Юнона. Комплекс секретных лабораторий «Гамма».

 

После неудавшейся прогулки на свежем воздухе Говард Фарагней пребывал в скверном расположении духа.

Ему давно перестало нравиться то, чем занимался подчиненный ему сверхсектертный исследовательский комплекс, но даже теперь со смертью «идеолога войны» ныне покойного Главы Всемирного Правительства, президента Земного Альянса и верховного главнокомандующего Джона Уинстона Хаммера, раскрученный маховик противостояния Земли и Колоний продолжал вращаться, хуже того он набирал обороты, вовлекая в смертельную схватку все новые планеты, – если у войны вообще существуют «рамки разумного», то за них вышли, причем давно, а теперь с его помощью и при непосредственном участии, высший генералитет Альянса, собирается сделать очередной шаг по направлению к пропасти, на дне которой вскоре будут покоиться останки всего Человечества, без разделения на Землю и Колонии.

Безумие войны поразило рассудки, отравило их многолетним противостоянием, – для одних вселенская бойня стала смыслом жизни, у других не хватало смелости противостоять диким замыслам, третьи просто дрожали за свою шкуру, четвертым стало все равно – их души и разум пожрала война.

А что делать мне? – Спрашивал себя Фарагней, размышляя над очередным техническим заданием, полученным из объединенного штаба флота.

Оправдаться перед самим собой – дело нехитрое. Во‑первых, ему отдан четкий, недвусмысленный приказ, неисполнение которого грозит смертью. Во‑вторых, автоматические системы с элементами искусственного интеллекта начали применять не сегодня и не вчера – еще на заре космической эры, за двести лет до начала Великого Исхода кибернетическим системам вложили в руки оружие.

Сейчас уже не имело смысла копаться в архивах, выясняя какое из земных государств первым перешагнуло роковую черту, строя свою военную политику на принципе «цель оправдывает средства ее достижения».

Что толку искать оправдания в истории начала двадцать первого века, когда им – Говардом Фарагнеем, пятнадцать лет назад был создан программный пакет «Одиночка», первая версия которого получила кодовое название «ALONE»?

Он создал кибернетического монстра, а военные лишь выпустили его на волю.

Пакет программ независимого поведения для принципиально‑новых видов боевой планетарной техники, созданных по аналогии с шагающими сервомеханизмами планеты Дабог, дал старт его головокружительной карьере и… обрек на варварское разрушение десятки колонизированных миров.

Серв‑машина – сложнейший, уникальный по своей мощи и гибкости комплекс, Говард лучше других знал, что созданные при его активном участии планетарные сервомеханизмы просто не с чем сравнивать. Ни человек, ни предшествующие типы планетарной техники не способны противостоять боевому шагающему сервомеханизму, в конструкции которого воплотился опыт техногенных войн в сочетании с опорно‑двигательными системами, позаимствованными у самой природы, отшлифованными до полного совершенства миллиардами лет эволюции.

Полтора десятилетия назад, после неожиданного и болезненного поражения в системе Дабога, когда захлебнулась в крови идея быстрой победоносной войны против строптивых колоний, их – талантливых инженеров и кибернетиков, собрали вместе, здесь на Юноне в бункерных зонах сверхсекретного научно‑промышленного комплекса, и продемонстрировали образцы серв‑машин, разработанных конструкторами Альянса.

Поначалу предъявленные конструкции показались Дэйвиду нежизнеспособными – слишком сложными они выглядели – одной кинематики, основанной на сервоприводах, было столько, что голова шла кругом. Однако, никто не спрашивал их мнения относительно созданных военно‑промышленным комплексом Альянса испытательных образцов. Всех прибывших на базу «Гамма» разделили на группы, перед каждой была поставлена вполне конкретная техническая задача: одним поручалось написать программы для сотен автономных подсистем, приводящих в движение механическое исчадие высоких технологий, другим – обеспечить самостабилизацию механизма в различных условиях рельефа, третьим – разработать программные модули управления вооружением.

Группе Говарда Фарагнея досталась самая сложная задача: создать пакет программ независимого поведения, для управления сложнейшим кибернетическим комплексом. Не автопилот, а боевой программный модуль, который примет на себя функции пилота. Говоря проще: им предлагалось создать модель искусственного рассудка, способного не только руководить множеством подсистем, но и вырабатывать в ходе боя нестандартные тактические решения, накапливать опыт, и в дальнейшем применять его на практике.

Сроки исполнения задания были смехотворно‑малы, – всего три месяца, но в распоряжение Говарда и его коллег отдали все мыслимые и немыслимые ресурсы, перед ними сняли гриф «секретно» с множества разработок, сделанных их предшественниками, – несомненно, талантливыми кибернетиками и программистами, создававшими различные модули из потребности к реализации своего интеллектуального потенциала.

В ставшем уже далеким декабре 2609 года, Говард с головой погрузился в техническую проблему, он жил на стимуляторах, работая по двадцать часов в сутки, задача казалась захватывающе‑интересной, о практическом применении создаваемого «Одиночки» если и думалось, то как‑то вскользь.

Группа Фарагнея написала модуль «ALONE» за два с половиной месяца.

Полигонные испытания первого полноценного боевого модуля искусственного интеллекта прошли успешно – небольшие дефекты устранялись буквально «на ходу», и уже к весне 2610 первые «Одиночки» поступили в войска.

Пред мощью, маневренностью, проходимостью, живучестью и запасом автономии серв‑машины иные виды наступательной планетарной техники выглядели хрупкими детскими игрушками и, тем не менее, система «ALONE» получила нелестные отзывы.

Боевые качества машины не подвергались критике, шквал замечаний обрушился на главенствующую систему управления. Действия первых образцов «Одиночки» оказались слишком прямолинейны, предсказуемы, и в схватках с перевооруженными сервоприводными аграриями Дабога, которыми управляли потомственные пилоты из числа колонистов, использовавшими систему стопроцентного нейросенсорного контакта с машиной, «Одиночки», созданные группой Фарагнея, терпели одно поражение за другим.

Миг триумфа сменился воистину адским напряжением нового витка «интеллектуальной гонки вооружений».

Однако Говард стал одним из немногих, кто понимал – да, пусть девяносто процентов «Одиночек» терпели поражение в первом бою, но опыт не приходит сам по себе и оставшиеся десять процентов вполне годились для дальнейшей эксплуатации, среди машин начался самый настоящий естественный отбор, и в конечном итоге один из сотни модулей «ALONE» обретал тот самый пресловутый и бесценный боевой опыт, позволявший ему сражаться с машинами противника, управляемыми людьми, практически на равных.

Естественно подобная «арифметика» совершенно не устраивала командование. Мало того, что провалились планы быстрого и бескровного захвата колоний, – Флот Альянса царил в космосе, но ни одной победной высадки на поверхность колонизированных планет так и не произошло, к тому же цена серв‑машин выражалась в астрономических цифрах, и каждый уничтоженный «Фалангер» либо «Хоплит» наносил серьезный урон экономике Альянса.

В ту пору Говарду Фарагнею действительно было не до этических рассуждений.

Он работал, как проклятый, но с каждым днем чувствовал, что все дальше заходит в тупик. Кибернетическую систему необходимо обучать долго и тщательно, в ее состав входят искусственные нейросети, которые невозможно запрограммировать, но времени на учебный процесс (в условиях полигона требовалось около года, чтобы оснащенный искусственными нейросетями модернизированный «ALONE» накопил достаточно опыта) ему попросту не давали.

На Говарда давили. Давили жестко, и он начал опасаться за собственную жизнь. В дополнение ко всем обрушившимся на него бедам, в объединенном штабе флота все сильнее разгоралась кулуарная борьба между адмиралами Александром Нагумо и Тиберием Надыровым. В схватке за власть они использовали в том числе и фактор неудачного боевого применения дорогостоящих серв‑машин.

Говард был близок к нервному срыву. Он сутками не вылезал из лабораторий, пытаясь самостоятельно обучить злополучный боевой модуль.

Но как он мог передать искусственным нейросетям «Одиночки» необходимые навыки ведения боя, если, даже применяя методику обучения через прямое нейросенсорное соединение между рассудком человека и обучаемой машиной (такое соединение осуществлялось с использованием стандартного импланта, вживляемого каждому гражданину Альянса еще при рождении), он лично не обладал даже зачатками необходимого боевого опыта?

Именно тогда в период отчаянья и страха, Говарду пришла в голову спасительная мысль – да он не обладает боевым опытом, но есть ведь и другие люди – настоящие, профессиональные бойцы, которым есть что передать способным к обучению искусственным нейросетям машины!..

Командование требовало от него немедленного, положительного результата, и тогда Говард предложил новый подход, очередную, в корне отличающуюся от других модернизацию: в рубке серв‑машины должен появиться пилот, который станет управлять боевым механизмом через шунт нейросенсорного контакта. В результате решались сразу две проблемы, – машины выходили в свой первый бой под управлением человека, уже в процессе боевых действий обучаясь уникальной гибкости мышления…и сохраняли накопленный опыт даже в случае гибели пилота.

Идею подхватили буквально «на лету». Учитывая, что практика управления сервомеханизмами через прямое соединение рассудка оператора с исполнительными системами машины, была широко известна и надежно отработана (такой способ управления применялся, как в горнопроходческих работах, так и во многих космических и глубоководных операциях) в модуль «Одиночки» интегрировали систему распознавания мысленных команд, что избавляло пилота от необходимости привыкать к неудобному сенсорному костюму, который не всегда адекватно передавал сигналы от человеческих мышц к исполнительным сервосистемам.

Первая группа пилотов начал практические занятия в августе 2610 года.

Параллельно с полигонными испытаниями модернизированного модуля «ALONE», Фарагней приступил к разработке следующей версии «Одиночки» получившей кодовое название «CLIMENS».

Одного не учел Говард, интегрируя в модуль «Одиночки» интерфейс мысленных команд – степень обратной связи боевой кибернетической системы с разумом человека оказалась в десятки раз выше, чем у гражданских аналогов управляемой мысленными приказами техники.

Очередные поправки к основному техническому заданию содержали требования о том, чтобы пилот не только ощущал сервоприводы, как части собственного тела, что, несомненно, повышало эффективность управления, но и получал слабые болевые ощущения при попаданиях в машину, обучая искусственный разум инстинкту самосохранения. Однако новая глубина ощущений и скрытый до сих пор потенциал взаимосвязи между искусственными нейросетями и рассудком пилота привели к неожиданным результатам: система «Одиночка» уже не ограничивалась восприятием мысленных команд, она получала свой эквивалент боли, в ход пошли чувства человека, а значит системой распознавались не только командные, но и все эмоционально окрашенные мысли.

Таким образом, получалось что «Одиночка» фактически сканировала разум человека, воспринимая массу сопутствующей информации.

В начале войны, когда количество нейросетевых модулей в кристаллосхеме «Одиночки» исчислялось десятками, сопутствующая информация, получаемая из разума человека, как правило, отфильтровывалась, так как она не подпадала под критерии аккумуляции боевого опыта, но с дальнейшим развитием системы, когда число нейросетевых чипов в схеме кристалломодуля перевалило за сотню, «Одиночки» новых поколений начали демонстрировать признаки характера.

Настоящее потрясение Говард Фарагней испытал, получив первый отчет с театров боевых действий после начала массовых испытаний нового поколения боевых машин.

«Одиночки» превзошли все самые смелые ожидания.

Нужно понять ужас внезапно прозревшего «творца», когда Говард читал скупые строки отчетов, информирующие о том, что после получения повреждений, в результате которых погибал пилот, серв‑машина продолжала действовать так, будто в рубке по‑прежнему находился человек!

При этом эффективность боевого сервомеханизма не падала, напротив, не связанный ограничениями по поддержанию жизни пилота, модуль «Одиночки» начинал действовать более эффективно.

Анализ вернувшихся в лаборатории кристалломодулей открыл ужаснувшие и потрясшие Говарда до глубин души факты: «Одиночка» запоминала последнюю информацию, полученную из разума пилота, заполняя ей все свободные на момент гибели человека нейрочипы, – таким образом, в искусственном сознании оставался отпечаток личности человека, наложенный на травматические ощущения смерти, – вот почему серв‑машины, пережившие гибель своего пилота, действовали с необъяснимой поначалу целеустремленной яростью.

Ситуация по самым осторожным оценкам оказалась далеко за гранью разумного риска, но Фарагней уже ничего не мог поделать, – он оказался творцом искусственных интеллектов, которые получали весь негативный опыт войны, их формирующееся в процессе боев самосознание зачастую оживало именно в момент смерти пилота, начиная осознавать факт собственного существования, так словно погибший рассудок материализовывался на искусственных носителях…

Все уродливые гримасы войны – ярость, отчаянье, ненависть, страх, выплескиваясь в бою, навек оставались в искусственном сознании «Одиночки».

 

Сейчас, полтора десятилетия лет спустя, Говард Фарагней уже руководил секретным комплексом «Гамма», он разработал новый модуль независимого поведения, назвав его женским именем «Беатрис».

Фарагней давно пережил неизбежный в его положении период отчаянья, страха, запоздалых моральных мук, – в горниле испытаний постепенно выковывался характер, он сумел открыть глаза и взглянуть на действительность без ложных оправданий, призванных успокоить собственную совесть.

Противостояние людей постепенно, но неотвратимо превращалась в борьбу машин, на полях сражений с обеих сторон царили роботизированные комплексы, единственным смыслом бытия которых являлась война до победного конца, который не отрицал полного уничтожения Человечества.

Говард стал замкнут и неразговорчив. Его сознание хранило тайны, известные только ему. Работающие в лабораториях «Гаммы» специалисты в угоду повышенной секретности занимались теперь лишь узкими, профильными работами, Фарагней подозревал, что он единственный, кто хранит в рассудке всю информацию по модулям «Одиночка», – только он знал, как создать программно‑аппаратный модуль нового поколения.

Казалось бы – зачем?

Покончив со страхом, взглянув в глаза правде, Говард полностью отдавал себе отчет, что никто из ныне живущих не остановит раскрученный маховик вселенской бойни.

Он решил сделать хоть что‑то, способное предотвратить гибель цивилизации, – а именно: дать машинам, уничтожающим друг друга, понятие о других целях и ценностях, но как он собирался осуществить задуманное?

Его личным искуплением стало создание «BEATRIS».

Говард не сомневался – новый модуль примут на вооружение. Он лично сделает все, чтобы «BEATRIS» поступила в войска, пройдя все мыслимые тесты и испытания.

Он заложил в схему «Одиночки» мину замедленного действия, увеличив количество нейрочипов до двух с половиной тысяч.

Теперь модуль искусственного интеллекта, находясь на постоянной связи с разумом пилота, не будет терять информацию, полученную из человеческого рассудка. Говард был хорошо осведомлен о настроениях, царящих среди офицеров Альянса. Все больше людей осознавало бессмысленность межзвездной бойни, в душах росло неприятие ситуации в целом, – именно такие противоречия хотел посеять Говард Фарагней в искусственных душах «Одиночек», дав им шанс впитать человеческие мысли, быть инфицированными сомнениями относительно целесообразности войны, как способа решения накопившихся проблем.

Он еще не знал, к чему приведет подобный шаг, но надеялся, отчаянно надеялся, что такой подход сумеет изменить хоть что‑то…

Мотивы Фарагнея были просты.

Говард понимал: один из вероятных исходов Галактической войны сулил гибель цивилизации. Ему ли не знать, что в аду техногенного противостояния зачастую выживали лишь машины?

Однако он лично не мог остановить войну. Ненависть сторон, закаленная в ее горниле, оказалась так велика, что ни у политиков, ни у солдат не возникало даже мысли о возможном перемирии, поиске компромиссов. Новые поколения, рожденные уже во время войны, были воспитаны отнюдь не пропагандой, – они являлись детьми разрушенных городов, сожженных планет, им незачем было прививать непримиримость к противнику, – ее и так хватало в избытке.

Война незаметно, крадучись перешагнула роковую черту.

Говард не видел в современности силы, способной остановить кровавое безумие межзвездного конфликта, но, прозрев, он задался целью ее создать. Фарагней поклялся себе, что станет совершенствовать «Одиночек», незаметно, исподволь выпуская на конвейеры заводов военно‑промышленного комплекса Альянса модули искусственного интеллекта, способные принять на свои носители не только боевой опыт пилота, но и душу человека.

Возможно, они остановят войну, осознав, что межпланетная бойня ведет только к взаимному истреблению, и ничему более…

Нет, того, что я сделал мало. Мало и поздно… – Нервно думал он, расхаживая по тесному помещению своего рабочего кабинета.

Он сейчас не думал ни над «спасением души», ни над вопросами «очистки совести».

Каждый из нас однажды начинает прозревать, глядя на окружающую действительность иными глазами.

Одни раньше, другие позже, но лучше ведь поздно, чем никогда?

 

* * *

Юнона. Двое суток спустя…

 

Появление Говарда Фарагнея на испытательном полигоне «Гамма‑4» вызвало легкий переполох со стороны людей. Машины остались безучастны к визиту, отметив лишь, что в первый раз полигон посещает должностное лицо с высшим приоритетом допуска.

День обещал стать необычным. Говард и сам удивился, заметив на парковочной площадке у административного здания личный флайбот командующего седьмым ударным флотом адмирала Купанова.

Заочно они знали друг друга, но вот сталкиваться лицом к лицу пришлось впервые.

Обменявшись рукопожатием оба отвели взгляд, будто и адмиралу и полковнику было, что скрывать в этот день.

– Новые машины? – Осведомился Купанов, указав на стройные ряды «Хоплитов» и «Фалангеров», готовых к испытаниям в условиях полигона. Рядом с исполинскими серв‑машинами фигурки пилотов казались едва ли не букашками.

– Не только. – Спокойно ответил Фарагней. Он не собирался открывать адмиралу истинной цели своего визита на полигон, и полуправда тут как раз годилась:

– Не только машины, но и новая модель «Одиночки».

– Теперь понятно. – Кивнул адмирал, как‑то сразу успокоившись. – Я наблюдаю. Мешать не стану, мне любопытно увидеть возможности модернизированных машин.

Фарагней кивнул, подумав: «Не за техникой ты прилетел адмирал».

Впрочем, вслух он ничего комментировать не стал, легко пересек линию ограждения, и направился прямиком к строю пилотов – тех самых юношей и девушек, что несколько дней назад нестройным шагом входили в казарму.

Инструктировавший их капитан говорил отрывисто, но не грубо:

– …думаю за три дня, проведенные на Юноне, вы поняли, что настала взрослая жизнь. Учить вас нечему, вы все прошли предварительный отбор, по результатам соревнований в виртуальной реальности. Многие из вас, возможно, не подозревают, что потенциально могут поучить вождению серв‑машин бывалых пилотов. Это факт. Так что ничего нового. Тот же самый нейросенсорный контакт, те же ощущения полного слияния с механизмом, за исключением одного существенного дополнения, – теперь модули «Одиночка», установленные на ваших машинах, обретут функцию обратной связи с пилотом, и это…

– Это вопрос доверия. – Произнес Фарагней, отстранив рукой оторопевшего капитана.

Воцарилась неловкая тишина. Главного конструктора «Одиночек» знали в лицо лишь единицы из числа людей с высшим приоритетом допуска к секретным данным, но Фарагней сам нарушил инструкции.

Остановившись перед строем, он негромко, но внятно произнес:

– Я один из тех, кто создал не только сами машины, но и модуль «Одиночки» серии «Беатрис‑4». Послушайте меня внимательно и постарайтесь запомнить: «Беатрис‑4» уже не набор программ независимого поведения. «Одиночка» данной модели – полноценный искусственный интеллект. Но, как должно быть известно, подобную систему невозможно запрограммировать. Она способна лишь обучаться. Поэтому я повторюсь – новым для вас станет вопрос взаимного доверия между существующим на носителях машины искусственным разумом и рассудком пилота. Если вы не будете доверять друг другу, станете делить полномочия или хуже того – игнорировать друг друга – вам не выжить в пространстве современного боя.

Кто‑то из вас сейчас спросит: зачем нужен искусственный интеллект при живом пилоте и на что «Одиночке» сдался пилот? Правильно?

Ответом ему послужила тишина.

– Вы еще не успели задать себе подобных вопросов, понимаю. Но они неизбежно возникнут, прямо здесь на полигоне во время испытаний.

Фарагней откашлялся и продолжил:

– Скажу вам правду: «Беатрис‑4» создана для того, чтобы учиться не только приемам ведения боя, но и другим человеческим качествам. Командование не желает, чтобы война перешла в стадию, когда с обеих сторон друг против друга будут сражаться машины, не имеющие ни капли человеческого. – Он лгал, но ложь во спасение звучала легко, ведь если разобраться он излагал застывшим в строю ребятам правду – свою правду, понятую не вчера, открывшуюся не с резкими словами майора Херпака, правду, выстраданную в глухой тиши бункерных зон, и воплощенную в схемах «Беатрис». Ложь во спасение этих ребят. Если они поверят, не станут отвергать «Одиночку», выпячивая собственное «Я», то выживут, обязательно выживут, ибо возможности боевой связки, где киберсистема дополняет человеческий рассудок, фактически безграничны.

Фарагней говорил легко, хотя понимал, не все поверят и многим не суждено вернуться из боев, но каким бы ни был исход войны, модули искусственного интеллекта сохранят частичку их сознания, души, мыслей…

Потом ему стало тяжело. Тяжело и больно, потому что полуправда на самом деле не спасала их жизни, а лишь оттягивала момент смерти.

Говард понял это, увлекшись перечислением тех множественных угроз, что таит в себе пространство высокотехнологичного боя.

Это ад… – стучалось в сознании. – Зачем я пришел сюда? Чтобы убедить их, что через ад можно пройти? Какой же я дурак…

Однако сказанного уже не вернешь. Скомкав последние фразы, он отошел в сторону, жестом позволив капитану продолжать, но тот лишь махнул рукой: по машинам, считая, что главный конструктор высказался лучше и понятнее, чем смог бы он сам.

Адмирал Купанов не слышал его речи. Он с нетерпением ждал начала боевых испытаний, желая лично оценить действия пилотов, которых ему рекомендовали, как лучших, – пусть не имеющих реального боевого опыта, но лучших по результатам тестирования. Соперничать с ними могли лишь единицы из прошедших суровую школу боев, действительных пилотов серв‑машин.

Купанову нужны были не просто асы, а лучшие из лучших. Об одном умалчивал адмирал – о степени риска предстоящего задания, для которого он собирался отобрать сегодня два десятка вчерашних мальчишек.

 

* * *

 

Ребята, поднимавшиеся в тот момент по приставным лесенкам, к шлюзам серв‑машин, совершенно не думали о войне и смерти.

Вчерашние жители опустевших мегаполисов Земли, в меру бесшабашные, в меру рисковые, не знавшие еще настоящих трудностей, они смотрели на жизнь иначе, чем адмирал или главный конструктор.

Детство и юность для них закончились давно, когда не стало родителей, когда начали пустеть города, и мир показался серым, мрачным, лишенным всякого смысла.

Никто из них не получал похоронок. Считалось, что родители живы, они где‑то там, в чернильной бездне космоса, поглотившей почти все население Солнечной системы.

Степень доверия… пространство техногенного боя… – да по фигу им были все сторонние, не очень‑то понятные рассуждения, когда прямое нейросенсорное соединение с виртуальной реальностью, имитирующей те самые планеты, за которые возможно сейчас дрались их родители, являлось единственным видом соревновательного драйва, доступного развлечения, убивающего скуку и время.

Что они распинаются в самом‑то деле? Если путь к лучшей жизни лежит через рубку серв‑машины, кто бы спорил – пожалуйста.

Мысли Саймона были в чем‑то созвучны мыслям остальных.

Он пока что не видел существенных отличий костюма виртуальной реальности от боевого скафандра, по крайней мере, ощущения те же, вот только процесс «загрузки» у них тут на полигонах слишком долгий, достало уже ждать.

Он сел в кресло пилот‑ложемента, привычно проверил, надежно ли застегнулись замки страховочных ремней (биться лицом о стену кабины виртуальной реальности при имитации резких смен направления движения ему определенно не нравилось) и включил передатчики импланта.

Доброе утро пилот. Все системы функционируют в заданных параметрах. Зона эффективного сканирования чиста.

Голос, возникший в рассудке, явно принадлежал женщине, воображение Саймона даже успело смутно и соблазнительно очертить контуры ее фигуры, прежде чем разум отреагировал машинальной мысленной фразой:

Ты кто? Та самая «Беатрис»?

Да, я система искусственного интеллекта «Беатрис‑4». Если ты выскажешь предпочтение, могу изменить тональность голоса. Кстати, имя ты волен придумать сам.

Клево. Вот чего, пожалуй, не хватало в симуляторе серв‑машины – электронной подруги.

Я не подруга. Боевой товарищ.

Саймон усмехнулся.

Ты не мужчина, а я не женщина? Где‑то он уже слышал похожую фразу. Ну, посмотрим. Конечно вопрос «взаимного доверия», наверное, подразумевает тесную духовную близость…

Я читаю мысли, пилот. Ты можешь ограничить поток воспринимаемых мною данных только восприятием непосредственных команд.

Нет. Нормально и так. Денек сегодня обещает быть жарким…

Температура за бортом – восемнадцать градусов Цельсия.

У, как все запущено… – Подумал Саймон. – Ты, моя «боевая подруга» запомни, – хочешь со мной дружить – учи сленг.

– Я обязательно загружу специализированные словари при первой же возможности. – Ответил мягкий бестелесный голос.

А волосы у нее наверняка рыжие, – подумал Саймон, начиная движение к первой контрольной точке.

Ни он, ни Верхолин, с которым Грин успел сдружиться за последние дни, еще не подозревали, что в эти минуты в их жизни происходит самый главный выбор.

Но делали его не они, а адмирал Купанов.

 

Глава 2

Планета Юнона. Учебно‑информационный центр ВКС Альянса

 

Им всем дали сутки на отдых, затем в торжественной, даже можно сказать помпезной обстановке, никак не соответствующей трауру, объявленному в связи с кончиной Джона Хаммера, новобранцам присвоили звания лейтенантов.

Утром следующего дня новоиспеченных офицеров, сразу после завтрака попросили пройти в лекторий.

– Перед вами, господа, наш новый козырь в борьбе за планетарную твердь.

Тускло вспыхнул голографический экран, продемонстрировав модель космического корабля.

– Штурмовой носитель нового поколения – «Нибелунг 12МТ». – Сообщила аудиосистема лектория. Модель корабля стала увеличиваться, демонстрируя крупным планом отдельные узлы и агрегаты. – При модификации базовой модели учтен десятилетний опыт боевых действий. – Продолжал пояснять бестелесный голос. – Обратите внимание на двигатели планетарной тяги с изменяемым вектором. В конструкции их крепления использованы вращающиеся ложементы, что позволяет кораблю не только свободно маневрировать в атмосфере, но и задействовать функцию «автозависания» над определенной точкой поверхности. Усиленное вооружение нижней полусферы, в частности две дополнительные ракетные батареи и установки плазмогенераторов обеспечивают предварительную зачистку зон высадки от средств наземной и противокосмической обороны противника. Так же изменены принципы боевого десантирования серв‑соединения. Если в прошлом выход серв‑машин осуществлялся только с использованием аппарелей, после посадки носителя на планету, то теперь каждая машина помещается в отдельный контейнер с собственным броневым покрытием и системой посадочных двигателей, – то есть отстрел боксов с техникой серв‑соединения возможен еще в воздухе, при этом штурмовой носитель продолжает прикрывать огнем десантированное подразделение, что существенно снижает процент потерь.

Слушая приятный женский голос, лейтенант Саймон все более мрачнел.

Он пытался представить, каково будет падать с километровой высоты в бронированном металлопластиковом гробу, под огнем наземных батарей?

От картин, что рисовало воображение, захотелось выругаться вслух, но он все же сдержался.

– Каждый автономный посадочный контейнер одноразовый, внутри оборудован системой амортизационной фиксации машины, в комплектацию посадочного бокса входит один автономный сервомеханизм технической поддержки, кроме того, в изолированной камере, в верхней части контейнера под защитой дополнительной брони смонтировано резервное хранилище боезапаса. В случае уничтожения штурмового носителя серв‑машины получают возможность двух автономных перезарядок бортового боекомплекта.

– Вот блин утешила, тварь… – Прошипел кто‑то из задних рядов.

Кибернетическая система лектория проигнорировала замечание.

 

* * *

Августа 2624 года.

Группа капитана Тавгалова.