Федот Иванович Шубин (1740–1805)

Федот Шубной родился 17 (28) мая 1740 года в деревне Течковская Архангельской губернии близ Холмогор — родины великого Ломоносова. Прозвище черносошных крестьян Шубных произошло, вероятно, от Шубоозёрского ручья. Шубиным Федот стал именоваться уже после того как стал учеником Академии.

С малых лет Федот с отцом и братьями ходил на рыбный промысел, а зимой они резали из кости и перламутра великолепной красоты изделия: табакерки, гребни, ларчики, кубки. Косторезное искусство было первой ступенью учёбы будущего скульптора.

Принято считать, что именно Ломоносов, которому в своё время помог отец Федота, рекомендовал земляка куратору учреждённой в 1757 году Академии художеств И. И. Шувалову В 1759 году Шубной покидает родные места и направляется в Петербург. Здесь он продолжал работать как резчик по кости и перламутру, потом был определён во дворец истопником. 23 августа 1761 года наконец последовало распоряжение «уволить от двора и определить в Академию художеств истопника Федота Иванова сына Шубного… который своей работой в резьбе на кости и перламутре даёт надежду, что со временем может быть искусным в своём художестве мастером».

Первым учителем Федота Шубина стал французский скульптор Никола Жилле. Под его руководством Шубин знакомится с античной скульптурой, ренессансной и барочной пластикой, работает с живой натурой.

По окончании шестилетнего академического курса Шубин выполняет программу на сюжет из древнерусской истории. За рельеф «Убийство Аскольда и Дира Олегом» он удостоен первой золотой медали.

7 мая 1767 года в четырёхмесячном собрании членов Академии Федоту Ивановичу Шубину в числе прочих выпускников был вручён аттестат, шпага — символ личного дворянства, громогласно прочитано и принято определение: «Удостоившихся из учеников Петра Матвеева сына Гринёва, Федота Иванова сына Шубина, Ивана Алексеева сына Иванова отправить морем во Францию, написав с ними рекомендации в две французские королевские академии, к господам почётным членам его сиятельству князю Дмитрию Алексеевичу Голицыну и почётному вольному общнику господину Дидро… дать дозволение письменное ехать во Францию и Италию для достижения совершенства в художествах на три года».

По определению трём пенсионерам выдают на дорогу по 150 рублей голландскими червонными и дают указание голландскому комиссионеру Академии переводить им по четыреста рублей в год. По реестру вручают приданое: по шесть рубах верхних, по три исподних, по шесть галстуков, по шесть простыней, по три наволочки и прочее, включая верхнее платье и башмаки.

В Париже Шубин начинает заниматься у прославленного скульптора Ж.-Б. Пигаля, дававшего уроки русскому ученику бесплатно. Да и вся бурная художественная жизнь тогдашнего Парижа служила расширению кругозора молодого скульптора. По просьбе пенсионера Академия художеств разрешает ему задержаться ещё на год во Франции. Здесь он заканчивает историческую статую «Греческая любовь» (не сохранилась), за которую вместе с терракотовой «Головой Адама» он получает звание назначенного.

Летом 1770 года благодаря ходатайству Дидро и Фальконе Шубин попадает в Италию. Здесь он исполняет портрет И. И. Шувалова, основателя и первого директора Академии художеств в Петербурге.

«Скульптор помещает белый мраморный рельеф на тёмно-серый, почти чёрный, с редкими блёстками фон из диорита, — пишет Ю. Синицына. — Отчётливо виден необыкновенно тонкий, изящный силуэт, красиво расположенный на фоне овала, заключённого в резную деревянную раму. Богатая светотеневая моделировка рельефа заставляет поверить в объёмность изображения. Портрет Шувалова — замечательный образец профильного медальона, модного в то время в Европе, почувствовавшей особый вкус к наследию античности. Шувалов, несомненно, остался доволен работой скульптора. Им были заказаны мраморные портреты племянника — Фёдора Голицына, Алексея и Фёдора Орловых и, наконец, — самой императрицы. Последний получился настолько удачным, что позже был неоднократно повторён и сделался почти каноническим изображением российской владычицы».

В Париже, куда Шубин вернулся в ноябре 1772 года, началась его дружба с крупнейшим меценатом, владельцем заводов Урала и Сибири Никитой Акинфиевичем Демидовым. Интересно, что позже они даже оказались в родстве: Шубин по приезде в Россию женился на сестре архитектора А. Ф. Кокоринова, жена которого приходилась племянницей Демидову.

Демидов заказал скульптору собственный портрет и портрет своей третьей жены Александры Евтихиевны. Изначально задуманные как парные, оба бюста из великолепного каррарского мрамора гармонично объединены темой безмолвного общения: каждый погружён в себя, но в мыслях своих обращён друг к другу.

В 1773 году скульптор вернулся в Петербург, на возвратном пути пробыв некоторое время в Лондоне. Уже на третий день по приезде в Петербург Шубин приступает к работе над портретом вице-канцлера А. М. Голицына. Именно эта работа прославила мастера в его отечестве в первые дни по возвращении. Бюст и по сей день считается произведением, с наибольшей полнотой воплотившим все особенности творчества Шубина в ранний петербургский период.

Как пишет Н. А. Яковлева: «Когда приближаешься к портрету Голицына, воспринимая его фронтально, он поражает горделивой элегантностью и изысканностью силуэта. Широкие складки плаща свободно окутывают плечи, мягкие локоны парика обрамляют высокий лоб. В портрете появляется то, чего невозможно было достичь в барельефе: особое богатство ракурсов, открывающихся при пространственно-динамичном восприятии произведения и создающих многоплановость характеристики модели, диалектику личности в единстве её разнообразных, порой противоположных качеств.

В самом деле, чуть измените точку восприятия портрета, сделайте шаг вправо. Гордая, надменно вскинутая голова с чеканным профилем, плотно сжатые губы, спокойный взор — всё выражает уверенность в себе и высокомерную отчуждённость.

При обходе бюста можно проследить, как появляется на строгих губах лёгкая усмешка, в глазах — тепло, затем голова устало склоняется к правому плечу, усмешка сменяется насмешкой — над собой, над другими? Почти скепсис, которому далеко до вольтеровской язвительности, но который таит горечь разочарования. Представитель одной из древнейших дворянских фамилий, богач, меценат, знаток живописи и владелец обширной картинной галереи, родной брат Д. М. Голицына — друга энциклопедистов и покровителя Шубина в Париже. Братья, в оживлённой переписке обменивавшиеся просветительскими идеями, разрабатывали проект освобождения крестьян, правда, без земли — и всё-таки освобождения. Проекты, прожекты… Не сознание ли их неосуществимости заложило горькую складку в уголке рта?

Быть может, мы сегодня домысливаем то, чего и не было в этом прекрасном лице? Но отчего, открывая тайное тайных портретов Шубина, умевшего запечатлеть целый спектр почти неуловимых душевных движений, находишь в старых книгах, на страницах биографий давно ушедших из жизни людей подтверждение тому, что раскрывает мрамор его портретов? Не жестокий крепостник, не тупой служака, не изворотливый царедворец, а просвещённый вельможа смотрит на нас с первого портрета, выполненного Шубиным по возвращении в отечество».

За бюст вице-канцлера А. М. Голицына Екатерина II жалует ему золотую табакерку и повелевает остаться «собственно при её величестве». В 1774 году за «оказанный опыт в скульптурном художестве» Шубин удостоен звания академика. Получение первого академического звания без «программы», за считавшийся низменным портретный жанр было событием исключительным. Сам скульптор признавался, что «ничего не может быть горестнее, чем слышать от сотоварищей: он — портретной».

Художник умел раскрыть многогранность человеческого образа, метко запечатлеть неповторимое выражение лица, взгляд, посадку головы. Шубин известен и как создатель многих бронзовых изваяний. Но полностью выразил он себя именно в работах, выполненных в мраморе. В обработке мрамора Шубин проявлял исключительное мастерство, находя различные, всегда убедительные приёмы для передачи тяжёлых и лёгких тканей костюма, ажурной пены кружев, мягких прядей причёсок и париков и конечно прежде всего человеческого лица.

Современников поражало его виртуозное владение техникой обработки мрамора, заставлявшее «дышать» камень. Как отметил Д. Аркин, «умение увидеть и пластически выразить „противочувствия человеческой натуры“ позволило художнику создать „коллективный портрет своей эпохи“», вернее её определённого круга, в который вошли придворные вельможи, счастливые фавориты и знатные сановники последней четверти переломного для судеб России XVIII века.

Свои лучшие произведения Федот Шубин создаёт в семидесятые годы. Как писал спустя полвека создатель первого «Русского музеума» П. П. Свиньин, они «совершены художником были в первых порывах огня и честолюбия». Среди исполненных в эти годы портретов придворной знати — мраморные бюсты жены сенатора М. Р. Паниной, промышленника и откупщика И. С. Барышникова, братьев Чернышёвых, пятерых братьев Орловых, екатерининского полководца П. А. Румянцева-Задунайского.

«К 1774 году относится мраморный бюст генерал-фельдмаршала З. Г. Чернышёва, стоявшего во главе русских войск, занявших Берлин в 1760 году, — пишет Г. В. Жидков. — Это уже не портрет вельможи, а изображение военачальника. В крупных чертах его лица есть что-то от мужественной простоты русского солдата. Характерен лаконичный язык скульптора в этом бюсте, недаром он не уделил на этот раз внимания декоративно-эффектным драпировкам, которые так изумительно переданы в портрете Голицына».

Вновь к использованию подобного мотива Шубин возвращается в портрете фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского (1778). Здесь он даёт более приподнятый образ, чем в бюсте Чернышёва.

В середине семидесятых годов Шубин выполняет большой, весьма своеобразный цикл исторических портретов. Это — пятьдесят восемь мраморных рельефных бюстов, сделанных для Чесменского дворца, строившегося архитектором Фельтеном в окрестностях Петербурга в ознаменование одной из выдающихся побед русского флота. Серия заключённых в овалы изображений представляет собой галерею великих князей, царей и императоров, начиная от легендарного Рюрика и кончая Елизаветой Петровной. Шубин свободно следовал за своей творческой фантазией, трактуя создаваемые им образы как образы в первую очередь воинов. Именно так показаны Александр Невский, Дмитрий Донской, Мстислав Удалой, Иван Грозный и многие другие. Мастер представил этих князей и царей богатырями древних сказаний, сильными, крепкими, похожими на тех простых, мужественных людей, среди которых провёл свои юные годы сам художник.

Основная линия искусства Шубина оставалась, однако, по-прежнему связанной с портретными бюстами, исполнявшимися с натуры. В персонах царей, вельмож, царедворцев и передовых деятелей Шубин видел и любил прежде всего людей, каждый из которых был личностью глубоко индивидуальной. Не идеализируя портретируемых, скульптор трактует каждый образ с гуманистических позиций.

Правда, Екатерину II, которую Шубин изображал неоднократно, скульптор давал постоянно в идеализированном виде. В 1789–90 годах Шубин трудился над статуей «Екатерина II — законодательница». Однако за величественную мраморную фигуру Екатерины II со свитком законов в руках мастер высочайшего одобрения не получил. Напротив, он остался без награды и впал в немилость. Количество заказов резко сократилось. Серьёзные денежные затруднения вынуждают скульптора просить в 1792 году зачислить его на вакантную должность адъюнкт-ректора Академии.

Лишившийся былой славы и почестей скульптор тем не менее продолжал работать.

«В 1790-е годы Шубин достигает совершенства в раскрытии индивидуальности, — пишет Л. Шапошникова. — Он делает портреты выдающихся людей эпохи, ярких личностей его времени — Ломоносова и Шварца, Потёмкина, Безбородко и Павла I, Репнина и Чичагова. Бюсты этих современников скульптора хранятся в Русском музее. Они волнуют достоверностью, сходством с оригиналом, психологической глубиной и красотой пластики.

Разные грани характера убедительно показаны в образе графа А. А. Безбородко. Это и умный, энергичный государственный деятель, и одновременно человек, избалованный и пресыщенный жизнью, хитрый и честолюбивый. Поражает жизненная трепетность лица. Тяжело, массивно трактована его нижняя часть; обвисшие, потерявшие упругость щёки, двойной подбородок, чувственные губы. С предельной естественностью раскрывается нравственный облик сановника. Искусная обработка мрамора усиливает выразительность произведения. В портретах М. В. Ломоносова и И. Г. Шварца проглядывают искреннее уважение и симпатия автора к изображённым. Здесь скульптор отказывается от деталей, сосредоточив внимание на главном. Энергично вылеплена голова Ломоносова с большим „сократовским“ лбом. Смело и определённо трактовано лицо с открытой светлой улыбкой, живым взглядом умных глаз. Шварц наоборот — сдержанный, спокойный, величавый».

Создавая свои лучшие произведения в области портрета, Шубин исполнил вместе с тем и немалое количество произведений, рассчитанных на включение их в архитектурные ансамбли. Среди них — рельефные композиции на исторические или библейские темы, круглые статуи аллегорического, мифологического и религиозного содержания. Это работы для Мраморного дворца (1775–1780) и Троицкого собора Александро-Невской лавры (1786–1789).

Для Мраморного дворца (архитектор А. Ринальди) скульптор исполнил несколько рельефов на античные темы и по рисункам Ринальди высек в мраморе статуи «Ночь» и «Весеннее равноденствие».

Для большого каскада в Петергофе Шубин исполнил бронзовую статую Пандоры (1802) — произведение, долженствующее занять определённое место в общем садово-парковом комплексе. Над проблемой синтеза искусств Шубин работал, как и другие его сотоварищи по искусству. И всё же монументально-декоративная пластика скульптора по художественному качеству значительно уступает его портретным бюстам.

В 1800 году художник создаёт образ Павла I. «Когда смотришь на бюст Павла I, — пишет Ю. Синицына, — то представляешь себе его фигуру хилой и тщедушной. Пластические массы скомпонованы так, что портрет сильно утяжеляется книзу; это подчёркивают многочисленные декоративные детали — широкий горностаевый воротник, медальон, ордена, кисти тесёмок мантии. Утяжелённая нижняя часть бюста резко контрастирует с небольшой головой, поэтому впечатление монументальности отсутствует, уступая место ощущению „борьбы“ хрупкого, тщедушного человека с тяготами непосильной ему государственной власти. Посмотрите, насколько метки и убийственно точны характеристики: профиль — лицо с провалившейся переносицей и выпяченной нижней губой; в трёхчетвертном повороте — мелькает гримаса бессильной злобы; ещё ракурс — и выражение меняется, становится вдруг трогательным и беззащитным перед судьбой…»

Одной из последних работ скульптора был портретный бюст Александра I (1801). Высокий воротник и складки на мундире, искусно выполненные, создают впечатление, что за ними скрывается человек, который боится выдать свою сущность. Свой портретный бюст Александр поторопился отправить подальше от столицы — в университет города Юрьева. Но к автору император проявил милость: в 1801 году Шубину была предоставлена казённая квартира и свечи.

В 1803 году по указу Александра I Академия художеств зачислила Шубина на платное место, которого так долго и безуспешно добивался стареющий художник. Через два года, 12 (24) мая 1805 года, Шубин умер.

Эпитафия на могиле первого русского скульптора-портретиста гласит:

Из россов первый здесь в плоть камень претворял

И видом движущих скал чувства восхищал.

ЖАН-АНТУАН ГУДОН (1741–1828)

«Основное значение в выражении этот скульптор придаёт взгляду, помогающему разгадать душу человека, раскрыть все его тайны», — говорил Роден о портретах Гудона.

Жан-Антуан Гудон родился в Версале 20 марта 1741 года. Из трёх сыновей и четырёх дочерей Жака Гудона лишь Жан-Антуан, четвёртый ребёнок, завоевал славу художника. В 1756 году он был принят в школу Королевской академии живописи и ваяния. Главным его учителем был Мишель Слодтц. Среди его преподавателей были Жан-Батист Лемуан и Жан-Батист Пигаль.

Гудон прошёл курс традиционного обучения в стенах Академии, где скульптурное произведение должно было вначале родиться в рисунке, где ученики обязаны были бесконечно копировать слепки с античной скульптуры. К концу такого обучения студенты выполняли традиционный барельеф на античный, библейский или исторический сюжеты. В 1761 году, в возрасте двадцати лет, он получает первую премию за подобный барельеф — «Царица Савская подносит дары Соломону».

Гудон как один из лучших учеников в 1764 году был послан в Рим. Теперь он мог глубже узнать классическое искусство. Вместе с тем, как бы восполняя недостатки академического образования, Гудон в течение года каждое утро посещает анатомический театр, где препарирует трупы, постигая строение человеческого тела. Результатом занятий оказывается его «Экорше» (человеческая фигура без кожи), по которому было легко изучить мускулатуру тела. «Экорше» — гордость ваятеля. В конце жизни он говорит о нём как об одном из лучших своих произведений. Одновременно Гудон настойчиво совершенствует технику ваяния, которой он уделял много внимания ещё в юности и которую позднее доведёт до виртуозности.

Упорный труд по овладению приёмами мастерства дал свои плоды. Гудон перешагнул через границу технических трудностей. Каждая вещь, вышедшая из его рук, заставляет забывать о ремесленной стороне искусства.

Оставаясь в Италии четыре года, Гудон создаёт целый ряд других произведений, которые сделали его имя известным. Это статуя «Весталки», скульптуры для украшения церквей «Св. Бруно» и «Св. Иоанн Креститель». В этих ранних скульптурах, которые мастер в дальнейшем неоднократно повторял в других материалах, он отдаёт предпочтение классической трактовке образа, ясной, спокойной, уравновешенной, связанной с изучением античного наследия.

В 1768 году скульптор вернулся в Париж. Здесь он нашёл своего первого покровителя — немецкого герцога Саксен-Готского, который в течение многих лет был заказчиком художника. Дебютируя в парижском Салоне 1769 года, Гудон выставлялся во всех следующих до конца века.

В Салоне 1771 года появился один из самых знаменитых бюстов Гудона — портрет Дени Дидро. Сам философ, знаток и критик искусства отметил необычайное сходство портрета. Дидро портретировали часто, но портрет, исполненный Гудоном, выделяется яркостью и живостью характеристики.

С. Морозова пишет: «Бюст свободен от всяких аксессуаров и украшений. Всё внимание сконцентрировано на лице. Гудон изобразил философа без парика, к которому тот питал нескрываемую ненависть. Слегка растрёпаны волосы, Гудон трактует их легко и свободно, как во всех своих скульптурах. Бюст высоко срезан, голова повёрнута в три четверти, рот приоткрыт, широко раскрыты глаза, их взгляд живой и непосредственный, схвачено мимолётное выражение лица. Это произведение заставило говорить во Франции о молодом таланте».

Через Дидро и его близкого друга Мельхиора Гримма художник довольно скоро приобрёл самого могущественного своего покровителя. Этим покровителем стала русская императрица Екатерина II, часто заказывающая Гудону дорогостоящие бронзы и мраморы.

В семидесятые годы скульптор становится также известен как мастер надгробной скульптуры. Среди самых известных его работ — надгробия фельдмаршала М. М. Голицына и сенатора А. Д. Голицына и гробница графа д'Эннери. Композиционно надгробия можно отнести к типу классических надгробных стел Древней Греции.

Гудон выполняет скульптуры на мифологические темы. За мраморную статую «Морфей» в 1777 году он был избран академиком «Тело „Морфея“, — пишет Г. Арнасон, — это тело хорошо тренированного атлета, классическое, в духе Праксителя. Голова с плотно моделированной шапкой волос трактована обобщённо, хотя по бакенбардам, вносящим некоторый анахронизм, видно, что Гудон пристально изучал характерного натурщика. Фигура спящего на скале Морфея дана в эффектном спиралевидном развороте, являющемся интерпретацией традиционного для эллинизма или барокко пространственного решения, руки, обрамляющие голову, — воспоминание о Микеланджело — и непринуждённое плавное движение ног создают впечатление полного слияния фигуры со скалой-пьедесталом».

Одной из самых известных скульптур XVIII столетия стала гудоновская «Диана-охотница». «Диана изображена обнажённой, она сохраняет равновесие, стоя на пальцах одной ноги, что создаёт иллюзию бега, — отмечает С. Морозова. — Откровенная чувственная трактовка образа не противоречит чисто классическому изяществу статуи. Те же черты присущи другой популярной статуе Гудона — „Зима“, которая олицетворена в образе прекрасной полуобнажённой озябшей девушки».

Многие произведения Гудона получили всемирную известность ещё и потому, что их тиражировали, многократно повторяя в дешёвом гипсе и в более дорогих — мраморе и бронзе. Гудон оказался одним из немногих ваятелей XVIII столетия, овладевших техникой литья бронзы. Он особенно увлекался ею в восьмидесятые—девяностые годы. Скульптор писал: «Я могу выступать в двух ролях — скульптора и литейщика. В первой я — творец, во второй — я могу точно воспроизводить других…»

Однако в историю скульптуры Гудон вошёл прежде всего как мастер портрета. Портретная галерея мастера явилась своеобразной иконографической летописью эпохи. По силе характеристик ваятеля можно поставить в ряд с крупнейшими портретистами мирового искусства. Как и они, он избегал идеализации и выше всего ставил в искусстве правду жизни. По психологизму образов творчество Гудона не имеет соперников в XVIII столетии.

Среди его многочисленных портретов особняком стоят превосходные бюсты детей: Александра и Луизы Вроньяр, портреты дочерей скульптора Сабины, Анны-Анж и Клодины и другие. Гудон умело передаёт ощущение свежести и чистоты детства без налёта сентиментальности и игривости, свойственной рококо. В его произведениях дети — это мыслящие личности с собственным внутренним миром.

К числу уникальных портретов деятелей французского театра, созданных Гудоном, принадлежит посмертный бюст Мольера, исполненный по заказу «Комеди Франсез». С. Морозова пишет: «Гудон добился в нём сходства с существующим живописным портретом Мольера, который он не сумел увидеть в процессе работы, но создал образ — олицетворение французского театра вообще. Голова Мольера, данная в обрамлении длинных, свободно ниспадающих волос, резко повёрнута, необыкновенно живая поза предполагает немедленное действие или движение. Взгляд пронзительный, рот слегка приоткрыт, как будто в разговоре. Вокруг шеи свободно повязан широкий шарф. Выставленный в здании Королевской библиотеки бюст вызвал восторг критиков, и Гримм писал по его поводу: „Его взгляд (господин Гудон, вероятно, единственный скульптор, умеющий передавать глаза) пронизывает душу“».

Гудон выполнил портреты многих известных людей своего времени: Неккера, Лафайета, Байи, Б. Франклина и Д. Вашингтона. Для исполнения последнего скульптор специально выезжал в 1785 году в США. Но подлинным продолжением серии следует считать портреты (кроме уже упомянутого Дени Дидро) Ж.-Л. д'Аламбера, Ж.-Ж. Руссо и конечно Вольтера.

2 июля 1778 года скоропостижно скончался Жан-Жак Руссо. Был вызван Гудон, который снял маску с лица умершего писателя. На основе этой маски был сделан терракотовый бюст, который появился в Салоне 1779 года.

Как пишет Г. Арнасон: «Гудоновская интерпретация, если учесть, что она основана на посмертной маске и что скульптор явно не был лично знаком с портретируемым, замечательна, а в свете того, что известно о личности Руссо, даже поразительна…

…Это один из его самых важных портретов, живущих интенсивной духовной жизнью. Руссо, который смотрит на нас глубоко посаженными глазами, — человек острого, проницательного ума, обладающий чувством сардонического юмора».

Портрет Руссо был, вероятно, самым популярным из гудоновских портретов после Вольтера.

Мраморный портрет Вольтера — великое создание великого мастера, изображение великого человека. Эта статуя символизирует то лучшее, что оставила культура XVIII столетия, символ ищущей мысли и активной насмешки над косностью.

30 мая 1778 года Вольтера не стало. А на следующий день Гудон отправился в дом философа и сделал слепки с лица и рук умершего. Работа с натуры и слепки легли в основу целой серии гудоновских портретов философа.

В 1781 году Гудон завершил работу над большой мраморной статуей, которую мадам Дени решила преподнести Французской академии. Однако вместо одного скульптор сделал два почти тождественных экземпляра. Один из них был передан мадам Дени, которая преподнесла его не Академии, а театру «Комеди Франсез». Второй же экземпляр отправился в Россию.

Лучшие стороны таланта и мастерства ваятеля раскрылись во всём богатстве в статуе сидящего Вольтера. Размеры статуи значительны. Она установлена на постаменте, отчего фигура несколько возвышается над зрителем, получает выражение величавой царственности. Ощущение величия усиливает спокойный ритм плоскостей и крупных складок плаща, свободно лежащих вокруг тела.

Вольтер сидит в кресле, чуть подавшись вперёд, положив руки на подлокотники. Голова немного повёрнута вправо, и туда же направлен взгляд. Откинутые назад пряди волос придерживает лента, обнажая высокий лоб. Глубокие морщины бороздят старческие щёки, лохматые брови нависают над глазами, ввалился беззубый рот, сморщенная кожа висит большими складками на тонкой ссохшейся шее. Картина старости дана с беспощадной правдой, достигнутой посредством точной передачи внешних черт. Но убедительность образа — в его одухотворённости. Этот старик смотрит, усмехается, ноздри его длинного носа трепещут, взгляд полон живой мысли, нервные пальцы вцепились в подлокотники, энергичен наклон тела. Кажется, что движение не прервано. Оно сейчас продолжится, напряжение разрешится действием, губы разомкнутся и мысль облечётся в слова.

Когда Вольтер смотрит прямо на зрителя, но при этом глаза смотрят мимо него — в пространство, создаётся впечатление сосредоточенности и безграничного полёта мысли. Ироническая усмешка направлена не на зрителя, а связана с раздумьем мудреца.

Для достижения покоряющей живости образа Вольтера Гудон использует разнообразную обработку мрамора. Холодный отблеск шлифованного камня вносит оттенок торжественности. На руках и лице, где резец отмечает все складки и морщины кожи, свет прерывается тенями впадин и не отражается, а скорее поглощается матовой поверхностью мрамора. Скульптор протёр её тампоном с толчёным песчаником. Создалось впечатление бархатистой, тёплой человеческой кожи.

О статуе Вольтера Роден сказал: «Какая чудесная вещь! Это же подлинная насмешка! Слегка косящие глаза словно подстерегают противника. Острый, как у лисицы, нос просверливает вас насквозь, выискивая повсюду злоупотребления, — какой шедевр! С обеих сторон иронические складки. Вот-вот из него вырвется какой-нибудь сарказм. А глаза! Они всё время мне вспоминаются. Они прозрачны. Они светятся».

Ещё один портрет философа, выполненный Гудоном, был выставлен в Салоне 1802 года. Это портрет Жана-Лерона д'Аламбера, одного из выдающихся математиков XVIII века, автора знаменитого «Пролога» и ближайшего соратника Дидро по основанию «Энциклопедии».

«Несмотря на молчаливость, некоторую застенчивость и замкнутость, д'Аламбер был блестящим человеком, одним из глубочайших умов своего времени, математиком, физиком и учёным-социологом, — пишет Г. Арнасон. — Можно ли, не зная ничего о нём, определить эти качества по портрету, — сказать невозможно. Тем не менее портрет очень тонок: взгляд затуманен, улыбка несколько принуждённая, — это портрет человека, всегда находящегося настороже».

В 1803 году Гудон стал кавалером нового, учреждённого Наполеоном ордена Почётного легиона и в 1805 году профессором в специальных школах живописи, скульптуры и архитектуры Французского института. Назначение на эту должность, остававшуюся вакантной после смерти скульптора Жюльена, было сделано по единодушному желанию преподавателей и студентов.

Работает он всё меньше. В 1814 году Гудон перестаёт выставляться, и нет никаких сведений о его работах после этого года.

Умер скульптор в своей парижской мастерской 15 июля 1828 года.