Ma Жун и борец выслушивают рассказ солдата

 

Ма Жун, во время рассказа солдата пристально изучавший лица «мужей», воскликнул:

– Слушайте, а я их знаю! Это молодцы из веселого дома через два квартала отсюда!

«Мужья» рухнули на колени и принялись умолять о пощаде. Старший вытащил из рукава кошелек с деньгами и, не глядя, протянул его одноглазому солдату.

– Да, люди, – с отвращением сказал Ма Жун, – придумали бы вы что‑нибудь новенькое. Это ваше мошенничество уже порядком навязло в зубах. Явитесь оба в суд, вместе с женщинами, понятно?

– Вы можете подать жалобу, – предложил Цзяо Дай солдатам.

Те переглянулись в явном сомнении, и одноглазый ответил:

– По правде говоря, господин, нам не очень хочется подавать в суд. Суд ведь занимает время, а нам через два дня возвращаться в лагерь. Деньги мы получили назад, против девочек мы ничего не имеем, так, может быть, вы нас просто отпустите?

Цзяо Дай обернулся к Ма Жуну. Тот пожал плечами.

– Пожалуйста. Эту парочку мы заберем в любом случае, поскольку у этого дома нет разрешения на открытие веселого заведения, – сказал он и язвительно осведомился у старшего из сводников: – Скажи‑ка, а ты сдаешь комнаты, если к тебе приходят мужчины с подружками?

– Никогда, ваша честь, никогда! – ответил тот тоном оскорбленной невинности. – Пускать в дом обычных девушек, не певичек, запрещено законом! Но был такой дом, где пускали всех, – на соседней улице, рядом с таверной «Весенний ветерок». Тамошняя хозяйка даже не состояла в нашем цехе! Но она позавчера скончалась, и дом закрыли.

– Мир ее праху, – заключил Ма Жун. – Что ж, больше здесь, кажется, делать нечего. Нужно будет попросить смотрителя рынка доставить этих двоих и их женщин в суд, а вы, – это относилось к солдатам, – можете идти.

– Спасибо вам, господин, – от души поблагодарил его одноглазый, – вот наконец и нам повезло! А то после того, как я глаза лишился, все одни неприятности шли!

Ма Жун заметил, как одна из женщин дрожит крупной дрожью, но стыдится надеть платье при мужчинах.

– Не стесняйся, – посоветовал он, – знаешь, стесняться надо было раньше!

Но вот наконец обе женщины были одеты, и, направляясь к выходу, Лань Дао‑гуй участливо спросил солдата:

– А что с твоим глазом?

– Отморозил по дороге из Пяти Овнов. Мы хотели у кого‑нибудь спросить, как побыстрее добраться до города, но на дороге никого не было. Нам попался только один всадник, но он почему‑то бросился во весь дух, едва только нас увидел. Должно быть, нехороший был человек, раз испугался. Я говорю товарищу…

– Стой! – перебил Ма Жун. – Всадник? У него было с собой что‑нибудь?

Солдат задумался, вспоминая.

– Да, вот вы спросили, и теперь я припоминаю, у него к седлу был приторочен мешок…

Ма Жун бросил взгляд на Цзяо Дая и снова обратился к солдату:

– Так получилось, что наш судья очень интересуется этим всадником. Придется тебе все же пойти с нами в суд, но я обещаю, много времени это у тебя не отнимет. Лань, пойдем!

– Вы, люди, на славу потрудились, – посмеиваясь, ответил Лань Дао‑гуй, – и вряд ли я вам теперь понадоблюсь. Вы идите, а я куплю здесь чего‑нибудь поесть и пойду в баню.

 

Глава восьмая

Судья Ди соединяет две загадки в одну; письмоводитель раскаивается в содеянном

 

К тому времени, как Ма Жун и Цзяо Дай привели солдат в суд, Дао Гань уже вернулся. Охранник у ворот сказал, что Дао Гань и десятник Хун сидят в кабинете судьи вместе с самим судьей. Ма Жун предупредил охранника, что скоро приведут четырех арестованных, двоих мужчин и двух женщин.

– Сводников и хозяина можно отправить прямо к смотрителю тюрьмы, а о девушках пусть позаботится госпожа Го, вызовите ее из дома, – добавил он, и они с Цзяо Даем и с солдатами отправились наверх, в кабинет. Солдат попросили подождать за дверью.

Судья был занят разговором с Хуном и Дао Ганем, но едва Ма Жун и Цзяо Дай вошли, он прервал беседу и потребовал немедленного отчета. Ма Жун в подробностях рассказал обо всем, что произошло на рынке, и закончил сообщением о том, что двое солдат сейчас ждут в коридоре.

Судья Ди был очень доволен.

– Вместе с тем, что узнал Дао Гань, у нас получается по крайней мере общее представление о том, что случилось с этой девушкой. И вызовите‑ка этих солдат, послушаем, что они скажут.

Ввели солдат. Они отвесили судье Ди поклон, и судья попросил их снова рассказать обо всем, что с ними случилось. Когда они закончили, судья сказал:

– Все это для нас очень ценно. Я дам вам письмо к военному командиру, в котором попрошу его определить вас в гарнизон рядом с городом, чтобы, если понадобится, вы смогли бы прийти сюда снова. Сейчас десятник Хун отведет вас в тюрьму к подозреваемому, а после этого писец запишет ваши показания. Все, можете идти.

Поблагодарив судью, обрадованные солдаты вышли в сопровождении Хуна, а судья склонился над столом и написал прошение к военному командиру. Когда с этим было покончено, он велел Дао Ганю сообщить все добытые сведения Ма Жуну и Цзяо Даю. Он рассказал все, что узнал, и тут вошел Хун с сообщением, что солдаты опознали в Бань Фэне человека, которого видели на дороге в город.

Судья Ди допил чай, который оставался в чашке, и заговорил:

– Что ж, время подвести итоги. Во‑первых, что касается убийства госпожи Бань: мы теперь точно знаем, что о встрече с так называемыми разбойниками Бань Фэн сказал правду. Думаю, что и все остальное тоже правда, но для полной уверенности мы все‑таки подождем возвращения приставов из Пяти Овнов. Лично я, впрочем, и так не сомневаюсь, что Бань Фэн невиновен. Нам нужно направить усилия на поиски настоящего убийцы, который умертвил госпожу Бань где‑то между полуднем пятнадцатого числа и ранним утром шестнадцатого.

– Раз убийца заранее знал, что Баня не будет дома, – вступил в разговор Дао Гань, – это должен быть кто‑то, кто хорошо с ними знаком. Е Дай мог бы перечислить нам всех друзей своей сестры, ведь они с ней были очень близки.

– Допросить Е Дая необходимо в любом случае, – ответил судья Ди, – ведь то, что тебе сказали в игорном доме, само по себе требует расследования. И я лично расспрошу у Бань Фэна обо всех их друзьях и знакомых. Теперь перейдем к делу Ляо Лень‑фан. Дао сообщил его друг‑торговец, что Ляо Лень‑фан тайно посетила дом свиданий для встречи с неким молодым человеком. Очевидно, что это тот же самый дом свиданий, который назвал сводник. Через несколько дней к Ляо Лень‑фан подходит на рынке какая‑то женщина, что‑то ей сообщает и тут же уводит ее. Что она могла ей сказать? Очевидно, что ее ждет ее любовник. Но мы можем лишь гадать, какую роль в этом играл человек в татарском капюшоне.

– Понятно, что это не к нему девушка шла на свидание, – задумчиво сказал десятник Хун. – Торговец описывал Дао Ганю стройного молодого человеке, а немой мальчик говорил, что этот высокий и полный.

Судья кивнул, соглашаясь. Некоторое время он молчал, задумчиво водя пальцами по бакенбардам, а затем продолжил свою мысль:

– Как только Дао Гань рассказал мне о тайном свидании Ляо Лень‑фан, я послал старосту в рисовую лавку нашего друга, чтобы тот пошел с ним на рынок и показал дом. После этого начальник должен был зайти к Чжу Да‑юаню и вызвать в суд Ю Гана. Хун, сходи посмотри, не вернулся ли он уже!

Хун вышел и вернулся через минуту.

– Дом, где была Ляо, – отрапортовал он, – это действительно дом свиданий рядом с «Весенним ветерком». Соседи говорят, что хозяйка умерла позавчера, а единственная служанка уехала к себе в деревню. Соседи еще говорят, что в доме творились странные вещи, что по ночам часто оттуда доносился шум, но они почитали за лучшее делать вид, что не замечают. Когда пришел староста, дверь была открыта. Дом был обставлен очень хорошо, лучше, чем можно ожидать. С момента смерти хозяйки туда никто не заходил, и никто пока не заявил на него прав. Староста произвел опись имущества и велел опечатать двери.

– Опись, значит, произвел, – откликнулся судья. – Подозреваю, что часть имущества сейчас перейдет в его собственный дом. Что‑то мне не нравятся эти его всплески энтузиазма… Очень жаль, что хозяйка скончалась именно сейчас, теперь нам никто не расскажет, что за любовник был у Ляо Лень‑фан. Да, Ю Ган здесь?

– Ждет у охранников, сударь, – ответил десятник Хун. – Я схожу за ним.

Хун привел Ю Гана, и судья отметил, что у обычно цветущего юноши сейчас бледный, нездоровый вид. Губы его подергивались, руки дрожали, и он ничего не мог с собой поделать.

– Садитесь, Ю Ган, – пригласил судья Ди. – Наше расследование продвигается вперед, и сейчас нам нужно побольше узнать о вашей невесте. Скажите, как долго вы знакомы?

– Три года, ваша честь.

Брови судьи в удивлении поползли вверх.

– Древние говорили, что если между юными возникает приязнь, для них лучше всего сочетаться браком, как только они достигнут соответствующего возраста.

Ю Ган густо покраснел и торопливо ответил:

– Господин Ляо очень привязан к дочери, ваша честь, и ему было бы тяжело расстаться с нею. Мои же родители, живущие далеко на Юге, просили господина Чжу распоряжаться моей судьбой от их имени. Я жил у господина Чжу все это время. Он боится, и я могу это понять, что если я обзаведусь собственной семьей, я перестану быть полностью в его распоряжении. Он был для меня вторым отцом, ваша честь, и я просто не мог настаивать, чтобы он позволил мне жениться.

Судья Ди не стал ничего комментировать и просто спросил:

– Как вы полагаете, что могло случиться с Лень‑фан?

– Я не знаю! – закричал юноша. – Я думаю об этом все время, мне так страшно…

Судья молча смотрел на Ю Гана. Тот сжал руки так, что они побелели; по щекам его медленно сползали слезы.

– Скажите, – внезапно спросил судья, – а вы не боялись, что она убежала с любовником?

Ю Ган изумленно воззрился на судью и, невольно улыбнувшись сквозь слезы, ответил:

– Нет, ваша честь, нет! Этого просто не могло быть, я вам ручаюсь!

– В таком случае, – печально сказал судья, – у меня для вас плохие новости, Ю Ган. За несколько дней до своего исчезновения Лень‑фан посетила дом свиданий на рынке, где встретилась с молодым человеком.

Ю Ган побледнел. Лицо его стало пепельного цвета, он посмотрел на судью расширившимися глазами и внезапно закричал:

– Это конец! Наша тайна раскрыта!

Он разрыдался и забился в конвульсиях. Повинуясь незаметному знаку судьи, десятник Хун поднес ему чашку чаю, и юноша осушил ее одним глотком. Ему стало легче, и он продолжал уже почти нормальным голосом:

– Ваша честь, Лень‑фан покончила с собой, и я повинен в ее смерти!

Судья тяжело откинулся на спинку кресла и, медленно поглаживая бакенбарды, сказал:

– Объяснитесь, Ю Ган!

Юноша с трудом овладел собой и начал:

– Примерно шесть дней тому назад Лень‑фан пришла со своей воспитательницей в дом Чжу Да‑юаня, чтобы передать письмо от матери для его старшей жены. Та принимала ванну, и им пришлось подождать. Лень‑фан вышла в сад, и там я ее увидел. Моя комната расположена в той части дома; я уговорил ее подняться ко мне… И после этого мы несколько раз тайно встречались в том доме, на рынке. Ее воспитательница заходила в лавочку, которой владеет какая‑то ее подруга, и не возражала, чтобы Лень‑фан гуляла по рынку одна, пока они болтали. Последний раз мы с Лень‑фан встретились за два дня до ее исчезновения.

– Так это вас видели около того дома! – вырвалось у судьи.

– Да, меня, ваша честь, – пролепетал Ю Ган. – В тот день Лень‑фан призналась мне, что беременна. Она была в ужасе, потому что наша связь немедленно стала бы известна. И я тоже был в панике, ведь я знал, что после этого господин Ляо выгнал бы дочь из дому, а меня господин Чжу отправил бы к родителям. Я пообещал Лень‑фан, что сделаю все возможное, чтобы вымолить у господина Чжу согласие на брак, и Лень‑фан тоже решила поговорить со своим отцом. Я пришел к своему хозяину в тот же вечер, но он и слышать ничего не хотел. Он кричал на меня, называл меня неблагодарной скотиной и плутом. Я тайком отправил Лень‑фан записку, в которой рассказал о своей неудаче и просил как можно скорее поговорить с отцом. Бедняжка, очевидно, пришла в полное отчаянье и покончила с собой. Она бросилась в колодец. И я, я один, в ответе за ее смерть! О, горе мне!

Ю Ган снова разрыдался. Через некоторое время прозвучал его прерывающийся голос:

– Эта тайна давила на меня все эти дни; каждую минуту я боялся, что найдут ее тело. И когда пришел этот ужасный человек, Е Дай, и сказал, что видел, как Лень‑фан входила ко мне в комнату, я дал ему денег, чтобы он только молчал. Но ему было мало, и он явился снова! Он стал приходить каждый день. Сегодня он снова пришел…

– Как он узнал о вашей тайне? – прервал его вопросом судья.

– Нас выследила Лю, старая служанка Чжу. Когда‑то она служила в доме Е и нянчила маленького Е Дая. Видимо, это она рассказала ему о том, что видела нас, когда они разговаривали в коридоре около библиотеки, – Е Дай ждал Чжу, чтобы поговорить о какой‑то сделке. Е Дай клялся мне, что больше старуха никому ничего не скажет.

– А сама она не приходила к вам? – спросил судья.

– Нет, ваша честь. Но я хотел сам поговорить с ней, чтобы убедиться, что она будет молчать. Однако найти ее мне до сегодняшнего дня не удалось. – Заметив удивленный взгляд судьи, Ю Ган пояснил: – Мой хозяин разделил дом на восемь частей, не сообщающихся друг с другом. В каждой части своя кухня и своя прислуга. Главную часть занимает сам господин Чжу со своей старшей женой, там же находятся его кабинет и моя комната. Остальные части дома принадлежат его женам. За слугами следят, им строго запрещено ходить в чужие помещения, так что в доме, как видите, ни с кем из них просто так не поговоришь. Но сегодня утром я встретил Лю около кабинета хозяина, когда выходил оттуда после разговора о денежных расчетах с крестьянами. Я быстро спросил Лю, что она сказала Е Даю про меня и Лень‑фан. Она притворялась, что вообще не понимает, о чем я говорю. Я понял, что она все еще верна старому хозяину… – Ю Ган остановился. – Но теперь уже не важно, сохранит ли она секрет, – прошептал он.

– Нет, это важно, Ю Ган, – возразил судья. – У меня есть доказательства того, что Ляо Лень‑фан не убивала себя. Ее похитили.

– Что?! – закричал Ю Ган. – Но кто же это сделал? И где она сейчас?

Судья Ди поднял руку.

– Расследование продолжается, – ответил он. – Вы должны держать все в тайне, чтобы не спугнуть того, кто похитил Ляо Лень‑фан. Когда Е Дай снова явится за деньгами, скажите ему прийти через день или два. Я обещаю, что за это время найду вашу невесту и того, кто воспользовался ею для совершения преступления. Ю Ган, вы наделали глупостей с самого начала. Вместо того чтобы позаботиться о девушке, вы воспользовались ее страстью, – утолили ее желание, которое на самом деле не имели права утолить. Предложение, женитьба – это не частное дело двоих любящих, это торжественная церемония, в которой должны участвовать обе семьи. Вы оскорбили память своих предков, которые объявляли о свадьбе перед семейным алтарем, и вы опозорили свою невесту. В то же время вы дали преступнику возможность воспользоваться девушкой, ведь он заманил ее, сказав, что это вы ее ждете. Вы сами продлили ее заключение тем, что не сказали мне всей правды сразу, как только узнали об ее исчезновении. Что ж, Ю Ган, сейчас вы можете идти. Я сообщу вам, когда найду ее.

Юноша попытался что‑то сказать, но не смог произнести ни слова. Он просто повернулся и вышел.

Помощники судьи заговорили все разом. Судья поднял руку, призывая к тишине, и сказал:

– Дело Ляо Лень‑фан приближается к завершению. Очевидно, похищение организовал этот подонок Е Дай, ведь, кроме служанки, тайну знал только он. Вдобавок Е Дай подходит под описание, которое дал немой мальчик на рынке. Женщина, которая увела Ляо Лень‑фан, – это, должно быть, хозяйка дома свиданий. Но она отвела девушку не в дом, а куда‑то еще, где ее, наверное, и держит Е Дай – то ли для собственного пользования, то ли для продажи. Он знает, что он в полной безопасности, ведь бедная девушка ни за что не попытается связаться ни с женихом, ни с родителями. Только Небу известно, что он с ней делает!.. Но и этого ему мало, он еще шантажирует Ю Гана…

– Ваша честь, хотите, я пойду и разыщу этого ублюдка? – немедленно вызвался Ма Жун.

– Обязательно! Идите с Цзяо Даем в дом Е. Братья, скорее всего, сейчас ужинают. Дождитесь, когда Е Дай выйдет, и проследите за ним. Он должен привести вас в то место, где он прячет Ляо Лень‑фан. Арестуйте его и всех, кого там найдете. С ним можете особо не церемониться. Только смотрите, чтобы он потом был в состоянии говорить… Удачи вам!

 

Глава девятая

Судья Ди отводит домой заблудившуюся девочку; ему сообщают еще об одном убийстве

 

Ма Жун и Цзяо Дай вышли. Вскоре и Хун с Дао Ганем отправились на ужин. Судья Ди сел за стол и принялся разбирать бумаги, которые пришли из областной управы.

В дверь кто‑то постучал.

– Войдите! – крикнул судья, откладывая бумаги в сторону. «Должно быть, слуга принес ужин», – подумал он.

Но это была госпожа Го. На ней была длинная меховая накидка с капюшоном, которая удивительно ей шла; женщина отвесила судье почтительный поклон, и судья снова ощутил тот необыкновенно приятный аромат трав, что наполнял «Коричную рощу».

– Садитесь, госпожа Го, – пригласил судья. – Мы сейчас не в зале суда.

Она плавно опустилась на край стула.

– Ваша честь, – заговорила она, – я осмелилась явиться сюда, чтобы доложить о двух арестованных женщинах, которых привели сегодня днем.

– Я вас слушаю. – Судья откинулся в кресле и поднес к губам чашку, но она оказалась пуста. Заметив это, госпожа Го встала, налила судье чай из большого чайника, стоявшего на столе, и снова села.

– Ваша честь, они обе с юга, из крестьянских семей. Родители продали их прошлой осенью какому‑то бродячему торговцу, когда случился неурожай. Торговец привез их в Бэйчжоу и перепродал в веселый дом возле рынка. А хозяин веселого дома поселил их отдельно и заставлял заманивать посетителей, чтобы потом отбирать у них деньги, – как это произошло сегодня. Ваша честь, я не думаю, что эти женщины такие уж плохие. Они ненавидят свою работу, но ничего не могут поделать, ведь родители продавали по закону, и у хозяина есть бумага с подписями.

Судья глубоко вздохнул.

– Старая как мир история! Но сейчас, кажется, им можно помочь, поскольку у хозяина веселого дома не было разрешения на открытие публичного заведения. Как обращались с девочками там?

– О, это тоже старая история, – госпожа Го невесело улыбнулась, – их били, заставляли исполнять всю домашнюю работу…

Она грациозно поправила капюшон, и судья в очередной раз подумал, что госпожа Го все‑таки на редкость красивая женщина.

– Обычно за содержание подпольного притона полагается крупный штраф, – сказал судья. – Однако же в нашем случае накладывать штраф бесполезно – ну выплатит хозяин деньги, но потом‑то просто взыщет убыток с девочек. Правда, его можно обвинить в вымогательстве, а после этого признать продажу девушек незаконной и аннулировать сделку. И раз вы считаете, что они не заслужили наказания, их лучше всего будет отправить к родителям.

– О ваша честь, вы так добры…

Госпожа Го встала, собираясь уходить. Судья вдруг поймал себя на мысли, что ему жаль отпускать ее, что он хочет продолжать разговаривать с ней…

Он взял себя в руки и коротко сказал:

– Благодарю вас за отчет, госпожа Го. Вы можете идти.

Она поклонилась и вышла из кабинета.

Судья встал и принялся шагать из угла в угол, заложив руки за спину. После ее ухода в кабинете как будто стало холоднее. Тут судья вспомнил, что его семейство должно сейчас находиться на первой почтовой станции. «Интересно, как они там устроились?» – подумал он. Вошел слуга и принес ужин; после еды судья еще долго стоял с чашкой чая у печки.

Неожиданно дверь распахнулась – вошел Ма Жун, и вид у него был удрученный.

– Ваша честь, Е Дай ушел из дома после завтрака, – с места в карьер начал он, – и не вернулся к ужину. Слуга сказал, что он часто ужинает с остальными игроками и приходит домой за полночь. Цзяо Дай остался следить за домом.

– Жаль! – вздохнул судья. – Я надеялся, что мы уже сегодня найдем девушку! Ну что ж, продолжать слежку вряд ли стоит. Завтра Е Дай явится в суд вместе с Е Бинем, и тогда мы его и схватим.

Ма Жун ушел. Судья Ди сел к столу и придвинул к себе бумаги, намереваясь закончить наконец с делами, но понял, что не может сосредоточиться. Его особенно беспокоило то, что Е Дай ушел из дома. Судья убеждал себя, что его тревога беспочвенна, что Е Дай вряд ли посещает место, где спрятана Лень‑фан, каждый день, что сегодня у него могли быть какие‑то другие дела… И тем не менее это ужасно – уже видеть перед собой конец дела и сидеть просто так, ничего не предпринимая. А вдруг Е Дай все‑таки там? Вдруг он как раз сейчас идет к Лень‑фан? Его капюшон не так трудно вычленить в толпе… И вдруг судью словно обожгло. Он понял, где видел этот капюшон. У Храма Городского Божества!

Судья вскочил, бросился к шкафчику в углу кабинета и стал рыться в ворохе старой одежды. Он вытащил поношенную, заплатанную, но все еще теплую меховую накидку и надел ее. Снял шапочку и вместо нее намотал толстый шерстяной плат, закрывающий шею и нижнюю часть лица. Затем достал маленький сундучок с лекарскими принадлежностями на ремне и надел его на плечо. Судья посмотрел на себя в небольшое зеркало: теперь он выглядел как обычный врач, возвращающийся после обхода больных.

Судья вышел из здания через черный ход. С неба падали крупные хлопья снега; судья шел к Храму Городского Божества, внимательно всматриваясь в редких прохожих, но видел лишь обычные меховые шапки – татарского головного убора ни у кого не было.

Небо постепенно очистилось. Судья подумал, что шанс встретить Е Дая – один из тысячи, если не меньше. Тут же ему пришло в голову, что на самом деле он и не надеется на эту встречу, скорее, ему просто необходимо пройтись по улице, подышать свежим воздухом после долгого сидения в холодном, пустом кабинете. Судье стало грустно. Он остановился и огляделся. На пустой и темной улице никого не было. Судья решил, что пора возвращаться. Его ждет работа.

И тут откуда‑то донесся тихий плач. Судья Ди пошел на звук и увидел девочку лет шести, которая сидела на крыльце какого‑то заброшенного дома и горько плакала.

– Что с тобой, малышка? – участливо спросил судья Ди.

– Я заблудилась! – сквозь слезы ответила девочка. – Я не знаю, где мой дом!

– Ничего, я знаю, где ты живешь. Пойдем, я тебя отведу домой! – сказал судья. Он снял сундучок, сел на него и посадил девочку на колени. Бедняжка дрожала от холода, и судья укутал ее в свою накидку. – Но сначала тебе нужно как следует согреться.

Девочка уже не плакала.

– А потом вы отведете меня домой, да? – доверчиво спросила она.

– Конечно, – ответил судья. – Скажи‑ка, как тебя зовет мама?

– Мэй‑лань. А вы разве не знаете?

– Знаю, конечно, я просто забыл. А теперь вспомнил. Ван Мэй‑лань.

– Нет, это вы, наверное, пошутили! Меня на самом деле зовут Лу Мэй‑лань!

– Ах, ну да, – извиняющимся голосом сказал судья, – еще у твоего отца есть лавка в…

– Ой, да вы просто притворяетесь, что знаете! – разочарованно протянула девочка. – У меня отец умер. А у мамы лавка хлопковых тканей. Ничего вы про меня не знаете!

– Понимаешь, малышка, я врач, я всегда бываю ужасно занят и все путаю, – попытался оправдаться судья. – Скажи мне, с какой стороны Храма вы с мамой проходите, когда идете на рынок?

– С той стороны, где два каменных льва, – быстро ответила Мэй‑лань. – А какой из них вам больше нравится?

– Тот, у которого шар в лапе, – осторожно ответил судья, надеясь хоть в этот раз попасть правильно.

– И мне тоже! – радостно сказала девочка. Судья встал, перекинул через плечо сундучок, взял девочку на руки и зашагал к Храму.

– Интересно, какой это у мамы котенок, – задумчиво произнесла Мэй‑лань.

– Котенок? – рассеянно переспросил судья Ди.

– Ну да, котенок. Понимаете, к маме приходит один человек, они разговаривают ночью, и он все время зовет какого‑то котенка и разговаривает с ним! Я спрашивала у мамы, но она рассердилась и сказала, что котенок мне приснился. Но я то знаю, что не приснился!

Судья тихонько вздохнул. У вдовы Лу, наверное, есть любовник, которого она скрывает от дочки.

Они подошли к самому Храму. На улице была лавочка, и судья спросил у хозяина, где лавка вдовы Лу. Тот показал, куда идти, и судья с девочкой направился дальше.

– А почему ты убежала из дома одна так поздно? – спросил он.

– Мне приснился страшный сон, я от страха проснулась и выбежала, чтобы найти маму!

– Разве у тебя нет няни?

– Мама выгнала ее после смерти папы. Сегодня вечером дома никого не было…

Они подошли к лавке с вывеской «Лавка тканей Лу». Судья остановился на секунду, потом постучал в дверь.

Ему открыла женщина лет тридцати, небольшого роста и очень стройная. Она осветила лицо судьи фонарем и злобно спросила:

– Что вы делаете с моей дочерью?

– Она заблудилась на улице, и я привел ее домой, – сдержанно ответил судья. – Вам бы смотреть за ней получше. Она могла простудиться.

Женщина бросила на него недобрый взгляд. Судья подумал, что она могла бы быть хорошенькой, если бы не это злое, даже жестокое выражение ее глаз.

– А вам бы не лезть в чужие дела, – прошипела она. – Я вам не дам ни гроша, и нечего тут околачиваться!

Женщина выхватила дочку из рук судьи и захлопнула дверь у него перед носом.

– М‑да, приятная дама, – еле слышно пробормотал судья, пожал плечами, развернулся и направился назад, к главной улице.

Проходя мимо кабака, судья налетел на двух мужчин, почти бежавших по дороге. Один из них тихо выругался и побежал было дальше, но вдруг разглядел лицо судьи и резко остановился. Второй тоже остановился, ничего не понимая.

– Небеса праведные, судья! – воскликнул первый.

Судья Ди улыбнулся, глядя на изумленные лица Ма Жуна и Цзяо Дая, и сказал:

– Я хотел найти Е Дая, но вместо этого пришлось отвести домой заблудившуюся девочку. Хотите, попробуем найти его вместе… – Увидев смятение на лицах помощников, судья понял, что что‑то случилось. – В чем дело? – спросил он, разом посерьезнев.

– Ваша честь, – хрипло ответил Ма Жун, – мы как раз шли в суд, чтобы доложить вам: Лань Дао‑гуй найден в бане убитым.

– Как его убили? – спросил судья.

– Его отравили, ваша честь, – с непередаваемой горечью в голосе сказал Цзяо Дай. – Какое зверское, кошмарное убийство!

– Идемте, – отрезал судья.

 

Глава десятая

Судья приступает к расследованию коварного убийства; он находит в чашке с чаем отравленный цветок

 

Вокруг бани уже собралась огромная толпа. У дверей стоял надзиратель с рынка. Он хотел было задержать судью, но тот откинул платок, и охранник тут же узнал его и посторонился, давая пройти.

Полный мужчина с круглым лицом, встретивший судью в холле, представился хозяином бани. Судья был в бане впервые, но знал, что вода здесь шла из природного источника и обладала целебными свойствами.

– Покажите, где произошло убийство, – велел он.

Хозяин провел судью и сыщиков в предбанник, где стоял жаркий пар, и Ма Жун посоветовал судье раздеться до белья: дальше будет еще жарче. Судья снял всю одежду, и хозяин объяснил, что коридор отсюда ведет к общему бассейну, а справа находятся десять отдельных банных помещений. Лань Дао‑гуй всегда сидел в последнем, так как там было наиболее тихо.

Он открыл дверь, и в предбанник проникли струи горячего пара. Сквозь пар судья различил две фигуры в черных халатах и шароварах, защищающих от жара.

– Это мои люди, – пояснил хозяин, – они велели всем выйти. А вот и комната Ланя.

Они вошли в банное помещение. Пол был залит водой; в середине стояли небольшой стол и бамбуковая скамья. На полу около скамьи лежало обнаженное тело – какого‑то неестественного, зеленоватого цвета. Изо рта вывалился распухший язык.

Судья осмотрелся. На столе он увидел чайник и несколько кусков бумаги.

– Смотрите, вот чашка, – сказал Ма Жун, указывая на пол.

На полу валялись осколки. Судья поднял самый большой и заметил, что внутри осталось немного коричневатой жидкости. Осторожно, чтобы не пролить ни капли, судья поставил его на стол и спросил хозяина:

– Как его обнаружили?

– Господин Лань приходил сюда через день, никогда не пропуская. Он приходил всегда в одно и то же время. Обычно он сначала окатывал себя водой, потом пил чай, потом делал упражнения. Мы никогда не беспокоили его, пока он сам не выходил и не просил еще чаю. Обычно он выходил где‑то через час. После чая он одевался и уходил, и так каждый раз… Вся прислуга любила его и старалась ему угодить, поэтому обычно кто‑нибудь стоял у дверей и ждал, когда господин Лань попросит чая. И вот сегодня вечером он не вышел. Слуга прождал около получаса, потом пошел за мной, поскольку не осмеливался сам беспокоить господина Ланя. Мы все знали его постоянные привычки, и вот поэтому я испугался. Я подумал, что ему стало плохо. Я открыл дверь и… и увидел его.

На несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Наконец заговорил десятник Хун:

– Надзиратель послал своего человека в управу, но поскольку вас, ваша честь, не было, мы сами побежали сюда и проследили, чтобы сюда никто не входил. Мы с Дао Ганем расспросили слуг, Ма Жун и Цзяо Дай сделали список всех посетителей бани. Но никто из тех, кто сегодня здесь мылся, не входил к Ланю.

– Яд был в чае, – сказал судья Ди. – Как он там оказался?

– Скорее всего, чай отравили здесь, в этом помещении, – предположил десятник Хун. – В эти чайники заранее наливают чай из большого чайника в предбаннике. Если бы убийца насыпал яд туда, отравились бы все посетители. Но так как Лань не запирался, мы предполагаем, что убийца вошел к нему, отравил чай и вышел.

Судья согласно кивнул. На одном из осколков чашки он заметил мокрый белый цветок. Судья осторожно поднял осколок и спросил у хозяина:

– Вы подаете жасминовый чай?

– Нет, ваша честь, – покачал головой тот, – нет. Жасминовый слишком дорог.

– Понятно. Дао Гань, перелей в какой‑нибудь сосуд остатки чая, заверни осколок с цветком в промасленную бумагу и возьми с собой. Чайник возьми тоже. Го определит, есть ли там яд, или отравлен был только чай в чашке.

Дао Гань рассеянно кивнул, не отрывая взгляда от кусочков бумаги на столе.

– Смотрите, – наконец сказал он. – Смотрите, ваша честь, Лань Дао‑гуй играл в «семь кусочков»!

Все обернулись и посмотрели на стол. Кусочки бумаги лежали в явном беспорядке.

 

 

– Но здесь их только шесть, – заметил судья. – Посмотрите вокруг, где‑то здесь должен быть и седьмой – маленький треугольник.

Помощники судьи опустились на колени и стали шарить по полу; судья неотрывно смотрел на тело.

– У него сжат кулак! – воскликнул судья. – Посмотрите, может быть, седьмой кусочек в его руке!

Десятник осторожно разжал мертвые пальцы. На ладони был маленький бумажный треугольничек. Хун взял его и передал судье.

– Это показывает, что Лань выкладывал фигурку уже после того, как принял яд! А не может ли быть такого, что он хотел показать, кто его убийца?!

– Похоже, что он смахнул кусочки, падая, – сказал Дао Гань. – И мы уже ничего не сможем увидеть.

– Все равно, зарисуй эти кусочки, – сказал ему судья. – На досуге мы их поизучаем. Хун, скажи надзирателю, чтобы тело доставили в управу. После этого осмотрите комнату как можно тщательнее. Я же должен задать несколько вопросов служителю, что собирает деньги у входа. – С этими словами судья вышел вместе с хозяином бани.

Одевшись в предбаннике, судья прошел ко входу, где сидел служитель, и сел на скамеечку рядом с ящиком для денег. Служитель был в таком страхе, что отвечать на вопросы мог с трудом.

– Ты помнишь, как вошел господин Лань?.. Слушай, перестань так дрожать! – нетерпеливо прибавил судья. – И так ясно, что раз ты сидел в кассе весь день, убийства совершить никак не мог! Так что успокойся, пожалуйста, и отвечай на вопросы.

– Да, я хорошо помню, ваша честь, – пролепетал служитель. – Господин Лань пришел в обычное время, заплатил пять монет и прошел в баню.

– Он был один?

– Да, ваша честь, как всегда.

– Хорошо. Я вижу, что ты знаешь большинство посетителей. Не припомнишь ли, кто приходил сюда после Ланя?

Служитель наморщил лоб, вспоминая.

– Да… Более или менее, ваша честь. Понимаете, приход господина Ланя как бы делил вечер на две половины, для меня его появление всегда было чем‑то вроде вехи… После него пришел мясник Лю, заплатил две монеты за бассейн. Потом господин Ляо, пять монет за отдельную комнату. Потом четверо юношей, которые торгуют на рынке. Затем…

– Ты знаешь всех четверых? – прервал его судья.

– Да, ваша честь, – сказал служитель и, подумав немного, прибавил: – То есть нет, ваша честь, – я знаю только троих из них. Четвертый пришел сюда впервые. Он был одет в черный татарский камзол и шаровары.

– Куда он пошел? – спросил судья.

– Все четверо заплатили за бассейн, и я выдал им черные бирки. – Увидев, что судья непонимающе смотрит на него, служитель снял с вешалки две черные деревянные пластинки, которые висели на веревке, и объяснил: – Мы всем выдаем такие бирки, ваша честь. Черная бирка – в бассейн, красная – в отдельную комнату. Видите, бирка состоит из двух половинок, они помечены одним номером. Гость отдает одну половинку слуге в предбаннике, другую забирает с собой, а при выходе снова показывает слуге, и по ней слуга выдает одежду.

– И это у вас единственная мера предосторожности?

– Да, ваша честь, – извиняющимся тоном ответил служитель. – Мы просто следим, чтобы люди не проходили внутрь без оплаты и чтобы не уносили чужую одежду.

«Что ж, большего ожидать и не следовало», – про себя заметил судья.

– Вы видели, как все четверо юношей потом уходили? – спросил он.

– Э… я не могу точно сказать, – ответил служитель. – Когда обнаружили тело, поднялась такая суматоха, что я…

Его прервали: вошли Ма Жун и Цзяо Дай и сообщили, что ничего больше в комнате не обнаружено. Судья обратился к Ма Жуну:

– Когда проверяли всех пришедших после Ланя, не видели молодого человека, одетого в татарское платье?

– Нет, ваша честь, не видели. Мы спрашивали у каждого имя и адрес, и человека в татарской одежде я бы обязательно запомнил.

Судья повернулся к служителю и сказал:

– Выйдите на улицу и посмотрите, нет ли кого‑нибудь из этих юношей среди толпы.

Служитель вышел; судья Ди сидел молча, задумчиво постукивая черной биркой по столу. Скоро его оторвали от размышлений, – служитель вернулся с испуганным молодым человеком.

– Кто твой приятель‑татарин? – без предисловий спросил у юноши судья.

– Я его не знаю, сударь! – со страхом в голосе ответил тот. – Я видел татарского парня здесь позавчера, он вертелся у входа, но не шел внутрь. Сегодня он снова был здесь, и, когда мы вошли, он вошел за нами.

– Опиши его, – велел судья.

Юноша пришел в явное замешательство.

– Он был небольшого роста, кажется, худой. Вокруг головы у него был повязан черный платок, который закрывал рот. Не знаю, есть ли у него усы. Но, кажется, из‑под платка выбивались длинные волосы. Мои друзья попытались было с ним заговорить, но он на них так посмотрел, что всякая охота говорить пропала. Еще, не ровен час, достанет нож из‑за пазухи…

– Тебе не удалось получше рассмотреть его в бане?

– Нет, он, наверное, пошел в отдельную комнату, – сказал юноша. – В бассейне мы его не видели.

– Что ж, – сказал судья, бросив короткий, но пристальный взгляд на юношу. Тот поспешно вышел, и судья снова обратился к служителю: – Пересчитай бирки.

Служитель стал считать деревянные пластинки; судья неотрывно наблю<