Об архиепископе Гоа, инквизиции, духовенстве, и церковных обрядах, которые соблюдают там, вместе с другими событиями.

Поговорив о вице-короле и его положении, будет уместным уделить некоторое внимание архиепископу, первому прелату в Индиях. Тот, который носил этот сан во время моего пребывания в Гоа, принадлежал к ордену Св.Августина, чье облачение он носил; ему было около 50 лет, и он был облечен саном архиепископа уже около 15 или 16 лет. Он пользуется большим уважением благодаря своим благотворительным делам и раздаче милостыни. Он публично раздает милостыню всем нуждающимся, таким же образом, как и вице-король; но он раздает ее чаще, т.к. чаще совершает выезды за пределы сой резиденции. Ему прислуживают за столом так же, [как и вице-королю], ибо было время, кода он совмещал должность вице-короля и архиепископа (1). Он получил титул "ваша светлость", подобно вице-королю; он имеет власть над всем духовенством в индиях и представляет там Папу. Ему подают еду за столом в накрытых блюдах, и он обедает на людях. У них есть обычай кормить за свои столами дюжину людей теми же самыми яствами, [которые они едят сами], но усаживать их ниже, чем сидят сами; но этот архиепископ усаживает их за другим столом, [стоящим] напротив его собственного. Это бывает за обедом и ужином. Ему подают кушанья на серебряной посуде с позолотой, а бедным - на фарфоровой. Эти бедняки - не индийцы, но португальские солдаты и матросы, дошедшие до нужды либо из-за своего пристрастия к азартным играм, либо из-за того, что они не получают жалованья. Когда он находится за столом, дверь его трапезной открыта, и его слуги выбирают и проводят туда 12 человек по своему усмотрению. Забавно видеть, как они наперегонки устремляются к первому месту, и как тот, кто первым успел занять его, не уступает его другим. Я часто обедал там, когда у меня не было денег. Когда же нищих больше 12 человек, остальные ожидают в большом зале, пока архиепископ не поест, а затем некоторым из них выносят остатки с его стола.

Доход этого прелата невероятно велик; у него есть стольник, имеющий состояние в 60000 крузадо, и все другие его слуги и чиновники столь же богаты. Этих слуг называют "Criados"; большинство из них родом из Португалии. Другие [слуги] - рабы, называющиеся "Captivos" (2). Милостыню он раздает не всегда из своего собственного кошелька, но каждый год получает на эти цели большие суммы денег в мелкой монете. Он получает большой доход и подарки от всех других прелатов и представителей духовенства в Индиях. Он держит свой собственный двор и имеет в Гоа собственные тюрьмы; также он осуществляет контроль над инквизицией и получает свою долю от имущества, конфискованного у осужденных ею людей. Архиепископ уделяет много внимания строительству церквей и монастырей, и в основном того, который принадлежит его собственному ордену, каковой монастырь он весьма расширил и преумножил его достояние (3); также за ним закреплена там особая келья, где он уединяется порой от мирских забот на два или три дня подряд. Иногда он уезжает на целых восемь дней в другой монастырь, называемый "Nuestra Senhora del Capbo", который принадлежит капуцинам или отшельникам, [стоящий] на входе в реку. Он отплывает туда по реке в маншуа или небольшом палубном галиоте.

Когда вице-король или архиепископ отправляется куда-либо по реке, их сопровождает несчетное множество маншуа, принадлежащих сеньорам. На борту их играет музыка - корнеты, рожки и другие инструменты; у всех знатных сеньоров имеются такие же. Когда архиепископ следует по улицам [Гоа], его несут в паланкине, в сопровождении многих сеньоров, едущих верхом, и прелатов, каждого [из которых] несут в своем паланкине. Затем следуют пешком множество пажей и вооруженных слуг. Его слуги-португальцы или "Creados" едут верхом. Во время больших торжеств и общественных процессий он идет пешком, облаченный в свои архиерейские ризы, а капеллан или раздатчик милостыни несет перед ним крест, похожий на тот, что я видел в церкви иезуитов, о котором я говорил выше (4). Во дворе его дома и перед ним всегда находится много пажей и стоят паланкинов сеньоров, и других (лиц), которые прибыли повидаться с ним по делам или нанести ему визит. Он никогда не покидает Гоа (5) и никогда не совершает визитов к кому бы то ни было, препоручив эту обязанность епископу (6).

У этого прелата было большое желание вернуться в Португалию, но он не осмелился [самовольно] уехать, поскольку вице-король должен сначала прислать другого ему на смену. Тем не менее, он получил разрешение на отъезд и сделал все необходимые приготовления к нему, запасшись продовольствием и "мателотажем" для более чем сотни людей, кроме его собственного штата, которых было намного больше этого числа; а расходы на пропитание одного человека в пути от Индий до Португалии составляют свыше 300 пердос. Два моих компаньона и я представили ему нашу петицию, дабы он разрешил нам сесть на борт его карраки, на каковую просьбу он ответил милостивым согласием, как и на множество других. Но примерно за месяц до того, как суда были готовы к отплытию, ему пришло в голову перенести свой отъезд на следующий год, и впоследствии я слышал, что он действительно благополучно вернулся в Лиссабон годом спустя (7). Пока я был в Индиях, до меня доходили слухи, что король Испании сильно разгневан на него из-за смерти короля Ормуза, которого он приказал сжечь [на костре] в Гоа, как я расскажу ниже (8). Ибо все португальцы говорили, что он единолично вынес такой приговор, тогда как вице-король (9), и вся знать, и даже инквизиция желали сохранить ему жизнь; но архиепископ настоял на своем при помощи щедрой раздачи пистолей, которых у него водилось с избытком. Со своей стороны, я нашел его добродушным человеком и щедро раздающим милостыню. Он обеспечил нас средствами для покупки (верхней) одежды и рубашек, когда наступило время для нашего отъезда. Он часто беседовал с нами и обходился с нами весьма учтиво. Он был невероятно удивлен, что французы решились обогнуть мыс Доброй Надежды, зная, что короли Франции и Испании находятся в союзе и поддерживают дружеские отношения. Поэтому он считал всех, кто совершает подобное [т.е. нарушение португальских притязаний на монопольное господство в Индийском океане. См.предисловие. - Aspar] пиратами и грабителями, - такого же мнения о нас держались и все другие; и что это не было бы так странно, если бы мы были англичанами или голландцами, врагами их страны и веры. Несмотря на всё это, архиепископ не говорил, подобно остальным, что нас следует повесить, привязав к шеям грамоту и паспорта нашего короля.

Долгое время он вел тяжбу с иезуитами, поскольку они отказывались признавать его главенство, утверждая, что подчиняются только Папе и генералу своего ордена; этот судебный процесс рассматривался в Риме. Когда он выезжает за пределы своей резиденции, над его головой несут большой сомбреро или зонтик от солнца; и стоит отметить, что его зонт, равно как и вице-короля, и других знатных сеньоров, очень великолепен, и обтянут бархатом или другой шелковой материей, а зимой - некой тонкой навощенной тканью, а ручка изящно сработана и раскрашена в золотой и лазурный цвета.

Что касается других прелатов, то они занимают свои кафедры, руководствуясь тем же установлением, что в Испании. Инквизиция (10) состоит из двух духовных особ, к которым относятся с большим почтением и уважением; но один [из них] обладает значительно большим рангом, чем другой, и именуется "Inquisidor Major" ("Главный инквизитор"). Их деятельность носит более строгий характер, чем в Португалии; они часто сжигают на костре евреев, которых в Португалии называют "Christianas noeuos", т.е. "новые христиане". Когда они впервые предстают перед Священным Трибуналом, все их имущество сразу же подвергается конфискации; их редко арестовывают, если они не богаты. Все судебные издержки для тех, кто не имеет необходимых средств, возмещаются за счет средств короля. Но обычно они привлекают к суду только тех, о ком точно знают, что они накопили значительное состояние. Ничто в мире не может сравниться с этим процессом по части его безжалостности и жестокости. Достаточно наименьшего подозрения, малейшего [неосторожного] слова, будь то ребенка или раба, который хочет отомстить своему хозяину, чтобы отправить человека на виселицу; и они [инквизиторы] доверяют ребенку, как бы мал он не был, едва только он научился говорить. Иногда их [жертв инквизиции] обвиняют в том, что они кладут свои распятия в подушки, на которых сидят или стоят на коленях (во время церковной службы); иногда же в поругании образов, или же в том, что они воздерживаются от употребления свиного сала; короче говоря, что они всё еще тайно соблюдают свой древний закон, хотя на людях выдают себя за добрых христиан. Я поистине верю, что нет такого греха, который бы им не приписывали. Смерти предают только богатых, тогда как бедные отделываются определенным покаянием. Самое жестокое и достойное порицание во всем этом деле заключается в том, что любой человек, желающий зла другому, может пойти [к инквизиторам] и обвинить его в любом преступлении. Когда же того арестуют, то ни один друг не осмеливается заступиться за него, или навестить его [в тюрьме] или поднять руку в его защиту, как если бы его обвиняли в государственной измене. В обществе люди не осмеливаются отзываться об инквизиции иначе как с большой похвалой и уважением; и если человек невзначай обронит хоть малейшее слово по ее адресу, он должен сразу пойти, обвинить и донести на самого себя, если он подозревает, что его кто-то мог услышать. В противном случае, если на вас донесет другой, вы сразу будете арестованы. Это - страшная и наводящая ужас вещь, оказаться там хотя бы раз, поскольку у вас нет ни единого ходатая или адвоката, который мог бы замолвить за вас слово, тогда как они [инквизиторы] выступают сразу и в роли судей, и в роли стороны обвинения. Форма следствия такая же, как в Испании, Италии или Португалии. Иногда люди содержатся в заключении два или три года, не зная причины [своего ареста], и в таком месте, где они ни разу не видят ни единой живой души, кроме приходящих к ним служителей инквизиции. Если у них нет средств к существованию, их кормят за королевский счет. Индийские язычники и мавры, какую бы религию они не исповедуют, не подлежат [суду] этой инквизиции, если они не стали христианами, и даже в таком случае с ними не обращаются с такой строгостью, как с португальцами или с "новыми христианами" из Португалии, или другими христианами из Европы. Но если, паче чаяния, индиец, мавр или язычник, житель Гоа, отговорит или воспрепятствует другому перейти в христианство, и если это будет доказано, он будет наказан инквизицией, как человек, заставивший другого отпасть от христианства; такие случаи бывают часто. Причина, по которой они так строго относятся к этим индийцам, заключается в том, что, по их мнению, они не могут быть такими стойкими в вере, как старые христиане; также, что это наказание послужит назидательным примером для остальных, и позволит им не сбиться с пути истинного. По той же причине, далее, они позволяют им сохранять некоторые их мелкие языческие и магометанские предрассудки, например, не есть свинину или говядину, не пить вино, и носить свое прежнее платье и украшения, - как мужчинам, так и женщинам, которые обратились в христианство.

Число всех тех, кого предала смерти инквизиция обычным порядком в Гоа, не поддается подсчету. Я ограничусь единственным примером голландского ювелира или огранщика, который прожил там больше 25 лет и женился на португальской метиске, от которой у него была на редкость красивая дочь брачного возраста, и скопил состояние на сумму около 30 или 40 тысяч крузадо. В это время он поссорился со своей женой, которая из мести обвинила его в том, что он хранит у себя дома книги ложной религии (11), вследствие чего был арестован, а его имущество конфисковано. Половина его была оставлена жене, а другая отошла инквизиции. Я не знаю, что с ним стало, но склонен полагать, что он был казнен, или, в лучшем случае, лишился всего своего имущества; он был голландцем. С одним португальским солдатом, который был дважды женат - в Португалии и в Индии, - обошлись гораздо мягче; но [лишь по той причине, что] он был беден. Они отправили его на своей карраке под арестом в Лиссабон; если бы он был богатым, его никогда не выпустили бы из тюрьмы. В остальном, все другие инквизиционные трибуналы Индий зависят от гоанского (12). Свои приговоры они выносят по дням больших церковных праздников. Затем они заставляют несчастных обвиняемых пройти процессией в рубашках, вымоченных в сере, и разрисованных языками адского пламени; различие между осужденными на смерть и остальными заключается в том, что [у первых] пламя поднимается вверх, а у других - вниз. Их приводят прямо в большую церковь или кафедральный собор, которая является почти что тюрьмой, и там, во время служения мессы и проповеди, к ним обращаются с самыми настоятельными увещаниями [покаяться]. После этого их отводят на поле Св.Лазаря (Campo Sancto Lazaro), где осужденных сжигают на костре в присутствии остальных, которые смотрят на казнь.

Но вернемся к положению духовенства в индиях. Там есть огромное количество [монахов] из всех церковных орденов, которых всех содержит король Испании, кроме тех, которые ходят, испрашивая милостыню, которую им охотно подают в знак благочестия, да и сам король снабжает из некоторым количеством продовольствия. Приходские священники получают равную плату, и король взимает всю десятину, потому что Папа разрешил ему это (13); церковные доходы и пожертвования, собираемые во время богослужений, отходят священникам и викариям. Все лица духовного сана носят рясы из хлопковой саржи, ибо шерсть там слишком редки и дорогой товар, и ее привозят из Португалии, тогда как хлопок очень удобно носить из-за жары. В отличие от наших краев, там крестят, исповедуют, причащают и совершают все таинства монахи из всех церковных орденов, в точности как мирские священники, которых они называют "Clerigos". Туземцев-индийцев и людей разных вероисповеданий рукополагают в священники, но иезуиты не делают этого, потому что у них есть правило, что тот, кто хочет вступить в их орден, обязательно должен быть христианином, родившимся от отца и матери - европейцев. Все священнослужители наживают богатство и получают частные доходы. У иезуитов же всё общее, и когда они отправляются куда-либо в путешествие, то не берут с собой ничего, кроме молитвенника (breviarium). Они только ведут проповедь христианской веры и заведуют колледжами в тех землях, обучая всевозможным наукам, и воспитывая детей, как индийцев-христиан, так и португальцев.

Их основной и главный колледж во всех Индиях - колледж Св.Павла в Гоа (S.Paul de Goa), который был возведен их стараниями напротив их дома и церкви: и все классы содержатся в образцовом порядке. Ученики не заходят в дом отцов; в то же время наставникам не нужно далеко отходить от своего дома, чтобы прийти в классы, не нужно даже переходить улицу. Они часто ставят пьесы и комедии, показывая в них войны и битвы, как в пешем строю, так и на лошадях, и всё в образцовом порядке. По моему подсчету, в этом колледже обучается свыше 3000 учеников. Когда они [иезуиты-учителя] идут на занятия, то прежде, чем войти в класс, они идут слушать мессу в церкви Св.Павла; когда же уроки заканчиваются, все, кто присутствовали в классе, приводят себя в порядок, хором распевая молитвы и литании и повторяя символ веры, да так громко, что это пение слышно по всей улице. Только дети, которым еще не исполнилось 15 лет, поют таким образом; а от 15 и старше уже не делают этого. Это (пение) они ежедневно практикуют с тем, чтобы привлекать к вере язычников.

В каждый церковный праздник, и по воскресеньям после полудня, учителя и другие назначенные иезуиты проходят процессией через весь город с крестами и хоругвями, и поют вместе со всеми их учениками, которые следуют за ними, разбившись по классам, и все поют, молодые и старые. В сопровождении многих жителей [города] они входят в церковь Доброго Иисуса, дом своего ордена, где отец-иезуит обучает их катехизису; и вся церковь с этой целью заставлена скамейками. Женщины также приходят туда, чтобы послушать чтение катехизиса, не пропуская ни единого праздничного дня или воскресенья. Эти отцы-иезуиты никогда не берут с учащихся никаких денег.

Все жители Гоа, приходя на исповедь, требуют, чтобы священник, который их исповедал, выдал им письменное свидетельство для причастия, которые они отдают перед тем, как их допустят к столу. Свидетельство помечено именем Иисуса. Эта мера была введена против "новых христиан", которые достаточно часто идут к причастию, [предварительно] не исповедавшись (14).

В поминальный день все португальцы в Индиях имеют обыкновение посылать, согласно их средствам, хлеб, вино и другие яства на могилы усопших родственников и друзей. Пока идет богослужение, вы можете видеть, как эти могилы заставлены пищей, но затем, когда все удаляются, священники или монахи приходят и забирают ее, и они обязаны молиться Богу за души умерших.

Они постятся в канун Рождества, как и мы, и ужинают в полдень; но перед тем, как идти на всенощную, которая начинается в 12 часов вечера, они садятся за легкий ужин, мало чем отличающийся от обычного, за исключением того, что они не едят ни мяса, ни рыбы; но всё остальное едят и пьют, не боясь греха. Женщины, знатные дамы, а также служанки с нетерпением ждут наступления этой ночи, поскольку, когда все они идут на мессу, то под благовидным предлогом флиртуют со своими воздыхателями. Все улицы в эту ночь увешаны фонарями. В день Рождества во всех церквях устраиваются мистерии с представлением таинства рождения Спасителя, с различными персонажами и животными, разговаривающими между собой, подобно тем, какие мы устраиваем здесь; также там есть куклы, и [декорации в виде] больших скал, и мужчины, которые находятся внутри, заставляют своих персонажей как будто бы действовать и говорить; все приходят посмотреть на это. Даже в большинстве домов и на перекрестках разыгрывают такие мистерии; это более приятное зрелище в то время там, чем в день Св.Иоанна здесь. На всех улицах, площадях и в городских округах расставляются столы, накрытые скатертями из тонко белой бумазеи, на которых разложены всевозможные засахаренные сливы, леденцы, марципаны (15), которые они называют "Rousquillos" (16), изготовленные тысячью разнообразных способов; все покупают эти сладости, чтобы кому-нибудь подарить. Это похоже на ярмарку и продолжается до окончания Двенадцатой Ночи. Этой ночью они гуляют (по городу) и развешивают листы бумаги (escriteaux) с написанными на них пожеланиями "anоbon", т.е. "Счастливого Нового Года!", в сопровождении игры на музыкальных инструментах.

Когда приближается Пасха, то в Святой Четверг и Святую Пятницу устраиваются всеобщие процессии, как во всех владениях короля Испании. Затем толпы кающихся всех сословий нещадно бичуют себя, и ползут на коленях, скрестив руки на груди. Невозможно в полной мере описать все странные и суеверные церемонии и обряды, которые там соблюдаются. Некоторые места в это время, наподобие больниц, снабжают большим запасом уксуса, драже, хлеба, вина и другими подкрепляющими средствами, и большим количеством белого белья. Уксус служит для того, чтобы растирать им тело, еда и питье - для восстановления сил, а белье - для того, чтобы насухо вытереть себя с головы до ног.

Все церкви имеют весьма красивые памятник. Внутри они богато украшены, и стены обтянуты занавесями: мощеный пол устлан травами и цветами, и большими ветками с красивыми широкими листьями со всех сторон. Большинство из этих веток - пальмовые. То же самое соблюдается и снаружи; и всё пространство вокруг церкви, и даже [примыкающие к ней] улицы, которые невероятно чистые, устилают охапками трав, цветов и веток. Ко входу в вышеуказанные церкви ведут колоннады пальм, высаженных с обеих сторон. Всё это делается в дни больших праздников каждой церкви. Для церковной службы у них есть изрядное количество гобоев, корнетов, барабанов, скрипок и других инструментов. Все их праздники заканчиваются накануне в полдень и заканчиваются в полдень самого дня праздника. Вследствие этого они носят более торжественный характер. На всех улицах, и в людных местах, и в церквях, где устраиваются праздники, развешиваются объявления о помиловании и прощении грехов.

Все "новые христиане", как мужчин, так и женщины, носят на шее деревянные четки. Португальцы и метисы носят их в руках, и при общении, делах и других действиях, никогда не забывают перебирать эти четки пальцами. Я не знаю, что они говорят, но я часто видел, как они перебирают их в руке во время игры в кости. У них есть обычай, когда священник во время служения мессы поднимает [над алтарем] причастие, каждый поднимает свою руку, словно показывая на него, и дважды или трижды громко восклицает: "Deos de Misericordia!" ("Господи, помилуй!"), и бьет себя в грудь. Они не освящают хлеб, как мы здесь. Когда их рабы, как мужчины, так и женщины, идут на мессу, то на ногах они носят железные оковы, по крайней мере те, кого подозревают в желании бежать.

Что касается их браков, то человек [до свадьбы] ни разу не видит свою нареченную, кроме как в церкви, куда она часто приходит, и не разговаривает с ней. Она [невеста] красиво одевается по португальской моде, и увешивает себя жемчугами и драгоценностями. Если она нравится ему, он идет назавтра к ней домой со священником и шафером (17). После этого он может пойти и повидаться с ней, но им не позволяют оставаться вместе наедине. Свадьбы происходят обычно во второй половине дня, в обстановке большой торжественности. Жениха иногда сопровождают 80 или 100 всадников на богато убранных лошадях; и вся родня и друзья с обеих сторон помогают [ему]. Невесту сопровождают подобным же образом ее родственницы и подруги, которые несут в паланкинах. В церкви к алтарю ее ведут двое ближайших родственниц, а жениха - двое его ближайших родственников. Эти четыре человека называются "Comperes" и "Commeres" (18). После венчания они провожают молодых обратно домой подобным же образом, в сопровождении группы музыкантов с трубами, корнетами и другими инструментами, играющих на них от церкви до дома, тогда как прохожие осыпают свадебный кортеж множеством цветов, ароматизированной водой, леденцами и сладостями, - все эти вещи предназначаются слугам, которые собирают их. Когда они подходят к дому, жених и невеста, вместе с ближайшими родственниками по женской и мужской линиям и старшими входят внутрь, тогда как молодые друзья новобрачных остаются снаружи. Они тем временем развлекаются, гарцуя на конях в карусели, бегают и прыгают перед домом, бросаются апельсинами и метают друг в друга тростины и солому. Жених, невеста и все остальные, которые вошли в дом, появляются на оконных балконах, откуда они любуются этими забавами. Сделав это, они спускаются и входят в нижнюю комнату, где им преподносят всевозможные фрукты и сладости, наряду с водой из Бангенина. Затем жених со всей возможной учтивостью отпускает гостей. Впоследствии для всех родственников устраивается пир: он продолжается недолго, и все удаляются восвояси.

Обряд крещения у них происходит с такой же торжественностью и церемонностью, как и свадьбы. Священник трижды погружает младенца в освященную воду. У них есть также большое блюдо из серебра с позолотой, полное "rosquilos" или марципанов, сухарей, миндального печенья и других сладостей, с воткнутыми посредине тонкими восковыми свечами, и золотой монетой (19). Всё это предназначено для священника, кроме самого блюда.

Кода наступает день поминовения святого покровителя монастыря или обители, они устраивают большое торжество для большого числа своих друзей. Священники и викарии поступают подобным образом в праздничные дни своих церквей.

Все христиане в Гоа, как португальцы и метисы, так и богатые индийцы, когда идут в церковь, то делают это с большой помпой и блеском, в сопровождении своих слуг, пажей и вооруженной охраны, шествующей строем. Их несут в паланкинах, но, несмотря на это, они не забывают позаботиться о том, чтобы после них вели под уздцы их коней, тогда как их пажи несут сомбреро, кресла или складные стулья, и две бархатных подушки; это - когда они принадлежат к высшему слою общества. Все они носят на боку мечи, и за ними следом идут их слуги и рабы, которых у богатых людей есть до 20 или 25 [человек]. Но они никогда не ходят в церковь без больших четок в руке, и несут подушку, на которую становятся на колени [во время церковной службы]. Словом, они шествуют с величайшей спесью в мире, и отличаются такой надменные, что одному из их слуг приходится брать рукой освященную воду, чтобы передать ее господину или госпоже; но этот слуга должен быть мужчиной или мальчиком, ибо ни женщины, ни девушки не приближаются и не прикасаются к сосуду со святой водой.

Богатые дамы из высшего общества редко ходят в церковь, за исключением дней больших праздников, и в этих случаях превосходно одетые по португальской моде. Их платья по большей части сделаны из шелка, расшитого золотыми нитями, и серебряной парчи, и они украшают себя жемчугом, драгоценными камнями и драгоценностями на голове, руках и талии. Поверх них они носят вуаль из самого прекрасного в мире муслина, ниспадающую с головы до ног. Платье и вуаль девушек бывают всех цветов радуги; но у замужних женщин - [только] черные. Они никогда не носят чулок. Их платья и верхняя одежда доходит до земли: их туфли, или "chapins" (20), открыты сверху и закрывают только подошвы ног; но они полностью расшиты золотом и серебром, расплющенным в виде тонких пластинок, которые доходят до самого низа туфель (chapin), а верхняя части усыпана жемчугом и драгоценными камнями, подошвы же сделаны из пробки и имеют полфута в толщину. Когда они направляются в церковь, их несут в паланкинах, которые отделаны с величайшей роскошью; внутри паланкины обтянуты большими персидскими коврами, которые они называют "Alcatif" (21); некоторые из этих ковров у нас должны стоить не меньше 500 крон. Затем у них есть две или три большие полдушки из бархата или парчи, расшитой золотом и серебром, или из шелка; одна предназначена для головы, другая для ног. За ними, в других паланкинах, в порядке, обусловленном их рангом, несут их детей и камеристок, или "Criadas" (22), которые либо португальские девушки, либо метиски. В каждом паланкине обычно находится не более одного человека, особенно если это господин или госпожа, за исключением того, что временами они берут в один из них своих детей; но что касается других [паланкинов], то в них находятся две особы. Что касается служанок и рабов, они идут следом пешком, и иногда их бывает 15 или 20 человек, богато одетых в шелка разного цвета, с наброшенными поверх большими вуалями из тонкого муслина, которые они называют "Mantes" (23); но они одеваются не по португальской моде, вместо нижних юбок им служат юбки из шелка. У них есть также халаты из тончайшего шелка, называемые "Bajus" (24). Среди них можно увидеть очень красивых девушек из всех народов Индии. Отметим, что мужья посылают туда [в церкви] также своих пажей, в сопровождении одного или двух хорошо одетых людей, португальцев или метисов, которые поддерживают их [жён] под руки, когда они выходят из своих паланкинов: чаще всего этих дам вносят в церковь прямо в их паланкинах, настолько они опасаются, что их увидят посторонние. Они не имеют никаких масок, но все так сильно накрашены и нарумянены, что это выглядит позорным. Тем не менее, не сами дамы боятся попасть на глаза посторонним людям, а их мужья, которые отличаются предельной ревностью. Одна из этих девушек-служанок или рабынь несет один из упомянутых роскошных ковров, или "алькатифов", другая несет две дорогие подушки, третья - красивый позолоченный стул из китайского дерева, бархатную сумку, в которой лежат книга [молитвенник], платок и другие вещи, которые им нужны, красивую "estere" (25), или циновку из прекрасной ткани, которую кладут поверх ковра, и опахало, вместе с другими необходимыми вещами. Когда эти дамы входят в церковь, один или двое человек помогают им, поддерживая под руки, поскольку сами они не могут переступить через порог из-за своей обуви, часто достигающей высоты в полфута над землей (26) и плохо сидящей на ноге. Один из этих мужчин берет немного святой воды, которой она смачивает руки, затем она направляется на свое место, в 40 или 50 шагах от входа, и у нее уходит добрая четверть часа на то, чтобы добраться до него, так тяжело и величаво она ступает: она держит в руке четки из золота, жемчуга и драгоценных камней. Так они ходят [в церковь] сообразно средствам, а не в соответствии с их достоинством. Когда они берут с собой своих детей, то заставляют их идти впереди. Служанки и рабыни очень радуются, когда их госпожи не ходят к мессе, поскольку тогда они идут туда одни, и могут в то же время встретиться со своими кавалерами; и они делают это довольно часто, и никогда не предают и не обвиняют друг друга.

Таковы единственные в своем роде и наиболее замечательные вещи, которые я видел в Гоа: но если бы у меня было желание вдаваться в подробности и подробно рассказать обо всем, что я узнал в течение двух лет или около того, которые я провел там, я бы никогда не закончил свой рассказ. Я ограничусь тем, что вкратце затрону некоторые предметы, предоставляя моим читателям судить обо всем остальном на основе этого.

Относительно разных товаров, которые привозят в Гоа из всех частей Индии, мы поговорим в надлежащем месте, когда перейдем к описанию некоторых стран, откуда они поступают.

Итак, человек, побывавший в Гоа, может быть уверен, что видел все величайшие диковинки Индий, ибо город наиболее известен и знаменит благодарю своему движению товаров от всех индийских наций. Ибо они поставляют туда всё, что производит их собственная страна, как сделанное [человеческими] руками, так и произведенное природой, и другие товары, которые можно найти там в величайшем изобилии. Вы увидите, что туда приходит более 1000 кораблей, нагруженных всевозможными товарами; продовольствие же там стоит намного дешевле, чем где-либо еще; то, что у нас стоило бы 50 су, там стоит не больше 5. Большинство продуктов питания, фруктов, и других лакомств поступает из Декана. Морская рыба там есть в таком изобилии, что ее больше, чем потребно, хотя они едят рыбы больше, чем ямса. Она составляет весь их рацион, и (также стоит отметить) не может храниться больше 24 часов, из-за сильной жары, от которой все тамошние яства очень быстро портятся. На всех улицах и перекрестках вы увидите множество мужчин и женщин, которые варят и жарят рыбу на продажу, которую они готовят с соусом и приправами.

Тем не менее, повторю, что, пробыв два с лишним года в Гоа среди португальцев, я не могу передать или выразить все обиды, оскорбления и дурное отношение, которое мне довелось перенести. И, поистине, я могу не кривя душой сказать, что если бы во время моего путешествия видел хоть малейший шанс вернуться во Францию, то приложил бы намного больше усилий к тому, чтобы изучить и изведать все чудеса и красоты этой страны. Но со дня нашего кораблекрушения и до высадки в Рошели я ни на один миг не надеялся вернуться на родину: вот почему я не особо заботился о том, чтобы нажить себе имущество. Ибо здесь для удовлетворения насущных потребностей нужно очень немногое, и все вещи стоят очень дешево. Тем не менее, я не упускал возможности подмечать много любопытного по части их богатства и торговли, пользуясь тем, что побывал в большинстве частей Индии, как с самими индийцами, так и с португальцами, с которыми я служил на севере и на юге, преследуя пиратов и защищая их побережье, и конвоируя их коммерческие суда во время рейсов туда и обратно. Но я уверяю вас, что если бы португальцы заподозрили, что я склоняюсь к мысли записать что-либо касательно их дел, либо о навигации в Индиях, либо другие сведения об их правительстве и торговле, они никогда не позволили бы мне вернуться, но либо предали бы меня смерти, либо отправили в ссылку, как они поступают со своими преступниками и другими иностранцами. Но я сумел не внушить им ни малейших подозрений на мой счет.

Мне послужил хорошим предостережением пример других, например, то, что произошло со шлюпкой с английского корабля на побережье Мелинде, около острова Занзибар, которую они [португальцы] захватили, (как я опишу в дальнейшем) (27), обнаружив на ее борту человека со свинцовым грузилом в руке, который делал промеры глубины дна и исследовал берег: они предали его жестокой смерти способом, к которому вообще часто прибегают в отношении других иностранцев, и хотя я признаю, что во мне нет особого таланта к лицедейству, все же я сумел убедить их, что не умею ни читать, ни писать, и не понимаю их языка; и чтобы жить среди них, мне пришлось во всем им подчиняться. Так, если кто-либо из них желал мне зла или дурно обращался со мной, я старался во что бы то ни стало примириться с ним и стать друзьями. Таким образом, я пробыл в их окружении около двух с половиной лет (28), не считая времени, которое заняло у меня возвращение из Гоа в Португалию.

Я могу сказать также, что англичане, которые были в Гоа и были захвачены в плен на реке и баре [отмели] Сурата, о чем я расскажу в соответствующем месте (29), поведали мне, что судно нашего адмирала, под названием "Круассан", возвращаясь из Ачена на Суматре, бросило якорь у острова Св.Елены, и что вслед за ним туда прибыло английское судно (30), вышедшее из Индий и нагруженное товарами, но с крайне немногочисленной командой; и что те, кто находился на борту "Круассана", договорились захватить его врасплох, потому что английское судно находилось в намного более лучшем состоянии и не давало такой сильной течи, как другое [т.е. французское], которое было все дырявым, и настолько изношенным, что оно не могло доплыть до Франции, как я слышал. Но один молодой артиллерист, служивший на борту "Круассана", англичанин по национальности, раскрыл их замысел, и [английское] судно под покровом ночи немедленно подняло свои якоря и отплыло прочь вместе с артиллеристом, который предупредил их (о готовящемся нападении). Это привело к тому, что англичане не поддерживают с нами дружеских отношений и презрительно отзываются о нашей нации: все они чрезвычайно гордые и не любят голландцев.

Под влиянием любопытства я попытался также навести справки о помощнике капитана и других наших товарищах, которые бежали с Мальдивских островов в лодке, когда мы потерпели там кораблекрушение, как сказано выше; но я не смог ничего выяснить, кроме того, что оба они скончались в больнице Коулана, вместе с некоторыми другими, а остальные были увезены в Гоа в качестве заключенных, после чего одних некоторых отправили назад в Португалию, а другие пропали без вести вместе с португальскими армиями, и никто в точности не знал, что же с ними случилось. Когда я был в Гоа, туда прибыл несколько человек от имени короля Каликута, чтобы вызволить определенных магометан, которых португальцы держали в плену, захватив их на каких-то арабских судах; по ходатайству саморина они были немедленно переданы на руки его посланникам. Поскольку эти люди в Каликуте были знакомы со мной, они рассказали мне со всей откровенностью обо всем, что произошло в Каликуте со времени нашего пленения, и как королю сразу доложили об этом, и о его большом возмущении против португальцев, которые принесли ему всевозможные извинения, свалив всю вину на капитана, который захватил нас и впоследствии плохо кончил, о чем я уже подробно рассказывал.

Я видел также прибывшую туда барку с островов Дивандуру (31), доверху нагруженную снастями из [волокон] кокосовых пальм; они называют эти веревки "копрой" (Cayro); помощник капитана барки говорил на мальдивском языке, и я видел его на островах Мале, так что мы хорошо знали друг друга и оба были очень рады, встретившись снова. Я часто видел его в доме видного малабарского капитана по имени Кусти Хамеде, его родственника, в городе Бадара.

Именно он сообщил мне новости обо всем, что произошло на Мальдивах со времени моего отъезда, после большого бедствия и смерти короля, (случившейся) в то же самое время, и о восшествии на трон нового короля, и о том, что сейчас страна наслаждается миром, о чем я рассказал выше на должном месте.

Но прежде, чем закончить эту главу, я хочу упомянуть о том, что знал в Гоа одного голландца по имени Мартин д`Омбес (32), который потерпел кораблекрушение