Столько готовился. И что?

И ничего… Не судьба. Теперь у Анечки двое детей от какого‑то штурмана (кстати, наверняка женатого). Кто успел, тот и съел. Я только не понимаю, зачем надо было портить такую девчонку и превращать ее в занюханное чучело. Все эти ребята, как только начинают работать на Империю, думают…

– Мишенька, ау! Ты еще с нами?

– Что? Простите, задумался… – Он виновато заморгал и огляделся.

– О нет‑нет, это ты нас прости, что отвлекаем от важных мыслей… – Наталья Михайловна выдержала многозначительную паузу и мило улыбнулась. Не женщина, а само благодушие. – Но, может быть, все‑таки расскажешь нам про свою кругосветку? Мне бы очень хотелось узнать, чем это всё закончилось?

Ничего еще не закончилось…

Каждую ночь он чувствует ее пальцы на своем горле. Синее распухшее лицо утопленницы склоняется над ним перед сном, чтобы поцеловать и пожелать спокойной ночи. Она соскучилась по его теплым сильным рукам, по его крепким объятьям. Она беспокоится о своем добром, заботливом спасителе. Она боится, что он ее забыл. А ведь больше у нее никого нет. Она открывает рот, извергая фонтан белой пены, и хохочет. Она радуется встрече. Он вскакивает с кровати, бегает кругами по комнате, натыкается на стулья и шкафы, но не может найти дверь. В нос бьют запахи перегара и гнилых водорослей… Пена заполняет комнату и уже касается люстры. Он всё еще пытается найти дверь, барахтаясь под самым потолком, и вдруг чувствует костлявые, холодные пальцы у себя на горле. Ночная гостья перестает хохотать и шепчет ему в ухо: «Куда же ты, тепленький? Пойдем со мной. У нас хорошо. Тебя никто не обидит». Тиски на горле сжимаются сильнее и наливаются неподъемной тяжестью. В глазах расплываются радужные круги. Он пытается отодрать ее пальцы, скользкие, как рыбья чешуя, но без толку: они тянут его глубже и глубже в темную бездну, пока боль в ушах не заполняет его сознание.

Каждую ночь она приходит за ним… Каждое утро он пытается выплыть обратно. Так и живут…

Ничего еще не закончилось.

Мишка почувствовал, как пол зашатался у него под ногами. Пастельные микроскопы и генераторы немного сдвинулись. Он инстинктивно вытянул руку, коснулся стены (ладонь легла в центр сферы) – и окружающий мир вновь обрел ясность.

– Без меня уплыли, – ответил он. Сейчас бы водички глотнуть.

– Почему? – сочувственно спросила Наталья Михайловна и едва не прослезилась. Даже очки на всякий случай сняла.

Потому что я дурак, подумал Мишка. Хотя это уже не новость. Анечка всех просветила.

И еще он подумал, что на окраине галактики не так уж плохо.

Так почему? Почему? ПОЧЕМУ?

– Потому что… во время тренировочного выхода в море я принял неправильное решение и в результате погиб человек. – Мишка неожиданно успокоился. Пальцы перестали скользить по парте, голос зазвучал ровно и отстраненно: – После этого меня исключили из команды. Когда через неделю я пришел в порт, мне предложили поучаствовать в гонке на швертботах. Мореходку тоже пришлось оставить. Им такие выпускники не нужны.

– А что такое швертбот? – выкрикнул Боец.

– Представь, что тебя пересадили со штурмовика на аварийную капсулу, – ответил Мишка.

– Какая трагедия! – всплеснула руками Наталья Михайловна. – Прости, я не знала. Не хотела напоминать.

Не хотела бы – не напоминала! И за что ты меня до сих пор ненавидишь?

– Ничего страшного, я и не забывал. Мы часто видимся.

– Вот как? – Наталья Михайловна водрузила очки на нос и посмотрела на Мишку поверх стекол.

– Да, регулярно. По ночам.

Мишка говорил и ничего не чувствовал.

НИЧЕГО.

А потом стало холодно и засосало под ложечкой.

Комок леденящей пустоты внутри Мишкиного тела взорвался мириадами звезд и туманностей, в одно мгновенье сменив декорации.

Ну вот мы и дома. Смотровая площадка на окраине галактики. Последнее прибежище заторможенного аутиста. Знал ведь, скотина, где вывалиться за борт! Удачное место, красивое. Тут почти всё по‑прежнему. Только тумана прибавилось, и он подбирается всё ближе. Вселенная расширяется. Неужели и отсюда придется бежать?

Ну почему ему так не везет с женщинами? То он слишком нерешительный, то наоборот – как проявит инициативу, так потом только на окраине галактики и спасается.

Что он сделал не так?

Странная штука – удача, она шла вместе с ним рука об руку над каждым кладбищем парусных кораблей, а потом в теплой спокойной воде фешенебельного курорта, среди восторженного визга детей и томных взглядов красавиц в бикини, вдруг отвернулась и куда‑то исчезла.

 

Это был обычный выход в море. Они только‑только получили новую тренировочную яхту – рабочую лошадку шестого поколения – и хотели отработать повороты на короткой волне. Яхта шла правым галсом вдоль берега. Он стоял рулевым. Вдруг видит справа по борту какое‑то пятно. Присмотрелся: черное пальто, слипшиеся темные волосы. Утопленник? Он зовет пацанов, отдает штурвал и прыгает в воду. Вынырнул уже возле тела, перевернул его: распухшее синее лицо, открытый рот, полный пены, глаза закрыты. Затащили бедолагу на яхту, присмотрелись – бомжиха, в зюзю пьяная. Раздели, начали откачивать – она заблевала всю палубу, пришла в себя, посмотрела на них, обматерила и отрубилась. Пульса нет, сердце не бьётся. Что делать – непонятно. Он смотрит на пацанов – те отворачиваются. Тут на палубу поднимается тренер, выясняет ситуацию и сообщает:

– Женщина на корабле к несчастью. Нашим спонсорам это не понравится.

Тишина.

Все молчат.

До порта уже километров пять, ясно, что не успеют. До берега – метров двести. Там пляж, спасатели, но с ними нет прямой связи. Он сидит возле мертвой бомжихи, а вся команда стоит и смотрит на него, как на преступника. Им, видишь ли, несчастья на борту не нужны.

– Ну и что мне делать? – спрашивает он тренера. Вместо ответа – молчаливый кивок за борт в сторону горизонта.

Он берет утопленницу под сини рученьки – и в воду. Сам, разумеется, вместе с ней. Одной рукой гребет, другой бомжиху придерживает. Думает дотащить труп до берега и сказать, что уже мертвую нашел. Тут она глаза открывает. Он ускорился. Еще трижды она открывала глаза, дважды хватала его за шею и душила. Он выполз на берег и начал ее откачивать. Вокруг собралась толпа, какие‑то мужики стали ему помогать. Через двадцать секунд прибежали спасатели и фельдшер. Поздно. Ни черта они сделать не смогли.

Куда, спрашивается, смотрели спасатели? Чем они были заняты? Почему не заметили купальщицу в пальто?

Он полежал на песочке еще полчаса, проблевался морской водой, подождал, пока отпустят судороги в ногах, неуверенно встал и огляделся.

Слепящее солнце, желтый песок, белые шезлонги под яркими зонтиками, загорелые тела с холодными коктейлями в руках, беззаботные дети, гоняющиеся друг за другом, белые паруса шестидесятифутовой красавицы у самого горизонта…

Далеко уплыли…

Ласковый шепот безобидных волн, тоскливые крики чаек и детский смех.

Едва ощутимый бриз приятно щекочет кожу. Безмятежность, разлитая в воздухе, убаюкивает и дурманит.

Райский уголок на атлантическом побережье. Ожившая картинка рекламного буклета.

«Ничего не было», – шепчут волны. «Тебе просто показалось», – вторит им ласковый бриз. «Всё правильно», – радостно соглашается Мишка, а шея у него болит, потому что вчера он застудил мышцы на ветру. Всё очень просто, и не о чем переживать. Да и откуда в этом райском уголке с длинноногими красавицами могла взяться пьяная, вонючая бомжиха в черном драповом пальто?! Не было ее. Здесь таким не место. Как, впрочем, и ему…

Теперь уже и ему.

Ничего не было.

Просто только что закончилась его карьера. Просто он больше не сможет сорваться с волны и на скорости тридцать узлов провести старую кевларовую яхту между двумя подтопленными обломками айсберга. Просто что‑то сломалось у него внутри.

Ничего не было.

Он вынул из левого уха золотую серьгу, бросил ее в песок (одним движеньем зачеркнув семь лет жизни), помахал на прощанье чайкам и ушел с пляжа.

Следы от пальцев «несуществующей» утопленницы держались на его шее неделю. Мишкины знакомые, увидевшие эти серо‑буро‑малиновые пятна, или с улыбкой опускали глаза, или многозначительно и с чувством пожимали ему руку. Они почему‑то были уверены, что разукрашенная Мишкина шея – последствия бурной страсти. Мишку такая реакция вполне устраивала: раз все всё понимают, то и объяснять никому ничего не надо. Ну так и пусть себе улыбаются на здоровье…

Ему не хватило двадцати секунд. Сколько он плыл? Три минуты, четыре, пять, шесть? Да кто ж знает.

Тогда он думал, что выложился по максимуму и сделал всё, что мог. Какая самонадеянность! Сейчас он видел всё несколько иначе. Надо было не поднимать бомжиху на яхту, а сразу тащить к берегу. Или хотя бы надеть ласты. Или плыть не к берегу, а к причалу. Или метров сто пройти на яхте, связавшись со спасателями через порт, а потом уже прыгать в воду. Или хотя бы надеть на нее жилет. Или… Целая куча ошибок. Легко могли бы выиграть минуту. Но спонсорам это бы не понравилось.

А теперь уже поздно. Теперь только черная пустота при<