ПОВЕСТЬ о хорезмийском купце и цирюльнике, о том, как он увидел свое счастье во сне в облике монаха, о том, как он встретил монаха днем, о том, как монах стал золотым

 

 

На сорок седьмую ночь, когда золотой монах неба скрылся в келье запада, когда кровожадный Миррих, словно пускающий кровь цирюльник, появился на небе, Мах-Шакар, которая не знала равных прелестью, не ведала соперниц изяществом, опьяняя чарами лика и поражая роскошным станом, пришла к попугаю и попросила разрешения пойти в дом любимого.

Хитрый попугай воздал подобающие почести, выразил покорность, а затем без промедления пустил вскачь коня красноречия и вручил поводья слов в руки изложения, говоря так:

– Твой возлюбленный заждался сверх меры, твой супруг также уже долго пробыл в отъезде. Поэтому моей госпоже непременно надо пойти к любовнику, она просто обязана навестить возлюбленного. Тебе надо отправиться в добрый час, изящно и игриво, с моей стороны нет никаких запретов и возражений, никаких препятствий и предупреждений. Я только опасаюсь, как бы кто не узнал об этом, как бы эта тайна не раскрылась, как бы госпоже не пришлось стыдиться и выслушивать упреки, как это случилось с цирюльником, который разбил головы монахам и из-за этого очень стыдился и раскаивался. Тогда уж никакие отговорки не помогут и никакие ответы не возымеют действия.

– А как это случилось? – спросила Мах-Шакар, и попугай начал рассказывать.

 

Рассказ 81

 

Хранители сказаний и рассказчики преданий сообщают, что в стране Хорезм жил купец по имени Абдулмалик. У него были несметные сокровища, и он благодаря своим богатствам высоко возносил над равными себе знамя гордыни. Купец постоянно общался с учеными людьми, частенько являлся на собрания мужей науки.

Наконец купцу удалось войти в круг выдающихся ученых мужей, оказаться в их числе. Он услышал от них толкование аята: «Тот, кто совершит добро, получит завтра в десять раз больше».[402] Значение аята он запечатлел слухом сердца, отдал на хранение в сокровищницу груди и в надежде на вознаграждение роздал на пути божьем все свои богатства, совершив тем самым иную сделку. Своими богатствами, в надежде получить в десять раз больше, он устроил дела бедняков, так что в скором времени купец Абдулмалик сам стал бедняком, нищим и оборванным. В его кошельке не осталось ни дирхема, никто не мог бы отыскать ни гроша в сокровищнице его динаров. Зерно в его доме стали почитать, словно хлеб в Египте, еда там стала цениться, словно дирхем в руке скупцов. А великие мужи сказали: «Если кто-либо устроит себе дом в этом мире и если не будет у него там достатка, то этот дом будет походить на небо без звезд и на кладбище чужестранцев, его жилище будет словно водоем без рыб, словно ковер с шипами, ибо золото – примета рая и украшение этого мира. Так горе тому, у кого нет доли из вышнего рая, нет частицы из садов мира». Ученые мужи также изрекли мудрые речи о превосходстве богатства и выразили это стихами:

 

Сколь я ни размышлял, но без серебра

Я не добился осуществления желаний.

Добро и зло, проистекающие от золота и серебра,

Не зависят от рока и судьбы.

 

 

* * *

 

Лишь ради динаров все доблести мужа,

Об этом подумай, мудрец!

Динаров не стало – все в жизни пропало,

Тебя ожидает конец.

 

Бывший купец Абдулмалик переживал и размышлял, не мог и во сне позабыть о золоте и богатстве.

Наконец, однажды ночью птица его взгляда из гнезда глаз направилась в город, пташка его духа стала летать на западе и востоке, словно воображение. Во сне ему явилось счастье в облике благообразного монаха, приносящего добрые вести. Монах подошел к нему, сказал смиренно:

– Я пришел к тебе, ибо я – твоя судьба. За то, что ты претерпел много тягот и вкусил унижение, что открыл врата даров для бедняков, что раздал беднякам и нищим, все, что было у тебя, – за все это твой достаток стал вдесятеро больше того, чем ты владел раньше. Роза твоего счастья расцвела, уста твоей удачи раскрылись в улыбке, согласно тому, что сказал всевышний Аллах: «Воистину, трудности сопутствует облегчение, воистину, облегчению сопутствует трудность».[403] «Покуда существует мир, таковы его основы: радость следует за горем, покой – за скорбью».

Завтра, когда поверхность мира станет ясной, словно лик счастливцев или помыслы праведников, когда хозяин кельи востока, взяв в руки свет, явит свою красоту, я приду к тебе в дом без всякого стеснения в этом же облике, в этом же обличье. Но одно условие: ты должен ударить меня по голове тяжелой палкой, чтобы удостовериться в могуществе бога и увидеть воочию тайну господню. Мое тело с головы до пят станет золотым, из слитка судьбы изольется чистое золото. А далее каждый кусок, который ты отторгнешь от моих членов и израсходуешь, вновь отрастет, подобно траве, подобно волосам и ногтям живых людей, произрастающих на теле.

Купец Абдулмалик проснулся в страхе, произнес молитву, счел сон ночным бредом и подумал: «Если у человека нет сана Юсуфа или пророческого достоинства друга божьего Ибрахима – да будет мир над ними обоими, – то какое значение может иметь подобное сновидение? Недаром ученые мужи ведь изрекли: «Сон пятерых людей не следует принимать в счет, он не ценится мудрецами, его надо просто именовать сновидением. Во-первых, сон больного, во-вторых, сон влюбленного, в-третьих, сон пораженного несчастным случаем, в-четвертых, сон попавшего в беду, в-пятых, сон бедняков». И если я теперь стану ждать результатов сна, если я положусь сердцем на его последствия, то только стану без пользы утруждать себя и понапрасну растравлять душу. И великие мужи сказали:

 

Во сне казалось, что будет мир

Завоеван, но он не идет в руки.

Если жаждущий выпьет во сне даже целую реку,

То, проснувшись, не найдет в желудке и капли».

 

Подумал так Абдулмалик и перестал. Когда же появились первые приметы утра и показались передовые отряды царя светил, купец, совершив положенные молитвы, стал наводить чистоту тела да стричь ногти. В том квартале был цирюльник, который стриг Абдулмалика, делал это тайком от других. Вдруг вошел монах из ночного сновидения, который обещал явиться на другой день, и остановился, готовый поглощать палки, словно костер. Купец поверил в сон, который видел ночью, обрадовался, его сердце возликовало. Он тут же поднялся, словно планета, схватил толстую палку и опустил на голову монаху, который по воле бога превратился в золотую куклу и упал. Цирюльник видел все это и остался в большом изумлении. Купец же дал цирюльнику немного денег и отпустил, наказав никому не рассказывать о том, что произошло, не предавать его досужей молве.

Затем купец подобрал золотого человека и спрятал в надежном месте. Когда ему нужны были деньги, он отламывал от него кусочек и расходовал на свои нужды. Но сколько бы он ни ломал, золото вновь отрастало, каждый кусок, который он отбивал, восстанавливался. Так, благодаря золотому человеку купец стал покрывать все большие и малые расходы, росток довольства его вновь стал расти, ветви счастья плодоносить.

Цирюльник меж тем стал лелеять в голове преступные мысли, глупость взяла его за ворот. По невежеству он вообразил, что, кто бы ни ударил монаха палкой по голове, превратит его в золото. Он рассказал об этой тайне жене, стал держать с ней совет по этому поводу. Жена полностью согласилась с ним, во всем его поддержала. Цирюльник скопил несколько дирхемов, призанял к ним еще, устроил богатое угощение, позвал нескольких монахов из соседнего храма и усадил их на почетном месте. Когда же угощение было съедено, он схватил толстую палку, которую в народе называют «дубинкой для гостей», и стал бить их по головам, чтобы раскроить их, словно змеиную голову. Бедные монахи подняли крик, стали вопить и молить. Собрался народ и видит, что головы монахов разбиты, а по лицам текут ручьи крови. Люди удивились и поразились, стали расспрашивать, что случилось. Христиане на это ответили:

– Мы не знаем за собой никакого греха, если не считать того, что съели несколько кусков из его угощения, не знаем другого преступления, кроме того, что пришли к нему в гости. Нам неведомо, почему он сначала оказал нам такое уважение и почет, а потом так жестоко избил. Одно лишь ясно, что нам не в чем винить его. Во всем виноваты мы сами и полностью признаем это – ведь, претендуя на то, что уединились к кельях и ушли от мирских утех, мы не смогли отказаться от яств и иных мирских благ, пришли в дом скупого мерзавца, чтобы наесться досыта. Значит, мы заслужили это наказание, такова воля злой судьбы.

Люди подивились таким делам, пожалели их и стали расспрашивать цирюльника, зачем он так поступил. Но он не мог дать вразумительного ответа, а только молчал, повесив голову. Одни сочли его безумцем, другие назвали дураком. Наконец его за волосы поволокли к начальнику стражи, избивая по пути, и возложили на того поиски ключа к разгадке этой тайны.

Начальник стражи велел провести дознание, и цирюльнику ничего не оставалось, как поведать правду, и он чистосердечно рассказал о том, что случилось. Люди рты разинули от удивления, а начальник стражи вызвал Абдулмалика. Тот ответил так:

– Да ведь этот наш цирюльник давно помутился разумом, состав его мозга размягчился, надо бы его прочистить и промыть. Разве можно принимать всерьез его поступки и слова? Кто может поверить в такую ерунду? Он просто-напросто спятил, лишился рассудка. Надо бы полечить беднягу.

Начальник стражи нашел слова купца разумными, велел как следует наказать цирюльника, а потом изгнать с позором из тех краев. Монахам же принесли извинения.

Опозоренный и обесчещенный, цирюльник покинул город, и тут ему встретился верный друг. Цирюльник рассказал ему о своих злоключениях, пораженный оборотом событий. И друг сказал ему в назидание:

– Воистину, твоя история напоминает историю кулачного бойца из Систана. С тобой случилось в точности то же, что и с ним.

– А что с ним было? – спросил цирюльник, и друг стал повествовать.

 

Рассказ 82

 

Я слышал от рассказчиков событий, что в краю Систан был юноша с неуживчивым характером. Он был очень заносчив и драчлив, постоянно ссорился с людьми. Стоило ему увидеть у другого какую-нибудь вещь, как он тут же отбирал ее.

 

Похожий на адского дива, нравом подобный ифриту,

Горластый, словно уличная ворона.

Злокозненный, точно Иблис,

Злобный забияка, воинственный драчун.

 

В один прекрасный день он в сильном опьянении, не помня себя, шел по улице, брел, словно утренний ветерок, то падая, то поднимаясь. И вот случилось так, что ему повстречался набожный аскет. Пьяному захотелось поиздеваться над суфием, он замахнулся и ударил с бранью его кулаком по голове. Дервиш проглотил оскорбление и удар, словно халву или сахар, так как привык сносить побои и закалился душой. Он обрадовался и даже пустился в пляс. В суме у него оказался дирхем, подвижник вытащил его и отдал обидчику в плату за удар кулака, а потом вознес за него молитву и ушел восвояси.

Когда задира прошел немного, дьявол стал нашептывать ему, и он подумал: «За один удар кулака, который я нанес бедняку, я заслужил серебряный дирхем, а сверх того и благодарственную молитву. Если же мне встретится богатый и могущественный муж, если я ударю его кулаком дважды, то, очевидно, я заработаю два золотых динара, а также похвалу». Он лелеял эти никчемные мечты, а сам от опьянения был словно глухой и слепой. И вдруг перед ним предстал могучий и сильный воин. Драчун подошел ближе и хотел ударить его кулаком, как и дервиша, надеясь получить динар. Но воин подскочил к нему, схватил за руки, связал их крепко-накрепко, отколотил его как следует, задал ему хорошую трепку, так что хмель у буяна как рукой сняло, он раскаялся в своем поступке и пустился наутек еле живой. – Так знай же, – закончил друг, – хотя драчуна наказал именно воин, поколотив его, однако, по сути дела, его проучил дервиш, так как, если бы он не подарил ему серебряного дирхема, то злосчастный пьяница не был бы избит. Твоя история напоминает злоключения кулачного бойца. Если благодаря чистой вере и раздаче подаяний монах для купца превратился в золото и тем самым обеспечил его жизненный достаток, то ведь это вовсе не значит, что все монахи должны стать золотыми и одарить богатством всех людей. Ведь говорят же:

 

Не каждому, у кого есть голова, дают чалму,

Не каждому, у кого есть сердце, доверяют тайны.

Не каждому, у кого есть язык, дается дар речи,

О друг! Каждому воздают по достоинству.

 

Цирюльник выслушал слова друга, и его душа как бы очнулась, он пошел к себе домой, опозоренный и обесчещенный, пристыженный и прибитый.

Попугай завершил свою речь так:

– О Мах-Шакар! Цель моего рассказа та, чтобы твои дела не обернулись так, как у цирюльника, если люди проведают о твоей тайне.

Попугай все еще говорил, когда облаченный в синее аскет неба извлек белое рубище утра, а золотой диск солнца высунул голову, словно тарелка дервиша из печи востока.