Я вопросительно взглянул на дона Хуана.

- Нагваль смещает точку сборки, и все же не он сам делает это, сказал дон Хуан. - Возможно, тебе будет понятнее, если я скажу, что _дух_ проявляется в соответствии с безупречностью Нагваля. _Дух_ может смещать точку сборки в результате простого присутствия безупречного Нагваля." (VIII, 157)

Пронизывая мироздание и в каждой точке его зарождаясь, эта универсальная сила делается явной, подчеркнуто эффективной, когда встречает свободное, ничем не затрудненное пространство для своей манифестации. Конечно, мы не можем объяснить этого иначе, как прибегая к метафорам или аналогиям. Мы не знаем и, быть может, не способны знать природу и сущность этого процесса. Древние находили достаточным объяснение подобных вещей симпатическими связями. Как бы то ни было, _безличное_, утвердившись во внутреннем мире существа, притягивает (усиливает, актуализирует, раскрывает?) _безличное_ универсума во всей его невыразимости, необъяснимости, с его загадочной устремленностью и скрытой мощью.

Таким образом, _безупречность_ - практика, смахивающая, казалось бы, лишь на рациональную психотерапию, дисциплина, позволяющая избежать стрессов, разочарований и других огорчений, а также повышающая эффективность любого действия, предпринимаемого субъектом, - оказывается в сокровенном смысле _дверью_, _путем_ в Непостижимое и раскрывает поистине магические перспективы.

ГЛАВА 7. СНОВИДЕНИЕ И СТАЛКИНГ

Внимание сновидения

_Сновидение - полноценное психическое явление. Оно - осуществление

желания_.

З. Фрейд

_Сновидение_ - важнейшая техника в дон-хуановской магии. Именно через _сновидение_ воин получает регулярный доступ к измененным режимам восприятия, используя мир грез как тренировочную площадку для развития экзотических умений и способностей. Очевидно, пристальное внимание ко сну и вывело дисциплину дона Хуана на столь высокий уровень в деле освоения энергетики _нагуаля_. Многие оккультные течения прилагают массу усилий для достижения экстаза, признавая за этим состоянием исключительную роль в развитии магической потенции субъекта, а ведь состояние сновидения остается, пожалуй, самой доступной и регулярно настигающей человека разновидностью "экстаза". Мы, конечно, не станем утверждать, будто Кастанеда первым открыл цивилизованному миру возможность использования сновидений в оккультных целях, однако _способ_, предложенный в его книгах, степень разработанности метода, да и сам подход к природе сновидений - все это глубоко оригинально. Масштабы данной темы столь огромны, а значение ее столь велико, что следовало бы посвятить сновидению отдельную книгу. Так что, мы сможем предложить вашему вниманию только самые важные моменты этой особенной методики, нисколько не претендуя на ее исчерпывающее описание.

Прежде чем погрузиться в пучины магического опыта (к чему нас неминуемо приведет исследование _сновидения_), надо твердо уяснить: мы будем постоянно иметь дело с необычными играми _тоналя_, пересекающего неизмеримый и неописуемый _нагуаль_. О самом _нагуале_ как реальном источнике опыта мы вряд ли будем рассуждать много, хотя бы потому, что _разуму_ о нем нечего сказать. Читатель конечно, вправе спросить: зачем же тогда автор так настойчиво и подробно описывает дорогу в _нагуаль_, если маг в конечном счете не достигает его? Во-первых, следует помнить, что будучи Реальностью вне интерпретации, бытием _вне_ человека и _помимо_ него, _нагуаль_ не может быть достигнут так, как это воображает тональ. Реальность - это не конечный пункт интеллектуального поиска и не высший взлет интуиции, это не конкретность знания или чувства, хотя безусловно включает в себя и это. Человек способен постигать только эффекты бытия, но не само бытие. Мы уже говорили, что нагуаль безразличен к информации, но предоставляет субъекту самого себя как поле для операций на основе резонансных процессов, присущих восприятию (см. главу 4). Все нижеследующее только подтверждает данный тезис. Постижение _нагуаля_ не информативно, а потому представлено сознанию лишь в виде эффекта или функции, зато в этом виде оно исчерпывающе. Мы не можем описать его, так как не можем составить адекватной интерпретации его восприятия, но в момент действия _нагуаль_ при определенных условиях целиком вовлекается в "магическую" работу воина. Что же это за условия? Прежде всего, речь идет о совершенстве внимания и гибкости всего перцептуального аппарата человека, что достигается через _осознание_ нагуаля в предложенной концепции дон-хуановского знания. Другими словами, только всестороннее постижение _условности_ любой интерпретации восприятия позволяет использовать эффект нагуаля во всей его полноте. Можно также сказать, что _нагуаль_ - это квинтэссенция свободы, и лишь свободное сознание способно вкусить его дары. Свобода же познается через осознание несвободы и последовательное растождествление с механизмом ограничений. Вот почему крайне важно вначале постичь работу _тоналя_, разрушить "описание мира" и указать на реальность того, что лежат за описанием, определив направление, следуя которому можно приблизиться к внеразумному бытию. _Нагуаль_ - это дыхание чистой энергии и сущность _воли_. Любой его образ всегда наивен - как во сне, так и наяву. Потому техника _сновидения_, о которой мы собираемся рассказать, не должна служить материалом для мифа или давать повод к еще одному бегству в мир иллюзий. Как и все в системе дона Хуана, _сновидение_ - крайне трезвая и прагматическая техника. Иначе говоря, это отрешенное погружение в иллюзорную реальность с целью научиться жить в реальности подлинной. Но прежде чем приступить к самой технике, нам необходимо разобраться в природе сновидения, по сей день остающегося довольно загадочным явлением в психической жизни человека. История цивилизации знает два полярно противоположных подхода к проблеме сновидения. Если в древности люди были склонны верить в реальность всего происходящего во сне, то затем развитие абстрактного мышления и углубление интроспекции привело к полному отрицанию объективности восприятия во сне. Как нам кажется, сама возможность столь крайних идей по поводу одного предмета должна наводить на размышления. В самом деле - что заставляло древних видеть в ночных грезах реальные странствия души? Некоторые исследователи придерживаются мнения, что наши предки вообще плохо различали реальность и галлюцинацию. В подобное слабоумие человека, отчаянно боровшегося за выживание (и, между прочим, добившегося своего), трудно поверить. Ведь опыт сновидения и реальной жизни при всей их схожести все-таки довольно различен. Далеко не всегда мы видим во сне нечто последовательное и вразумительное, о практической же ценности ночных видений можно говорить исключительно редко, хотя подобные отучай действительно привлекают к себе внимание. Но достаточный ли это повод для широкого распространения религиозных фантазий среди различных культур и цивилизаций?

Практически все народы и племена в свое время воспринимали сновидение как путешествие некоторой летучей части существа по реальным, но недоступным наяву пространствам. В отдельных случаях разрабатывались целые теории о множественности душ, одной из которых обязательно приписывалась способность покидать тело во сне. Такие воззрения можно найти у древних китайцев, индусов, греков и египтян. У многих примитивных народов идеи этого рода бытуют до сих пор. Например, североамериканские индейцы-алгонкины полагают, что одна душа выходит из тела, чтобы видеть сны, а другая остается хранить жизненную силу. Страна духов, куда отправляется сновидец, - не просто причудливый и далекий край. Это очень важное место, где можно обрести силу и знание, т.е. вещи, практически необходимые для человеческого сообщества. Именно тот, кто видел яркие и продолжительные сны, считался наиболее подходящей кандидатурой на шамана или духовного вождя племени. Сама инициация шамана или знахаря включала в себя интенсивное погружение в мир сновидений. Э. Тайлор, например, пишет:

"Для посвящения австралийского туземного врача считается необходимым, чтобы он в течение по крайней мере двух или трех дней оставался в царстве духов. Кондский жрец перед своим посвящением остается от одного до четырнадцати дней в усыпленном состоянии вследствие того, что одна из его душ отлетает к высшему божеству. У гренландских ангекоков душа покидает тело, посещая домашних демонов. Туранский шаман лежит в летаргии, пока его душа странствует, отыскивая мудрость, скрытую в стране духов." (Первобытная культура, с. 219.)

Тот же исследователь упоминает о повериях североамериканских индейцев, будто "душа спящего оставляет его тело и ищет предметов, которые для нее привлекательны". Подобные идеи распространены среди новозеландцев, тагалов с острова Люсона и других туземных племен. Упоминаются Веданта и Каббала - в качестве учений, признающих странствия души во время сна. В связи с этим любопытно узнать отношение зулусов к своим прорицателям: "Что касается человека, впадающего в болезненное состояние духовидца по профессии, призраки постоянно приходят говорить с ним во сне, пока он не сделается, по меткому выражению туземцев, "жилищем снов". (Там же, с. 221.)

Как видите, отношение к ночным грезам однотипно у представителей различных культур. Подобных примеров можно привести множество. Нельзя не учитывать, что американские индейцы относятся как раз к той этнической общности и тому культурному пространству, где сны играли чрезвычайно важную роль. Эту особенность отмечает, например, чешский американист Милослав Стингл: "[Магическая сила]... по представлениям прерийных индейцев, могла находиться в птице, рыбе, дереве, траве, цветке или былинке. Общение с этой таинственной силой могло осуществляться либо в полном уединении, либо во сне... В жизни индейца сны играли исключительную роль. Женщины, увидев во сне орнаменты, украшали ими типи [жилища - А. К.] и нарядные пояса. Юношам, будущим воинам прерий (например, у омаха), "божественный сон" часто предвещал изменение всей прежней жизни. "(М. Стингл. Индейцы без томагавков.)

Таким образом, в общеиндейском культурном контексте дон-хуановская техника, использующая сновидения, кажется вполне органичной, хотя сами взгляды на сон как на реальность у современного человека вызывают, в основном, недоумение. Еще бы! Двадцатый век подарил нам целый букет теорий, довольно убедительно разъясняющих сущность, механизм сновидения, его особую роль в жизни как личности, так и социума. Величайшим толкователем снов и автором оригинального учения о снах был, конечно, Фрейд. Его ученик Карл Юнг, в большей степени склонный к "мистическому" в науке, ввел понятие "коллективного бессознательного", что объяснило (по мнению юнгианцев) целую область однотипных моментов сновидений, плохо поддававшихся фрейдистской интерпретации. Помимо психоаналитических теорий есть немало таких, что рассматривают психофизиологическую природу сна, его биохимию, биоэнергетику и т.д. Нельзя не согласиться с тем, что психоанализ прояснил один весьма существенный момент в отношении сновидений: мы наконец поняли, какая сложная работа подсознательного лежит между _содержанием_ сна и его _смыслом_. Как нам кажется, именно в этом пункте зарождаются новые сомнения в привычном рационализме научного подхода. Поначалу это вовсе не бросается в глаза: содержание сна настойчиво определяется как совокупность субъективных переживаний галлюцинаторного типа, осуществляющих подсознательные влечения или страхи индивидуума. Но тут напрашивается спровоцированный психоанализом вопрос: если то, что мы видим во сне, может быть таким сложным превращением подсознательных импульсов, скрытых от нас и в процессе сновидения и по окончании его, если дистанция между смыслом и содержанием видений столь значительна, как можно знать наверняка природу всякого человеческого сна? Парадоксальным образом психоанализ удалил от нас источник сновидения в непроглядный мрак неосознаваемого пространства. Если прежде сумбурность и непредсказуемость грез очевидно доказывали их иллюзорность, то теперь мы знаем, что подсознательное может "зашифровать" подлинное содержание импульса самым невероятным на первый взгляд способом. В расшифровке сна аналитики сталкиваются по крайней мере с двумя серьезными проблемами: во-первых, с крайней аморфностью и семантической подвижностью символов, что позволяет наделить смыслом практически все и, во-вторых, с принципиальной непостижимостью _источника_ или триггера сновидения. Вторая проблема лишь вначале может показаться чисто теоретической. Вот самый простой пример: пациенту снится, что его душит змея. Если тому причиной подсознательный конфликт, то аналитик имеет шанс вскрыть его содержание. Но ведь могут быть и иные причины: духота в спальне, неудобная поза, нарушение сердечной деятельности, начальная стадия бронхиальной астмы и т.д. и т.п. Конечно, в таком простом случае все выяснится рано или поздно

- но как быть, если источник впечатлений не столь очевиден? Например, Зигмунд Фрейд в известной лекции "Сновидение и оккультизм" не отрицает возможности телепатической перцепции, способной послужить элементом, обусловливающим содержание сна. Напротив, оставаясь на позициях объективного исследователя, он показывает, как работа подсознательного могла бы исказить телепатический сигнал почти до неузнаваемости, и видит немалую заслугу психоанализа в том, что подобные расшифровки вообще стали возможны. Карл Юнг, также много занимавшийся сновидениями, нашел фрейдистский метод недостаточным, а его выводы не всегда корректными. Многообразный материал, поставляемый сновидцами, заставил Юнга ввести в концепцию новую область психики - "коллективное бессознательное" - и новый символический язык архетипов. Однако проблема вовсе не разрешена. Ничего не зная о способности восприятия во сне, мы ничего не можем сказать о реальном содержании сновидений. Известно только, что чувствительность психики к слабым сигналам во сне порою значительно возрастает.

Вообще, из многовековых наблюдений складывается впечатление, что источник сна может находиться чуть ли не где угодно: в подсознательном, в телесных (проприоцептивных) ощущениях, в раздражении от внешних сенсорных сигналов, во флуктуациях любых полей, даже в параллельных мирах, если мы станем утверждать их существование. Несомненным кажется лишь одно - сновидение свидетельствует о странной работе перцептуального аппарата, а значит внимания и осознания. Их деятельность носит в данном случае специфический характер, большая часть функций плохо поддается контролю, но общая сенситивность сновидящего и его отдаленность от привычных каналов перцепции позволяет ожидать занимательных результатов.

Попробуем разобраться, в какой ситуации восприятия оказывается человек, переживающий сновидение, и насколько далеко заводят нас дон-хуановские представления об этом процессе. Известно, что состояние сна у человека имеет две фазы, именуемые медленной и быстрой, причем только быстрая фаза предположительно сопровождается сновидениями. Медленный сон, очевидно, связан с полной неподвижностью сознания, а потому именуется еще "глубоким сном без сновидений". Биологическая целесообразность такого механизма обусловлена генетически. Можно предположить, что фаза быстрого сна как частичное пробуждение сознания обеспечиваема нашим далеким предкам должную чуткость в ночное время, позволяя спастись от неожиданного нападения хищников и прочих опасностей дикой жизни. Надо думать, что сон приматов был более поверхностным и сопровождался частыми пробуждениями, что являлось необходимым условием для выживания в природной среде. Таким образом, быстрых сон - это, скорее всего, любопытный атавизм, который мы назовем повышенной готовностью к пробуждению: перцептивные способности в этом состоянии частично активизируются, внимание начинает поиск сенсорных сигналов, о чем свидетельствуют быстрые движения глаз, учащение пульса, дыхания и изменение ритмов электрической активности мозга. При этом внимание оказывается в несколько необычной ситуации: внешняя сенсорика заметно ограничена, волевые акты затруднены из-за широко распространенного торможения психических процессов. Естественно, что зона поиска перемещается туда, где приток информации осуществляется с наибольшей легкостью. Чаще всего это область внутренних впечатлений - работа подсознательного, которая у обычного человека остается источником наибольшего напряжения. Однако вполне возможны ситуации, когда интенсивность сигнала из других областей "перекрывает" внутренние импульсы, исходящие от подсознательного. В любом случае биологическая природа внимания вызывает сосредоточение на зоне сильнейшего раздражения, где бы она ни оказалась в данной ситуации восприятия. Таков автоматизм перцептуального аппарата. Бодрствующее сознание то и дело вмешивается в данный автоматизм, произвольно переключая внимание с одного объекта на другой, чего обычно не бывает во сне. Отсюда следует один замечательный вывод: чем более развита у нас способность контролировать внимание во сне, тем меньше содержание наших сновидений обусловлено работой подсознательного. Однако возможен ли какой-то контроль в малосознательном состоянии сна? Практика показывает, что возможен. Стоит проявить должное упорство, и вы заметите, как переменился характер сновидений. Есть множество фактов, подтверждающих, что произвольная установка бодрствующего сознания может осуществляться во сне и даже с большей легкостью, чем мы обычно воображаем. Например, мы гораздо лучше запоминаем сны, если наяву специально задаемся такой целью - это общеизвестное наблюдение. Видимо, не существует принципиальных преград для тренировки внимания в состоянии сновидений, хотя успех здесь возможен при соблюдении специфических условий, о которых мы скажем ниже. Таким же особенным образом во сне осуществляется не только поиск сигнала, но и интерпретация его. "Галлюцинируемое" (см. схему на рис. 1) представлено здесь в грандиозных объемах. Этот феномен может вызываться двумя основными причинами: недостаточностью или неясностью сенсорного сигнала и полным отсутствием разделения между экзогенным (внешним) и эндогенным (внутренним) сигналом. И то и другое, конечно же, связано с неполноценной работой внимания во сне. Если наяву работа тоналя искусно скрыта от сознания и мы не находим повода подвергать сомнению воспринимаемую картину мира, то во сне, когда функционирование тоналя осложнено, иллюзорность его продукта делается нарочито очевидной. Здесь ярче всего представлена удаленность Реальности от воспринимаемого. Разительное отличие интерпретаций во сне от интерпретаций бодрствующей психики лишний раз подтверждает могущественную власть "описания мира" над человеческой перцепцией. Суженное (или измененное) сенсорное поле становится почвой для самых необузданных фантазийтоналя: гром превращается в артиллерийскую канонаду, запах духов провоцирует видение цветущих садов, сползшее одеяло - сцены с обнажением в самых неподходящих местах и т.д. и т.п. Воспоминания и ассоциации полностью окутывают восприятие, и этот процесс, между прочим, продолжается наяву. Ведь содержание сна подвергается самому значительному искажению при попытке утром восстановить его содержание. Это явление отмечалось издавна: "В действительной жизни факты проходят перед нами в виде непрерывной цепи причин и следствий; поэтому ум наш невольно вносит эту причинную зависимость и в события пережитого нами сновидения. Цепь образов в сновидении соединена вовсе не по законам причинности, а как мы знаем, по закону ассоциации; каждое же забытое звено пополняется таким образом, что между ними невольно вводится привычная причинная связь, а вместе с тем смысл, которого вовсе не было во сне. Таким образом и оставшиеся действительные воспоминания постепенно приобретают характер связных и разумных событий." (Иллюстрированная история суеверий и волшебства, с.

313.)

Как видите, оппозиция тоналя и нагуаля в сновидении обостряется, но именно здесь применение дисциплины дона Хуана дает самые удивительные результаты. Ведь столь значительное смещение воспринимаемого поля неминуемо ослабляет фиксацию картины мира, а неполнота сенсорного сигнала провоцирует внимание на поиск новых источников впечатлений. Наверное, можно согласиться с тем, что сновидение очень напоминает сдвиг точки сборки. Дон Хуан прямо заявляет об этом и утверждает, что возникновение техники сновидения обязано как раз данному открытию: "Еще одним прорывом, который, по утверждению древних магов, имел фундаментальное значение и о котором дон Хуан рассказывал мне самым подробным образом, было сделанное древними магами открытие того, что точка сборки очень легко смещается во время сна. Это открытие повлекло за собой еще одно: сны обусловлены смещением точки сборки. Маги древних времен увидели - чем значительнее сдвиг, тем более необычные сны видит человек, и наоборот, чем более необычные сны видал человек, тем значительнее сдвиг точки сборки. Дон Хуан рассказал, что эти наблюдения привели к разработке древними магами весьма экстравагантных приемов смещения точки сборки, таких как употребление внутрь растений, вызывающих изменение состояния сознания, а также использование с этой целью голода, крайней усталости и стрессовых ситуаций. Особое же внимание они уделили разработке практики управления снами. Тем самым, вероятно, даже не подозревая об этом, они создали метод, получивший впоследствии название практики сновидения." (IX, 37-38)

Если мы принимаем концепцию точки сборки со всеми вытекающими отсюда последствиями, то можем легко понять двойственную природу сновидений и ее прямую зависимость от работы внимания. Поглощенность человека своим внутренним содержанием, всегда значительная и возрастающая пропорционально усложнению описания мира, обусловливает почти исключительную направленность внимания внутрь. В такой ситуации естественный сдвиг точки сборки во время сна характеризуется интенсивной переработкой подсознательного материала с тем эффектом, который подробно изучен психоанализом. Если же самопоглощенность по каким-то причинам не может конкурировать с внешним сигналом, природа сновидений являет собою интерпретацию энергетических влияний извне посредством подсознательных или сознательных образов, впечатлений и ассоциаций. Когда в результате определенной практики активность внимания возрастает, торможение интерпретационного аппарата снижается, и он все более начинает работать согласно модели, принятый в бодрствующем состоянии. Иными словами, эндогенные образы отходят на второй план, а внешний сигнал постепенно становится доминирующим. Индейское искусство сновидения пошло по этому пути и нашло здесь удивительные перспективы:

"Маги рассматривают сновидение как исключительно сложное искусство, сказал дон Хуан, - искусство намеренного смещения точки сборки из ее привычного положения с целью расширения диапазона восприятия и углубления его интенсивности.