Пришлось заночевать на страшном необитаемом острове, который,

Проснувшись, не знает, как ему выбраться с острова, и не имеет такой

возможности_.

Паскаль.

Конечно, лишь немногие из нас подсознательно предчувствуют свое безнадежное положение. Мы рождаемся одинокими и живем одинокими. Страх перед одиночеством толкает нас к религии, - ведь чаще всего это обещание загробной жизни в общении с Богом и другими сознательными существами. Мы прячемся в суету, в "экстрарефлексию", в тот увлекательный блеск тоналя, где "забываемся", любовно перебирая свой "инвентаризационный список". Единственное разрешение подспудного и напряженного самообмана чудится нам на самых крутых вершинах метафизического взлета. Как пишут У. Садлер и Т. Джонсон в своей книге "Что такое одиночество?": "...когда на карту не ставится бессмертие личности, а подразумевается плотиновский "полет единственного к Единственному", тогда предполагается слияние "Я" и Абсолюта и сама возможность одиночества в принципе сводится на нет. Фактически все это только кажется непохожим на ницшеанский дионисийский порыв к мистическому единству или на фрейдистское толкование парменидовского Единого, проявляющегося как "океаническое чувство".

Итак, мы пребываем в состоянии некоего очень продуктивного мифа - "мифа об одиночестве". Не думаю, что вас удивит такой подход - в конце концов, беседуя об _описании мира_, мы только и делаем, что говорим о мифах: мифах культуры, мифах творчества, мифах социального бытия и бытия как такового. Дабы хоть как-то удовлетворить свою экзистенциальную тоску, человек построил высоко метафизический миф, к которому удобно прибегать мистикам и "учителям жизни". "Парменидовское Единое", "океаническое чувство", "слияние с Абсолютом" - как красиво и тонко сработано мифическое полотно! Противоречия "отдельного" существования эго снимаются легко и удобно, если призвать на помощь сокровища нашей неистощимой лексики. "Задача мифа, - пишет Леви-Стросс, - создать логическую модель для преодоления противоречий". И добавляет: "Потребность в снятии противоречий сильнее всех тех орудий, которыми пытаются снять саму эту потребность."

В этой главе мы будем говорить о _действительном_, а не метафизическом факте. Умственные спекуляции философов часто грешат схематизмом и абсолютизацией логических схем. Жизнь всегда неожиданна и преподносит диковинные сюрпризы. Например, Сэм Кин, рассуждая о парадоксальных перцепциях, "просветленного", не думает о Едином, а вспоминает более конкретные вещи: "Это похоже на идею Нормана Брауна, - говорит он, - что дети, шизофреники и те, кому свойственно божественное безумие дионисийского сознания, осознают вещи и других людей как продолжение своих тел. Дон Хуан имеет в виду нечто подобное, когда говорит, что человек знания имеет волокна света, соединяющее его солнечное сплетение со всем миром."

_Остановка мира_ прекращает миф об одиночестве, но и разрушает миф о преодолении одиночества через "слияние с Абсолютом". Что бы ни говорили мистики и оккультисты, "слияние с Реальностью" - это _смерть_, это прекращение бытия воспринимающего центра и погружение в безличность, в энергетический порядок Вселенной, который некому больше свидетельствовать. Если ваше религиозное чувство находит такое положение прекрасным, нам нечего к нему добавить.

Цель дона Хуана - остановить мир не для того, чтобы сбежать в пустоту, а чтобы научиться _видеть_ его.

"Дон Хуан утверждал, что на пути к _видению_ сначала нужно "остановить мир". Термин "остановка мира", пожалуй, действительно наиболее удачен для обозначения определенных состояний сознания, в которых осознаваемая повседневная реальность кардинальным образом изменяется благодаря остановке обычно непрерывного потока чувственных интерпретаций некоторой совокупностью обстоятельств и фактов, никоим образом в этот поток не вписывающихся. В моем случае роль такой совокупности сыграло магическое описание мира. По мнению дона Хуана, необходимым условием "остановки мира" является убежденность. Иначе говоря, необходимо прочно усвоить новое описание. Это нужно для того, чтобы затем, противопоставив его старому, разрушить догматическую уверенность, свойственную подавляющему большинству человечества, - уверенность в том, что однозначность и обоснованность нашего восприятия, то есть картины мира, которую мы считаем реальностью, не подлежит сомнению." (III, 448)

Суфии, как и другие утешители из мистических школ, обещают осуществление удивительных мифов. Ибн-Туфейль, например, утверждает, что постоянное созерцание Необходимо Сущего (т.е. Реальности) - что, в свою очередь достигается через "остановку мира", - сулит последователям "верное счастье". "Тот, кто знал это существо, - вдохновенно вещает Ибн-Туфейль, - Необходимо Сущее, прежде, чем расстаться с телом, весь отдавался ему и неотступно размышлял о его славе, блеске и красоте и не отвращался от него, пока не настигла его смерть среди этого стремления к нему и актуального созерцания, - тот, расставшись с телом, остается в беспредельном наслаждении и вечном счастии, восторге и радости, ибо он достиг непосредственного созерцания этого существа, необходимо сущего!.."

Какое уж тут одиночество, какая уж тут ностальгия! Не правда ли, обещания Ибн-Туфейля намного привлекательнее сухих и практических дон-хуановских лекций? Но все же нам придется иметь дело с Реальностью, а не мечтами о ней.

Для подготовки этого особого достижения дон Хуан вводит в курс тренировки особые упражнения, которые он называет "неделанием" Особая сила, способная "остановить мир", накапливается во всем энергетическом теле человека.

"Я говорил тебе: секрет сильного тела не в том, что ты делаешь, а в том, чего не делаешь, - проговорил он. - И теперь пришло время не делать то, что ты привык делать всегда. Так что, до нашего ухода сиди здесь и _не-делай_." (III, 634)

"Неделание" можно рассматривать как частную, но очень эффективную практику по расстройству отдельных перцептивных навыков, совокупность которых предъявляет целостную картину мира, складывая элементы восприятия в искусную и неприметную мозаику. Процедура "неделания" технически не вызывает особых сложностей, но требует специальной дисциплины внимания.

"_Не-делать_ то, что ты хорошо умеешь делать, - ключ к силе. Ты знаешь, как делать то, что умеешь делать. И это нужно _не-делать_.

В случае созерцания дерева я знал, что смотреть нужно на листья, и, естественно, немедленно фокусировал на них взгляд. При этом тени и промежутки между листьями никогда меня не интересовали. Последнее, что сказал дон Хуан, была инструкция начать созерцать тени от листьев на одной ветке и постепенно перейти к такого рода созерцанию всего дерева, не давая глазам возвратиться в привычный для них режим созерцания листьев. Первый сознательный шаг в накоплении личной силы - позволить телу "не-делать".

Наверное, причиной тому явилась моя усталость или нервное перевозбуждение, но я настолько погрузился в созерцание теней, что к тому моменту, когда дон Хуан поднялся на ноги, я мог формировать тени в зрительно воспринимаемые массивы настолько же свободно, насколько обычно в массивы формируется листва. Эффект был поразительный. Я сказал дону Хуану, что хочу посидеть так еще. Он засмеялся и похлопал по моей шляпе:

- Я же говорил. Тело любит такие штучки." (III, 635)

Если вдуматься, "неделание" при регулярном и всестороннею использовании может произвести целую революцию в мире психического переживания бытия. Силовые центры и поля, лежащие в основе телесных образов "сделанной" Реальности, оказывают сопротивление импульсу нашего жизненного порыва, сохраняя тем самым необходимое условие для самой возможности восприятия. Однако "чувственные образы" более не формируются, так как механизм их порождения блокирован "неделанием". Представьте себе это странное переживание реальности, данное вам не после (и не в результате) сознательных восприятий образов, а помимо образа вообще. Это вовсе не значит "дереализовать" или "идеировать" мир, напротив, сам _момент реальности_, целостное, нерасчлененное, властное впечатление реальности становится единственным Объектом переживания. Чистая энергия жизненного порыва сталкивается с чистой энергией существования без всяких посредников. Экзистенциальное сопротивление "гасится", так как не имеет "описанных" в картине конфликтующих сторон. Если "делание" актуализирует драму, чувство и борьбу, то "неделание" останавливает ход мыслей и перцептивный процесс перед Реальностью - "высшим бытием". Бытие, которое существует лишь "через себя самое" и от которого зависит все остальное. И еще раз повторим: "неделание" не аннулирует воспринимающего субъекта и не ставит своей целью "слить" его с переживаемым полем неразличимой Реальности, заполонившей все (Абсолют). Оно лишь делает их контакт "интимнее", "непосредственнее", очищая от ненужного груза умственных страданий.

"Он наклонился и поднял маленький камушек. Взяв его между большим и указательным пальцами левой руки, он поднес камушек к самым моим глазам.

- Смотри: вот камушек. Он является камушком вследствие _делания_, которое делает его камушком. <...>

- Я тебе говорю, что ты превращаешь это в камушек, зная _делание_, которое для этого необходимо. И теперь, чтобы _остановить мир_, ты должен прекратить это _делание_. <...>

- В случае с этим маленьким камнем, - продолжал он, - первое, что _делание_ с ним осуществляет, - это жесткая привязка к вот такому размеру. Поэтому воин, который стремится _остановить мир_, первым делом уничтожает этот аспект фиксации - он увеличивает маленький камень или что-либо другое в размере. Посредством _неделания_.

Дон Хуан встал и положил камушек на крупный валун, а потом предложил подойти и хорошенько его изучить. Он велел внимательно разглядывать отверстия, впадины и трещины на камушке, стараясь рассмотреть все до мельчайших деталей. Он сказал, что если мне удастся выделить все детали, отверстия, углубления и трещинки исчезнут, и я пойму, что такое "неделание".

- Этот проклятый камушек сведет тебя сегодня с ума, - пообещал дон Хуан. <...>

- _Деланием_ разделяются этот камушек и этот валун, - продолжил он. - Чтобы научиться _неделанию_, тебе, скажем так, нужно слить их воедино.

Он указал на небольшое пятнышко тени, которую камушек отбрасывал на валун:

- Это тень? Это - не тень. Это - клей, их соединяющий.

Потом он повернулся и пошел прочь, сказав, что вернется попозже, чтобы взглянуть, как я тут себя чувствую." (III, 644-645)

"Делание" создает перспективу. "Делание" структурирует пространство и делает воспринимаемым расположение вещей по отношению друг к другу. По сути, впечатления Хаксли, записанные им в дневнике после принятия мескалина, во многом передают перцептивный эффект _неделания_:

"Обычно зрение озабочено такими вопросами, как _где_? _На каком расстоянии_? _Как то расположено по отношению к этому_? При восприятии мира под воздействием мескалина возникают вопросы иного рода. Место и расстояние больше не представляют интереса. Разум воспринимает интенсивность существования, глубину значения, отношения внутри структуры. Я смотрел на книги, но меня вовсе не занимало их расположение в пространстве. Мой разум был поражен самим фактом того, что все эти книги светятся живым светом, и тем, что некоторые из них окружены более сильным сиянием, чем другие."

Итак, _неделание_ "стирает" привычные штрихи и привычные конструкции в картине воспринимаемого мира. Можно сказать, что _неделание_ - своего рода игра, где объекты восприятия произвольно меняют качества, удаленность, значение, предлагая перципиенту выбрать любое распределение ролей - но с обязательным условием: поверить в произвольную комбинацию так же твердо, как он верит в могущественный порядок своего тоналя. От такого "легкомыслия" тональ чувствует себя сбитым с толку, действует недостаточно быстро и невпопад - а именно этого мы и добивались.

Кроме этой техники, дон Хуан учил Карлоса еще многому: разрушению распорядка жизни, бегу силы и т.п. Все эти приемы в совокупности были направлены на то, чтобы Кастанеда "остановил" свой мир.

"... дон Хуан шаг за шагом описал, как он отвлек мое внимание от _сновидения_, заставив поверить в важность очень трудной деятельности, называемой им неделанием, и представляющей собой перцептивную игру фокусирования внимания на тех чертах мира, которые обычно остаются незамеченными, например, тени предметов. Дон Хуан сказал, что его стратегией было оставить неделание в стороне, окружив его самой строгой секретностью.

- Неделание, как и все остальное, - очень важная техника. Но она не была основным моментом, - сказал он. - Ты попался на секретности. Ты - балаболка, и вдруг тебе доверили секрет.