Ключевое слово «свой» – исток русского единства

Все народы в своем языковом сознании хранят особые ключевые слова, которые емко определяют взгляд на мир, приоритеты и ценности мировоззрения. В английском языке, согласно новейшим исследованиям, ключевым является выражение common sense – здравый смысл, для немецкой языковой картины мира важнейшим словом предсказуемо оказалось ordnung – порядок. А вот ключевым, коренным понятием русского национального самосознания было и есть слово свой  .

Открытие это сделал академик О. Н. Трубачев при реконструкции древнейших понятий славянской культуры, лежавших в основе строительства дома, семьи, государства, Веры. Эти понятия живы в нас и по сей день, они суть идеалы, образцы, установки жизни русского человека. Хотя найдется много желающих поспорить с тем, что идея своего    как лучшего, доброго и правильного пронизывает всю русскую жизнь. Ведь нам внушают обратное, что русская-де натура широка, всеохватна и всечеловечна. Мы давно привыкли мыслить себя в облике этакого простеца, гостеприимно распахивающего двери в свой хлебосольный дом любому инородцу, настежь открывающего свою душу любому иноверцу, усердно прислуживающего всем им.

Однако язык наш – первый свидетель того, что русские никогда не были настежь распахнуты для чужаков, что они честно и нелицемерно разделяли мир на своих и чужих. Свои    первоначально были для русских люди одного рода, одной крови, ведь древний корень suo–  означал «рождать», и, следовательно, свой   – это родной, единокровный. Такое понимание слова свой    выражено в формулах народной мудрости: «Свой своему поневоле брат», «Всякая сосна своему бору шумит», «Свой свояка видит издалека».

Поскольку свой   – родной, то из этого смысла вырастало понимание своего  как всего Богом установленного, Богу угодного, правильного.  Вот законы русской жизни по-своему, то есть так, как нам Бог положил: «Живи всяк своим умом да своим горбом», «Всякому зерну своя борозда», «Всякая избушка своей крышей крыта».

Понятие свой    изначально несло в себе мысль о богоданности всего, чем богат русский человек в этой жизни, – здоровья, имения, родни, доли. В слове здоровье  (съ-доровье) в крохотном обломке древнего suo – (съ)  хранится память о том, как виделась русским людям телесная крепость: * съ-dorv  значило «свое древо», древо доброго корня, так что здоровье представлялось русским людям не их личным достоянием, а родовым наследием, в полном соответствии с современными представлениями генетики о наследственности. И сколь символично, что русское приветствие «здорово», «здравствуй» содержит в себе тот же самый корень. Здороваться, то есть желать здоровья при встрече, принято у нас многие столетия. Еще в IX веке византийский император Константин Багрянородный в своем трактате «О народах» упоминал, что славяне приветствуют друг друга «здраво, брате, сестрице». Больше тысячи лет назад мы были все те же: желали при встрече крепости нашему древу-роду.

Это существенно отличает нас от других народов, вкладывающих в свои приветствия самое важное для них. Для англичан таковым является дело: «How do you do? – Как действуешь?». Для итальянцев характерен иной тип приветствия, утверждающий стабильность жизни: «Come sono? – Как стоишь?». Одно из приветствий китайцев: «Ел ли ты сегодня?», а вот русские не задают вопросы при встрече, они желают, даруют доброе слово во благо рода и семьи.

В слове счастье ( съ-частье )  мы видим, каким оно представлялось русским – своей долей, своей частью, отпущенной Богом человеку по заслугам или грехам его родителей: «Всякому свое счастье; в чужое счастье не заедешь», «Чужого счастья не займешь». Поэтому русское счастье могло быть трудным, даже горьким, такое счастье и название имело особое – горе-злосчастье. Русское счастье нужно выстрадать, вымолить, заслужить. Русское счастье как доля, судьба, участь, никак не совпадало с представлениями о счастье западноевропейца или китайца, у которых счастье связывалось исключительно с материальным благополучием. Мы урожденно знаем «Счастье в нас, а не вокруг да около».

И даже смерть ( съ-мерть )  представлялась русскому человеку своей, если она была естественной, природной, от одряхления. Выражение умереть не своей смертью  до сих пор напоминает нам об этом. А коли смерть – своя, то русские ее и не боятся и повторяют в поговорках: «Смерть русскому солдату свой брат», «Двум смертям не бывать, а одной не миновать», «Прежде смерти не умереть».  Эта всегдашняя готовность встретить свою  смерть, она ведь, как жена, Богом суждена, делает наш народ воистину бесстрашным, то есть пренебрегающим смертельной опасностью, готовым рискнуть головой. Русский язык питает русское бесстрашие.

Русский всегда бывал убежден, что свое – это подходящее именно для него, то есть хорошее, доброе, благое, даже смерть во время свое. Так рождались правила русской жизни, в которой «всякому свое любо-дорого»: «Всякая птица свое гнездо хвалит», «Свой хлеб сытнее», «Свой уголок всего краше»  и даже «Свой сухарь лучше чужих пирогов».

Поскольку свое   – это все родное и Богом данное, то русские понимали, что Родина, Отчизна, земля предков тоже – свои  . Потому и сохранилось в русском языке выражение во своя си – к себе домой, в свои пределы, на родину. Потому искони не глянулась нам чужбина: «За морем веселье, да чужое, а у нас хоть и горе, да свое», «На чужой сторонушке рад своей воронушке».

Замечательно, что именно с пониманием своего    как родного, богоугодного, правильного связано у русских представление о свободе  , то есть возможности действовать по-своему, ведь корень этого слова тот же, что и в слове свой. Свободный   – это сам свой, принадлежащий себе, вспомним, что есть у нас и выражение «сам не свой», то есть подчинившийся чужому – человеку ли, идее, не суть. Свое    говорит русскому о его свободе: «Своя рука – владыка», «Не князь, не дворянин, а в своем дому господин», «В своем гнезде и ворона коршуну глаз выклюет». Неволя, плен, тягота, несчастье, связывающие свободу человека, именуются по-русски «не свой брат»: и голод не свой брат, и палка не свой брат, а «своя волюшка раздолюшка». И если говорить о самодостаточности земной жизни в представлении русских, то вся она в словах «свитка сера – да воля своя».

Конечно, пронизавшее все русское сознание понятие свой  могло рождать и такие уродства, как «моя хата с краю». Это когда взгляд человека выше своей избы и двора не возлетывал. Но все же русские из рода в род берегли коренной, древний смысл этого слова. Свое   – это Вера, Родина, единокровные и единоверные братья, счастье и здоровье, и даже смертный час. И главное: свое   – это свобода жить и действовать по законам отцов, а не по принуждению иноземцев.

Что такое «природный русак»

Мы постоянно слышим, что русские – не народ, спаянный кровью, родственный по крови, а конгломерат людей, объединенных общностью культуры и территории. Оброненное кем-то из писателей «поскреби всякого русского, непременно отыщешь татарина» стало чуть ли не аксиомой в ходу у политиков, размывающих понятие русский  , а заодно для всякого явилось входным билетом в среду русского народа. Дескать, каких только кровей – татарских, кавказских, немецких, финских, бурятских, мордовских… – в русском ни намешано. Нас усиленно убеждают, что мы, русские, очень разные по крови, что мы не из одного корня проросли, а явились плавильным котлом для многих народов, когда-либо набегавших, заходивших, приблудившихся на нашей земле, и мы всех их принимали, впускали в дом, брали в родню.

Действительно ли мы, русские, представляем собой скопище, сплав, плавильный котел, сборище из сошедшихся на Русь племен, как нас в том убеждают? Тогда мы вовсе не народ, а население, ведь народ   – это люди, нарождающиеся из одного рода, ветви одного корня, искры одного кресала. Население же – все, кто поселился рядом, без разбору рода-племени. Народ спаян кровью, народ умеет различать своих и чужих, поэтому в каждом старике видит отца, в ровеснике – брата, в девушке – сестру, в старухе – мать, вспомните, еще недавно были в ходу обращения к совершенно чужим, но русским людям – отец, мать, сестренка, братишка, сынок, дочка, тетенька, дяденька…

Обратите внимание, как многозначно слово брат   – наше русское мужское обращение к своим же русским мужикам – и как оно меняет форму в зависимости от того, в какой среде и обстановке звучит. Если нужно установить дружеские отношения с незнакомцем, к нему обращаются: «Послушай, брат!». Когда незнакомого о чем-то просят, его зовут: «Помоги, браток!». Коли дело дошло до укора или попрека, то звучит обычно укоризненное: «Чего ж это ты, братец!». В криминальной среде скорее обратятся друг к другу «братаны». У моряков в ходу «братишки». В любом нетрезвом мужском коллективе возникают «братуха» и «братка». Все это формы одного и того же слова брат  , обозначающего кровную родову, но употребляемого русскими по отношению именно к неродным людям, чаще всего и вовсе незнакомым им.

Подобные обращения возможны только в среде своего народа, ведь никому и в голову не придет позвать – дочка! – маленькую китаянку, режьте вас, но вы никогда не обратитесь – матушка! – к пожилой таджичке, у вас язык не повернется сказать – отец! – иудею в хасидской шляпе.

Сейчас эта традиция отмирает, нам пытаются навязать общее обращение по примеру французского мадам  и месье, английского мистер  и миссис, немецкого герр  и фрау, прилаживают к этим моделям сударя  и сударыню, навязывают господина  и госпожу, приспосабливают гражданина  и гражданку, внедряют товарища. Но ничего не выходит. Не приживаются такие обращения. Но само намерение изжить русские родственные формы общения – очень опасная примета того, что русский народ постепенно соглашается стать просто русскоязычным населением – «россиянами», сдаться на потребу пришлому чужому люду, раствориться в нем, выродиться в массу смуглявых потомков, исчезнуть как русские с лица земли.

Надо развеять этот миф, разорить бастионы лжи, громоздящиеся на шатких подпорках «поскреби всякого русского…». Давайте поскребем, да не с помощью политического толерантного словоблудия, а обратившись к научным достижениям антропологии, науки о биологических видах человека. Эти знания точны, получены научным экспериментальным путем, постоянно обновляются, и потому не получится у наших противников отовраться тем, что они устарели. Поскребем и увидим, что русский из поколения в поколение, из рода в род все тот же русский, а не татарин, не печенег, не половец, не скиф, не монгол, он – русский! И вот почему.

Выдающийся антрополог, исследователь биологической природы человека А. П. Богданов в конце XIX века писал: «Мы сплошь и рядом употребляем выражения: это чисто русская красота, это вылитый русак, типично русское лицо. Можно убедиться, что не нечто фантастическое, а реальное лежит в этом общем выражении русская физиономия. В каждом из нас, в сфере нашего „бессознательного“ существует довольно определенное понятие о русском типе» (А. П. Богданов «Антропологическая физиогномика», М., 1878).  Через сто лет современный антрополог В. С. Дерябин с помощью новейшего метода математического многомерного анализа смешанных признаков приходит к тому же заключению: «Первый и наиболее важный вывод заключается в констатации значительного единства русских на всей территории России и невозможности выделить даже соответствующие региональные типы, четко ограниченные друг от друга» («Вопросы антропологии». вып. 88, 1995).  В чем же выражается это русское антропологическое единство, единство наследственных генетических признаков, выраженных в облике человека, в строении его тела?

Прежде всего – цвет волос и цвет глаз, форма строения черепа. По данным признакам мы, русские, отличаемся как от европейских народов, так и от монголоидов. А уж с неграми и семитами нас и вовсе не сравнить, слишком разительны расхождения. Академик В. П. Алексеев доказал высокую степень сходства в строении черепа у всех представителей современного русского народа, уточняя при этом, что «протославянский тип» весьма устойчив и своими корнями уходит в эпоху неолита, а возможно, и мезолита. Согласно вычислениям антрополога В. С. Дерябина, светлые глаза (серые, серо-голубые, голубые и синие) у русских встречаются в 45 процентах, в Западной Европе светлоглазых только 35 процентов. Темные, черные волосы у русских встречаются в пяти процентах, у населения зарубежной Европы – в 45 процентах. Не подтверждается и расхожее мнение о «курносости» русских. В 75 процентах у русских встречается прямой профиль носа.

«Русские по своему расовому составу, – делают вывод ученые-антропологи, – типичные европеоиды, по большинству антропологических признаков занимающие центральное положение среди народов Европы и отличающиеся несколько более светлой пигментацией глаз и волос. Следует также признать значительное единство расового типа русских  во всей европейской России». Русский – европеец, но европеец со свойственными только ему физическими признаками. Эти признаки и составляют то, что мы называем – типичный русак.

Антропологи всерьез поскребли русского, и что же отскребли? Никакого татарина, то есть монголоида, в русских нет. Одним из типичных признаков монголоида является эпикантус – монгольская складка у внутреннего угла глаза. У типичных монголоидов эта складка встречается в 95 процентах, при исследовании восьми с половиной тысяч русских такая складка обнаружена лишь у 12 человек, причем в зачаточной форме. Еще пример. Русские имеют в буквальном смысле особую кровь – преобладание 1-й и 2-й групп, что засвидетельствовано многолетней практикой станций переливания крови. У евреев же, например, преобладающая группа крови – 4-я, чаще встречается отрицательный резус-фактор. При биохимических исследованиях крови оказалось, что русским, как и всем европейским народам, свойствен особый ген РН-с, у монголоидов этот ген практически отсутствует (О. В. Борисова «Полиморфизм эритроцитарной кислой фосфатазы в различных группах населения Советского Союза». «Вопросы антропологии». вып. 53, 1976).

Новейшие исследования генетиков показывают, что геном человека обладает особой голографической памятью, которая существует в виде электромагнитных полей, размечающих, подобно проекту, «будущее пространство – время человеческого организма». Это означает, что уже зародыш человека проецирует при помощи электромагнитных полей, исходящих от его хромосом, весь будущий взрослый организм со всеми наследственными признаками на всех стадиях его развития. Доктор биологических наук П. П. Гаряев доказывает, что такую же голографическую память имеет и кора головного мозга человека, «задающая ментальные, смысловые и образные пространства», которые определяют действия человека в обществе (П. П. Гаряев «Лингвистико-волновой геном. Теория и практика». Киев, 2009, с. 154).  То есть научно установлено, что цельный русский антропологический тип и архетипы русского мышления, выраженные в особой русской психологии и типичном русском поведении, – устойчивые признаки и передаются по наследству благодаря генетической памяти поколений.

Получается, как русского ни скреби, все равно ни татарина, никого другого в нем не отскребешь. Это подтверждает и энциклопедия «Народы России», в главе «Расовый состав населения России» отмечается, что «Представители европеоидной расы составляют более 90 процентов населения страны, и еще около 9 процентов приходится на представителей форм, смешанных между европеоидами и монголоидами. Число чистых монголоидов не превышает 1 млн. человек» («Народы России». М., 1994).  Несложно подсчитать, что если русских в России 82 процента, то все они – исключительно народ европейского типа. Народы Сибири, Поволжья, Кавказа, Урала представляют смесь европейской и монгольской рас. Это прекрасно выразил антрополог А. П. Богданов в XIX веке. Изучая народы России, он писал, опровергая из своего далекого далека сегодняшний миф о том, что русские вливали в свой народ чужую кровь эпохи нашествий и колонизаций: «Может быть, многие русские и женились на туземках и делались оседлыми, но большинство первобытных русских колонизаторов по всей Руси и Сибири были не таковы. Это был народ торговый, промышленный, заботившийся зашибить копейку и затем устроить себя по своему, сообразно созданному себе собственному идеалу благополучия. А этот идеал у русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какой-либо „поганью“, как и теперь еще сплошь и рядом честит русский человек иноверца. Он будет с ним вести дела, будет с ним ласков и дружелюбен, войдет с ним в приязнь во всем, кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. На это простые русские люди и теперь еще крепки, и когда дело коснется до семьи, до укоренения своего дома, тут у него является своего рода аристократизм. Часто поселяне различных племен живут по соседству, но браки между ними редки» (А. П. Богданов «Антропологическая физиогномика», М., 1878).

На протяжении тысячелетий русский физический тип оставался устойчив и неизменен и никогда не являлся помесью разных племен, населявших временами нашу землю. Миф развеян, мы должны понять, что зов крови   – не пустой звук, что наше национальное представление о русском типе – реальность русской породы. Мы должны научиться видеть эту породу, любоваться ею, ценить ее в своих ближних и дальних русских сородичах. И тогда, возможно, возродится наше русское обращение к совершенно чужим, но своим для нас людям – отец, мать, братишка, сестренка, сынок и дочка.  Ведь мы на самом деле все от единого корня, от одного рода – рода русского.