История пятая. Потерявшийся мальчик.

 

Не знаю как насчёт Фэй, но лично мне наше с нею знакомство пошло только на пользу. Раньше я бездарно тратил время, просиживая штаны перед компьютером за какими‑нибудь «Пожелтевшими Летописями VI», целиком и полностью погруженный в виртуальные миры. Теперь же я стал проводить перед компьютером куда меньше времени, основную часть проводя в городской библиотеке. Нет, я делал это не ради учёбы, как можно было бы подумать. Всё это делалось ради того, чтобы кое‑кому утереть нос по части познаний во всяком там непознанном‑сверхъестественном. Проблема была лишь в том, что у Фэй, похоже, литературы было куда больше, чем я мог отыскать в нашей библиотеке. Но мечтать – не вредно, не так ли? Только одна мысль о том, что её самодовольное… стоп, Фэй как раз не самодовольная. Информацию она бросает вскользь, не придавая ей особого значения. Это‑то и бесит! Выскочка!

Я с силой захлопнул книги и покраснел, заметив, что на меня с любопытством уставился, чуть ли не весь читальный зал. Ещё бы, от такого звука… И здесь Фэй тоже виновата. Да, блин, куда ни ткни пальцем, везде она замешана! Надо бы отыскать для этой умницы‑разумницы такую загадку, которая оказалась бы ей не по зубам… Вот только где мне такую взять?..

Рассеянно пролистав газеты, я в который раз отметил, что если что‑то упорно ищешь, то, как правило, не находишь. Все интересные загадки и явления происходили в Англии, США, Франции… да где угодно, но только не в России. Сегодня, по‑крайней мере, паранормальные явления обошли нашу страну своим вниманием. День явно не задался… А может, я мыслю слишком глобально и надо обратить внимание на что‑то более мелкое?.. Вряд ли Фэй, даже со всеми её познаниями вот так вот, с ходу даст мне ответ на вопрос, что волнует учёных во всём мире: как именно каменные блоки, используемые для сооружения пирамид, доставлялись на стройплощадку?

Так, мелкое происшествие. Но, желательно такое, чтобы Фэй его сходу не разгадала. Точно! Отец недавно рассказал мне один случай, который мог бы оказаться самым, что ни на есть обыденным, если бы в нём не отсутствовало столько важных деталей…

 

* * *

 

Дорога к дому Фэй

Точка зрения Вадима

Была и ещё одна причина, по которой я, ну никак не мог заявиться без «загадочного происшествия». Фэй, похоже, была из тех, кто не любит, когда её беспокоят по пустякам. А бесцельный поход в гости для неё – самый пустячный пустяк. Можете мне поверить, я пытался. Но всякий раз, когда я просто хотел поговорить с девушкой о всяких мелочах, вроде завтрашней погоды или любимой телепередаче, как она хмурилась и, как только я допивал чай – выставляла меня за дверь. Я так и не понял, что её не устраивало больше – погода или телепередача. С другой стороны в куче антиквариата, коим был наполнен дом Фэй, вряд ли было место телевизору.

Я перешёл дорогу и направился в сторону дома Фэй, искренне радуясь, что сегодня был лёгкий туман, а потому мне не придётся искать входную дверь на ощупь, как это было в мои прошлые посещения. С поисками стенки дело тоже обстояло не лучше. «Постучи в стенку! Ты же знаешь, примерно, на каком уровне она находится?» – примерно так сказала Фэй. Правда, её не интересовало, каким именно образом я буду искать эту невидимую стенку! Да и вообще… что это за дом такой, видимый лишь при тумане? Фэй всегда отмалчивается, когда я задаю ей этот вопрос. Когда туман отсутствует, то здесь просто пустое пространство между домами…

Я несколько раз стукнул в дверь. Нет ответа. Уснула она там, что ли? Я ещё раз постучал в дверь. И опять единственным ответом мне была тишина. Без особой надежды я потряс дверную ручку. Легонько потряс. Нет, правда, кто же знал, что она останется у меня в руке?!

– Незачем мой дом ломать, – укоризненно произнес голос Фэй откуда‑то из‑за спины.

Спустя пару минут, из тумана появилась и хозяйка голоса, чьи руки были заняты покупками:

– Вот что случается, стоит лишь ненадолго покинуть дом, – вздохнула Фэй, ставя пакеты на землю и доставая ключ. – Надеюсь, ты в силах починить то, что сломал.

– Но я не умею!.. – слабо запротестовал я.

– Скотч или клей? – не принимающим возражений тоном осведомилась Фэй, открыв дверь.

– Скотч… – я понял, что спорить бесполезно и обречённо вздохнул.

 

* * *

 

На пороге её дома.

Точка зрения Фэй.

Тот, кто умеет ломать, должен суметь и починить. Пока Вадим пытался сообразить, как же именно ему предстояло присоединить ручку обратно к двери, я, не теряя времени даром, сделала чай. Затем насыпала в тарелку конфет, поставила всё это на поднос и вынесла на порог, где трудился в поте лица мальчик.

– Ты похожа на Безумного Шляпника, – проворчал Вадим, присаживаясь на порог и беря в руки чашку с чаем. – Как ни приду, всё чай хлещешь.

– Будь я и впрямь Безумным Шляпником, стрелки моих часов навечно застыли бы на шести, – возразила я, делая глоток из чашки, и с тревогой наблюдая за косо прикреплённой ручкой, у которой был такой вид, будто она вот‑вот снова отвалится.

– Тоже правильно, – охотно согласился Вадим, беря из тарелки конфетку. – Я вот по какому поводу пришёл… Ты же не откажешься в очередной раз поблистать интеллектом и разгадать загадку?

– Смотря, какая загадка, – уклончиво заметила я и, покосившись на свой браслет, добавила: – Всё же я ненастоящий детектив да и силы мои ограничены пределом человеческих возможностей.

– О, загадка достаточно проста, – Вадим съел конфету и облизнулся. – Вкусно. Так, о чём это я? Загадка простая, но в ней наблюдается явная нехватка данных.

– С этого места поподробнее, – я сделала ещё один глоток из кружки.

– К отцу в отделение пришла некая Кочетова, которая хотела написать заявление, – принялся излагать подробности мальчик. – У неё пропал сын, когда они возвращались домой после посещения торгового центра. Причём, странное дело: всё время, пока она шла, то держала сына за руку, поэтому его исчезновение и кажется удивительным. Да ещё утверждает, будто бы каждый раз, когда она проходит мимо перекрёстка, где исчез её сын, то постоянно слышит тихие детские всхлипывания. Заявление о пропаже сына она написала, а вот настоять на том, чтобы зарегистрировали поступление этого самого заявления – забыла. Ну, и как это у нас повсеместно распространено – едва гражданка вышла за дверь, как её заявление тут же выкинули в мусорное ведро, решив, что если она ещё раз придет сказать, что искали‑искали, но не нашли. И принести извинения, как обычно это делается.

– В этом случае всё упирается в скудность данных, – я допила чай и поставила кружку на поднос. – Скорее всего, в тот промежуток между торговым центром и возвращением домой и произошло нечто важное, что ускользнуло от внимания Кочетовой. Она не сказала, на каком именно отрезке пути обнаружила, что сын исчез?

– Сказала. На перекрёстке Победы и Синицинской. Отец это очень хорошо запомнил, потому что, как раз там располагается неплохая пивная… – от моего взгляда не укрылось, что пока Вадим рассказывал, то втихомолку распихивал конфеты по карманам (мне не жалко, но, всё же, можно было просто попросить).

– Отлично. Туда и отправимся сейчас, – кивнула я и в этот момент злосчастная ручка отклеилась и рухнула на порог. – Точнее, после того, как ты примотаешь дверную ручку на место.

Вадим застонал и снова взялся за скотч.

 

* * *

 

Точка зрения Фэй.

Перекрёсток как перекрёсток. Совершенно ничего особенного: толпы людей, настолько погруженных в свои заботы, что не видят, какой цвет горит сейчас на светофоре; бесконечные потоки машин самых разнообразных моделей проносящихся по дороге да мелкие магазинчики, пристроившиеся на первых этажах домов. Искать хоть какие‑то следы потерявшегося ребёнка, не зная даже, как он выглядит, было, по меньшей мере, неразумно. Кстати, о неразумности…

– Описание мальчика, надеюсь, у тебя имеется? Хоть приблизительное? – Я отошла в сторонку, чтобы меня не смели люди, выходящие из автобуса.

– Разумеется, я всё записал со слов отца, – Вадим вытащил из кармана джинсов помятый листок и разгладил его. – Мальчик лет девяти‑десяти, маленького роста, был одет в зелёную футболку с гиппопотамом, синие джинсы и кроссовки. Волосы русые, короткие. Глаза серые. Зовут Володей.

– Ты хочешь сказать, что твой отец настолько подробно запомнил описание мальчика после первого же раза? – удивилась я. – Я думала, у следователей за один день куда больше заявлений поступает и им некогда запоминать каждое в таких подробностях…

– А зачем моему отцу было это запоминать? – в свою очередь удивился Вадим. – Он просто подобрал заявление, которое сотрудники смяли и выкинули в мусорную корзину… А потом принёс домой и показал мне.

– Стоп. Ты же сказал, что записывал со слов отца, – напомнила я Вадиму.

– Так и было. Отец вслух зачитывал мне заявление, а я – записывал, – пояснил Вадим. – У этой Кочетовой жутко непонятный почерк… Ну, что, приступаем к поискам?

– Да‑да, приступаем, – буркнула я.

Мы изучили улицу и пешеходный переход вдоль и поперёк, опрашивали прохожих (которые шарахались от нас как от чумы), но… всё без толку. По лицу Вадима уже расползалась ехидная усмешка. Разумеется, ему бы очень хотелось, чтобы мы ничего и никого не обнаружили, а если быть точной, то я не обнаружила бы. Именно поэтому из всех «загадочных» дел он выбрал дело о «пропавшем мальчике». Чем меньше данных – тем выше шанс на мою неудачу. Если Вадим хотел добиться именно этого, то он сейчас был как никогда близок к цели. Какими бы познаниями в паранормальных явлениях я бы ни обладала, этого было явно недостаточно, чтобы раскрыть это дело. Помочь мне не ударить лицом в глаз мог только случай. И он, как это иногда бывает, не заставил себя долго ждать.

Когда я проходила мимо какого‑то переулка, мне показалось, будто я слышу чей‑то тихий плач. Я заглянула туда и увидела мальчика в зелёной футболке с гиппопотамом, в точности соответствовавшего описанию, предоставленному мне Вадимом (который, как назло, куда‑то запропастился и поэтому не был свидетелем моего триумфа).

– Володя, это ты? – тихо окликнула я мальчика.

Мальчик перестал плакать и посмотрел на меня:

– Я хочу домой… Тётенька, пожалуйста, отведите меня домой, к маме! Я уже несколько раз пытался найти дорогу сам… но не выходит!

– Как это так… – пробормотала я и попыталась взять мальчика за руку, которую он доверчиво протянул ко мне.

Вот именно что попыталась. Моя рука прошла сквозь него. На мгновение я застыла, обдумывая, что же это может означать.

– А, вот ты где, Фэй, – вернувшийся Вадим последовал моему примеру и заглянул в переулок. – Что это ты там такое увидела, а? Обычный тёмный переулок. К тому же загаженный, ты только взгляни на все эти бычки и прочее…

– Что значит, никого нет? – дрожащим голосом спросил Володя. – Но я же здесь! Я здесь! Я кричал и звал… но меня никто не слышал. Только вы, тётенька. Что происходит?

– Мама… – севшим голосом спросила я у мальчика, предчувствуя, что сейчас подтвердятся мои самые худшие предположения. – Твоя мама… Когда ты шёл с ней… Она не ругалась?

– Ругалась, – вздохнул мальчик. – Я сильно запачкал джинсы, и мама сказала… сказала…

– С кем это ты разговариваешь? – встрял любопытный Вадим, но я лишь нетерпеливо махнула рукой.

– Она прокляла тебя? – едва слышно сказала я.

– Да… – мальчик замялся. – Мама сказала, что «будь ты проклят»… У неё было такое злое лицо. Но это же она пошутила, ведь правда? Правда, ведь?!

Я сделала шаг назад. Мне доводилось слышать о жертвах родительских проклятий. Эти несчастные души становились озлобленными на всё живое полтергейстами или же несносными домовыми. Володю мать прокляла не до конца и потому всё ещё могла слышать его голос. Если бы мальчик был проклят до конца, то он бы уже перевоплотился в злобную потустороннюю сущность… В любом случае, я ничем не могу помочь этому несчастному созданию, что обречено на вечные скитания между миром духов и людей.

– Извини… Володя, я ничем не могу тебе помочь, – я быстро отвернулась от мальчика и зашагала прочь. – Я бы правда хотела, но не могу.

– Эй, куда это ты устремилась? А как же поиски? – завопил Вадим, бросаясь за мной.

– Тётенька… – кричал мне вслед мальчик. – Пожалуйста, не оставляйте меня одного, тётенька!

Но вскоре и эти слабые крики заглушил шум толпы.

Мы не всегда можем осуществить всё, что желаем. Есть некий предел, который мы не в силах преступить. Всё, что я могла сделать – уже было сделано. Что будет дальше – уже не моя забота, как бы жестоко это ни прозвучало.