Казань. Ресторан «Фортуна», неподалеку от площади Причастия

На поминки Пети Маленького в «Фортуну» приехало почти двадцать человек. Фактически весь цвет воровской казанской элиты. Скулатый на правах старшего занял почетное место во главе стола. По правую руку от него разместился Оглобля, облаченный сегодня в дорогой черный смокинг, который смотрелся на нем, как на корове седло. Слева от Скулатого занял место некогда хорошо известный в тверской губернии вор‑домушник Лапа, по татуировкам на руках которого можно было без труда прочесть всю его богатую биографию. Три года назад Лапа перебрался в Казань, преследуемый тверскими чекистами, и тихо осел здесь под прикрытием Скулатого и с одобрения московских воров. На дело он теперь выходил редко и больше жил тем, что, быстро освоив квалификацию карточного каталы, стриг деньги с залетных гастролеров по многочисленным казанским притонам да майданам.

Кроме этой легендарной троицы в «Фортуну» приехали и воры помельче. Здесь были Трифон Железный, Кулак, Колченогий, Воробей… Все они так же пришли отдать дань памяти Пети Маленькому.

Скулатый первым поднял наполненный до краев граненый стакан.

– Пусть земля тебе будет пухом, Петя, – негромко произнес он, но на фоне общей гробовой тишины слова казанского авторитета были слышны каждому из присутствующих. – У всех у нас есть недостатки. Куда же без этого? Были они и у Маленького. Но в целом… В целом, дай бог любому из нас сделать столько, сколько сделал он. Верой и правдой служил Петя нашему общему делу. За это дело и головушку свою буйную сложил, как вы знаете. И мы здесь собрались не только для того, чтобы помянуть друга и товарища нашего, а также и с целью дать клятву перед лицом Всевышнего, что смерть Пети Маленького не останется безнаказанной. Сегодня уже был нанесен удар по жиганской братии. Удар серьезный, но и мы понесли новые потери. Не стало Игната, не стало многих других правильных уркаганов, почитавших традиции наши. Однако войны без жертв не бывает… Я поставил в известность московских воров о той ситуации, которая у нас тут творится. Они одобрили мои действия. Сам Графин одобрил. С Рекрутом должно быть покончено. Вот наша цель. Его голова взамен голов всех погибших.

– Давай я найду его, Скулатый, – подал голос Аякс, особо выделявшейся на противоположном конце стола своей огромной комплекцией.

Скулатый даже не взглянул в его сторону. Казалось, старый уркаган полностью погрузился в себя и сосредоточился на одному ему ведомых мыслях. Подержав стакан на весу еще с минуту, он выпил, а затем ловко подцепил вилкой порцию квашеной капусты из большой миски. Никто по‑прежнему не спешил нарушать установившегося молчания. Выпили, следуя примеру Скулатого.

Казанский авторитет вытер губы тыльной стороной ладони и с мрачным видом покачал головой.

– Это моя забота, – сказал он. – Я обязан сам разобраться с тем, что творится на моей территории. И я не успокоюсь до тех пор, пока не достану Рекрута. Слишком уж много кровушки он нам попортил.

– Надо просто прочесать все жиганские малины, – предложил Оглобля. – Тряхнуть кое‑кого как следует, разузнать. Это займет немало времени, согласен, но в итоге мы обложим Рекрута со всех сторон, и деваться ему все одно некуда будет.

Скулатый натянуто улыбнулся.

– Можно и так, – согласился он. – Только сдается мне, Оглобля, проблема наша разрешится гораздо проще. Не тот человек Рекрут, чтобы по малинам прятаться. Сам он нас искать начнет. И в первую очередь – меня. А я уж должен буду к этой встрече как следует и подготовиться…

– Не нравится мне все это, – Лапа, как и остальные, до сих пор не притрагивался к еде, но чувствовал, что его урчащий желудок долго такого испытания не выдержит. – Этак можно до бесконечности стрелять друг в друга. То в мы в них, то они в нас. Не станет Рекрута, так на его место другой придет. Ты же должен понимать это, Скулатый.

– И что ты предлагаешь?

– Может, стоит попробовать договориться с Рекрутом? Он в наши дела не лезет, а мы в его. Пусть живет каждый, как ему Бог на душу положит.

– Западло, – веско заявил Оглобля.

Скулатый не сказал ничего, но по его лицу видно было, что он согласен со своим верным соратником. Вступать в переговоры с жиганами и показывать им свои слабые стороны – для уркачей последнее дело. Да и московские не поймут их.

– Западло, – не стал спорить Лапа. – Но не лучше ли так, чем терять людей вроде того же Пети Маленького.

Скулатый уже открыл было рот, намереваясь ответить бывшему тверскому домушнику, но в этот момент с улицы донеслось несколько одиночных выстрелов. После секундной паузы грянуло еще три, но теперь уже совсем близко. Потом все затихло. Скулатый напрягся, и рука его машинально скользнула в правый карман широких штанов. Мысль о том, что он сам распорядился никому из уркаганов не приносить с собой в «Фортуну» оружие, пришла чуть позже. Негоже было являться на поминки с волынами. Старый казанский авторитет посчитал, что оставленных на улице вооруженных храпов будет достаточно для их безопасности. Расчет оказался в корне неверным.

Дверь в трактир резко распахнулась, и за считанные секунды в помещение набилось никак не меньше полутора дюжин вооруженных жиганов.

– Сидеть! Грабли на стол!

Аякс нервно дернулся, но один из налетчиков быстро успокоил его, обрушив сокрушительный по силе удар рукояткой «нагана» по темечку. Уркач рухнул на пол, и жиган для пущей гарантии придавил его горло подошвой сапога.

Глаза Скулатого налились злобой.

– Вечер добрый, господа уркаганы, – бодрый жизнерадостный голос с порога заставил всех вновь обернуться в сторону выхода.

Оружия в руках шагнувшего вперед Рекрута не было. Пройдя к столу, жиган демонстративно остановился за спиной Скулатого. Окинул долгим пристальным взглядом каждого из казанской воровской элиты. В зале повисла напряженная тишина. Уркачи коротко переглядывались между собой, не зная, что следует предпринять в данной ситуации, а на устах жиганов играли победоносные улыбки.

Рекрут раскрыл золоченый портсигар, вынул из него одну папиросу и неторопливо раскурил ее.

– Рад, что вы все сегодня в сборе, – пафосно произнес он, бросая спичку в пустой стакан Скулатого. – Именно на это я и рассчитывал. Потому как пришел я сюда мирно побеседовать с вами.

– Мирно? – вскинулся Оглобля. – Что‑то непохоже.

– А ты раскрой глаза пошире, – парировал Рекрут. – Присмотрись, Оглобля, присмотрись. Мы же никому не угрожаем, не шмаляем ни в кого почем зря. Да, не скрою, господа, нам пришлось завалить ваших верных храпов на улице. Но у нас не было иного выбора. Шибко уж видок у них был несговорчивый. Зато у вас, как я вижу, вполне соответствующие для переговоров лица.

– Чего тебе нужно, Рекрут?

Заметив, что с самого момента вторжения жиганов Скулатый не раскрывает рта, Оглобля взял на себя функции переговорщика. В конце концов, кто‑то должен был сделать это.

– Я хочу избежать войны с вами. Хочу, чтобы вы признали, господа, что ваше время прошло. Как это ни прискорбно – для вас. Но нужно уметь проигрывать с достоинством. Вы признаете меня полноправным хозяином в Казани, и я гарантирую вам, что никто более из вашей кодлы не пострадает. За некоторым исключением, конечно, – многозначительно добавил Рекрут.

Он, не глядя, протянул руку в направлении стоящего рядом с ним Солоуха, и тот, как по команде, вложил в ладонь соратника свой «наган». Рекрут приставил дуло к затылку Скулатого и хладнокровно спустил курок. И тут же шагнул назад, как заправский матадор, только что исполнивший сложнейший трюк с бандерильей. Кровь брызнула на белоснежную скатерть. Старый уркаган ткнулся лицом в стол. Его руки безжизненно повисли вдоль тела.

Рекрут вернул наган Солоуху и прошелся вдоль стола, попыхивая зажатой в зубах папиросой.

– Я хочу, чтобы вы просто знали, кто теперь здесь за старшего, – продолжил он с прежними миролюбивыми интонациями. – В корне для вас ничего не изменится, господа уркаганы. Вы будете работать так же, как работали прежде. За исключением самой малости. Я должен быть в курсе каждой вашей операции и размере предполагаемого навара. А также вам надлежит отчислять мне процент с каждого такого дела. Небольшой. Скажем, третью часть.

– Третью часть? – Оглобля с трудом оторвал взгляд от бесчувственного тела Скулатого и поднял голову. – А морда у тебя не треснет, Рекрут?

Вместо ответа жиган коротко кивнул одному из своих соратников, и тот, не целясь, выстрелил от бедра. Пуля угодила Оглобле в шею. Он схватился руками за рану, попытался подняться на ноги, но сил на такой подвиг не хватило. Пошатнувшись, он опрокинулся на спину, и его тело забилось в предсмертной конвульсии.

– Кто‑нибудь еще считает так же, как Оглобля? – вопросил Рекрут.

Присутствующие за столом промолчали. Жиган самодовольно осклабился.

– Прекрасно, господа. Я рад, что вы проявили понимание в отношении моего предложения. Надеюсь, впредь у нас с вами не возникнет никаких разногласий.

– Третья часть с навара – это справедливо, – выдавил из себя Лапа.

– Я тоже так думаю, – Рекрут остановился рядом с ним и дружески похлопал бывшего домушника по плечу. – И раз мы обо всем договорились, я не вижу смысла и дальше злоупотреблять вашим драгоценным вниманием. А посему разрешите откланяться.

По его команде жиганы опустили оружие и потянулись к выходу из «Фортуны». Сам Рекрут вышел в числе последних.

 

* * *

 

Москва. Хитров рынок

– Рекрут? – переспросил Графин, откладывая в сторону лупу и мягким движением закрывая шкатулку. – Что там опять с этим Рекрутом? Я же лично сказал Скулатому, что…

Митяй не дал ему закончить фразу.

– Скулатый мертв, – спокойно произнес он.

– То есть как мертв? Почему?

Митяй, сняв шляпу, повесил ее на спинку стула, затем расстегнул пальто и сел. Соседнее с ним место занял Леший, крепкий мужик с массивным квадратным подбородком и слегка свернутым на бок носом. Третий визитер, разодетый так же щегольски, как и Митяй, и с которым Графин познакомился лишь после своего возвращения в Москву, остался стоять на фоне дверного проема.

– Они поминали одного из своих людей, когда во главе многочисленной кодлы заявился Рекрут. Ему даже не успели оказать сопротивления. Скулатого застрелили на глазах у всех остальных. Затем точно так же пришили и его верного соратника Оглоблю. Рекрут поставил казанским «иванам» жесткие условия. Работать под ним и отстегивать третью часть с навара…

– Вот как? – перебил Митяя Графин. Откинувшись на спинку дивана, московский авторитет и думать забыл о той бриллиантовой броши, изучением которой он был занят всего пару минут назад. – Да кем он себя возомнил?

– Он объявил себя хозяином Казани, – ввернул Леший, блеснув передним золотым зубом.

На лбу Графина угрожающе вздулись вены. Его поза осталась прежней, но Митяй догадывался, какие страсти бушевали сейчас в груди авторитетного уркача.

– Вот бисова душа! – хлестко бросил Графин сквозь плотно стиснутые зубы. – Он еще не знает, с кем связался! Отчаянный малый, даром, что жиган, как вы их называете. Даже жаль будет кончать такого. Но я обещал оказать Скулатому поддержку. Слово есть слово, хотя оно покойному нынче и без надобности, – мягкими неторопливыми движениям он развязал кисет и принялся набивать кривую турецкую трубку. – Отправь в Казань парочку наших людей, Митяй. Я полагаю, Платон и Кучер вполне справятся с этим делом. Пусть отыщут Рекрута и по‑тихому кончат его. Без лишних жертв.

Митяй откашлялся, привлекая внимание Графина. Трубка у того уже была набита, но поднести к ней спичку он не успел. Так и замер, взглянув на соратника исподлобья.

– Что еще?

– Я могу высказаться, Графин?

– Говори, коли есть что сказать.

– Ситуация с Рекрутом, как клубок, – Митяй любил говорить витиевато и начинал всегда издалека. – Потянешь чуть за ниточку, и придется потом отматывать до бесконечности. Не он, так кто‑то другой появится. А потом вся эта жиганская волна и другие губернии охватит. Нам же достаточно и того разброда, что здесь, в Москве, творится.

– Я не понял, – нахмурился Графин. – Что ты предлагаешь? Не вмешиваться в казанские дела?

– Ну, почему же не вмешиваться? – Митяй пожал плечами и коротко переглянулся с молчаливым Лешим. – Вмешаться можно, но стоит ли вот так, по‑тихому, как ты выразился, валить Рекрута.

– А что с ним делать?

– Может, стоит потолковать с ним? Он, конечно, без царя в голове, но, как я слышал, у этих жиганов тоже свой кодекс чести имеется. Договоримся с Рекрутом полюбовно, вразумим его. Дескать, пусть сбавит обороты, да пыл свой слегка поумерит. А в остальном… Хочет он владеть Казанью, пущай владеет. Нам сейчас главное, чтоб порядок держался. А рука у Рекрута сильная, волевая. Противостоять силам ЧК, я думаю, ему вполне по силам.

Графин раскурил наконец трубку. Густые клубы дыма потянулись к высоким, отделанным лепниной потолкам. Стоящая на столе свеча совсем оплавилась, превратившись в жалкий огрызок, и почти не давала света. Электричеством Графин по старинке предпочитал не пользоваться, и Митяй чувствовал себя неуютно в этом гнетущем полумраке.

– Как я понял, жиганы – разношерстная публика, – произнес авторитет, не столько отвечая на слова соратника, сколько обращаясь к самому себе. – Разве нет?

– Все правильно, – вновь неожиданно вклинился в их дискуссию Леший. – Среди них кого только нет, Графин. Даже политические, говорят, попадаются. Контра, одним словом.

Митяй недовольно поморщился.

– И где ты таких словечек чекистских набрался?

Вместо ответа Леший скорчил выразительную гримасу. Пламя гаснущей свечи отражалось в его маленьких, глубоко посаженных глазках. С возвращением Графина Леший утратил часть авторитета в московской воровской среде, к которой успел привыкнуть за минувшие годы. У него зародилось множество новых идей, и к реализации некоторых из них Леший успел даже приступить. А теперь весь процесс затормозился. Приходилось кое‑что откручивать назад. И вновь набирать вес. Но уже в глазах Графина.

– Мысль твоя интересна, Митяй, – продолжил тем временем вчерашний каторжанин, перекатывая трубку из одного уголка рта в другой. – Но как можно решать что‑то с такой разношерстной публикой. Сегодня они тебе скажут одно, а завтра поступят совсем иначе.

– Вот и будем смотреть по обстоятельствам.

– А ежели Рекрут сразу примет наше предложение в пику?

Митяй развел руками.

– Тогда валить по‑тихому. Как ты сразу и предлагал. Но прощупать вариант можно. Что мы теряем?

Свеча погасла, и Графин, склонившись вперед, зажег вместо нее другую. Тени заплясали на стенах с удвоенной силой. Графин взял шкатулку и сунул ее в карман своего просторного шелкового халата. Митяй заметил этот жест, и он заметно покоробил его. Прежде Графин никогда не вел себя так в присутствии верных соратников. А сейчас он словно не доверял им. Или это произошло бессознательно?

– Хорошо, – согласился авторитет после небольшой паузы. – Будь по‑твоему, Митяй. Но все равно отправь в Казань Платона и Кучера. Пусть выяснят, что там и как. Встретятся с Рекрутом, потолкуют. А дальше разберутся по обстоятельствам. Ребятки они смышленые.

– Не сомневаюсь, – Митяй пригладил двумя пальцами тоненькие усики. – Я сегодня же встречусь с ними и обрисую ситуацию. Думаю, завтра утром они смогут выехать в Казань.

– Добро.

Митяй поднялся со стула, его примеру последовал и Леший. Однако Графин негромко окликнул последнего, и Леший вынужден был обернуться.

– Задержись на мгновение. У меня есть к тебе разговор.

Графин вынул изо рта трубку и положил ее на краешек старинной бронзовой пепельницы. Леший покорно опустился на прежнее место. Митяй и второй его щегольски наряженный подельник покинули комнату.

– Что‑то стряслось? – Леший не ждал ничего хорошего от разговора с вернувшимся с каторги авторитетом.

– Стряслось, – сдержанно ответил тот. – Или может стрястись, если мы не примем своевременных мер. Мне не нравится то, что происходит с Митяем. Когда я знал его раньше, он был совсем другим. Но сейчас в нем многое изменилось. Расскажи мне о нем.

– Что рассказать?

– Все, что сможешь припомнить. Чем он жил последние годы, чем занимался.

Леший облегченно перевел дух. Благо дело, Графина интересовала подноготная Митяя, а не его.

 

* * *