Валентин Владимирович Бадрак

Валентин Владимирович Бадрак

Женщин, изменивших мир

 

    ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

  

Клеопатра, Жанна Д'Арк, Екатерина Вторая, Елена Блаватская, Мария Склодовская-Кюри, Коко Шанель, Мэрилин Монро… Все эти женщины удивительно разные, и вместе с тем, их объединяет одно общее качество: Они сумели не только изумить мир, но утвердить могущество женского начала, вступившего на путь самостоятельного влияния на мир. Они разрушили традиционный и кощунственный для сознания женщины стереотип, – что, будто бы женщина для создания гармоничных, счастливых условий своего существования неизменно должна опираться на мужчину. Многие из них использовали возможности мужчин, но совершали это столь изящно и с таким исконно женским вкусом, что явились в мир самостоятельными, самобытными и достойными восхищения образами. Они остались женщинами – отступницами, самостоятельными фигурами, абсолютными владельцами собственных образов даже в тех случаях, когда меняли их в угоду влиятельным мужчинам.

Развитие цивилизации поставило женщину перед новым опасным выбором: оставаться истинной подругой мужчины, или идти к успеху своим собственным путем, соперничая с мужчиной и доказывая в процессе конкуренции свою состоявшуюся гениальность. Не оспаривая, какой путь является более естественным для женщины, и, оставляя за женщиной право воспользоваться предоставленным тендерным равенством, стоит признать: среди добившихся признания женщин больше всего отчаянных одиночек, которые положили на алтарь успеха часть своего женского начала. Чтобы доказать наличие у прекрасной половины человечества неисчерпаемой энергии духа и способности стать проводником для целых народов.

Не исключено, что главное назначение женщины – вселить несокрушимую уверенность в своем мужчине, сыне или муже, дать ему жизнь, научить любить и чувствовать. В этом заключено и глубокое противоречие, ибо, отдавая мужчине всю себя, женщина нередко растворяет в нем и свою собственную личность. Самым мудрым из них все же удавалось, играя роль женщины-подруги, оставаться самодостаточной, величественной и многогранной личностью, владеющей и вершащей при помощи жаркого пламени любви, гибкости души и пластичности игры. А самые отчаянные из женщин занимались самореализацией, отбросив все приписываемые традицией функции.

Вызов и нестандартное мышление – вот основа для появления женской идеи и создания новых моделей жизни представительниц прекрасного пола. Но в этом одновременно проявляется и их «отступничество» – то, с чем не желает мириться патриархальное общество. Те из женщин, которые оказываются достаточно сильны духом, чтобы выдержать избранную линию, и обладающие достаточной волей, чтобы реализовывать собственные идеи, в конце концов, воспринимаются как победительницы, законодательницы моды в формировании иных, не похожих на существующие, стилей поведения женщин. Это взрывоопасное для общественного мнения поведение, в чем бы оно ни выражалось, – в жажде власти, стремлении к невероятному успеху в профессиональной деятельности, в рискованном пути к богатству или отказе от брака, в свободном проявлении сексуальности, – все это так или иначе, является борьбой за более высокий уровень независимости, за высшую свободу, приравненную к свободе мужского мира. И надо признать, благодаря самым стойким из женского племени, представительницы некогда слабого пола достигли изумительных и порой пугающих мужчин, результатов.

Клеопатра продемонстрировала миру блеск женщины-царицы, сильной даже в своей слабости, успешной и величественной даже в моменты отчаяния. Это пример игры мужской роли без потери женственного, на основе использования чарующих возможностей и обаяния личности и безупречных практичных знаний, которые делают женщину божеством. В глубинах истории она застыла сияющим символом женской власти, – мягкой, горделивой, гуттаперчивой.

Жанна Д'Арк — мужичка-крестьянка, которая по заданию безымянных, оставшихся в тени истории режиссеров, выполняла роль сказочной девы-воина. Завороженная фантастической миссией сама, она загипнотизировала сознание целой нации. Ее выдающиеся качества женщины проявились тогда, когда она, руководствуясь эмоциональной силой лидерства, пошла дальше своих сценаристов. Она вышла из-под контроля и ошеломила всех, от короля до самого мелкого слуги его двора. Благородство, необыкновенная сила намерения и жажда сияния затмили ее непредусмотрительность, примитивность неразвитого мышления, приглушенную, сублимированную женственность.

Екатерина Вторая отличается от Клеопатры чрезмерной мужественностью образа. Встав на мужское поле борьбы, она, в отличие от Клеопатры, трансформировала свою женскую самость, развив сугубо мужские качества. Она выросла из смертельно опасного периода становления до полной самостоятельности, до кометы, знающей свой путь и ведущей за собой. Клеопатра отдавала эмоциональную и сексуальную силу мужчинам, чтобы воспользоваться, как щитом, их мужскими возможностями военачальников и мощью подготовленных легионов. Екатерина же с простотой неутолимой самки эксплуатировала мужчин для пополнения эмоциональных резервов, мужскую же силу побеждать развила у себя сама, оставив потомкам помпезную, воинственную и горделивую гримасу женщины-победительницы.

Елена Блаватская – безусловный символ духовного превосходства женщины, показатель способности достижения такого размаха влияния, когда признают и лицемерные недоброжелатели, и беспринципные хулители. Но еще – уникальный пример того, что область идей расходится безграничным веером, а сила мысли не имеет пределов. К концу жизни Елена Блаватская превратилась в живого апостола, в апологета непостижимой мистики и колдовской магии. Своим образом и своей ролью женщина утвердила целый ворох важных законов и принципов воздействия на современников и потомков, технологии влияния сделали ее непревзойденной.

Мария Склодовская-Кюри – женщина, провозгласившая равенство полов в сугубо мужской деятельности. Женщина-эмблема, она при жизни превратилась в идола, вещающего новым языком, открывающим новые возможности для притесненного пола. Ее значение не столько в фактических результатах научных поисков, сколько открытии перед женщиной необъятного пространства новизны, наделения женщины обновленным мировоззрением. Ее инъекция – укол сильно действующего средства, отрезвляющего, дающего волю аморфным, силу – беспомощным, веру – заблудившимся в апатичном патриархальном мире.

Коко Шанель прожила жизнь-фейерверк, пленяя мир и преобразовывая внешний облик представительниц прекрасного пола. Она подарила женскому племени феноменальный инструмент использования мужчин для собственного восхождения, для освобождения от вечных пут зависимости, от нелепого явления второсортности женщины в патриархальном мире. Она выросла до искушенной, опытной музы, требующей равноценного обмена, – идеями, в первую очередь. Порой для ее обозначения лучше всего подходит образ пушистого, манящего и вместе с тем прозорливого, на редкость чуткого зверька, снабженного безукоризненно действующим хоботком для высасывания новаторских мыслей.

Мэрилин Монро ознаменовала приход революции женского сознания. Если Коко Шанель изменяла внешность, то Мэрилин Монро расколдовала внутренний мир женщины, смело приравняв его в сфере тайных желаний к мужскому. С ней женщина лишилась комплекса второго пола. Из забитой и брошенной девочки Норма выросла до инфантильной, терзаемой психологическими проблемами Мэрилин Монро, средней актрисы, выпячивающей половые признаки. Но этот тривиальный образ благодаря ее отрешенности и старательности смог прошибить брешь в стене, воздвигнутой предубежденными мужчинами против женской сущности. Сквозь эту брешь устремился новый поток сознания, так необходимый современной женщине для достижения самодостаточности.

Вместе эти семь женщин служат угрожающим мужскому сообществу напоминанием, что женщине подвластен весь диапазон качеств, что женщина является силой столь разносторонней и тонкой, что может претендовать на силу качественно высшего, более подготовленного, лучше осведомленного и просвещенного носителя энергии. Если, конечно, захочет…

 

    Клеопатра VII

69 год до н. э. – 30 год до н. э

  

  Царица Египта, символ единения женского очарования и власти

  Совершеннейшее воплощение женщины, когда-либо появлявшейся на свет, царственнейшая из женщин и женственнейшая из цариц, существо, повергающее всех в изумление, превосходящее самое пылкое воображение, – та, кого мечтатель неизменно обнаруживает в основе своих мечтаний.

Теофил Готъе о Клеопатре

  

Клеопатра не нуждается в представлении. Пожалуй, вряд ли можно найти человека, ничего не слышавшего, не читавшего или не смотревшего фильм об этой женщине, живущей в восприятии большинства людей в виде живописной и удивительно пестрой легенды. Но в то же время мало кто старался вникнуть в детали жизненной стратегии Клеопатры, снискавшей славу вовсе не потому, что она была царицей Египта.

Если говорить о Клеопатре как о женщине, добившейся успеха и попавшей на скрижали истории, необходимо заметить, что она, как и подавляющее большинство выдающихся личностей прекрасного пола, прежде всего бросила вызов традиционным представлениям о месте женщины в обществе, существенно расширив их. Она, возможно, могла бы стать женщиной-подругой одного из лучших мужчин своего времени, но с самых юных лет ей пришлось вступить в непримиримую борьбу за собственное выживание, и это наложило неизгладимый отпечаток на ее восприятие отношений между полами. А выжив и начав властвовать, она научилась руководствоваться исключительно собственными интересами, в какой-то степени навязанными происхождением, обстоятельствами и необходимостью тщательно заботиться о своей безопасности в суровом и не ведающем жалости античном мире. В отличие от своих предшественниц, царственных особ Египта, Клеопатра реально управляла государством без соправителя-мужчины. Причем управляла настолько искусно, что сделала Египет мощной и баснословно богатой державой. Не случайно историки утверждают, что роскошь окончательно заполонила Рим с появлением Клеопатры. Она умудрялась скрыто противостоять Римской империи, могучей военной машине, которой к тому времени уже покорялось полмира. Клеопатра прибегала к искусству дипломатии в наиболее сложный для Римской империи период, когда гражданская война в течение долгих лет раздирала грозное государство на части, разведя по разным лагерям наиболее искусных борцов за власть в империи, а ее собственное государство сотрясали смуты. В этих условиях надо было обладать тонким аналитическим умом, чтобы просчитать, на кого делать ставку. Определяя претендента, она максимально и с невероятным успехом использовала для борьбы искусство обольщения, чем добилась славы одной из самых ловких искусительниц в истории. Она сумела связать свое имя с несколькими самыми выдающимися именами Древнего Рима – Гаем Юлием Цезарем, Марком Антонием и Октавианом Августом, что обеспечило ей бессмертие в сообществе этих великих мужчин. И, пожалуй, самое интересное заключается в том, что ей удалось обнажить для истории человеческие слабости этих талантливых мужей, оказавшись все-таки не покоренной ими, но повлияв на разум каждого. Завладев вниманием знаменитых римлян, последняя представительница династии Птолемеев способствовала созданию животрепещущей легенды о таинственной и коварной Клеопатре, уникальной женщине, чья судьба вызывает неизменный неподдельный интерес на протяжении более двух тысяч лет.

Однако сильная воительница была, прежде всего, слабой женщиной – человеком, совершающим ошибки, имеющим слабости, страхи и комплексы. Именно этой, человеческой стороне жизни Клеопатры, а также ее изобретательным стратегиям стоит уделить внимание. Благодаря нескончаемой цепи хитросплетенных интриг она уцелела и в страшную эпоху сумела красиво прожить короткую, но яркую, как вспышка молнии, и полную приключений жизнь, врезавшись в сознание потомков в виде полумифического, насыщенного множеством вымышленных оттенков образа.

  

Создание исторического мифа

Клеопатра жила в эпоху, когда виртуозность манипулирования сознанием общества достигалась путем молниеносного распространения слухов, непрерывной работы авторитетных агентов влияния, астрологов и предсказателей, авторов книг и религии. Причем последнее было наиболее действенным средством. Живые деятельные люди и мифические образы богов в значительной степени формировали и корректировали общественное мнение, навязывали образы и делали легенды частью биографий.

Клеопатра хорошо усвоила это с раннего детства, используя все возможные элементы воздействия на психику окружающих – от пестрой одежды и величественной манеры держать себя до виртуозного использования всякого, кто мог умело содействовать театрализованному представлению длиной в жизнь. Египетская царица беззастенчиво присвоила себе титул богини Исиды, появляясь на публичных мероприятиях непременно в одежде священной особы и совершая мистические культы этой богини. Что, конечно же, психологически воздействовало на народ, распространяя волны восторженной и благоговейной легенды. Во время первой встречи с Антонием было столько фарса и столько декораций, что мифов о ее таланте создавать из любого события помпезное представление хватило на целую эпоху – вплоть до обезумевшего от власти Нерона. По мнению Хьюз-Хэллет, декоративность визитов и перемещений лидеров государств имела еще одну важную сторону: продемонстрировать экономическую мощь государства через показное изобилие. Может быть, и так, но тем не менее театрализация сопровождала всю жизнь царицы и, по всей видимости, была одной из форм самовыражения, проявления внутренней демонстративности натуры и женской силы. Например, появившись в Афинах во время подготовки к войне с Октавианом (где уже действовала негативная пропаганда Октавиана и Ливии), Клеопатра таки сумела приобрести популярность, мастерски используя свои актерские способности, яркие костюмы, а также немалые денежные средства. Царица так хорошо играла роль богини Исиды, так ловко демонстрировала знаменитому городу щедрость, что на фоне вводившего новые налоги Октавиана добилась не только комплиментов, но и беспрецедентного поклонения в виде установления в Акрополе статуи в одеяниях богини Исиды.

Среди методов воздействия владычицы Египта стоит отметить и якобы тайное распространение пророчеств. Базировались они на общем настроении населения Египта, заключавшемся в неприязни и даже ненависти к Риму, от которого исходила вечная угроза. Фактически Клеопатра ловко эксплуатировала в своих личных целях противостояние Востока и Запада. У историков нет достоверных данных о том, что царица как-то влияла на составление пророчеств, но она явно содействовала негласному распространению слухов о том, что прорицатели «видят» конец владычества Рима и что осуществит это тайное желание Востока женщина-правительница. Нетрудно догадаться, что такой женщиной могли видеть лишь Клеопатру. Впрочем, у этих слухов была и оборотная сторона: Октавиан потом воспользовался этими же слухами для создания в образе Клеопатры алчущего врага империи.

Подобно всем царям и правителям, для воздействия на современников Клеопатра использовала возведение храмов, статуй себе и богам, а также чеканку монеты со своим изображением. Идеология таких действий состоит в следовании целостной жизненной стратегии правителя, направленной на то, чтобы оставить после себя как можно больше материализованных свидетельств своих весомых деяний. В этом нет ничего новаторского, и такие действия содержатся в истории любого правящего лица. Но все же поражает активность Клеопатры в расширении пространства своего влияния. Пользуясь своей способностью воздействовать на Марка Антония, она добилась, чтобы ее изображение оказалось не только на монетах, обращавшихся в Египте и восточных землях империи, но и на римской монете, что при наличии признаков республики и ограничений власти консулов и триумвиров было вызовом западному обществу и, естественно, способствовало созданию исторического образа. Будучи женщиной, подругой римского полководца, Клеопатра всегда вела собственную игру, играла собственную роль, которая часто была более сильной и серьезной, чем роль самого Антония. Клеопатра слишком часто затмевала своего спутника жизни, и это в результате дало ей больше возможностей для того, чтобы быть замеченной летописцами и поэтами, чтобы «запомниться». Причем для этого Клеопатра осознанно использовала практически весь арсенал возможностей.

Клеопатре нужны были могучие мифы, поскольку они вступали в противодействие с другими легендами, направленными против нее. Эти легенды не менее искусно распространялись в Риме, городе, где искали малейшего повода для низвержения Клеопатры и присоединения богатого Египта. Но Августу также нужны были легенды, и поскольку образ Клеопатры к моменту столкновения с ним прибрел черты исторической личности (и не только из-за романа с Юлием Цезарем), он вынужден был принимать этот неоспоримый факт во внимание. Хотя он представил в Риме Клеопатру врагом – чтобы отобрать власть у Антония, но тем не менее не позволил очернить ее образ. Например, он дал ей возможность умереть самостоятельно, передав через своего полководца, что намерен провести царицу по Риму во время триумфа. Но вряд ли он намеревался это сделать, и не только из-за того, что такой шаг мог бы омрачить память Цезаря. Октавиану, чтобы через три года превратиться в великого Августа, необходимо было продемонстрировать победу не над слабой женщиной, а над могущественной правительницей, сохранив ее величественный образ. Он не только сохранил созданные Клеопатрой мифы о себе, но и развил их (безусловно, уже движимый заботой о себе). Так, он сотворил при помощи летописцев изумительную сказку о величественной картине смерти царицы, хотя смерть Клеопатры от укуса змеи не только сомнительна, но и маловероятна, на что указывали многие поздние исследователи. Однако Октавиан во время триумфа велел пронести статую Клеопатры, обвитую змеей, что закрепило этот миф навсегда. Те, кто шел в истории вслед за Клеопатрой, вынуждены были поддерживать и развивать сотканные ею же нити романтической легенды об одной из самых выдающихся женщин в истории. Как это ни удивительно, но даже раздутый Октавианом миф о сексуальной развращенности Клеопатры пошел на пользу узнаваемости ее образа в истории. То, что Клеопатра была искусна в любовных играх, сомнений не вызывает. Однако аргументы поздних исследователей жизни египетской царицы более чем весомы: Клеопатра вынуждена была оставаться разборчивой в постельных делах по очень многим причинам. Во-первых, давняя традиция Птолемеев требовала, чтобы голубая кровь династии не смешивалась с какой-либо другой. Есть все основания полагать, что Клеопатра свято следовала традиции царской семьи, как в религии, так и в методах управления государством. Сексуальная жизнь ранних монархов была неотъемлемой частью того незыблемого и неприкосновенного, что умещается в наши понятия о табу. Во-вторых, исторические сведения о Клеопатре говорят, что она, рассматривая секс как рычаг влияния на мужчин, находилась в поиске подходящего для себя мужчины. Ее поведение величественной правительницы не вязалось бы с представлениями народа о царской особе, если бы она позволяла себе легкомысленные постельные утехи. Обладающие властью всегда находятся во власти того, чем обладают, и потому не стоит забывать это пророческое замечание Ницше. Власть же Клеопатры была не только зыбкой, но и напрямую связана с физическим выживанием, так что вряд ли в такой ситуации женщина позволила бы себе рискованные излишества. Для Клеопатры маска, которую она носила, имела неизмеримо большее значение, чем реальная жизнь.

Нельзя не согласиться с теми исследователями жизни Клеопатры, которые, как уже отмечалось ранее, утверждают, что основное отличие ее пропаганды от методов современников – умелая театрализация собственной жизни. Со временем Клеопатра научилась любой жизненный акт превращать в представление и следовала своей привычке до смертного часа, рассматривая каждый жизненный эпизод как акт игры на сцене тем охотнее, чем неизбежнее оказывалась ситуация. Так она действовала с самого начала, когда впервые предстала Цезарю завернутой в ковре (быть может, эта история была придумана позже, а может, имел место театральный жест), и до самого последнего часа, когда сумела с леденящим душу хладнокровием принять смерть, предпочтя ее унижению. Возможно, настолько глубоко в подкорке у царицы засело фатальное восприятие великой и безумной торжественности подобного ухода (как сделал ее дядя, правитель Кипра, и это, очевидно, Клеопатра запомнила хорошо), что она не смогла удержать себя от подобного шага. Долгие годы визуализаций и психического настроя взяли свое – великая богиня не может позволить себе поступать так, как обычный человек. Интуиция побежденного человека подсказывала ей, что так выгоднее поставить точку, чем оттягивать минуту ухода, теряя магическую силу недостижимого восточного божества. Клеопатра сыграла спектакль, до глубины души потрясший даже холодного и беспощадного Октавиана.

Вряд ли, создавая увлекательную и таинственную легенду о себе, полную мистерии и магического смысла, Клеопатра заботилась о том, чтобы стать частью истории. Ее проблемы, конечно же, были более приземленными: ей надо было царствовать, выживая при этом и сохраняя суверенитет и целостность Египта. Как и в детстве, выживание, царствование и сохранение атрибутов государственности были неразрывно связаны, а изменение одного из факторов грозило низвержением и смертью. Грозная опасность заставляла рассудок оставаться холодным, держать себя в постоянном тонусе и готовности сражаться.

Для успешного царствования нужны универсальные рычаги воздействия на общественное сознание, и тут Клеопатра не была оригинальной. Она лишь воспользовалась тем, что ей передала в наследство династия Птолемеев: нагромождение устрашающих религиозных символов, мощь военной машины и исконное богатство Египта, служившего житницей и сокровищницей великой древней империи. Дополнительным приобретением египетской царицы оказались действительно могучие и обширные знания.

И все же Клеопатра осознавала: она должна выделяться, быть экстравагантной и неординарной, уметь изумлять и шокировать все многонациональное сообщество могучей империи. Личность царицы должна быть плотно окутана пеленой легенды, что создает завесу неприступности и божественности властительницы. И конечно же, миф призван усилить экспрессию восприятия личности, внушать благоговение собственному народу и уважение соседним. Мифы для правителей служат для замены их недостающих качеств. Например, история о появлении Клеопатры перед Цезарем, завернутой в ковер, призвана продемонстрировать решительность властительницы. А легенда о ее неописуемой красоте, пленившей диктатора Юлия Цезаря, служила прямым свидетельством отсутствия признаков физического совершенства…

Клеопатра, несомненно, совершала ошибки, и ей не чужды были многие человеческие слабости; как и все женщины, она искала любви и признания, оставаясь уязвимой. Но ее усилия не оказались тщетными: пройдя через собственные ошибки, она искрящейся кометой вошла в историю. Клеопатра интересна в первую очередь тем, что сумела продемонстрировать, что женщина способна играть несколько ролей одновременно, оставаясь матерью, подругой, любовницей и государственным деятелем.

 

    Жанна д'Арк (Жанна Дарк)

6 января 1412 года – 30 мая 1431 года

  

  Символ женщины-спасительницы, отображение феномена женской силы и мужества

  Для этого я рождена.

Жанна д'Арк судьям

  

  И она вошла в века как Орлеанская Дева.

Анатолий Левандовский, автор биографического романа о Жанне д'Арк

  

Имя Жанны д'Арк известно если не всем, то почти каждому. К началу XXI века этот демонический персонаж вынырнул из Истории в обрамлении таких противоречивых мифов, что в этом заманчивом хитросплетении нелегко отделить нетленные реалии от патетического пепла людской молвы. Бедная воинственная пастушка из маленькой французской деревеньки оказалась сродни таинственному вулкану, неожиданно извергнувшему в пространство всю мощь и величие и так же внезапно застывшему навечно под собственной лавой на века. Может быть, Жанна д'Арк – лишь притягательная сладостная иллюзия для людей, так любящих мистические символы?

Личность отрешенной в своей необъяснимой миссии девушки, явившейся для спасения родины, столь неуловима, что осознать предпосылки ее мотивации и истинную природу деятельной натуры можно лишь путем многочисленных противопоставлений исторических фактов, не слишком доверяя авторам летописей давно минувших событий, значительно приукрашенных и измененных позже самими участниками тех загадочных и беспокойных дней.

Но даже в сопровождении такого мистического и сложно объяснимого шлейфа комментариев одухотворенная патриотическим фанатизмом личность может быть взята для беспристрастного препарирования ее жизненных установок, составляющих звенья неискушенной и в то же время феноменальной стратегии. Наиболее удивительной представляется та ее часть, которая связана с появлением самоидентификации великой миссии спасения, а также необычайно высокой для крестьянской девушки самооценки совершить задуманное. По всей видимости, ответы на эти вопросы своими корнями уходят в детство Жанны, которое преимущественно потеряно для исследователей; в нем больше предположений и домыслов, нежели четко зафиксированных фактов. Тем не менее, спокойный и пристальный взгляд сквозь окутанную туманом толщу минувших столетий может помочь восстановить, по меньшей мере, ключевые элементы жизненной линии девушки, имя которой осталось в Истории овеянным всемогущими ветрами славы.

Не оспаривая и не преувеличивая заслуг средневековой воительницы, стоит лишь заметить, что созданный вокруг ее имени миф, несомненно, более значим, чем сама история мученицы, озаботившейся судьбой Франции. Но, мешая пониманию личности героини, завораживающая легенда о Жанне д'Арк, тем не менее, является самым красноречивым свидетельством безоговорочного принятия ее образа современным миром, создание нового маяка, светящего далеко за рамки национального. Жанна д'Арк стала частью коллективного бессознательного человечества, бессмертным символом воинственной женщины, которая из отчаяния и любви способна совершить поступки, кажущиеся невероятными.

  

Пилигрим в облике принцессы

София Фредерика Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, прибыла в Россию еще совсем юной девочкой – ей не исполнилось и пятнадцати лет. Принцессе было предписано явиться ко двору российской императрицы Елизаветы – с тем чтобы стать супругой великого российского князя Петра Федоровича. В этом факте нет ничего странного, если учитывать важность политических браков в средневековой Европе: с их помощью монархи укрепляли свои троны, расшатывая между тем чужие.

Хотя она определенно готовилась к перипетиям дворцовой жизни российского императорского двора, получив массу всевозможных инструкций от целого ряда высокопоставленных сановников прусского короля Фридриха, в России с первых же минут пребывания на новом месте началась настоящая борьба за выживание. Для выживания в чужой стране девушке необходимо было не просто соблюдать чрезвычайную осторожность, а на ходу обучиться искусству дворцовой мимикрии, всякий раз принимая ожидаемые формы и цветовую гамму, интуитивно угадывая внутренний мир окружающих ее людей, чтобы принять необходимый облик и вместе с тем тайно сохранить стержень собственной индивидуальности.

Это оказалось невероятно сложной задачей, для решения которой Софии пришлось сосредоточить все свои внутренние силы и знания. Чтобы победить орду конкурентов, бесцеремонно проталкивающих интересы своих фавориток из различных дворов Европы, она должна была оказаться выше, образованнее и утонченнее подавляющего большинства представителей властного бомонда, вызвав симпатии лучших из них и усыпив их бдительность чувственной и достаточно чуткой натурой, способной к невероятной гибкости и поиску бесконечных моделей общения. И конечно, главной задачей было понравиться императрице. Неожиданные изменения в ее жизни вызвали внезапное взросление, взрыв самостоятельности и раскрытие в себе удивительных способностей и внутренних резервов, которые подняли платформу ее сознания, самоидентификацию и осознание будущей роли на такой неожиданно высокий уровень, не оценить который было бы кощунством со стороны российского двора. Она всегда была настороже, а ее неугасимое стремление достичь высот власти уже в юном возрасте обрело очертания идеи.

Как всякая девочка, появившаяся в семье достаточно высокого рода, близкого к правящей элите (ее отец был принцем и губернатором города Штетина, а мать происходила из Голштинской семьи и была в довольно близком родстве с российским наследным князем Петром Федоровичем), София была ориентирована родителями и воспитателями на исполнение традиционной женской роли, а именно на будущий брак с высокопоставленным представителем королевской или императорской семьи и безропотное исполнение супружеской и материнской функций. Действительно, родители принцессы настолько старались в продвижении интересов своей дочери, что уже к четырнадцати годам ее портрет странным образом, причем в глубокой тайне, попал в руки российской императрице Елизавете.

София была живой, общительной и весьма честолюбивой – родители сумели внушить ей уважительное, но без самомнения, отношение к себе. Ее тонкая душа в один момент оказалась на грани между пропастью и множеством препятствий на пути к ложу Петра Федоровича. Лихорадка фрустрации и глубокие переживания происходящего в очень короткий промежуток времени сделали ее взрослой; ее зрение и слух обострились, ее актерский талант прорвался наружу в отточенных движениях масок, а ее воля – основной и наиболее важный элемент сплава этой юной души – породила стойкое желание победы над обстоятельствами. Именно вследствие этих причин один из поздних исследователей биографии Софии очень удачно назвал ее «принцессой-золушкой», что является точным отражением ситуации и положения Софии на момент отъезда в Россию. К этому удачному определению стоит добавить тонкое замечание историка Ключевского о том, что ей с детства толковали, что она некрасива, и это рано заставило ее учиться искусству нравиться, искать в душе того, чего недоставало наружности. Возможно, принцесса действительно испытала слишком мало родительской любви, что усилило в ней эгоцентричное тщеславное начало; осознав необходимость полагаться во всем лишь на себя саму, она не только стала самостоятельной с очень раннего возраста, но и отказалась от мысли дарить собственные искренние чувства кому бы то ни было. Забегая вперед, отметим, что ни собственные дети, ни многочисленные фавориты не вызывали у нее чувства любви. Она долго плакала, узнав о смерти отца, огорчилась из-за кончины матери (которую она почти открыто не уважала за склочность и откровенную бездарность), падала в обморок от вестей об уходе в мир иной того или иного фаворита, но глубинная мотивация этой скорби касалась жалости и любви к себе самой. Истинная любовь была чужда этой девочке, чьи мысли с детских лет занимал лишь голый расчет на собственное возвышение, которое станет преградой для ущемления самолюбия и так часто сдерживаемой в годы детства и юности свободы действий.

София начинала не с нуля – ее воспитательная база могла какое-то непродолжительное время удерживать ее на плаву. Хотя объективный экскурс в историю ее воспитания неумолимо свидетельствует о том, что родители дали девушке слишком мало для борьбы за выживание. Сама она проявляла мало интереса к учению и была скорее обыкновенной, не слишком избалованной девочкой, в меру впечатлительной, застенчивой и ориентированной на подчиненное положение в обществе. Более того, воспитание в крепости при одном из военных гарнизонов оставило в ней отпечаток строгой дисциплины и обязательности, что с годами трансформировалось в качество характера. А необходимость целовать край одежды высокопоставленных посетителей или посетительниц родительского дома не вызывала внутреннего сопротивления, укрепляя готовность исполнить традиционную женскую функцию. В своих «Записках» много лет спустя она откровенничала по поводу отсутствия мотивации к учению в детские годы – черта, свидетельствующая о некой «нормальности», поскольку свойственна подавляющему большинству детей. Впрочем, некоторые из ее учителей старательно пытались восполнить брешь: к моменту отъезда в Россию София сносно владела письмом и не особо путалась в дебрях литературы, проштудировав все популярные для того времени комедии и трагедии. Она с детства воспитывалась на жестких пуританских правилах, что было совершенно необходимо для положения принцессы, а позже, по достижении высшей власти, тайком от всех окружающих всячески изгонялось из закостенелой души. В моменты же высшего напряжения нервов пуританские каноны сослужили Софии добрую службу, предопределив ее необыкновенное терпение, выносливость в неблагоприятных обстоятельствах и доброжелательный настрой по отношению к людям.

Все же главные качества ее души проявились в период гнетущей неопределенности. Время работало на нее, и она воспользовалась им сполна, не потеряв ни единой минуты. На ту работу, которую София проделала за первые полтора года в России до официального бракосочетания с Петром, у человека со средними способностями уходит от десяти до пятнадцати лет. При этом она вдруг обнаружила, что в каждый момент своей реальной жизни находится на сцене, на которую с интересом и любопытством взирает великое множество глаз: пытливых, хитрых, злых, понимающих, осуждающих и боготворящих. С поистине странной для пятнадцатилетней девушки сосредоточенностью София начала гигантскими темпами осваивать русский язык. Еще более тщательно, с какой-то остервенелой яростью девушка впилась в изучение канонов православной религии, и особенно различий между православием и лютеранством. В отличие от своей матери она смекнула: без принятия православия победа недостижима; а раз так, надо лучше узнать то, с чем придется жить всю жизнь. Зная его ближе, его можно понять и принять, а затем, может быть, проникнуться и полюбить. Через некоторое время София заявила, что видит слишком мало различий между религиозными правилами для того, чтобы это могло препятствовать принятию ею православия: шаг, который сразу расположил к молодой принцессе императрицу. Более того, когда девушка неожиданно серьезно заболела, то сама попросила прислать к ней православного священника вместо лютеранского пастора – даже находясь в нескольких шагах от бездны, София сумела использовать ситуацию, позаботившись, чтобы о ее неординарном поступке узнало как можно больше людей из окружения Елизаветы.

Все же развитие у себя гуттаперчевой психики не стало главным предвестником победы. Пожалуй, ничто так не поражало дипломатов и высокопоставленных чиновников в характере Софии, как ее чрезвычайная воля. Воля толкала целеустремленную девушку к проглатыванию бесконечного списка рекомендуемых ей прусскими сановниками книг: Плутарха, Цицерона, Монтескье, наконец, даже Тацита и Вольтера; причем большинство изданий ей любезно предоставляла Академия наук, а часть присылалась из-за границы. Ей было нелегко, но она заставляла себе неукоснительно следовать сов<