В Недоступном лесу нашим проводником был Бичуму

Мы быстро продвигались по гребню. Здесь, во всяком случае, лес не был непроходимым. Громадные деревья образовали сплошной навес, не пропускавший прямых лучей солнца. В этом сумраке выживали лишь отдельные молодые деревца, и поэтому лес у основания стволов был сравнительно редким. Там же, где свалился какой-нибудь лесной гигант и лежал, запутавшись в сломанных ветвях, на землю падал столб солнечного света. Ковер опавшей листвы приглушал шаги, горячий и влажный воздух был пропитан запахом гниения. Земляной червяк, длиной с фут и толщиной в человеческий палец, быстро заполз в гнилой пень. Муравьи, растянувшись черной лентой, перебирались через гребень горы. Их фланги охраняли муравьи-солдаты, готовые впиться своими мощными челюстями в любого врага.

На смену утренней прохладе пришел полуденный зной. Мы сделали короткий привал и полюбовались на долину, лежащую в тысяче футах под нами; нам предстояло ее пересечь. В полдень лес был тих и совершенно неподвижен. Вокруг собирались дождевые тучи. Обычно так бывало каждый день. Лес, казалось, давил на нас какой-то нестерпимой тяжестью.

Батва показали нам много интересного: толстые стволы деревьев, называемых «орнукунгашебея», — из них выдалбливают каноэ, и вьющееся растение «олушури», с которого пигмеи обдирают кору и искусно плетут из нее небольшие сумки. Но когда мы засыпали их вопросами: «А гориллы едят это растение? А где они спят — на деревьях или на земле?» — ответом было упорное молчание, или уклончивые ответы. Наконец Бичуму, которому было явно не по себе, сказал: «Если называть по имени животное, которое ищешь, его никогда не найдешь».

Нам несколько раз встречались хитроумные ловушки, установленные батва для ловли лесных свиней. Они устраиваются так: сгибают молоденькое дерево и привязывают к его вершине петлю из лыка. Петлю закрепляют на земле клином, вогнанным в расщепленную палку. И палка и петля находятся в небольшой ямке, и все это замаскировано опавшими листьями. Ступив в яму, свинья задевает палку, клин вылетает и освобождает петлю. Деревце резко распрямляется, и петля затягивается на ноге животного. Такой же механизм применяется и в так называемых опадных ловушках, только там на ничего не подозревающее животное обрушивается тяжелое бревно и придавливает его к земле.

Оступаясь, скользя мы спустились в долину и попали в другой мир. На нижних склонах горы и в самой долине было мало высоких деревьев. Все заполнила буйная масса кустов, лиан и высоких трав. Батва прорубали дорогу сквозь заросли своими мачете, по временам мы просто ползли в нескольких футах над землей по сплошной колеблющейся массе растительности. В нас впивались шипы, ноги путались в лианах. Встречались заросли древовидных папоротников с черными стволами и плюмажами ваий, грациозно развевающихся на их верхушке. Здесь, в зарослях, освещение было призрачно-зеленое, словно мы находились под водой. Стволы папоротников покрыты колючками. Часто спотыкаясь, мы машинально хватались за эти стволы, чтобы удержаться на ногах. Повсюду сновали лесные тараканы. Вся атмосфера была какой-то первобытной, палеозойской, как в те далекие времена, когда на земле царили древовидные папоротники и амфибии. Небольшие ручейки пробивались почти по всем ложбинам, мы жадно пили из них и освежали водой разгоряченные лица.

Мы продолжали путь то спускаясь, то поднимаясь. Батва по-прежнему шли впереди, а мы с Доком старались от них не отставать. У батва с природой какое-то особое взаимопонимание, они как бы часть окружающего их леса. Иногда они останавливались, чтобы разглядеть следы свиньи, еле заметные в гниющей листве; или вдруг втыкали конец копья в землю, а затем принимались копать ее руками, извлекали клубень дикого растения и прятали в мешок. Однажды в подлеске что-то зашуршало, и оба батва, окаменев, застыли с поднятыми копьями, готовые к удару, но животное исчезло, так и не показавшись. Батва рассказали нам, что однажды несколько банту, вооруженных копьями, отправились в лес охотиться на свиней. Заросли зашевелились, и они метнули копья, думая, что там свинья. Но это оказалась горилла, самец-одиночка. В свалке горилла укусила одного банту за ягодицы. Батва с восторгом изображали, как он потом пытался сесть, но тут же подскакивал от боли и хватался рукой за укушенное место.

Батва любили дразнить банту, я полагаю, потому, что последние относились к ним с пренебрежением. В нашем лагере банту не желали есть вместе с пигмеями или спать в одной хижине и при всякой возможности старались командовать ими. Несмотря на это, батва оставались простодушно веселыми, жизнерадостными, в отличие от всегда угрюмых банту, с которыми нам приходилось иметь дело. Может быть, трудная, но свободная жизнь охотников вырабатывает легкий, вольный характер, который теряют привязанные к одному месту земледельцы.